-  Нет! Ты знаешь, кого я люблю, Корс Кант Эвин. Юноша
смотрел на Анлодду, не мигая. Все сказано.
      -  Корс, Корс! - умоляюще воскликнула она. - Ты всегда
знал,  что я не римлянка! - Она смотрела ему прямо в  глаза.
Потом  опустила  взгляд, уставилась на его  руки...  "На  те
самые  руки, которые вернули Ланселота из царства мертвых  в
мир живых!"
     А Корс Кант потупился, уставился в пол.
      И тут вдруг кто-то громко ахнул у него за спиной. Корс
Кант   резко  обернулся.  Позади  него  на  цыпочках  стояла
принцесса  Гвинифра  и  не  сводила  изумленного   взора   с
обнаженной   парочки.   Наконец  какое-то   шестое   чувство
заставило  Ланселота  овладеть  собой.  Он  обернулся  и   в
буквальном  смысле  слова окаменел.  Щеки  его  залил  яркий
румянец. И только тут он понял, что его интимная жизнь столь
же популярна, как какая-нибудь греческая трагедия.
     Гвинифра отшвырнула Корса Канта в сторону так же легко,
как  до  этого  он  сам  отодвинул занавес,  и  ворвалась  в
комнату.
      -  Ланселот! - крикнула она. - Это твой подарок к моим
именинам?!
      В  отличие  от  остальной компании Гвинифра  двигалась
легко  и  непринужденно.  Она  быстро  расстегнула  булавки,
скреплявшие  ее  кемизу,  и, оставшись  в  одних  сандалиях,
улеглась на кровать рядом с Ланселотом и Анлоддой.
     Обняв их обоих, она обернулась к Корсу Канту.
     - Иди к нам, бард! - призывно проворковала она. Анлодда
взвизгнула  так,  словно  в кровать угодила  ядовитая  змея,
вскочила и попыталась уйти, но Гвинифра ухватила ее за ногу.
Потеряв равновесие, Анлодда упала на пол и ударилась  лицом.
Из ее разбитой губы потекла кровь.
     - Отпусти меня! Отпусти! - кричала она.
      "Митра! - в страхе думал Корс Кант, чувствуя, что  дух
его  отделяется  от  тела - как там, на песчаном  берегу  во
время  сражения.  -  Она или выбила себе  зуб,  или  разбила
губу!"
      -  Куда же ты? - возмутилась Гвинифра - наверное, если
не  притворялась, то до сих пор думала, что все происходящее
-  это оргия, устроенная в честь ее именин. - Анлодда, ты не
догадываешься, как давно я мечтала...
      Она не договорила. Сильная рука Ланселота легла на  ее
губы,  и  он хрипло зашептал слова любви, которых Корс  Кант
никак не ожидал услышать из уст кровожадного героя битвы при
горе Бадона.
      -  О!  - вскрикнула Анлодда, поняв наконец, что у  нее
окровавлена губа.
      Бард отвернулся и на ватных ногах побрел прочь, гадая,
кто следующим предаст его. Артус? Мирддин?
     - Корс! - кричала ему вслед Анлодда.
      Зачем? Зачем ему возвращаться в эту жизнь, где  только
похоть и кровь?
      Юноша,  пошатываясь, брел к лестнице. Глаза  его  были
сухими, но чувствовал он себя так, словно сам Гефест  ударил
его по голове молотом.
       -   Остановись,  паршивец!  -  кричала  Анлодда.  Она
бросилась  за ним, забыв о том, что обнажена, но  Корс  Кант
шел, не оборачиваясь.
      Войдя в триклиний, содрогаясь от чувств, которым он не
смог  бы  дать  названия, он нашел взглядом Бедивира...  Тот
нахально ухмыльнулся.
      Корс  Кант на ходу схватил со стола глиняный кувшин  и
запустил   им  в  Бедвира.  Тот  поймал  кувшин   и   мерзко
расхохотался. Пирующая толпа эхом подхватила его хохот.
