асе.
Моя реакция была вежливой, сдержанной, но холодной.
     - Я так рад, что вы решились приехать, - сказал он.
      - У меня не создавалось впечатления, будто у меня есть
большой  выбор,  -  ответил я. - Президент  Ганди,  кажется,
получил  однозначную информацию о вашем требовании  включить
меня в число членов миссии.
       -  Разумеется,  я  выразил  надежду,  что  вы  будете
включены.    В   конце   концов,   мне   же    нужно    было
продемонстрировать свою беспристрастность, - он произнес это
с  улыбкой, предназначенной для того, чтобы разоружить меня.
- Получить алиби в отношении белых, знаете ли.
      Намеренно или нет, но его замечание о цвете моей  кожи
меня  смутило. Даже шутка может подчеркнуть то  различие,  о
котором  мы  оба хорошо знали. Если бы человек,  отпустивший
ее,  был моим лучшим другом, я все равно почувствовал бы  то
же самое, тем более что в помещении не имелось больше других
белых.
      Заметив  мою  неловкость, Цицеро Гуд хлопнул  меня  по
плечу:
      -  Извините, мистер Бастэйбл. Бестактное замечание. Но
сыну  раба  иной раз не так легко сопротивляться  искушению,
здесь вам придется со мной согласиться.
      -  Я думал, сэр, что вам довольно успеха, позволившего
забыть об этом клейме...
      -  Клейме,  мистер  Бастэйбл?  -  его  голос  зазвучал
неожиданно  жестко.  -  Я  могу  вас  заверить,   что   свое
происхождение  клеймом не считаю. Клеймом оно  является  для
тех, кто некогда поработил мой народ.
     Этот аргумент бил не в бровь, а в глаз.
      -  Вероятно, вы правы, сэр, - пробормотал я. Я не  был
полноценным   противником  в  споре  с  человеком,   который
соображал так быстро.
     Гуд тут же снова вновь обрел мягкость:
     - Но вы правы. В последние один-два года я стал немного
мягкосердечнее   благодаря   тому   счастью,   которое   мне
сопутствовало. Теперь у меня осталась еще одна цель, и  если
я  достигну ее, то буду удовлетворен. Но она - самая трудная
из  всех,  что  я себе поставил. У меня такое  предчувствие,
будто  известная  великая держава, до  сих  пор  сохранявшая
-%)b` +(b%b, окажет мне серьезное сопротивление.
      - Вы имеете в виду Австрало-Японскую Федерацию, сэр? -
этот  вопрос  задал фельдмаршал Акари, человек, которого  мы
избрали  спикером  нашей  делегации.  Бантустан  был  многим
обязан   ему  -  блестящему  офицеру,  старейшему  другу   и
соратнику   президента,  который  в  последние  годы   часто
действовал в качестве полномочного представителя президента.
-  Вы,  вероятно,  все  же не станете рисковать  всем,  чего
достигли  в  последние годы? АЯФ не должна чувствовать,  что
Ашанти ей угрожает!
      -  Этого  и я боюсь, фельдмаршал, - заявил  Гуд  тоном
величайшего сожаления. - Создается такое впечатление,  будто
оба   государства  рассматривают  Тихий   океан   как   свою
территорию. Можно подумать, они разведали нечто особенное  о
моих планах - вот уж из чего я никогда не делал секрета -  и
теперь полагают, что если только мои корабли окажутся в "их"
океане, то я немедленно обращу алчный взор на их острова,  и
завоевание останется лишь делом времени.
      Миссис Нзинга, бывшая недавно министром коммуникаций и
сообщений в правительстве Ганди, спокойно сказала:
      -  Следовательно, следующим объектом  вашей  экспансии
станут Соединенные Штаты? Ведь вы на это хотели нам указать,
сэр?
