ева, но за годы рассохлась и неплотно прилегала к косяку.
Сикамбриец осторожно потянул дверь на себя. Корс Кант вместе
с  Анлоддой  стояли  совсем  рядом.  Наконец  барду  удалось
впервые взглянуть на захваченный ютами Харлек.
      Бард  удивленно заморгал. На землю уже  легли  длинные
рассветные тени. "Боже мой, да я ведь и правда проспал какое-
то время!"
      Храбрые защитники Харлека уже куда-то спешили по своим
делам мимо обгоревших остовов домов, стараясь не смотреть на
пепелища. Казалось, им и дела нет до обгоревших развалин.
      -  Богородица,  спаси  нас! - неожиданно  вырвалось  у
барда. - Ваш народ так равнодушен!
      Он  почувствовал, как напряглась Анлодда.  Она  сейчас
напоминала  надутый воздухом бычий пузырь,  готовый  вот-вот
лопнуть. Она холодно, отрешенно проговорила:
     - Эти безродные ублюдки могли бы драться.
      -  Может,  они и дрались, - пожал плечами  Ланселот  и
внимательно посмотрел на Анлодду.
      "Он,  наверное, боится, что сейчас бросится  на  своих
сородичей  с  кинжалом", - подумал юноша. Он и  сам  не  без
волнения наблюдал за девушкой.
      - Мы готовы? - спросил Кей, не спуская глаз с Анлодды.
Та   глубоко   вздохнула   и  медленно-медленно   выдохнула.
Распустила   шнурки   бледно-голубой  сорочки   и   вытащила
завернутую в промасленную тряпицу карту. В вырезе сорочки на
миг стали видны ее груди, и Корс Кант жадно уставился на то,
дотронуться  до  чего  ему,  быть  может,  было  никогда  не
суждено. А Анлодда спокойно развернула свиток, не то понятия
не имея о той буре чувств, какую вызвала в душе юноши, не то
a."%`h%--. к этой буре равнодушная.
      Она  только едва заметно самодовольно усмехнулась.  Ее
гнев  унялся  или  она сдерживала себя. Указав  на  какое-то
место в словесной карте, она проговорила:
      -  По-моему,  вот тут написано: "Покои  сенаторов".  Я
права?  Вот  они. По крайней мере были тут. Я  начну  читать
отсюда. Ну да, если бы только я умела читать по-гречески.  -
И  она  указала  на  дымящиеся развалины на  противоположной
стороне улицы.
     Корс Кант начал переводить по памяти, не спуская глаз с
почерневших  от  копоти полуобрушившихся  стен.  Сначала  он
говорил сбивчиво, но вскоре заговорил быстрее:
      -  Улицы..,  вокруг бань.., узки и кривы, тут  полным-
полно  нищих и калек, чьи приставания и уродства.., являются
дьявольскими произведениями извращенных ритуалов.
      -  Корс,  но  ты же не смотришь в карту! - воскликнула
Анлодда  и, медленно шевеля губами, прочла несколько  строк.
Она  покраснела.  -  Но ты совершенно прав.  А  как  это  ты
ухитрился читать, не глядя?
     - Читать? Но ведь я уже прочел эту карту!
     - Когда?
      -  Когда  попросил ее у тебя. Прошлой  ночью.  Анлодда
подбоченилась и угрожающе сдвинула брови.
     - Да ты ее в руках держал всего-то несколько мгновений!
Как же ты смог запомнить...
     Корс Кант, словно почувствовав в вопросе девушки какой-
то подвох, стал отвечать медленно, с расстановкой:
      -  Ну..,  мы, друиды.., запоминаем наизусть до  тысячи
различных стихов и прозу...
      -  Хорошо.  Прости, что я спросила тебя об этом,  Корс
Кант  Эвин. Анлодда раздраженно сунула свиток за  пазуху.  -
Продолжай же.