      -  Она принадлежит ему, а он - ей, - проревел Бедивир,
явно  намекая на Ланселота и Гвинифру. - И никогда не  будет
иначе!
     Корс Кант наконец расплакался.
      "Этому  подонку даже дела нет до меня и  Анлодды.  Ему
только не хотелось, чтобы Ланселот изменил Гвинифре, и все!"
     Бедивир склонился к столу, вытянул шею.
      -  Скажи  своей  шлюхе,  чтобы держалась  подальше  от
Ланселота, ты, блоха!
      Корс  Кант  в безотчетном порыве выбросил перед  собой
руку  и  коснулся  пальца Бедивира. Тот отдернул  руку  так,
словно обжегся.
     - Не прикасайся ко мне, колдун! - вскрикнул он злобно и
испуганно.
     - Почему? - язвительно поинтересовался бард. - Боишься,
что я воскрешу тебя из мертвых, да?
      Бедивир  напоследок  еще  разок  обозвал  Корса  Канта
блохой, протолкался сквозь толпу пирующих и ушел из зала.
     "Я мертв. Я никто. Они все знают..."
      Пытаясь  что-то увидеть сквозь океан слез,  Корс  Кант
побрел к парадному входу. Он шел, и ему казалось, что  толпу
пирующих  засасывает в пол, словно воду в прибрежный  песок.
Все словно исчезали, таяли от его прикосновений.
      Ничего не видя перед собой, он на ощупь нашел дверь  и
выбежал в ночь.

                          Глава 38

      -  Так  это была шутка? - спросила Гвинифра и скорчила
разочарованную гримаску. - Сначала ты бросаешь меня в  печь,
чтобы  я размягчилась, а потом швыряешь в холодную воду.  Но
ведь железо в промежутке куют!
      Она  по  обыкновению острила, но было видно,  что  она
задета за живое и сильно обижена.
      - Нет! Нет, любовь моя! - оправдывался Питер. - Я.., я
просто учил Анлодду тому, как...
      -  Но  ты послал за мной! И что же? Я пришла и увидела
тебя,  этого  барда и свою вышивальщицу, и решила;  что  это
подарок мне!
      - Я за тобой не посылал, - покачал головой Питер. "Вот
это ты зря ляпнул, парень!"
      Гвинифра  сдвинула белесые брови. Она была не  глупее,
чем, скажем, Мерлин Монро, и тут же все поняла.
      -  Мой супруг сказал мне, что ты хочешь повидать меня.
Наверное, решил угодить мне.
     - Но на пиру ты даже не разговаривала со мной!
      -  С  тобой? Разговаривать с рыцарем, чье копье  -  из
вялой спаржи, и который предпочитает вышивальщицу принцессе?
Ты шутишь, сенатор Галахад!
      Она  отвернулась, лицо ее превратилось в непроницаемую
маску. На миг Гвинифра стала.., царственной. "Гранд-дамой".
      "Внимание, опасность! Ради Бога, дружище, разберись ты
со всем этим раз и навсегда!"
      -  Я..,  просто я отвлекся, любимая. Думал я только  о
тебе! "Ведь это чистая правда".
     - Честно?
     - Честно.
      Гвинифра посмотрела на Питера. Губы ее искривились  от
отвращения.
      -  Ты  думал  обо мне, когда сжимал в  своих  объятиях
простолюдинку? А она еще была в моем платье!
     - Она не... - "Я должен был хранить тайну? Не припомню.
Да  и какая разница?" - Любовь моя, она не вышивальщица. Она
- дочь Горманта, принца Харлекского.
     Гвинифра молча смотрела на Питера, ожидая продолжения.
     - Она принцесса?
     - Самая настоящая.
     - Вышивальщица?
     - Да.
     - Моя вышивальщица? Анлодда из Харлека?
     - Именно.
     - Дочь принца Горманта?
     - Наконец ты все поняла, любовь моя.