     Гуд пожал плечами:
      -  "Экспансия" - это не то понятие, которое я хотел бы
употреблять,   миссис   Нзинга.  Моим  намерением   является
освобождение  черного народа Соединенных  Штатов.  Я  должен
помочь  своим  согражданам, создать там новую и  долговечную
культуру.  Знаю,  многие считают меня  безумцем  и  тираном,
взявшим ошибочный курс на истребительную войну против белых,
на  уничтожение  народов,  - но  мое  "безумие"  имеет  свою
логику.  Слишком  долго  так  называемым  "цветным"  народам
навязывали чувство неполноценности по отношению к белым.  Во
многих  областях Африки царила чудовищная, разрушительная  в
моральном  и  материальном отношении апатия,  прежде  чем  я
доказал   своим  соратникам,  что  белые  не   обладают   ни
выдающимися талантами, ни сверхъестественным умом, ни особым
правом   властвовать  над  ними.  Мои  речи  против   белых,
естественно,  были  преувеличены, как и мой  национализм.  Я
знал,  что  после войны останется слишком мало  времени  для
побед  -  а я нуждался в них. Чтобы добыть ресурсы, умножить
богатства, завоевать доверие тех, кого я повел за собой, мне
пришлось  работать жесткими методами. Я считаю,  что  именно
сейчас настало время, когда черный человек должен возглавить
цивилизацию. Я верю: если ему удастся избавиться от  болезни
европейской   логики,  он  сможет  воздвигнуть   долговечную
утопию. Я восхищаюсь президентом Ганди, миссис Нзинга,  хотя
вы, вероятно, и найдете это странным - еще бы, я же тиран "с
руками,  обагренными  кровью".  Я  не  угрожаю  безопасности
Бантустана  не потому, что боюсь его военной мощи.  Я  хочу,
чтобы  Бантустан существовал и дальше, потому что в качестве
идеального  государства  он являет собой  пример  для  всего
мира.  Но  именно  богатства  Бантустана  -  а  не  какие-то
особенные  добродетели! - сделали  его  тем,  чем  он  стал.
Nстальной  мир же не столь богат; и если бы Ганди  попытался
построить свое государство, скажем, в Индии, то убедился бы,
что  оно обречено на краткий срок жизни! Сначала мир  должен
объединиться,  и  способ  его  объединения  есть  построение
огромного государства. Огромные державы создают только одним
образом,   мне  очень  жаль,  мадам,  но  это  -   войны   и
кровопролитие.
      -  Насилие  породит лишь насилие, -  сказал  профессор
Хира,   создавший   превосходные   учебные   программы   для
университета  Бантустана.  Это  был  маленький   приземистый
человек;   его  лоснящееся  лицо  горело  от   волнения.   -
Завоеванные вами народы рано или поздно попытаются подняться
против вас. Это тоже в природе вещей.
      -  Восстания могут быть успешными только в том случае,
если   правительство  слабо,  -  возразил  генерал  Гуд.   -
Тираническая власть может держаться столетиями, и тогда  все
стороны   жизни  страны  находятся  под  жестким   контролем
правительства.   Но.  Если  оно  будет  развивать   в   себе
стоические  добродетели. Если оно, по вашим понятиям,  будет
оставаться  справедливым.  Мою  империю  можно  сравнить   с
римской.  Римское  государство  не  было  разрушено  -   оно
распалось,  когда утратило свой смысл. Однако  оно  оставило
нам  большое наследие, подарило философские учения,  которые
вдохновляют нас до сих пор.
      -  Но  вы сами только что сказали, что западный  образ
мышления завел нас на край пропасти, - бросил я.
      - Только в известном смысле. И это не самое главное. Я
просто  привел  пример.  Я убежден,  что  африканский  образ
мышления    создаст   более   разумную   и    долговременную
цивилизацию, чем западный.
     - Но у вас нет тому доказательств, - сказал я.
      - Нет. Однако если вы хотите доказать или опровергнуть
теорию,  ее  нужно  когда-нибудь проверить  на  практике.  Я
намерен  опробовать  мою теорию и позабочусь  о  том,  чтобы
испытания происходили в жестких условиях. Эксперимент  будет
продолжаться еще долго после моей смерти.
      На это я не мог возразить, не впутываясь в абстракции.
И я сдался.