      -  ..Полным-полно  нищих и калек,  чьи  приставания  и
уродства.., являются дьявольскими произведениями извращенных
ритуалов. Эти безбожные язычники...
      -  Переходи  к следующему зданию, - посоветовал  юноше
Ланселот.
      -  Ну  почему,  так  интересно было!  -  запротестовал
Бедивир.
     Ланселот поторопил юношу жестом, изобразив что-то вроде
вращения   колеса.   Корс  Кант  прикрыл   глаза,   мысленно
пробежался глазами дальше по тексту.
     - От бань отходят две улицы. Одна из них - узкая улочка
ремесленников,  которая ведет к рыбным  рядам,  а  вторая  -
изгибающаяся   подковой.  Она  лежит  между  мукомольней   и
зданием, которое зачастую посещают богатые купцы. Эта  улица
выводит на главную.., на восьмую улицу.
      -  Восьмую  улицу? - переспросили Анлодда  и  Ланселот
одновременно.
      - Тот, кто писал эту карту, время от времени сбивается
на латынь. Там написано Vicus Octavus. Восьмая улица.
     Анлодда недоверчиво покачала головой.
      -  Нет,  это какая-то ошибка. Улиц с цифрами в Харлеке
нет.  И  кому бы пришло в голову давать улице такое дурацкое
-  '"  -(%? И куда тогда, спрашивается, подевались остальные
семь?
     - Но может быть, следовало написать "Vicus Octavius"? -
предложил бард. "Улица Октавиана?"
     - Вот это другое дело!
     - Ты уверена? - спросил Ланселот. Анлодда кивнула.
      -  Она  ведет к старой крепости. Уверена,  именно  там
закрепились саксы. Я хотела сказать - юты. Это и есть улица,
изогнутая подковой.
     Ланселот кивнул и, пригнувшись, вышел из бань.
      Друг  за другом его спутники осторожно вышли на улицу,
поеживаясь  от  утренней  прохлады.  В  ноздри  Корса  Канта
ударили запахи мочи, горелого дерева, дохлых животных.
      Автор  описания  города оказался  прав  насчет  нищих.
Невзирая  на  ранний час, несколько десятков  попрошаек  уже
сидели у порогов домов, валялись в водосточных канавах.
     Лохмотья и капюшоны с трудом прятали их увечья - культи
и  раздутые  шеи. Некоторые уродства производили впечатление
рукотворных, причем руки к себе приложили сами попрошайки.
      Особенно потрясли воображение Корса Канта двое  калек,
сидевших прямо около входа в бани. Там, где должны были быть
руки  и  ноги,  у  них болтались какие-то  лоскутки  с  едва
намеченными   пальчиками  -  совсем  как   ручки   и   ножки
новорожденных.

     Отмерь, отрежь и отними!
     Твои друзья отныне мы!

     Ланселот, прищурившись, осмотрелся.
     - Вот она, мукомольня, похоже.
      -  А вон там - покои богатых зерноторговцев? - спросил
Кей.
     - Там тюрьма, - поправила его Анлодда, горько вздохнув,
и  указала  на  обитую  железом дверь и  зарешеченные  окна,
сквозь  которые  тянулись чьи-то худые  руки.  -  Много  лет
прошло с тех пор, как погиб Рикка, и отчасти поэтому я  ушла
отсюда.  "Домой  не возвращаются", - так  говорят,  а  порой
бывает  и  так, что твой дом отбирают у тебя как раз  тогда,
когда ты туда возвращаешься.
     - Похоже, это и есть та улица, что изгибается подковой,
-  заключил Ланселот, указывая на проход между двумя домами.
Анлодда кивнула. Они тронулись в путь, лавируя между  идущих
куда-то горожан, а Корс Кант старался не смотреть на нищих.
      Но  вдруг какой-то мужчина выскочил и загородил  барду
дорогу.  Вид  его  был  ужасающим: у  него  было  два  самых
настоящих рта. Открывая и закрывая оба, нищий взмолился:
     - Милли!