     - Стало быть, она особа высокородная, как и мы с тобой?
     - Верно.
     - Значит, ты можешь же.., жениться на ней?
      - Да, - кивнул Питер и отстранился. - Нет! Любимая!  Я
не  хочу  жениться на Анлодде! Я хочу взять в жены...  -  Он
запнулся.  Получалось  глупее  не  придумаешь.  Что  он  мог
сказать?  -  "Я хочу взять в жены тебя, моя прелесть,  тебя,
жену Dux Bellorum?"
      Гвинифра опустила подбородок на сложенные руки и долго
молчала.
      Наконец  она  заговорила, но голос ее  звучал  тихо  и
отрешенно.
     - Ты не можешь жениться на мне, единственный мой, ибо я
уже  замужем.  Но жениться тебе следует, ведь кто-то  должен
заботиться  о сохранении твоего очага. Возможно, твое  копье
указало тебе верный путь, Ланселот. Возможно, твоя судьба  -
Анлодда, принцесса Харлекская.
      -  Но  я  не  люблю  Анлодду. Я люблю  тебя.  Гвинифра
недоверчиво глянула на Питера.
      -  Любишь? При чем тут любовь? Ты думаешь, я по  любви
вышла  замуж  за Артуса? Тут все дело было в государственных
интересах.  Он  дает мне полную волю,  а  я  даю  ему  право
развлекаться с мальчишками-воинами. Славно, не правда ли?
      Но если он послал меня сюда, чтобы я наблюдала за тем,
как  ты  возлежишь с другой, значит, он предупреждает  меня,
советует: "Остынь!" Я смутила его. Быть может, я спутала его
планы  договора с Меровием. Король - такой моралист,  ну  да
ты, наверное, и сам знаешь.
      -  Быть  может, тебе пора что-то решить,  Гвинифра?  -
"Матерь Божья, что я такое говорю? Что я делаю? Я здесь  для
того,  чтобы  разыскать Селли Корвин, а не для  того,  чтобы
соблазнять принцессу".
     И все же... Всю свою жизнь Питер верил: каждого мужчину
и каждую женщину на свете где-то ждала единственная истинная
любовь.  Они  могли встретиться и не узнать  друг  друга,  и
тогда   это  была  бы  подлинная  трагедия.  Но  они   могли
встретиться,  узнать  друг друга и  сжать  в  объятиях...  А
это.., это триумф!
      Но  они могли встретиться и тогда, когда кто-то из них
не  был  свободен.  Что тогда? Что она выберет?  Любовь  или
долг?
      Такая  судьба  подобна агонии. Агонии ожидания  -  что
решит  твой  возлюбленный или возлюбленная.  От  их  решения
зависело  -  жить тебе счастливо и возвышенно  или  умереть.
Гвинифра кивнула.
     - Этого я страшусь более всего. Любимый мой, я не знаю,
что избрать.
      Питер  ощутил прилив бешеной страсти. Наверное,  снова
рвался  на  волю  Ланселот,  готовый  задушить  Гвинифру   в
объятиях. Питер сжал кулаки, скрестил руки на груди,  словно
мертвец,   обхватил  себя  с  такой  силой,  что   чуть   не
задохнулся. Сердце его бешено колотилось.
      Нет,  то был не Ланселот. Такого чувства Питер никогда
не  испытывал  прежде. Никогда в прошлой  жизни  он  так  не
страшился потери.
      Ему  удалось немного унять страх, но все же он остался
где-то неглубоко.
     Гвинифра покачала головой.
      -  Не  знаю,  что и сказать, Ланс. Не сейчас.  Подожди
несколько дней. Это непростой шаг.., из-за него мы оба можем
погибнуть. Все зависит от Артуса.
      Поразительно! Она говорила о том, что  они  оба  могли
/  abl от руки Dux Bellorum, а голос ее звучал так обыденно,
просто.
     Она встала. Питер поймал ее за руку. Она задержалась на
миг, крепко сжала руку Питера и вырвала свою.
