оронил Скиталец сквозь зубы. - Зовите его... Ибо он уже
в пути. Он в преддверии. Зовите же!!
     Молчаливое мгновение тянулось долго,  будто  всех  нас  поместили  на
картину, и мы сидим безмолвные, как на парадном портрете,  и  только  губы
Эгерта...
     - Луар! - громко крикнула Алана, и ее крик отозвался во мне эхом, как
в пустом огромном зале. - Луа-ар!
     И снизошла темнота.


     Моего мужа не вернуть. Никогда... Ибо Тот, Кто Извне,  не  оставит  в
нем ни капли человеческого... Или - ужасная смерть.  Гибель  Луара  против
гибели мира...
     ...Мне плевать на мир. Но ты  -  ты  должен  остаться  прежним.  Я...
таким, какой ты есть. Чтобы ты жил, но...  не  становись  Им!  Я  не  могу
выбирать... Я хочу от тебя... пусть он будет внуком Фагирры - мне плевать,
но не... Луар, услышь. Услышь...
     ...Тогда... мы лежали в душной темноте... Как два раскаленных солнцем
удава... Сквозь щель полога пробивался отсвет прогоревшего камина. Красная
искорка отражалась в твоем открытом глазу - второго глаза я не видела... В
этот момент твое лицо на подушке... С долинами и горным пиком, с холмами и
бессонным круглым озером... А красный свет камина заменял  в  этой  стране
закатное солнце...
     Твое дыхание. Дыхание бесконечно усталого и счастливого  человека.  И
моя гордость - а ведь я тебя спасла...
     Спасла?!
     И тогда все, что родилось во  мне,  сплелось  в  мучительный  горячий
клубок.
     Слепая пленка, разделявшая нас с Луаром.  Пленка,  залепившая  глаза.
Пелена времен и расстояний, Дверь на ржавом засове, но  то,  что  во  мне,
рвется, прорывается, как трава сквозь камень, как птенец из скорлупы,  нет
ничего сильнее жизни, а моя жизнь - это...
     ...Они ворвались ко мне в сознание, как врывается ветер в распахнутое
окно. Мысли Тории казались синими, горы темно-синих волн,  силой  и  волей
своей сравнимых с океанскими. В душе Эгерта жило красно-желтое, с  черными
впадинами месиво. Горячее и больное желание - умереть  за  другого  и  тем
самым вернуть его...  Алана  чувствовала  зеленым  и  теплым,  она  хотела
смотреть и касаться, ощущать  руки  на  плечах  -  и  еще  какой-то  пруд,
кораблик на воде, белые гуси...


     ТОРИЯ
     ...Я помню, как твое сердце билось внутри  меня.  Оглянись,  мальчик.
Какая высокая трава, я не вижу тебя, мелькает светлая макушка и -  смех...
Солнце садится, и на ладонях твоих серебряная  рыбья  чешуя...  Трещина  в
корыте... Вода уходит в песок, но в  мире  много  еще  воды.  Пей  сколько
хочешь...
     Струйки теплого молока брызжут, стекают на дно стакана...  пополам  с
кровью. Как клубника со сметаной. Растрескавшиеся соски и ежедневная  боль
- почему ты снова не допил, ведь  грудь  еще  полна?..  Потеки  молока  на
полу... Закрываются глаза. И падает тяжелая голова, опрокидывая  стакан  с
белым молочным донцем... Сколько еще сцеживать. Спи.
     Все, что я помню о тебе, все, что я знаю о тебе, все, что  я  о  тебе
чувствую, - во мне, как  плод,  навеки.  Никакой  кровавый  инструмент  не
избавит меня, мальчик, от этого сгустка. И я зову - оглянись.
     ...Отец Луаян. Смилуйся над  нами.  Приди  из  холма,  где  стережешь
Мор... Приди из-под стального крыла, закрывшего тебя от  солнца...  Приди,
пощади своего внука. Своего внука...


     ЭГЕРТ
     ...Оглянись. Ты, который стоит между мной и моей смертью. Ты, который
не носит в себе моей крови. Мой сын. Я много раз умирал за тебя - смогу  и
еще. Я  предавал  тебя  -  но  есть  черта,  за  которой  и  предательства
бессильны. Я готов принять на себя  все  твои  шрамы  -  только  оглянись,
сынок...


