аешь  ему  такое,  чего  у
него, старого бабника, никогда еще не было, - это он сам говорит и не  врет,
он в жизни не унизится до такой лжи, гордый Берт,  ему  невозможно  признать
над собою чью-то власть, а еслион все-таки унизился, солгал - и не  раз  уже
солгал, - то забрало его крепко, это ты  его  забрала,  Амми.  И  никому  не
отдашь.
   - Я тоже хочу попробовать, - сказала она. - Дайте  мне  тоже,  жадные  вы
люди.
   - Потом., - сказал Берт.
   - Сейчас, - сказала она.
   Эйвон, видимо, понял: глаза перестали смотреть  внутрь,  он  улыбнулся  и
ответил:
   - На, пристегни... Разуйся, так спокойней.
   Она будет помнить это до конца жизни -  как  почти  неслышимо  вздрогнула
машинка на поясе и как она подумала:  что  бы  самой  придумать  такое  -  и
ударила рукой по верстаку, в первый раз осторожно, потом  изо  всех  сил,  и
ничего не ощутила, ровным  счетом  ничего.  Тогда  Амаляя  закрыла  глаза  и
заставила себя упасть, не сгибаясь. На этот раз она что-то  почувствовала  -
словно воздух на долю секунды сгустился и  легонько  сжал  ее,  и  неприятно
встряхнулось что-то в животе. И вс„. Плечо и бедро, на которые  она  падала,
ничего не ощутили. Тогда она осторожно стукнула  лбом  об  пол  и  оказалась
права, что состо-ожничала: этот удар был почему-то ощутим.
   Сейчас же около нее очутился Берт, Спросил:
   - Чувствительно?
   - Ага.
   - Оторви обе ноги от пола. Еще раз пристукни головой... Как?
   - Теперь не чувствуется.
   - Все правильно! - провозгласил он. - Вставай.
   Он подал ей руку, она ухватилась за нее, но не ощутила. Словно ухватилась
за воздух... нет, этого нельзя было передать -  она  сжала  пальцы,  и  Берт
внезапно, рывком освободился и потряс своей  ручищей.  Глаза  у  него  опять
стали глубокие, повернутые внутрь. Он пробормотал:
   - Ну и ну...
   - Что? - спросил Рон,
   - Об этом я не подумал. Как стальная перчатка...
   Амалия поднялась сама и жестом попросила, чтобы отключили эту дьявольскую
машину. Сняла ее с пояса и, застегивая ремень, не могла оторвать взгляда  от
пряжки - модной массивной серебристой  штуковины:  магазин  "Гэп",  полсотни
долларов отдала за этот пояс. Она словно ждала какой-то пакости  от  пряжки:
почему бы и нет, если другая железка, только побольше, может вытворять такие
жуткие штуки с ее телом? Амалия передернула плечами и сказала:
   - Что, пойдем в тир?
   Умник принял у не„ машинку, завернул в обтирочную салфетку, и  они  пошли
через двор к старому дому - команда Томаса устроила там тир на чердаке. (Эти
ребята были настоящие профи: по часу минимум в день разминались и  ежедневно
упражнялись в стрельбе на бегу. Привезли с собой  пистолеты  с  глушителями,
несколько  ящиков  патронов,  съездили  куда-то  за  мешками  с   песком   и
оборудовали стрельбище по всем правилам. Умник и  Амалия  тоже  ходили  туда
вечерами, колотили по мишеням, раскачивающимся  на  проволочных  подвесках.)
Когда Берт, Амалия и Рон подошли к кухонной  двери,  из-за  угла  вывернулся
Томас и беспечно поинтересовался:
   - Руководство идет пить кофе?
   Он был доброжелательный  парень,  и  компанейский,  и  сейчас  готов  был
составить им компанию - хотя  твердо  знал  свое  место  и  общества  своего
американцам не навязывал.
   Амалия  ответила,  что  они  идут  учить  господина   Лиша   стрелять   и
предпочитают это делать без  свидетелей.  Томас  сказал:  "Да-да,  понимаю".
Действительно, трудно было представить себе Рона с пистолетом. Она поднялась
на чердак и увидела, что Берт с Роном перекладывают запасные -  не  пробитые
пулями - мешки с песком, сооружая  бруствер  на  огневой  позиции,  то  есть
напротив мишеней. Уложили четыре мешка - два в ряд,  два  в  высоту.  Зажгли
лампы. Машинка в белой тряпке уже стояла под мишенями, на иссеченном  пулями
мешке с песком.