      Она  вышла из комнаты, даже не подумав одеться,  и  не
оглянулась,  словно  боялась, что ее постигает  участь  жены
Лота.
      Бесконечное  число  минут  спустя  к  двери  Ланселота
подошел  оруженосец Гвин. Артус срочно требовал  присутствия
сенатора  в  Совете. Туманный предутренний свет  брезжил  за
окном. Питер встал, словно зомби, оделся и поплелся вниз  по
лестнице.  Ему предстояло сохранять хорошую мину при  плохой
игре,  учтиво улыбаться. "Девять дней в этой дыре",  -  тупо
подумал он.

                          Глава 39

       Марк  Бланделл  сидел  в  тесных  покоях  Медраута  и
перечитывал  записку,  которую  желчный  старикашка   Мирлин
незаметно сунул ему на пиру. "Приходи в палату друидов рядом
с  базиликой неподалеку от дворца в полночь". - вот что было
написано  в  записке.  "Интересно, на каком  языке  написана
записка?   -   гадал  Бланделл.  -  Ведь  это   может   быть
древневаллийский, бриттский или даже латынь.  Если  Медрауту
знакома  латынь,  то и я, наверное, мог  бы  определить,  на
каком языке читаю?"
      Марк  мысленно переписал записку. Предложение потеряло
всякий  смысл.  "Нет, видимо это не латынь. Порядок  слов  в
этом случае не имел бы значения".
      Бланделл принялся расхаживать по комнатушке в ожидании
цимбалы,  возвестившей бы о приходе полночи.  Стражник,  как
правило,  ночью  особо не усердствовал,  бил  в  цимбалу  не
слишком громко. Марк боялся - уж не пропустил ли он полночь.
      На  пиру  он явно переел, и теперь пытался подсчитать,
сколько же жиров и холестерина впихнул в себя.
      Наконец он услышал отдаленный звон. Наверняка  пробило
полночь.   Марк  вышел,  добрался  до  лестницы,  спустился,
повернул  налево и быстро миновал часовню. Он помнил:  здесь
ее  называли "ларарий". Он только на миг задержался здесь  -
остановился, чтобы осенить себя крестом, убедившись, что его
никто  не видит. Затем он пересек большой зал - почти  такой
же  большой,  как  триклиний.  Тут  разместилось  с  десяток
воинов, уже изрядно поднабравшихся. Они играли в кости.
       Миновав   несколько   золоченых  дверей,   украшенных
обсидианом  и перламутром, Марк вошел в базилику  -  тронный
зал.  Артуса здесь не оказалось. На самом деле, и днем Артус
не  так уж много времени проводил в тронном зале, верша суд,
-  так  по  крайней  мере сказал Марку  Рабириус  Гальбиниус
Гальба,  насквозь пропитанный римским духом бритт, с которым
Бланделл  свел знакомство во время экспедиции в Харлек.  Как
бы  то ни было, трон охранял отряд гвардейцев. Вид у них был
самый  устрашающий, что не укрылось от Марка, хотя  глаза  у
него слипались в столь поздний час.
       Базилику   освещал  единственный,  но   очень   яркий
a"%b(+l-(*,  отбрасывавший зловещие  тени  на  стену  позади
трона.  Сердце у Бланделла ушло в пятки. У него,  правда,  с
собой  была записка от Мирддина, которой он мог бы объяснить
свой  приход сюда, и все же ему было здорово не по  себе,  и
тронный зал Марк миновал крадучись. Гвардейцы же не обратили
на него никакого внимания.
     Наконец он скользнул в противоположную дверь и поднялся
по  лестнице  в  покои  Мирддина. На пиру  Мед-раут  показал
записку  королеве Моргаузе, и та любезно поведала  ему,  как
пройти в покои друида.
      Седобородый  старик  нетерпеливо  поджидал  Марка.  Он
показался ему похожим на американского поэта Уолта Уитмена.