     СКИТАЛЕЦ
     ...Очень большая горькая чаша. Ничего, он пивал кое-что погорше... За
всю его жизнь сладкого было всего ничего. Какие-то форели в светлой речке,
какие-то муравьиные сражения  на  горячем  белом  песке,  чьи-то  руки  на
глазах, чьи-то губы...
     Она ждет. Она на пороге.
     Всю жизнь его награждали ни за что и ни за что наказывали... От  него
ждали не того, что получалось потом. После  давних  потрясений  его  жизни
текли, переливаясь одна в одну, без неожиданностей, ровно,  как  ухоженная
дорога... Жизни, потому что их было,  кажется,  несколько,  он  сбился  со
счета еще в первый раз... А теперь, возможно, наступает конец...
     ...Я червяк. Мокрица. Ларт, помоги...
     Теперь тот, другой,  мальчик  с  похожим  именем  стоит  на  извечном
кольце... Он изберет свой путь, кольцо изменит форму, мир изменится - либо
погибнет...
     Ох, как надоели эти патетические фразы. Гибель мира... Гибель...
     Небо, опять. Душно... Не  надо!..  Ларт...  Помоги.  Явись  сейчас  и
помоги мне, я слаб... Я стар и слаб, я не маг...  Ларт,  приди,  явись  из
могилы, останови!..


     И я тоже билась о свою пленку. Все мы бились о свою  пленку,  пытаясь
прорваться туда, где был сейчас  он;  наши  души  расшибали  себе  голову,
подобно мухе перед закрытым окном.
     И был Скиталец. Он видел больше - но стоял к  нам  спиной,  и  только
короткие смутные обрывки...


     "И  она  войдет,  и  Привратник  откроет,  и  станет  ей   слугой   и
наместником..."
     "Петля тумана на мертвой шее. Видишь, с неба содрали кожу...  И  вода
загустеет, как черная кровь..."
     "И она войдет!"
     "И она войдет!"
     "И она..."


     И тогда клубок, стоявший во мне, ринулся наружу.
     То, за что не страшно умирать. За что даже весело умирать -  да  хоть
сейчас, только...
     К одному существу.
     Четыре других существа...
     И этот, Скиталец с выжженной душой, в бреду повторяющий имя...
     ...которого я никогда не слышала.
     И ящерицы. Маленькие золотистые зверьки на полу, на  столе,  на  моих
коленях...
     Ящерицы из чужого бреда.
     ...и чем больнее, тем крепче сплетаются пальцы.
     Обречены. Навсегда. Обречены на эту боль...
     ...и слава ей.