   - Достань пушку,  -  приказал  Берт  Амалии,  Она  вынула  ключ,  открыла
железный  ящик  с  тренировочным  оружием  -  среди  пистолетов  там   лежал
американский автомат КАР-15 Томаса - и спросила:
   - Какой калибр прикажете, сэр?
   Берт подумал, погладил себя по верхней губе. Распорядился.
   - А давай большой какой-нибудь. "Вальтер" наш любимый.
   Амалия вынула синий "вальтер" - она сама стреляла из такого,  -  сняла  с
верхней полки обойму, зарядила пистолет
   - Ящик заафой! - зачем-то приказал ей Берт, как будто не  она  учила  его
непременно закрывать боеприпасы до начала стрельбы.
   Они втроем улеглись на маты за бруствером, Берт  в  середине.  Он  принял
пистолет и внушительно распорядился:
   - Ничком лежите, понятно? Скорее всего, рикошет пойдет сюда.
   Внезапно Рон нарушил свой вечный обет молчания непонятными словами:
   - Не будем знать.
   - А верно! - пробасил Берт.
   И тут Амалия наконец-то поняла - зачем выкладывали бруствер, почему  надо
лежать. Пуля не сможет пробить машинку, а значит, отскочит от  нее,  как  от
брони. Срикошетит. И нельзя будет понять: действительно она  отскочила,  или
стрелок промазал.
   Амалия встала и пошла в угол, где  валялись  какие-то  дощечки,  фанерки,
картонные коробочки от патронов. Выбрала коробку примерно того  же  размера,
что машинка, подошла к  мишеням  и  принялась  устанавливать  коробку  перед
машинкой, на нижнем мешке.
   - А обезьянка у нас молодчина! - объявил  Умник.  -  Левее  чуть,  еще...
Хорош! - Когда она вернулась за бруствер, добавил. - А я бы не  промахнулся,
Ронни... Головы опустить!
   Амалия заткнула уши. Ба-кррах! - ударил выстрел, и сейчас  же  мешок,  за
которым лежала Амалия, вздрогнул.
   Пуля пробила коробку дважды - с полета и с рикошета - и  вернулась  почти
что в ствол - на пять дюймов ниже и на три дюйма правее. Коробка слетела  на
пол, а из мешка лениво сочился песок.
   Увидев это, Рон заговорил опять. Объявил задумчиво
   - Ничего не значит. Повернуть.
   На что Умник сейчас же возразил - тоже непонятными словами:
   - Это не упругое тело, это поле.
   - Не убедил, - сказал Рон.
   - Не убедил? А ну, поверни штуковину на сорок пять градусов!
   Тогда заговорила Амалия. Она сидела на корточках у мешка, ковыряя пальцем
в пробоине, но говорила официальным голосом.
   -  Господа,  я  протестую.  Если  вы  желаете  повторить  опыт,  я   буду
настаивать, чтобы вы сначала оборудовали стенд. Джо,  вы  уцелели  случайно,
поскольку  пуля  могла  попасть  в  вас.  Напоминаю:  я  отвечаю   за   вашу
безопасность.
   Умник нагло осклабился и объявил, что, нажав на спуск, он сию же  секунду
опустил голову. Амалия вежливо улыбнулась  и  сказала,  что  интервал  между
выстрелелом и рикошетом был никак не больше  двух  сотых  секунды,  а  время
человеческой реакции никак не меньше одной десятой, так что господину Тэкеру
просто повезло - пуля попала не в его  высокомудрый  лоб,  а  в  мешок.  Рон
покивал, и Умнику пришлось подчиниться.
   Так начались испытания штуковины, которую У  ник  назвал  Невредимкой,  -
устройства, изобретенного на окраине  заштатного  городка  Хоуэлла,  в  тиши
гаража. Начались в условиях не слишком  удобных,  на  маленькой  голландской
ферме XVIII века,  достаточно  густо  населенной.  По  будним  дням  в  цехе
работали три десятка человек, а в доме во все дни недели крутился кто-нибудь
из  охраны,  из  шести  парней  Томаса,  и  заходила  кухарка:  то  принести
что-нибудь, то посоветоваться с Амалией насчет меню для господ  иностранцев.
И от всех от них приходилось скрывать волшебные качества Невредимки,  причем
от  команды  Томаса  -  с  особым  тщанием.  Амалию   это   расстраивало   и
обескураживало, особенно потому, что начальствовала над командой она сама  -
правда, передавая все распоряжения через Томаса.
   В старом доме, надо заметить, и вообще было тесновато.  Из  шести  спален
наверху три занимали американцы, две - Томас  и  его  правая  рука  Баум  по
кличке Танненба-ум, то есть Елочка, в  шестой  отсыпались  ночные  дежурные.