     Корс Кант остолбенел, не в силах двинуться с места.
      - Я... У меня.., нет денег, - наконец выдавил он. И не
врал:  свои последние сбережения он отдал Анлодде в  пещере,
когда она посвятила его в Строители и открыла свою тайну.
      Неожиданно  нищие окружили юношу со  всех  сторон.  Он
пытался вырваться, догнать своих спутников, но, увы,  он  не
вышел  ростом,  и  даже  не  видел  товарищей  поверх  голов
/./`.h %*.
      В  страхе  бард  съежился, прижал к груди  арфу.  "Моя
арфа!" Он намеренно не пробовал играть на ней с тех пор, как
она промокла в море, ждал, пока подсохнут струны. Сумеет  ли
он  настроить  ее? Надо было что-то сыграть,  чтобы  отвлечь
нищих!
     "Как глупо! Ни до чего более дурацкого я еще в жизни не
додумывался!"  Но  вдруг ему вспомнилась тихая,  раздумчивая
пастушья  песня,  которую  его  мать  пела,  когда  нарезала
баранье  мясо для жаркого. Это было так давно, до  пожара  в
Лондиниуме, до того, как город захватил Вортигерн, до  того,
как его освободили Артус и Ланселот. Дрожа, Корс Кант сжал в
пальцах арфу и заиграл.
      Пальцы его промахивались, не попадали по струнам, то и
дело  он  извлекал неверные ноты. Чьи-то руки  потянулись  к
нему,  хватали за рукава, за подол рубахи. Горбатая  старуха
ухватила  его за ногу и чуть не повалила наземь.  Юноша  был
так напуган, что чуть было не крикнул:
     "На помощь!"
      Но  тут  вдруг  в ушах у него зазвучал  успокаивающий,
отрезвляющий голос: "Найди свою чашу. Найди ее внутри  себя.
Она  там". И тут словно водопровод прорвало - из груди барда
вырвалась  пастушья песня. Пальцы нащупали верные струны,  и
Корс  Кант  заиграл  так прекрасно, как  не  играл  даже  на
испытании в школе друидов.
      Звук  арфы  стал  подобен  журчанию  горного  ручейка,
срывавшегося  с  белых скал высоко над цветущей  долиной,  а
потом   весело   бегущего   под  липами,   ветлами   и   меж
колокольчиками вереска. Журчащая, как вода, мелодия, смеясь,
мчалась  по каменистому ложу, падала крошечными водопадиками
по  уступам и стекала в глубокий зеленый мшистый  пруд,  где
хором  квакали  лягушки. Из пруда ручей  вытекал  спокойнее,
размереннее, и нежно питал собой травянистую долину, источая
запах свежескошенного сена.
      По  его  берегам паслись овцы, входили в  реку,  чтобы
спастись  от  жары.  Около  стада бегали  овчарки,  лаяли  и
сгоняли стадо. А пастухи сидели высоко на прибрежных  утесах
и  свистом давали приказы овчаркам, а один из них  сидел  на
той   самой   скале,  где  начинался  ручей,  где   родилась
мелодия...
      Корс  Кант  сыграл последнюю ноту, вернул песню  к  ее
началу,  заставив музыку проделать путь от скалы к долине  и
обратно.  Допев, он вдруг с изумлением обнаружил, что  стоит
на  улице  Харлека и держит в руках арфу, находясь  в  кругу
калек-попрошаек, рядом с тюрьмой.
      Нищие  плакали.  Некоторые  смотрели  себе  под  ноги,
опечаленные  рассказом о тщетности странствий ручья.  Другие
плакали  от  той красоты, что узрели в собственных  сердцах.
Двуротый калека прошамкал:
      -  Хорошая  песня, парень. Правильная,  как  нерушимая
скала.  За  нее  не жалко бы отдать миллиаренси,  да  и  три
солидуса, будь они у меня.