      -  Вы могли бы рассматривать мои амбиции в Америке как
акт чистой мести, - продолжал Цицеро Гуд, - но на самом деле
я  хотел  бы  создать  на моей родине  что-нибудь  столь  же
грандиозное, как здесь.
      Белые Соединенных Штатов вырождаются - может быть, они
всегда  такими  были.  Но среди черных  можно  зажечь  новый
огонь.  Я  хочу  отдать власть в их руки. Я хочу  освободить
Америку. Разве вы не слышали, что там сейчас творится? После
того,  как  у белых не осталось больше истинных  врагов,  на
которых  они  могли бы избывать свою злобу,  они  обратились
против  национальных  меньшинств. Они истребили  индейцев  -
теперь  замышляют уничтожение черных. Это  дух  Салема.  Это
коррумпирующее влияние пуританского духа, который, со  своей
стороны,  представляет собой извращение стоических  идеалов.
Он  заразил остатки нации, а ведь она могла бы являть  собой
пример  для всего мира, каким стал нынче Бантустан. Подобный
.!` ' мыслей должен быть уничтожен раз и навсегда. Белые  не
будут  порабощены, если завоевание увенчается  успехом,  как
некогда поработили они нас. Для них будет подготовлено новое
место  в  государстве Ашанти; им предоставят шанс  заслужить
себе дорогу к полному равноправию. Я отберу у них власть, но
не  трону  их  достоинства. Эти два  понятия  слишком  долго
смешивали  воедино.  Но  это может понять  только  черный  -
потому что у него был тысячелетний опыт эксплуатации белыми!
      То была благородная речь (пусть даже я был скептически
настроен против ее логики). Однако ж я не смог устоять перед
искушением сделать одно замечание, которое генерал Гуд нашел
весьма показательным.
      -  Возможно, генерал Гуд, - сказал я, - вы  сумели  бы
убедить  нас своими высокими целями и благородными мотивами,
но  вы  сами нам сказали, что Австрало-Японская Федерация  в
них  вовсе  не  убеждена. Существует  серьезная  вероятность
того,  что она в состоянии сорвать ваши планы. И что  тогда?
Вы поставите на кон все и не выиграете ничего. Почему бы вам
не  обратить  всю вашу энергию на то, чтобы  сделать  Африку
великой  державой?  Забудьте свою  ненависть  к  Соединенным
Штатам. Пусть сами ищут себе выхода. АЯФ, вероятно, обладает
мощью, равной по силе государству Ашанти...
      -  О, теперь она, вероятно, намного сильнее! - звонкий
приятный  голос Уны Перссон перебил меня на середине  фразы.
Она  вошла  через дверь, находившуюся за троном  Гуда.  -  Я
только  что получила подтверждение тому, генерал  Гуд,  чего
боялась. О'Бин находится в Токио. Насколько можно судить, он
там   с   начала  войны.  Его  убедили  в  том,  что  Ашанти
представляет  собой угрозу для человечества. Уже  почти  два
года он работает над планом создания нового флота. На верфях
Сиднея и Мельбурна уже создано примерно двадцать кораблей, и
они  готовы  к отплытию. Если мы тотчас не мобилизуемся,  мы
можем потерпеть поражение.
      Реакция  генерала  Гуда  была совершенно  неожиданной.
Сперва он бросил взгляд на меня, затем на Уну Перссон, после
чего  откинул голову назад и расхохотался долгим,  радостным
смехом.
      -  Так  мобилизуемся немедленно, -  сказал  он.  -  О,
непременно. Теперь и мобилизуемся. Я отправляюсь домой, мисс
Перссон, я отправляюсь домой!

                        КНИГА ВТОРАЯ

                     БИТВА ЗА ВАШИНГТОН

                           Глава 1

                     Столкновение флотов

      Оглядываясь на прошедшие события, я готов считать себя
счастливцем:     благодаря    целому    ряду    удивительных
обстоятельств  мне удалось стать не только  очевидцем  того,
как  Гуд  принял решение ради захвата Америки  поставить  на
карту   все,  чего  достиг,  но  и  участником  самой   этой
m*a/ -a((. Немногим молодым офицерам предоставлялась в жизни
такая возможность.