     Праматерь дверей.
     Грань между миром и тем, что Вне.
     Прообраз твой - у каждого порога. За порогом - Дверь.
     И на пороге - Привратник.
     Я, Привратник, хочу услышать, как скрипят твои петли.
     Я хочу увидеть, что будет с миром и что станет на его месте.
     Я хочу...
     НЕ ОБОРАЧИВАЙСЯ. ТАМ ПЕПЕЛИЩЕ. ПОЗДНО.
     ...Обуглившийся сад  с  горелыми  трупиками  соловьев.  Так  устроены
пауки, живущие в этой банке,  такой  огромной,  что  горлышко  ее  кажется
небесами... Вот тянется доверчивая рука, желая, может быть, коснуться  или
погладить, - и вот ее прижигают каленым железом. Вовеки... Ибо тот, кто я,
никогда не будет понят тем, кто не я. И каждый из  нас  -  иголка  в  теле
другого, иголка, способная испытывать боль...
     Подушечка со смеющейся рожицей. Иглы в щеках, иглы в глазах...
     С тех пор как я потерял себя... Я потерялся. Часть меня осталась там,
в залитой солнцем комнате, где можно петь, смеяться и плакать,  зная,  что
тебя услышат...
     Как тяжело идет засов. Как тяжело ты дышишь  -  там,  за  Дверью;  ты
устал ждать? Ты проявляешь нетерпение? Ты, у кого в запасе вечность?
     ВЕЧНОСТЬ - КАК ПУСТАЯ КОМНАТА. УНЫЛОЕ ЗАНЯТИЕ - СЛОНЯТЬСЯ ТАМ ИЗ УГЛА
В УГОЛ.
     У меня дрожат руки... И тоже не терпится. Маленький червячок в душе -
тот самый. Мышка, привязанная к ножке стула; ее боль - моя власть.  Палач,
сын палача...
     А почему ты ДО СИХ ПОР не здесь? Столько  раз  являлся?  И  никто  не
открыл?
     МГНОВЕНИЯ КАК ПЕСОК. ВЧЕРА Я ВОЙДУ, ЗАВТРА  РОДИЛСЯ  ТЫ.  РАЗЛЕТЕЛИСЬ
СЕРЫЕ ТЕНИ, КТО ВВЕРХ, КТО ВНИЗ, А КТО И ОКОЛЕЛ.
     Никто не возжелал  править  миром?  Вместе  с  тобой?  "И  Привратник
откроет и станет ей слугой и наместником"? Где твои наместники, Сила?
     ТОЛЬКО ДВАЖДЫ. ТРЕТЬЯ ПОПЫТКА - ВОЛШЕБНАЯ.
     Ты шутишь... Ты не любишь магов. Они противны тебе... Но я ведь так и
не стал магом до конца. Я - маг-не маг... Как Руал Ильмарранен...
     ОГНЕННУЮ ЛАВУ ОН ПРОМЕНЯЛ НА СЛЕЗЫ И СОПЛИ.
     Что ты понимаешь в слезах и соплях, ты, пришелец Извне?
     ЧТО ЗНАЧИТ ПОНИМАТЬ? ПОНИМАЕШЬ ЛИ ТЫ?
     Если я не пущу тебя... Ты придешь снова?
     ПУСТИШЬ. ТЫ ДЛЯ ЭТОГО РОЖДЕН. У ТЕБЯ НЕТ ДРУГОГО ПУТИ. СКОРЕЕ.
     Признайся - придешь?
     Я ВОЙДУ. Я ВОЙДУ! КТО БЫ НИ БЫЛ... ТЫ ИГРАЕШЬ НЕ С ОГНЕМ  ДАЖЕ,  А...
НЕ ШУТИ. СКОРЕЕ, ЛУАР.
     Не злись... Конечно, я открою. Конечно. Но засов...
     Черная кровь на белых руках. Очень трудно, чтобы без  крови...  Но  я
ведь не боюсь, ты знаешь...
     Один только раз оглянуться.
     НЕ ОГЛЯДЫВАЙСЯ. ТАМ ПУСТО.
     Один взгляд в эту пустоту, которая когда-то была жизнью.
     НЕТ.
     Один взгляд...
     НЕТ!
     Там...
     НИЧЕГО. ПЕПЕЛИЩЕ. НЕТУ! НЕ...


     Взрыв.
     Треснула  пленка.  Треснула  и  расползлась,  скатываясь  трубочками,
оседая, уходя...
     У ног Танталь упал зазубренный осколок зеркала.
     Исступленный зов. Зов из последних сил - Луар...


     Он обернулся.
     Призрак ладони на залитом дождем стекле. Ниточка  дыма  над  погасшим
светильником. Влажный песок,  ноги  проваливаются  по  щиколотку,  книжная
пыль,  звон  клинков...  Узкий  гроб,  плывущий  над   лестницей,   башни,
отражающиеся в реке, мокрый флаг, облепивший лицо знаменосца...
     Белая до голубизны подушка. Складка...
     Морщина на ее лице. Хрупкие суставы белых пальцев.
     Из последних сил протянутые руки. Дотянуться...
     Смятая трава. Щепка в потоке...
     Луар!!


     - ...Спаси! - кричала я Скитальцу.
     Губы старика беззвучно шевелились, и  я  понимала  слова.  Два  пути.
Только два... Впустить или умереть. И если он изберет...
     Каждое утро, когда  теплые  лучи,  когда  теплые  губы,  когда  рука,
откидывающая занавеску... Каждый вечер, когда костер во дворе, когда книги
и лампа, голоса, желтый свет твоих окон... И все это...
     Два пути.
     Остановись!..