      Он  протянул к юноше руку, на которой недоставало двух
пальцев  и  коснулся макушки Корса Канта. Барду  удалось  не
$`.#-cbl. Этот калека понял песню лучше остальных  -  глубже
чем кто-либо из тех, для кого бард пел ее в Камланне. Как-то
раз  он  отважился  сделать это, и  ответом  на  песню  было
гробовое молчание.
      "Вода - вот моя жизнь. Она течет с высот на равнину, и
снова  взбирается ввысь. Она становится мутной и илистой,  и
выплескивается  в  тину  завтрашнего  дня.  Но  всем  ведают
пастухи, что сидят на высокой скале, а эта скала выше  всего
- выше овец, выше пастушьих собак".
      "Эта та часть тебя, что является Строителем Храма",  -
подсказал  барду внутренний голос. Чья это была  мысль?  Чей
голос?  Его  собственный? Или Анлодды?  Корс  Кант  медленно
опустил арфу.
      Нищие  расступились  и разбрелись  по  своим  логовам.
Только теперь Корс Кант наконец увидел своих спутников.  Они
стояли на дороге и ждали его.
       -  Тебе  не  грозила  опасность,  юноша,  -  объяснил
Ланселот. - Если что - мы бы тебя выручили.
      - Они не желали мне зла, - согласился Корс Кант. - Они
только просили монетку.
       Анлодда  нахмурилась  -  наверное,  вспомнила,   куда
девалась последняя монетка барда.
     - Ты им подал?
     - Рад бы подать, да нечего было.
      Она  с  усмешкой  смотрела на него.  "Слышала  ли  она
песню?"  Ведь песня была как раз из тех "неканонических",  о
которых он упомянул в разговоре с Меровием.
      Он  поспешил догнать остальных. Но когда  он  проходил
мимо Анлодды, та загадочно улыбнулась.
     - Любой принцессе нужен бард, - шепнула она ему на ухо.
      А  потом  она  повела отряд по улицам и проулкам,  где
булыжники мостовых наполовину выступали из утоптанной земли.
Они  прошли  по  улице,  где  жили  рыбаки,  чьи  дома  были
построены  из  обломков  старых кораблей.  Кое-где  мелькали
намалеванные  желтой  краской  арабские  письмена,  значение
которых  даже  Корсу Канту не было понятно.  Повсюду  к  ним
приставали нищие, но разведчики шагали быстро, и окружить их
было  невозможно.  Юты на них внимания не  обращали.  Честно
говоря,  по  пути  им  попались  только  измученные   ночные
дозорные, возвращавшиеся со стражи - полупьяные, полусонные,
волоча  погашенные фонари, они возвращались  к  казарме.  Не
заметили   разведчики   и  никаких  признаков   вооруженного
сопротивления.  Казалось, жители Харлека  восприняли  захват
города равнодушно, как нечто само собой разумеющееся, и жили
своей обычной жизнью.
      Время от времени Корс Кант вспоминал очередные отрывки
из  греческой  карты-путеводителя, а  Анлодда  указывала  на
описанные  в  карте дома и улицы. Ланселот хранил  молчание.
Кей и Бедивир - тоже.
      Остановились  они  в том месте, где  дома  стояли  так
близко   друг   к   другу,  что  улица  была   погружена   в
непроницаемый  сумрак. Анлодда, прищурившись, посмотрела  на
верхушку четырехэтажной башни, озаренной белесым солнцем.
      -  Куда  теперь?  - спросил Корс Кант.  -  Грек  здесь
/."%`-c+  и  дальше  пошел по Vicus Ludibrium.  Но  крепость
дальше - и он указал на древнеримский форт.
     Ланселот взглянул на Анлодду, приподнял одну бровь.
     - Харлекские укрепления? - спросил он.
     Анлодда кивнула.