Общежитие для остальных охранников устроили в громадной гостиной  на  первом
этаже, Амалия редко спала в своей комнате, но отказаться от нее не пожелала,
объяснив Берту, что он храпит как бегемот и находиться рядом с ним всю  ночь
может только женщина, глухая как тетерев.
   Это была не совсем  правда:  отдельная  спальня  требовалась  Амалии  для
ощущения  независимости,  хотя  бы  и  призрачной.  Для  того,  чтобы   Берт
огорчался, когда  она  уходила  -  или  делала  вид,  что  уходит  (а  потом
оставалась). Кроме того, спальня  Берта  была  заодно  и  кабинетом,  и  там
круглые сутки гудел компьютер, мигал огоньками; это раздражало.
   Главным, однако,  неудобством  было  то,  что  на  всю  компанию  имелась
одна-единственная уборная и  одна  душевая,  причем  обе  -  крошечные,  как
принято в Голландии, и парни не могли принимать  душ  по  двое,  что  Амалия
полагала бы  разумным.  Она  подкатывалась  к  Петеру  Земану  -  нельзя  ли
соорудить еще одну ванную комнату, с унитазом, но  Умник  прознал  про  этот
заговор и пресек его, хотя среди рабочих Петера был водопроводчик.
   Так вот, испытания Невредимки шли только по субботам  и  воскресеньям,  и
Амалии не всегда  удавалось  за  ними  наблюдать.  Она  была  добросовестная
женщина, наша Амми, и очень серьезно относилась к своим обязанностям старшей
по охране. Через ночь проводила два-три часа на верхушке старой мельницы, за
прибором ночного видения. Каждый день выезжала на внешний осмотр - обычно на
мотоцикле - и постоянно поддерживала связь с постами, каковых  насчитывалось
три. Гордостью ее и Томаса был выносной пост, оборудованный  в  экзотическом
месте, в землянке, выкопанной неизвестно кем и когда, но не  менее  двадцати
лет назад: приблизительно тогда  эти  земли  осушили.  Землянка  была  крыта
широкими плахами, кое-где с резьбой по дереву; Томас  предположил,  что  это
плахи от второго сарая, который некогда стоял вплотную к дому, - Томас  даже
показал Амалии место бывшего сарая у восточной стены. Из землянки обзор был,
разумеется, неважный - амбразура над самой землей, -  но  ближний  сектор  с
тыла фермы был как на ладони. Амалия облазила вместе с  Баумом  этот  тыл  и
установила, что ярдах в двухстах начинается чудовищно вязкое  болото,  через
которое человеку не пробраться, так что дальние подходы контролировать и  не
следовало. Она там завязла в одном месте - Баум едва  смог  ее  вытащить,  а
правый сапог они так и не сумели спасти.
   И еще было дело у Амалии: связь. На крыше цеха теперь стояла  спутниковая
антенна (Томас с упорством называл ее "саттелит", то  есть  "спутник",  хотя
Амалия и объясняла, что это не правильно). Каждый  день  она  связывалась  с
господином Рейном, причем переговоры были шифрованными. Подразумевалось, что
Ренн перекидывает доклады с фермы в Нью-Йорк, Мабену.
   Нет, спокойная и  бездельная  -  по  внешней  видимости  -  охрана  фермы
"Баггес" была вовсе не бездельной. Сверх обязанностей, уже упомянутых,  Амми
должна была ежечасно получать  доклады  от  всех  постов,  и  ей  непременно
докладывали обо всех прибывающих и отъезжающих - будь то машина с грузом или
рабочий, либо приехавший  в  неурочное  время,  либо  почему-то  собравшийся
домой. И уже не по обязанности, а  повинуясь  некоему  импульсу,  она  стала
тренироваться  вместе  с  немецкими  ребятами:  рукопашный  бой,   растяжки,
стрельба с прыжка и кувырка. Амалия  делала  это,  сама  себе  удивляясь,  и
временами думала, что ей, девочке из Манхэттена, из столицы  мира,  попросту
скучно-тоскливо здесь, на крошечном этом пятачке среди бесконечной  равнины,
среди кочек и унылых болот.
   Впрочем, она отлично знала, что не скучно: за всю  жизнь  ей  никогда  не
было так интересно жить. Потому что... Нет, не то - не потому, что рядом был
Берт. А потому, что  он  был  непредсказуем.  И  опять  не  то...  Амми  уже
научилась предугадывать  его  причуды,  внезапные  желания  -  то  хватануть
стаканчик неразбавленного, то вдруг среди бела дня затащить ее в  постель  -
иногда даже не в постель, а так - приткнуть к столу и спустить с нее джинсы.