      -  Запаздываешь, - проворчал Мирддин. -  Я  же  просил
прийти ровно в полночь.
      Марк бросил взгляд на запястье и страшно разозлился на
себя за то, что никак не отвыкнет от этой привычки.
     Но когда он вновь посмотрел на Мирддина, оказалось, что
старик широко улыбается.
      -  Прости,  старина, - сказал он. - Но  я  должен  был
увериться, что это действительно ты.
     Марк выпучил глаза. "Неужели.., неужели я наконец нашел
его?"
      -  А-а-а?  Питер? - осторожно спросил он, и  вздрогнул
так, что прикусил щеку.
      -  Марк?  -  ответил  Мирддин  вопросом  на  вопрос  и
облегченно вздохнул.
     Бланделл протянул руку.
      -  Мы  встречаемся на ступени, - произнес он, радостно
улыбаясь.
      - И расстаемся в квадрате, - произнес Мирддин, пожимая
Марку руку, при этом выразительно надавив на сустав среднего
пальца Бланделла. Физик ответил взаимностью.
      -  Слава  Богу, это ты, Марк, - сказал  "друид".  -  Я
боялся, что это.., ну, ты знаешь, кто.
     - Селли?
     - Она самая. Хвала небесам, я оказался в теле истинного
эксцентрика..,  никто не заметил ничего  необычного,  потому
что сам Мирддин весьма чудаковат!
      -  Ты  нашел  ее? - требовательно спросил Марк.  Голос
выдал его чрезвычайное волнение. Мирддин опечалился.
      - Нашел, дружище, и тебе это вряд ли понравится. Марк,
я  успел пронаблюдать за всеми без исключения в Камелоте,  и
только один человек годится для того, чтобы в него вселилась
эта сучка-террористка.
     - Кто?
      -  Тот,  кого бы тебе и в голову не пришло заподозрить
через  полторы  сотни  лет. Тот, кому под  силу  в  одиночку
изменить историю во зло или во благо.
     - Кто же это?
      Марк  гадал, долго ли Питер намерен тянуть с  ответом.
Ему припомнился эпизод из телефильма. Герой умирал, а другой
герой-шпион, как и первый, спрашивал, кто его убил. "Жаль...
- прохрипел умирающий... - я не успею.., назвать тебе.., его
имени". После этих слов герой скончался.
     Мирддин глубоко вздохнул.
     - Марк, Селли Корвин живет в теле Артуса.
     - Артуса?
      -  Это он, - подтвердил Мирддин. - И ты понимаешь, что
ты должен сделать, Марк.
     - Я? Но почему не ты?
      Марк  прекрасно  понимал, что Питер,  будучи  военным,
лучше  него  разбирается  в том, что  нужно  сделать,  чтобы
изгнать из этого мира душу Селли.
      - Закон Сохранения Реальности, Марк. Порой нужно о нем
вспоминать.  Марк,  мы  же отлично знаем,  что  случилось  с
Артуром - Артусом в конце концов, верно?
      -  Он был убит, - отозвался Марк, напряженно вспоминая
все,  что  ему  было  известно. Научные  статьи,  жутковатые
видеофильмы...
     Мирддин мрачно проговорил:
      -  Он  был  убит Мордредом. Медраутом, Марк.  Бланделл
шаркнул подошвами, оттянул тугой ворот сикамбрийской туники.
В  гардеробе  Медраута  совсем не  было  удобных  вещей  (ни
римских  тог,  ни шотландских килтов). Марк чувствовал  себя
препаршиво,  наряжаясь  в  одежду Медраута.  Тут  жало,  там
кололо...  В  конце концов он сделал вывод,  что  Медраут  -
человек подавленный, притесняемый.
      -  Это  не совсем убийство, ты же понимаешь, -  сказал
Мирддин.
     - Как это - не совсем? Это самое настоящее убийство!
