троиться поблизости от выхода и не разводить  огня.
Зима  становилась все холоднее, но я согревался,  кутаясь  в
шкуры добытого мною зверя.
      Прежним  обитателем пещеры был огромный  тигр.  Это  я
выяснил   однажды   утром,   когда   услышал,   как   кто-то
принюхивается.  Вход  в пещеру закрыли  массивная  полосатая
голова  и  плечи  гигантской кошки. Тигр считал  эту  пещеру
своей  зимней  квартирой,  и  идея  разделить  ее  со   мной
совершенно  явно  не приводила его в восторг.  Я  вскочил  и
бросился  в  глубину пещеры, поскольку выход был  блокирован
тигром; гигантская кошка, должно быть, неплохо разжирела  за
лето,  проведенное в долине, - ей не удавалось  протиснуться
внутрь.
     Таким образом, мне довелось убедиться в том, что пещера
в  действительности была туннелем - и к тому  же,  созданным
человеческими  руками.  Было темно как  в  могиле,  когда  я
продвинулся  немного дальше. Я держался руками  за  стены  и
постепенно ощутил, что необработанная скала сменяется гладко
обтесанным камнем и что под руками появляются части знакомых
скульптур. Тут я потерял голову.., я обезумел. Я еще  помню,
как  смеялся, но потом остановился, подумав о том, что тигр,
возможно,  все  еще  идет  следом. Я остановился,  осторожно
ощупал  обе стены прохода. Отвратительное, тошнотное чувство
страха  охватило  меня, когда пальцы  наткнулись  на  детали
скульптуры;  смятение  мое  росло.  И  в  то  же   время   я
почувствовал  небывалый подъем, поскольку  был  уверен,  что
наткнулся на один из множества потайных ходов Теку Бенга.  В
конце  концов,  с тем же успехом я смогу отыскать  дорогу  к
подземным  ходам под тем невероятно древним храмом Грядущего
Будды! Я ни в малейшей степени не сомневался в том, что,  не
отыскав  дороги над расселиной, обнаружил ее под  пропастью.
Теперь  коридор начал резко подниматься наверх  и  навстречу
мне  потянуло  таким  отчаянным  холодом,  какого  не  знает
настоящая  зима.  Когда  я в первый раз  испытал  его,  меня
охватил  панический ужас. Испугался я и теперь, по  на  этот
раз  страх  мой смешивался с надеждой. Странные тихие  звуки
коснулись  моего слуха - звон храмовых колокольчиков,  шепот
ветерка, доносящего обрывки фраз на чужом языке. Когда-то  я
пытался  убежать от всего этого, однако теперь я помчался  к
ним  навстречу, и думаю, что при этом кричал и  плакал.  Пол
коридора  как будто качался, пока я бежал; стены  раздались,
так  что,  даже  раскинув руки в стороны, я  не  мог  больше
касаться их. И вот я увидел перед собой точку белого  света.
Она   была   точно  такой  же,  что  и  раньше;  я  невольно
рассмеялся. В тот же миг я будто бы со стороны услышал,  что
смех  мой  звучит  хрипло и безумно;  однако  мне  это  было
безразлично.  Свет  становился  все  ярче,  он   уже   начал
ослеплять  меня. Позади света двигались фигуры;  безымянные,
ослепительные пятна красок; вот свились сети из  вибрирующей
металлической ткани, и снова я подумал об индуистских богах,
которые  построили  машины, чтобы  освободиться  от  законов
времени и пространства.
     И вот я начал падать.
      Сломя голову, я вращался и падал вниз, и мне казалось,
что я лечу сквозь пустое пространство между звездами. Теперь
я  потерял  и те малые остатки разума, которые  у  меня  еще
оставались,  и отдался на волю бесконтрольной силы,  которая
ae" b(+  меня и превратила в свою игрушку...
       Мне   очень   жаль,  если  все  это   покажется   Вам
фантастичным,  мистер Муркок. Вы знаете, что  я  никогда  не
обладал  особым воображением. Выйдя из детского возраста,  я
начал  свой путь простым солдатом, выполняющим свой долг  во
имя  родины  и  короны. Ничто не было мне милее,  как  вновь
вернуться  к  прежней  жизни,  однако  судьба  распорядилась
иначе.