Когда он отдувал щеку и начинал петь по-испански, она ласково предупреждала,
что у нее через пять минут связь с постом, то есть трах-траха не  получится,
а когда он щеку не отдувал и пел негритянское - "спиричуэл", - без  вопросов
наливала ему бурбона. Он гений - вот что Амалия ощущала постоянно, разве что
кроме времени, когда сидела на Берте верхом: с  ним  она  предпочитала  позу
"наездница" - из-за его брюха. Но и тогда, неистово подпрыгивая и держась за
это самое брюхо, она внезапно могла увидеть его повернутые  внутрь  глаза  и
окунуться в исходящий от него ток гениальности.
   Может быть, она смогла выследить его так быстро из-за этого тока - иногда
она думала об этом, хотя и не верила в телепатию.
   И однако среди всего этого Амалия сумела разобраться в  сути  Невредимки.
Еще в ночь после первых испытаний  она  пристала  к  Берту,  и  тот  кое-что
рассказал, временами всхрапывая, - когда она его будила.
   - А что  тут  понимать?  -  ворчал  он  фальшивым  голосом.  -  Генератор
защитного поля, - произнеся эти три слова, он самодовольно надул щеки. - Ты,
амазонка, противника можешь пиф-паф, а вот его пуля...
   - В него и вернется, - сказала Амми. - Это  я  уже  видела...  А  изнутри
можно стрелять?
   - А мы попробуем, - оживленно сказал Берт и попытался сесть  на  кровати,
по-видимому, чтобы пойти к компьютеру, но Амалия не  дала  ему  сесть.  -  Я
почти уверен, что можно. А?
   - А ежели палкой? Железной палкой?
   - Боже, дай мне терпения на эту дочь греха! Только одно  в  голове,  -  с
самодовольством провозгласил он. - Ты хоть третий закон Ньютона помнишь?
   - Сам ты сын греха после  этого...  Эй,  нечего  меня  трогать!..  -  Она
отодвинулась на край кровати.
   - Ты ведь падала на стальной пол, верно? Ничего не  ощутила?  А  это  все
равно что тебя стукнули этим полом по твоей  хорошенькой  жопке.  Не  палкой
этой твоей, а доской. Действие равно противодействию.
   - А почему на резиновой подошве скользишь как по льду?
   - X-м... И это заметила моя обезьянка. Молодцом... Потому что поле -  оно
глупое, понятно? Оно же не знает, где кончаешься ты и начинается  м-ма...  -
он вдруг всхрапнул и пришлось его потеребить. - А о чем это мы?..
   - О резиновых подошвах.
   - Ага. Поле,  говорю,  не  знает,  где  кончается  защищаемый  объект,  и
стремится окружить весь земной шар  Когда  ты  ходила  босиком,  так  оно  и
получалось. А резина изолирует поле от земли, зато... - Он не то заснул,  не
то задумался.
   - Зато - что, Берти?
   - Трение. Нету трения между полем и внешними поверхностями.  Поэтому  как
на льду. Амалия покивала, подумала и сказала:
   - Тогда пусть стремится... окружить. Чтоб не скользило.
   - Ну, не знаю, - пробормотал он. - Мощность генератора  имеет  предел,  с
одной   стороны,   но,   с   другой,   -   поле   должно    распространяться
экспоненциально... Не знаю. Надо изучать.
   Он опять заснул, и разбудить его более не удавалось. Зато  утром,  будучи
упрямой - злонравно упрямой, как он говаривал, - она все-таки спросила, едва
проснувшись:
   - Берти, значит, автомобиль нельзя прикрыть твоим полем, потому что  шины
будут прокручиваться?
   Он сейчас же схватил ее и начал тискать,  приговаривая:  "А  чересчур  ты
умна, обезьяна, придется тебя..." - и повернул ее к себе задиком. Очень  ему
нравился ее задик, и она не успела спросить,  что  значит  "распространяется
экспоненциально".
   Но на некоторых испытаниях Невредимки,  как  мы  уже  говорили,  побывать
после этой ночи успела.
   Одно из них запомнилось ей как удивительно нудное: машинку укладывали  на
листы пластмассы разных сортов, включали и пытались приподнять. Испробовали,
кажется, сотню образцов, а она очень охотно давала  себя  приподнять,  -  то
есть  все  эти  пластики  были  изоляторами  поля,  как  резина  и   обувные
пластмассы. Невредимка прилипала к стальному полу, только  когда  лежала  на
коже. Убедившись в этом, Умник расстроился и велел  Рону  заказать  пластики
какой-то особой группы.