     Засов замер, потом в последний раз скрежетнул...
     ...и упал, освобождая вход.


     Скиталец отшатнулся, закрывая глаза руками. По  моим  мыслям  резанул
его беззвучный крик; волна ужаса, серого и жесткого, как наждак. И детская
рука в моей ладони сразу сделалась холодной  как  лед.  И  шпага  на  полу
забилась, будто удушаемая змея.
     "И деревья поймают  в  липкую  паутину  ветвей...  И  земля  закричит
разверстыми ртами могил..."
     Далекий, невыносимо жуткий звук. Затыкай уши.
     Дверь открылась...
     Дверь.


     Теперь ты взрослый, сказал Фагирра. Теперь ты пришел туда, куда я всю
жизнь  мечтал  добраться.  Теперь  ты  -  преемник  мне;  я  желал   стать
Привратником и совершал ради этого кровавые глупости, но Пришелец Извне не
стоял в ту пору на пороге, и я проиграл. Но ты - ты продолжение  меня,  ты
совершил то, к чему я стремился и за что я умер,  ты  стал  тем,  кем  мне
стать не довелось. Я горжусь тобой, сын. Ты достоин могущества...
     Засов скрежетнул и упал, освобождая вход.
     Дверь качнулась.
     Никто не любит пустоты. Сосуд  должен  быть  заполнен,  а  ты,  Луар,
сосуд...
     Не здоровайся через порог.
     Скрип... этих петель...


     ...Мышка, привязанная к ножке стула.
     Луар, Луар, Луар...
     Вы зовете меня. Я чувствую всех вас, но Дверь - Дверь уже отперта.  И
ржавый засов не задвинуть назад... И Ты, который  на  самом  деле  я,  уже
делаешь свой первый шаг - войти и воцариться...
     ...воцариться в моей душе.
     Ты,  Пришедший  Извне.  Ты  думаешь,  что  тот,  кто  зачал  меня   в
подземелье, уже свил гнездо для тебя? Он ждал тебя и пытался призвать -  и
в  награду  получил  смерть,  и  теперь  вселился   в   меня,   преемника?
Привратника? И теперь вы встретитесь наконец,  воссоединитесь  -  во  мне?
Именем замученной мышки?!
     И, ослепленный  болью  и  яростью,  я  впущу  тебя  в  свою  душу.  И
отрекусь...


     ...за  стеной  травы  играли  и  баловались  его  родители.   Зеленые
метелочки  стелились,  пригибались   к   земле,   чтобы   потом   медленно
распрямиться.
     Черные волосы матери  сплетались  со  стеблями,  с  длинными  острыми
листьями,  с  желтыми,  как  пуговицы,  цветами;  отец  смеялся,  ловя  ее
запястья, опрокидывая в зеленое  месиво  трав  и  падая  сам,  сплетая  со
стеблями уже свои, светлые, как у Луара, волосы...
     ...гусеница - пряжка на платье неба...
     А потом сквозь стену трав протянулись две руки - одна тонкая,  белая,
с прозрачными ниточками вен, другая жесткая, сильная, загорелая; одна рука
легла Луару на лоб, другая деловито почесала его за ухом.
     Бесконечная песня кузнечиков и чей-то заблудившийся поросенок на краю
поляны...
     ...пронзительный вечер. Редкий сосновый  лесок  -  и  теперь  уже  не
вспомнить, кто за кем погнался первым...
     ...Длинное озеро в замшевых зеленых берегах, и над спокойной водой  -
пар, душистый летний пар, скоро взойдет солнце...
     ...Снова мышка. Откуда ты,  мученица?..  Каминные  щипцы...  Стальные
клещи палача...
     Пламя камина.
     ...Тугое, сильное,  верткое  тело.  И  шнурки,  шнуровка  на  платье,
шнуровка на корсете... Лопатка, будто топорик. Босые пятки,  шлепающие  по
гостиничному полу, чистое светлое утро, когда руки находят друг друга сами
собой... Холодные струи на загривке, звон воды  в  умывальнике  и  смех...
Одинокий башмак перед остывшим камином...
     Да, был камин. Расплывающееся желтое пятно... Позвякивание кочерги  о
решетку. Холодная ночь - и солнечный стержень, волею судеб пойманный между
скрипучей гостиничной кроватью и Луаровым трепещущим телом. Это все равно,
что изловить небесный луч... И страшно спугнуть. И страшно поранить...
     Руки, ребра, груди, счастливый не то смех, не то всхлип...
     ...Мокрое сено. Запах жухлой травы. Гадюка; костер,  широкая  ладонь,
зажимающая рот. Каленое железо; ошеломляющая  боль  и  резкое  облегчение.
Склоненное бледное лицо. Вода. Холодная вода.
     "Вот и все".
     Все?!