      Я  очнулся в темноте - в отчаянной надежде на то,  что
полет  сквозь время был путешествием назад, и я снова обрету
мою  родную  эпоху. Разумеется, не было никакой  возможности
проверить  это немедленно, поскольку я все еще  находился  в
темноте,  в  туннеле.  Однако  таинственные  звуки  и   этот
удивительный  холод  уже исчезли. Я  встал,  ощупал  себя  в
надежде  обнаружить мой прежний мундир - однако на теле  все
еще болтались старые лохмотья. Это не слишком испугало меня,
и  я  принялся  ощупью искать дорогу назад. Я  твердо  решил
броситься   на   тигра   и   покончить   со   всеми   своими
приключениями,  если обнаружится, что я все еще  нахожусь  в
той эпохе, покинуть которую так стремился.
      Наконец  я снова выбрался в пещеру. Никакого тигра  не
было  и в помине. Напротив - и это подняло мое настроение  -
не  существовало более никаких признаков того, что сам я жил
в  этой пещере. Я вышел наружу, на снег, и взглянул в  синее
небо;   я   жадно  вдохнул  разреженный  горный   воздух   и
рассмеялся,  как  мальчишка, уверенный в том,  что  вернулся
"домой".
      Мое путешествие из горного региона можно назвать каким
угодно,  только  не "приятным", и я никогда  не  пойму,  как
ухитрился  не замерзнуть насмерть. Я прошел через  множество
деревень,  где  ко  мне  относились с осторожным  уважением,
раздобыл  теплую  одежду и еду. Но никто из  тех,  с  кем  я
разговаривал, не понимал по-английски, а местные диалекты не
были  мне знакомы. Так я провел почти месяц, прежде чем  мне
удалось   получить,  как  я  смел  надеяться,  подтверждение
выводов  о  том,  что  я нахожусь в моем времени.  Появилось
несколько  примет  - обрубок дерева, скала  странной  формы,
небольшая речушка, - показавшихся мне знакомыми. Я знал, что
нахожусь  поблизости  от  пограничного  поста,  на   который
некогда совершил нападение Шаран Канг. Это нападение и стало
причиной  для  моего первого посещения Теку Бенга,  ставшего
моим путешествием в иное время.
      Примерно  день спустя показался и сам пост - несколько
бараков, окруженных немногочисленными кирпичными постройками
местных жителей; все это было обнесено крепкой стеной. Здесь
погибли  наши  служащие из местных уроженцев и их  командир,
английский офицер, и я возносил горячие молитвы за то, чтобы
найти  все так, как я это оставил. И на самом деле, я увидел
все признаки недавних боевых действий, что меня, разумеется,
очень  воодушевило! Шатаясь, я прошел мимо рухнувшей решетки
ворот   маленького   форта,   все   еще   надеясь,   вопреки
очевидности, найти отделение пенджабов и гуркхов, которое  я
оставил здесь перед своей экспедицией в земли кумбалари.  Во
всяком  случае,  в  поселке  были  солдаты.  Я  закричал  от
.!+%#g%-(o.  Голод  и  усталость ослабили  меня,  голос  мой
прозвучал  довольно жалко в теплом весеннем воздухе,  однако
солдаты  повыскакивали, держа оружие наготове.  И  только  в
этот  момент  я  заметил,  что  все  они  были  белыми.  Без
сомнения, индийских солдат заменили британцами. И все же эти
люди  совсем  недавно  побывали в бою,  это  было  очевидно.
Неужели пока я находился в экспедиции в горах, в логове этой
старой лисицы Шаран Канга, на форт напала еще одна банда?
     Я крикнул:
     - Вы англичане? Ответ был краток:
     - Надо полагать!
     И я без сил рухнул в сухую пыль.

                           Глава 2

             Мечты и кошмары чилийского чудодея

      Когда  я  очнулся  на раскладной кровати  в  том,  что
осталось  от спальни, мой первый вопрос, вполне естественно,
был:
     - Какой у нас нынче год?
      - Какой год, сэр? - мне отвечал молодой парень с умным
лицом.  На красной форменной куртке (это была форма  "Ройял-
Лондондерри",  полка, действовавшего в тесном сотрудничестве
с  моим)  у пего были полоски фельдфебеля; в руке - жестяная
чайная чашка. Он поддержал мою голову, помогая сесть.
      -  Прошу  вас,  фельдфебель, сделайте  это  для  меня,
хорошо? Какой сейчас год?