      -  Ты смотришь на это с не правильной точки зрения,  -
возразил Мирддин. - Ты убьешь тело Артуса, но ведь это  тело
принадлежит  не тебе. Рука, которая прикончит Артуса,  -  не
твоя  рука,  а рука Медраута. А он так или иначе  собирается
убить Артуса.
       Бланделл  принялся  обкусывать  ноготь,  стараясь  не
сбиваться  с  четкой масонской логики. "Где-то  есть  правый
путь,  а  где-то не правый, но в последнее время  я  их  все
время  путаю". Марк вспомнил о призрачном лесе, наложившемся
на  лабораторию Уиллкса, о тучном полковнике Купере, о брате
Смите. "Я давал клятву всегда помогать брату-масону в беде",
- вспомнил он.
       Однако   Мирддин,  равнодушный  к   смятению   Марка,
продолжал:
     - Между тем сама Селли не умрет.
     - Не умрет?
      -  Конечно,  нет. Как только ты убьешь  Артуса,  Селли
вернется  в  свое  собственное  тело,  лежащее  на  полу   в
лаборатории.
      -  Но тогда она снова вернется сюда и предпримет новую
попытку.
     Мирддин вытаращил глаза.
     - Тогда ты арестуешь ее, балда! Обратись к тому старому
хрену из СВВ, который явился, как только я смылся сюда.
     - Полковнику Куперу?
      -  Да-да,  к  старине Купу. Пусть Купер схватит  ее  и
засунет в тюрьму, как только она очнется.
      - Но у нас нет против нее никаких улик! Ничего такого,
gb. могло бы быть сказано в суде!
       -   Кому   нужны  улики?  Кому  нужны  какие-то   там
доказательства?  Этот  СВВшник может просто  запереть  ее  в
камере  и  проглотить ключ. Что, разве мало было таких  дел?
Пойми,  сейчас мы связаны только законами военного  времени,
но обладаем правами англичан.
     - Но...
      -  Ты  просто  скажешь Куперу, что она из  ИРА.  Этого
хватит, чтобы ее упрятали за решетку до конца ее дней.
     - Гм-м-м. Питер, у меня для тебя очень плохие новости.
     - Какие?
     - Ну, может быть, не самые плохие, но...
     - Да?
     - Еще хуже. Хуже просто не бывает.
     "Господи, как же сказать ему? Мягко - не получится".
     - Ты повторяешься.
     - Это точно, но это все из-за тебя.
     - Ты, а-а-а...
     - Ну?
     - Умер.
     Мирддин вздернул кустистые седые брови.
      "Интересно,  как  Питеру  нравятся  борода,  спутанные
волосы  и  лысина?  Что  же,  у него  масса  времени,  чтобы
привыкнуть к ним".
      -  Кое-что  произошло, когда Селли когнипортировалась.
Сбой в микросхеме.
     - В какой подсистеме?
      -  Микроутечка в блоке двадцать три. Это тебе  о  чем-
нибудь говорит?
     Мирддин на миг задумался.
     - Нет-нет, пожалуй, ни о чем не говорит. Ты сказал, что
я умер?
      Марк вздохнул поглубже, стараясь унять бешено бьющееся
сердце.  Как-то раз ему пришлось рассказывать матери  своего
оксфордского  однокашника о том, что ее сын погиб  во  время
яхтенной регаты. Он отправился на регату пьяным вдребезги, и
упав  за  борт, не смог доплыть до берега, а  до  него  было
всего-то футов сто.
      Вспоминать  о  том,  как тяжело ему  было  говорить  с
матерью Нерила, Бланделл не любил и сделал все, чтобы забыть
об этом. Однако воспоминания возвращались к нему не реже чем
раз в месяц, во сне.
     Сейчас Марк чувствовал себя примерно так же, как тогда.
Так  же  гадко  сосало под ложечкой. "Теперь я понимаю,  что
чувствует  врач, когда должен сказать пациенту, что  у  того
СПИД".
      - Питер, - проговорил Марк негромко, но решительно.  -
Мы  пытались вытащить тебя, но произошло короткое замы