     Скрип этих петель. Как холодно снаружи. Как холодно.


     И тогда человек, стоящий на пороге, вскинул руку.
     Медальон, Амулет Прорицателя, золотая  вещь...  Бурая  вещь.  Скрытая
ржавчиной пластинка. Самое дорогое, что...
     Нет, это не так уж и дорого.
     Мама... Я хочу быть теплой шалью на твоих плечах; я хочу быть  дождем
и смыть твои слезы. Я хочу выпить твое горе и не оставить тебе ни капли; я
хочу быть травой и стелиться тебе под босые  ноги,  чтобы  ни  камушка  не
попадалось тебе на пути.
     Эгерт... Я приду в твои сны. Я стану лампой на твоем  столе  и  сожгу
твою боль. Посмотри на фитилек долгой зимней ночью - и ты услышишь, как  я
говорю тебе: отец.
     И ты, чье имя похоже на мое собственное,  вывернутое  наизнанку;  ты,
скитающийся по дорогам спасенного тобой мира. Я преклоняюсь, Скиталец,  но
не в состоянии повторить твою судьбу.
     Танталь... Нет, я ничего не скажу тебе. Ты знаешь сама.
     ...Вот я бегу по весенней улице.
     СЛУШАЙ МЕНЯ, ПРИШЕДШИЙ ИЗВНЕ. СЛУШАЙ ПОСЛЕДНЕГО ПРОРИЦАТЕЛЯ.
     Мокрая  мостовая   посверкивает   каждым   камнем...   И   в   каждом
отшлифованном камне отражаюсь я.
     СНЯВ ЗАСОВ, ЗАПИРАЮ АМУЛЕТОМ. ЗАКРЫВАЮ СОБОЙ.
     А ты бежишь навстречу... И смешной  старушечий  плащ  в  твоих  руках
всплескивает пришитыми седыми космами - как знамя.
     А ты - ты ждешь, смеешься и ждешь... На твоей шее созвездие  родинок,
и в волосах твоих не видно седины. Ни единой ниточки. В  мире  нет  никого
красивее тебя.
     И ты тоже ждешь. Ты, когда-то поднявший над башней осажденного города
мою детскую рубашку. Возьми Алану на руки. Чтобы я лучше видел ее.
     СОТВОРЕННОЕ В ВЕКАХ И ПРОНЕСЕННОЕ ЧЕРЕЗ ВЕКА, СОКРОВИЩЕ ПРОРИЦАТЕЛЕЙ,
ТВОЯ СИЛА...
     Идите ко мне. Идите все ко мне... Дождь будет только  вечером,  а  до
вечера так далеко... И весна еще долго не кончится... И  чистые  камни.  И
чистые стекла. И ручей под твоим каблуком.
     ...ЗАКРОЕТ НАВЕКИ И СОХРАНИТ.
     И небо. Небо.
     Я  СТАНОВЛЮСЬ  НА  СТРАЖЕ  ПОДОБНО  ДЕДУ  МОЕМУ,  ЛУАЯНУ.  УХОДИ  ЖЕ,
ЯВИВШИЙСЯ ИЗВНЕ - ЗДЕСЬ БОЛЬШЕ НЕТ ДВЕРИ!
     Я... очень... всех...
     ЗДЕСЬ  БОЛЬШЕ  НЕТ  ДВЕРИ.  ЗДЕСЬ  ВЕЧНОЙ  СТРАЖЕЙ  СТОИТ   ПОСЛЕДНИЙ
ПРИВРАТНИК, ПОСЛЕДНИЙ ПРОРИЦАТЕЛЬ...
     ...и твой, Эгерт, сын.
     НАВЕКИ!