     - 1904-й, сэр.
      Следовательно, "я "отсутствовал" два года. Это  многое
проясняло. Я с облегчением отхлебнул довольно жидкого чая (-
только потом я узнал, что это был их последний чайный запас)
и  представился. Я назвал свое звание и свой  полк;  сообщил
фельдфебелю,  что, насколько мне известно, я - единственный,
кто  остался в живых из той карательной экспедиции, что была
отправлена  два года назад; что находился в плену  и  бежал;
довольно долго блуждал по окрестностям и только теперь сумел
выбраться  к  своим.  Фельдфебель выслушал  мою  историю  не
выказывая, противу ожиданий, ни малейшего недоверия,  однако
его следующие слова возбудили опять мою тревогу.
      -  Стало  быть,  вы ничего не знаете о войне,  капитан
Бастэйбл?
      -  О  войне? Здесь, на северо-западе? Неужели все-таки
русские...
      -  В  настоящее  время это - одно  из  немногих  мест,
которые почти не задеты войной, однако в своем предположении
вы  совершенно  правы: Россия числится  теперь  среди  наших
врагов.  Война  охватила весь мир. Я сам  и  около  двадцати
солдат  -  вот и все, что осталось от армии, которая  тщетно
пыталась  защитить  Дарджилинг. Город и обширные  территории
внутри  страны находятся во власти русских, а их,  со  своей
стороны,  теснит  Арабский  Альянс.  Лично  я  надеюсь,  что
русские  еще  держатся.  Они,  по  крайней  мере,  оставляют
пленных  в  живых,  а  если убивают,  то  быстро.  По  нашим
/.a+%$-(, данным, дела обстоят именно так...
     - Почему же из Великобритании не приходит подкрепление?
     Фельдфебель бросил на меня страдальческий взгляд:
     - Мне кажется, родина сейчас мало чем может помочь нам,
сэр.  Европа пострадала куда больше, чем Азия, поскольку  на
нее  обрушились  чудовищные бомбовые удары. Война  в  Европе
закончена,  капитан  Бастэйбл. Здесь же она  продолжается  -
своего рода альтернативное поле битвы, где выигрыш чертовски
мал, кто бы ни победил. Что до топлива, то ситуация довольно
неприглядна:  горючего  нет,  ни  один  британский  самолет,
вероятно,  не  сможет взлететь - если только существует  еще
хотя бы один...
      Его  слова  становились для меня  все  менее  и  менее
понятными.  И  лишь  одно ужасное обстоятельство  постепенно
прояснялось,  наполняя меня отчаянием: этот  мир  1904  года
имел  с  моим собственным еще меньше общего, чем тот, откуда
мне удалось бежать.
      Я  попросил  фельдфебеля кратко  обрисовать  для  меня
мировую  историю,  как  описал бы он события  ребенку,  и  в
качестве  объяснения снова прибег к давней сказке  о  потере
памяти.  Молодой человек принял и это объяснение  и  любезно
предоставил  мне  краткий отчет мировой истории,  начиная  с
последней  четверти XIX столетия. Она радикально  отличается
от  истории  Вашего мира, мистер Муркок, как  отличается  от
того мира будущего, который я вам описал.
      Итак,  примерно  в 1870 году в Чили  объявился  гений,
который в несколько лет изменил участь обездоленных;  создал
изобилие  там,  где  прежде царили  голод  и  нужда;  принес
комфорт  и  роскошь  туда,  где некогда  была  лишь  горькая
нищета.  Его  звали Мануэль О'Бин. Он был сыном  осевшего  в
Чили ирландского инженера и наследницы чилийского миллионера
(возможно,   самой  богатой  женщины  Южной  и   Центральной
Америки). О'Бин обладал огромной способностью к обучению и в
чрезвычайно   раннем  возрасте  начал  делать   удивительные
открытия. Излишне говорить о том, что отец всячески  поощрял
его,  и  О'Бин еще до восьми лет выучился всему, чему только
мог  научить  его  отец.  Благодаря материальным  средствам,
которые   обеспечивало   ему  богатство   его   матери,   не
существовало  никаких препятствий для развития  гениальности
О'Бина  в  области  техники. В неполные  двенадцать  мальчик
изобрел целый ряд новых горнодобывающих машин, которые  были
использованы   на   месторождениях   полезных    ископаемых,
принадлежащих   его   семье,   и  увеличили   благосостояние
семейства в сотни раз. И дело было не только в том,  что  он
обладал огромным талантом в проектировании и создании  новых
машин;   он  был  наделен  также  умением  открывать   новые
источники энергии, менее трудные в эксплуатации и бесконечно
более дешевые, чем то простое горючее, что использовалось до
сих  пор.  Он разработал метод преобразования электричества,
так  что  теперь его можно было поставлять не по кабелям,  а
лучами,  причем  почти в любую часть света.  Его  генераторы
были  маленькими, удобными в обращении и требовали  минимума
энергии. Именно от них работало большинство изобретенных  им
машин.  Были  изобретены  различные новые  моторы,  наконец,
,c$`%-k%  модификации паровых турбин,  которые  работали  от
быстро нагревающихся жидкостей вместо воды.