      Величиной крепость не уступала Каэр Камланну.  Главная
постройка имела L-образное продолжение. Но если Камланн  был
выстроен большей частью ради удобства, а не как крепость, то
Каэр   Харлек  представлял  собой  настоящее  противоосадное
укрепление, выстроенное в целях отражения набегов варварских
племен. И то, что крепость так скоро пала под натиском всего-
то  нескольких  тысяч мародерствующих ютов, было  преступным
легкомыслием принца Горманта.
     К главному зданию примыкали две большие пристройки. Обе
они  были  покрыты красной черепицей и выстроены  из  белого
камня.  Крепостная стена, острые деревянные  выступы  -  все
истинно римское.
      Северный  фасад Каэр Харлека покрывали  многочисленные
кимрские символы, включая и алого дракона - знак Пендрагона.
Судя по тому, как небрежно был намалеван дракон, он появился
здесь  не  так  давно  - в те времена, когда  полвека  назад
Британию захлестнула волна цивилизации. Вдоль фасада тянулся
садовый  забор  из  выбеленных  временем  бревен.  По  верху
изгороди  шла геометрическая резьба - тоже наверняка  детище
нового времени.
     "Харлекская крепость!" - эта мысль волновала и страшила
Корса  Канта.  Что  же  теперь? Что смогут  сделать  четверо
воинов  и  певец  против  ютского  войска?  Ланселот  знаком
повелел     всем    собраться    и    встать    спиной     к
забаррикадированному дому.
      - Тут когда-то был свечной цех, - пояснила Анлодда.  -
Жадюга Гормант отобрал его у хозяев за неуплату податей.
     - Что смогут сделать трое воинов, девушка и бард против
ютов?  -  проговорил Ланселот. Корс Кант вздрогнул.  Неужели
этот демон Ланселот прочел его мысли?
       Вопрос   оказался  риторическим,  поскольку  Ланселот
продолжал:
     - У нас.., в Сикамбрии мы придумали, как наносить удары
противнику,   располагающему  превосходящими  силами.   Наше
главное  оружие  - оставаться невидимыми, наш  инструмент  -
страх.  А  залог  устрашения  -  беззвучное  нападение   под
покровом мрака.
      -  Но как мы можем оставаться невидимыми? - недоуменно
вопросил Бедивир и озадаченно поскреб затылок.
      -  Как  Кассибеллан, - напомнил ему Корс  Кант.  -  Он
набросил на плечи магическую мантию, и никто не заметил, как
он   прикончил   шестерых  воинов  Карадока,   сына   Брэна-
Благословенного.
      А  Ланселот  продолжал излагать свой план,  словно  не
слышал ни Бедивира, ни Корса Канта.
      Убийцы  из "Саббаха" втыкали горящие клинки в  подушки
спящих  принцев  и убивали каждого третьего  в  постели,  не
разбудив при этом двух других.
      - Мы нанесем удар под покровом ночи, когда враги будут
a/  bl. Мы не дадим им увидеть, кто мы такие и сколько  нас.
Трупы оставим там, где их легко увидят.
     Бедивир выпрямился, расправил плечи.
      -  Нет! - выговорил он с отвращением. - Я военачальник
императорского войска Артуса Dux Bellorum, а не сакс-убийца.
     - Тише, брат, успокойся, - урезонил Кей Бедивира, резко
вмешавшись  в  разговор. - Ты полагаешь, что убивать  -  это
нецивилизованно. Но вспомни Нерона!
       -   Твой   брат?  -  изумился  Ланселот.  Корс   Кант
ухмыльнулся. Он-то давно догадывался об этом, но сейчас  Кей
впервые проговорился на людях. Кей зарделся.
      -  А-а-а.., государь, прошу тебя, не говори ничего Dux
Bellorum. Ты же знаешь, как он относится.., ну, ты знаешь, к
чему.
     - К инцесту? - подсказала Анлодда.