   Испытание со стрельбой было, напротив,  короткое.  Машинку  прикрутили  к
стендовому зажиму так,  чтобы  пистолет  был  внутри  защитного  поля,  а  к
спусковому крючку, пистолета привязали резиновый шнур. Невредимку  включили,
потянули за шнур - пули легли в пристрелянный заранее центр мишени. То  есть
поле не искажало траекторию выходящего  из  него  предмета.  Берт  по  этому
поводу сказал:
   - Сумеешь перебить всех врагов, обезьянка... Вопрос в том, как устоять на
ногах.
   - Э, буду ходить на коже, - весело возразила Ама-лия.  -  Видишь?  -  Она
подняла ножку в новом ботинке на кожаной подошве. - Уже готова открыть огонь
по вашим врагам, сударь.
   С этой "ходьбой на коже" были  свои  сложности  -  что-то  происходило  с
предметами вокруг Невредимки, стоящих на кожаной подложке. Но  по  причинам,
которые  мы  уже  изложили,  Амалии  некогда  было  вникать  в   подробности
испытаний. Да и сами испытания отнюдь  не  были  главным  занятием  Берта  и
Рональда: добрая половина рабочих теперь делала  не  обычную  продукцию,  не
распределители для станков - на верстаках лежали Невредимки. Двух  размеров:
маленькие, почти вдвое меньше той, которую испытывали, и большие, размером в
толстую книгу. "И-1" в "И-2". Для человека и для автомобиля.
   В конце февраля  Петер  Земан  был  вместе  с  одним  из  немецких  нянек
отправлен  в  Германию  на  шинный  завод  -  за  специальными  шинами   для
"мерседесов". Рональд нашел-таки пластмассу, проницаемую для защитного  поля
И.
   С последним событием - его на деле можно считать решающим для судеб наших
героев -  совпало  еще  одно,  куда  более  важное  с  точки  зрения  других
действующих лиц этой повести.
   На Детройтском автосборочном заново вырос  опытный  цех.  Начальник  его,
Гарри Лауден, получил приказ гнать в три смены новый образец  электромобиля:
чертежи были  уже  заготовлены,  как  и  таинственные  документы,  именуемые
"технологическими  картами".  Заказ  на  индивидуальные  колесные  двигатели
получила эйвоновская фирма в Хоуэлле - как легко понять, без ведома хозяина.
Управлял фирмой  теперь  наемный  человек,  и  ему  было  все  равно,  какую
продукцию выпускать, шли бы денежки. (Однако, думается мне, если бы у Эйвона
спросили согласия на этот заказ, он  ухмыльнулся  бы,  подивившись  упорству
Си-Джи, и не стал бы возражать: желает парень покончить с собой - его дело.)
   Три смены при очень высокой  оплате  для  всех  рабочих  обозначали,  что
машина выйдет на испытания через месяц.
   Теперь это ни от кого не скрывалось. Корреспондентов в  цех,  правда,  не
пускали,  но  информация  всегда  была  наготове,  и  в  газетах  замелькали
осторожные заголовки, часто со знаком вопроса: "Действительно  ли  "Джи  Си"
осчастливит нас электромобилем?" А рядом - фотография  новых  ворот  цеха  с
контрольной будкой, больше похожей на огневую точку. Снимать цех  теперь  не
удавалось, его обнесли глухим железобетонным  забором  с  колючкой  поверху:
предельно неамериканское зрелище.
   Бедняга Мабен. Мало того что в  его  подчинении  теперь  был  целый  полк
охранников; мало того, что вместе с его людьми завод стерегли соколы ФБР и с
ними приходилось взаимодействовать (а это было ох как непросто,  потому  что
Бернанос докладывал о новых попытках подкупа федеральных соколов, и от этого
Мабена тошнило еще пуще; "Не смейте клеветать  на  моих  людей,  ублюдок  вы
этакий!" - визжал Уэбб), так Мабену еще пришлось создать службу безопасности
внутри своей службы.
   "Гнусные парадоксы жизни, - думал Мабен. - Гнусные фокусы нашего ремесла.
Если бы эти мерзавцы не убили агента Грэга, а затем агента  Родригеса,  Уэбб
просто посылал бы меня к дьяволу, молча. Родригес продался, это верно, но он
был приятный парень, и семейный - четверо детей, мать-старуха. А я  вынужден
радоваться его смерти, потому что так мне легче работать",
   Так вот, в  довершение  всего  выс