     Наряду с горными и сельскохозяйственными машинами в эти
годы  О'Бин интересовался военной техникой и создал  десятки
чрезвычайно эффективных военных машин (не следует  забывать,
что  он  был  всего лишь пятнадцатилетним мальчиком  и,  как
всякий мальчишка, очень увлекался подобными вещами). В числе
прочего   появились  подводные  лодки,  самоходные   орудия,
воздушные  корабли  (эту разработку он  создал  совместно  с
великим  техником и воздухоиспытателем французом ла Пересом)
и   моторизированные   бронированные   автомобили,   которые
называли  "сухопутными  броненосцами".  Однако  как   только
гражданское  сознание О'Бина развилось  в  полной  мере,  он
отказался   от   милитаристского   направления    в    своих
исследованиях.   Еще   до   того,   как   ему    исполнилось
восемнадцать,  он дал клятву никогда более  не  использовать
свой талант в военных целях. Вместо этого он решил направить
все  усилия  на  машины, которые позволят  оросить  пустыни,
выкорчевать  леса  и  превратить мир в  плодороднейший  сад,
способный  прокормить  голодающих, и  тем  самым  уничтожить
основные предпосылки разногласии между людьми.
      Так началась новая эра. Казалось, утопия воплощается в
жизнь.  На  земле не осталось никого, кто не мог  бы  хорошо
питаться и не имел возможности получить хорошее образование.
Как по волшебству, исчезла нищета.
      Человек  действительно может жить одним  лишь  хлебом,
покуда все его силы, заняты добыванием этого хлеба. Но стоит
человеку  освободить разум и перестать  посвящать  все  свое
время  поискам пропитания, как он принимается размышлять.  И
если  только  у  него  появляется  возможность  сопоставлять
различные  факты,  и  если  только  сам  он  неглуп,  то  он
принимается переосмыслять свое место в мире и сравнивать его
с  чужим  местом  в мире. Таким образом тысячи  людей  вдруг
осознали,  что  власть находится в руках кучки  меньшинства:
землевладельцев,  фабрикантов,  политиков.  Все   эти   люди
восторженно приняли научные и технические новшества О'Бина -
поскольку могли покупать его патенты, с их помощью создавать
машины  и  умножать свои богатства. При этом  улучшали  свое
положение и те, над кем господствовали богатые.
      Однако  двадцать  пять лет - достаточный  срок,  чтобы
выросло  новое  поколение.  Поколение,  никогда  не  знавшее
страшной  нищеты.  В противоположность предыдущему,  оно  не
испытывало  ни малейшей благодарности за то,  что  теперь  у
людей много свободного времени и вдоволь еды. Именно у этого
поколения вызрело желание взять судьбу в свои руки.  Короче,
эти люди стремились к политической власти.