                                  ЭПИЛОГ

     Ворота открываются на рассвете, чтобы на узкие городские улочки могла
опустится пыль далеких странствий.
     Молодая женщина провожала его до первого перекрестка; на распутье оба
остановились, чтобы проститься.
     Неуловимая грань лета и осени. Сухая дорога, теплые камни на  обочине
и уставшая от зноя, наполовину выжженная солнцем трава.
     - Он не вернется? - женщина смотрела вдаль. Слова ее казались  не  то
вопросом, не то приговором.
     Старик пожал плечами:
     - Кто знает... Никто и никогда не становился на страже у Двери.
     Женщина подняла глаза  к  небу,  будто  желая  в  очертаниях  облаков
увидеть дверной проем и стоящего перед ним человека.
     - Его время изменилось, - медленно сказал старик. - Но каждую секунду
он помнит...
     - Не надо, - тихо отозвалась женщина. - Мы будем ждать.
     - Да, - легко согласился старик. - Конечно.
     По полям ползли рваные тени облаков.
     - И вас мы тоже будем ждать, - сказала женщина.
     Старик улыбнулся:
     - Нет. Я не вернусь.
     Женщина помолчала. Взглянула ему в глаза:
     - Люди ждут... не обязательно для того, чтобы дождаться. Правда?
     - Правда, - сказал он серьезно.
     Уходить по дороге проще, нежели неподвижно стоять и смотреть в  спину
уходящего. В его жизни было и такое - он  стоял  и  смотрел,  как  фигурки
людей на дороге удаляются,  становятся  все  меньше;  вскоре  хилый  лесок
поглотил их вовсе, а он все стоял и смотрел...
     Теперь он уходит - и чувствует за плечами долгий взгляд.
     А выжженная солнцем трава получила короткую передышку -  прежде,  чем
высохнуть и пожелтеть, она  зазеленеет  снова.  Маленькая  весна  в  самом
начале осени. Летящая за ветром паутина...
     Вечная горечь утраты и вечное счастье быть собой. Мир изменился снова
- и он изменился,  в  который  раз,  и  бесконечная  вереница  его  жизней
подходит, наконец, к своему естественному завершению. И  как  хорошо,  что
это все-таки случилось с ним - он умрет, а значит, сейчас он жив...
     Живая земля. Живое небо, полное птиц  и  облаков.  Этот  странный,  в
который раз уцелевший мир... Живой. Как пышно украшенный, богато  накрытый
пиршественный стол.
     И старик улыбнулся, запрокинув изрезанное временем лицо к  выгнутому,
как купол,  синему  небу.  Белые  облака  обратили  к  нему  свои  пухлые,
благожелательные рыльца.
     И он пошел дальше.
     Мир  прорезан  горизонтом,  и  все  дороги  стремятся  за  край  его,
разбегаются из-под ног, как мыши, и трудно понять, начинаешь ты  путь  или
уже вернулся.
     Мир не объясняет, зачем.
     И тем хорош.
     Ибо каждый может привнести в него свой собственный сокровенный смысл.
     Столы накрыты для всех. Последняя песня осеннего кузнечика...
     Но придет и весна, которой он, старик, скорее всего не увидит.
     И разве без него цветущие ветки станут менее белыми? Разве  без  него
поблекнет листва, разве остынет солнце? Разве не возродятся старые надежды
и не родятся новые? Разве те, оставшиеся за спиной, не будут каждую  весну
ждать - с новой силой?
     Оставшиеся за спиной. Подарившие ему жизнь...
     И он пошел дальше. И шагал,  пока  неясный  приказ  не  заставил  его
остановиться. Впереди, на дороге...
     Последняя летняя ящерица. Зеленый зверек с лукавыми  бусинками  глаз.
Изящная спинка, роскошный длинный хвост. Кокетливо  склоненная  чешуйчатая
голова.
     Ну, здравствуй.