      -  К  кумовству, развращенная девчонка! После  долгого
смятенного молчания, во время которого Кей и Бедивир  делали
вид,  что  оба испарились в туманной дали, Ланселот  наконец
громко откашлялся.
      -  Ну  ладно,  пошли, - сказал он решительно.  Анлодда
согласно кивнула.
      Ланселот выглянул из-за угла свечного цеха и  изучающе
осмотрел  крепость. Из-за его спины выглянул Кей и  высказал
вслух свои соображения.
       -  Через  главные  ворота  не  пойдем.  Пусть  стражи
полусонные  и под хмельком, но не слепые же они. Можно  было
бы стащить у ютов платье и переодеться, но, думаю, это будет
дело непростое. Что скажешь, принц?
     - Я смогу провести всех туда, - заявила Анлодда.
     - Вот это верно, - согласился Ланселот. - Нельзя, чтобы
нас  заметили. И вообще, неохота наткнуться на  ютов  -  они
хорошо вооружены. Внутри там, похоже, тихо, а у ворот  всего
десять  стражников.  Кей, их действительно  десять,  или  ты
больше насчитал?
      - Я знаю, как туда пробраться, но мне нужен Корс Кант,
чтобы он прикрыл меня.
      -  Я не сомневаюсь, что ты сумеешь пройти, Анлодда,  -
сказал Ланселот. - Ведь ты здесь выросла. Но ведь ты не жила
во дворце? Давай-ка лучше мы сами возьмемся за это.
      -  Но на самом деле, - встрял бард, - она жила... -  и
тут  под дых ему угодил острый локоть Анлодды. Он вскрикнул,
словно наказанный щенок, и чуть не задохнулся.
      -  Их одиннадцать, полководец, - сообщил Кей. - Где же
остальные? - Кей покачал головой, изумленный тем, что войску
захватчиков,  похоже,  никакого дела не  было  до  возможной
контратаки. - Они, небось, думают, что мы уплыли  обратно  в
Кардифф.
     Корс Кант укоризненно посмотрел на Анлодду. Та ответила
ему  взглядом, полным ярости. Бард отдышался, прокашлялся  и
собрался  сказать,  что  в  свое время  Анлодда  работала  в
крепости.  Но  Анлодда не дала ему произнести ни  слова  Она
встала и топнула ногой.
      Затем  она  принялась ходить вокруг Ланселота  и  Кея,
заложив  руки  за спину. Западная стена крепости  стояла  на
"ka.*.,  холме, смотрела на море. Анлодда прошла через  арку
ворот  свечного  цеха и проделала путь  длиной  в  пятьдесят
шагов,  что  отделяли цех от потрескавшейся  беленой  стены,
окружавшей крепость.
     Ланселот выпучил глаза и прошептал:
     - Господи, что она задумала?
     А Анлодда спокойно подошла к стене, воровато посмотрела
в  одну  сторону,  потом - в другую, и  запустила  пальцы  в
трещину  в штукатурке. Затем она за что-то с силой потянула,
уперлась в стену плечом. Чуть приоткрылась потайная дверь  -
совсем немного, но этого стройной девушке хватило для  того,
чтобы  проскользнуть внутрь. Похоже, этой  дверью  никто  не
пользовался много лет. Анлодда исчезла за дверью.
       -   Митра!   -  воскликнул  Корс  Кант  изумленно   и
восторженно.
      Жемчужно-белая  рука  появилась из-за  двери.  Анлодда
пальцем поманила к себе остальных, и ее рука тут же исчезла.
       Недовольный   тем,  что  Анлодда  предприняла   такое
ответственное  действие, не предупредив его, Ланселот  велел
остальным трогаться к стене и идти при этом лениво, небрежно
-  так,  чтобы не привлекать к себе внимания. Мало ли  зачем
идут  по улице мужчины? Да хоть за элем - такое вполне могло
показаться стражникам правдоподобным.
      Первым  за  Анлоддой в потайную