      В  1900-е  годы  гражданские войны всех  народов,  как
больших,  так и малых, стали обыденным явлением. В некоторых
странах   -   как  правило,  самых  отсталых   -   произошли
победоносные революции, и наряду с уже привычным  фанатичным
национализмом  на  политическую арену  вышли  новые  силы  и
группировки. Великим державам пришлось смириться с тем,  что
от  них  оторвали  колонии  в  Азии,  Африке  и  Америке.  А
поскольку  источники  энергии стали  дешевыми  -  и  патенты
N'Бина  внедрялись повсеместно; поскольку  военная  мощь  не
была  больше  напрямую связана с большой,  хорошо  обученной
армией - постольку старые державы остерегались ввязываться в
войны  с  молодыми нациями и отныне предпочитали  отстаивать
свои   позиции  средствами  сложной  дипломатии,  постепенно
создавая "сферы влияния". Но мудреные дипломатические игры в
отдаленных  областях  часто вызывают растущее  напряжение  в
самой метрополии. Особенно это сказалось на Европе. Однако и
в  Соединенных  Штатах,  и  в Японии  национализм  все  выше
поднимал   голову,  а  словесные  баталии   между   великими
державами  становились  все напряженнее.  Торговые  эмбарго,
парализующие экономику, бессмысленные запреты  на  импорт  -
все  это обсуждалось, оспаривалось, многократно обсасывалось
и  пережевывалось. В умах владык мира сего расцвела махровая
мания  преследования.  Внутри страны они  видели  угрозу  со
стороны  агрессивного молодого поколения,  требовавшего  все
больше  социальных прав; извне было другое пугало - соседние
страны.   Все   больше  ресурсов  выделялось   на   создание
сухопутного,  морского и воздушного оружия, на  формирование
гигантских  запасов оружия, боеприпасов  -  и  все  это  для
армий, которым вменялось в обязанность держать под контролем
бунтующие  народы  (а  также, по возможности,  изматывать  и
истреблять  бунтарей внутри страны). Во многих  государствах
была   введена  воинская  повинность  прусского  образца   -
последнее  повсеместно вызвало яростный протест  со  стороны
тех,  кто  стремился к реформе государственных  структур.  В
конце  концов  даже те, кто первоначально  надеялся  достичь
своих  целей  дискуссиями и сбором  подписей,  обратились  к
революционному насилию.
      Никто  в точности не знает, что думал по этому  поводу
сам  О'Бин. Вероятно, его мучило чувство страшной  вины.  По
слухам,  в  тот  день, когда великие державы  объявили  друг
другу войну, он втайне от всех покончил с собой.
      Поначалу война ограничилась лишь территорией Европы. В
первые  же недели большинство крупных городов континента,  а
также   Великобритании,  обратились  в  развалины  и  пепел.
Кратковременный Центральноамериканский Альянс просуществовал
все  же достаточно долго, чтобы ввязаться в войну с США, что
привело  примерно к такому же результату. Огромные подвижные
военные  машины  покатили  по опустошенной  стране;  мрачные
боевые  самолеты закружили в грозовом небе. Под водой кишели
стаи подводных лодок, часто уничтожавших друг друга, даже ни
разу  не выйдя на поверхность - а там "броненосцы" союзников
разносили  друг  друга  на  части  выстрелами  из  чудовищно
эффективного    оружия,   разработанного    тринадцатилетним
мальчиком.
      -  Большинство  настоящих боев теперь  уже  позади,  -
заключил фельдфебель с ноткой презрения в голосе. -  Топливо
для  генераторов  и  моторов постепенно  подходит  к  концу.
Военные машины, которые еще остались, - те просто стоят  без
дела. Вся тяжесть снова легла на кавалерию и пехоту. Но  вот
незадача - все уже успели перезабыть, как сражаются  верхом,
с  ружьем в руке. Да и людей осталось не так уж много. И еще
меньше  боеприпасов,  я полагаю. У нас  у  каждого  есть  по
/  b`.-c, - он коснулся оружия, висевшего у него на поясе. -
Если  повстречается враг, придется брать его в штыки. В этой
чертовой  войне  победят проклятые  индусы  -  те,  кто  еще
помнит,  как владеть мечом, копьем, кто имеет луки и  стрелы
и...
      -  Стало  быть, вы не считаете войну оконченной?  Люди
должны  были  прийти в ужас после всех этих событий!  Да  им
просто отвратительно воевать...
     Солдат тряхнул головой и заметил философски:
      - Это безумие, сэр. И оно охватило всех нас. Это может
продолжаться,  пока последний человек не отползет  от  трупа
того парня, которого он только что прикончит ударом камня по
голове.   Война   -  это  чистой  воды  сумасшествие.   Люди
совершенно  не  думают о том, что творят.  Знаете,  как  это
бывает:  забываешь  обо всем, пока убиваешь,  убиваешь,  все
время  убиваешь,  -  он  замолчал в легком  смущении.  -  По
крайней мере, я так думаю.
      Я  согласился с ним: он был слишком прав.  Несказанная
тоска  точно  лишила  ме