      Мое  намерение  взять  на  себя  исполнение  смертного
приговора,   если   я  сочту  Гуда  "виновным",   оставалось
неизменным. Однако постепенно я начинал понимать, что Черный
Аттила  -  куда более утонченная и сложная личность,  чем  я
полагал поначалу. Кроме того, вскорости мне пришлось узнать,
что  его  знаменитая жестокость (ибо вот уже  несколько  лет
Черного  Аттилу  сопровождала  страшная  слава  завоевателя,
сметающего  с  лица  земли города и  обращающего  в  рабство
население) - так вот, эта слава была своего рода  сказка,  и
он  вполне  осознанно потворствовал ей. Ему  шло  только  на
пользу,   если   враги   принимали   распускаемые   о    нем
полумифические россказни за истину, ибо это достаточно часто
приводило  к  тому, что он добивался желаемого  без  всякого
кровопролития.  Защитники  предпочитали  вести   переговоры,
нежели  сражаться, и зачастую выдвигали условия, куда  более
выгодные для завоевателя, чем Гуд готов был принять. И  если
он  затем  предлагал менее обременительные  требования,  чем
ожидалось,  то  этим приобретал репутацию  человека  щедрого
(полностью  незаслуженную). Это,  в  свою  очередь,  сбивало
людей   с   толку   и   подталкивало  их   к   добровольному
сотрудничеству  с  ним - зачастую из одного  только  чувства
облегчения, что не так страшен черт, как его малюют.
      В  последующие  недели мне не много доводилось  видеть
генерала  Гуда и Уну Перссон. Они были слишком заняты  своей
всеобщей  мобилизацией.  Мы, члены  дипломатической  миссии,
могли  теперь  собирать всякие сведения, какие только  могли
найти,  и  передавали  их  в Бантустан.  В  первые  дни  нам
позволяли  отправлять  в  нашу страну  любые  сообщения  без
всякой  цензуры, однако вскоре генерал Гуд начал  опасаться,
что  известная информация может просочиться в Токио, и  ввел
запрет. Вероятно, он слышал, что флот АЯФ находится на  пути
в  Атлантику.  Большая  часть  флота  Ашанти  размещалась  в
Европе,  где  у  Гуда  больше всего было  дел,  и  некоторые
корабли  пришлось отозвать; другие же получили  распоряжения
собраться в Гамбурге, Копенгагене, Гетеборге и других портах
севера Европы и готовиться к отплытию в Америку.
       Я  выяснил,  что  Гуд  не  только  опирался  на  свои
многочисленные   и   хорошо  оснащенные  вооруженные   силы,
действующие  на суше, в воздухе и на море,  но  имел  еще  в
рукаве  какой-то  неведомый  козырь.  Теперь  он  собирается
пустить  его  в  игру.  Из одного замечания  Уны  Перссон  я
заключил, что ее поездка в Англию играла определенную роль в
разработке  "секретного  оружия"  Гуда,  но  все   это   мне
предстояло увидеть своими глазами куда позднее.
      Следующее потрясение настигло меня двумя днями спустя,
едва  только  Гуд объявил, что готов начинать.  Уна  Перссон
разыскала меня в посольстве, где я был как раз занят работой
над  своими  заметками.  Она извинилась  за  причиненное  ею
беспокойство  и сказала, что мне надлежит посетить  генерала
Гуда в его столовой.
      Я отправился туда крайне неохотно. Лично я был убежден
в   том,   что  могущественная  Австрало-Японская  Федерация
/.+.&(b  решительный  конец  захватническим  планам  Черного
Аттилы,  и  в мировой истории мне не придется больше  играть
никакой  роли.  Я  тосковал  по  Бантустану  и  мечтал  туда
вернуться, как только рухнет империя Ашанти - а в  последнем
у меня не было ни малейших сомнений.
     Когда я явился во дворец, Гуд уже покончил с обедом. Он
сидел  во главе длинного стола, окруженный своими министрами
и  генералами.  Среди  остатков неприхотливой  трапезы  были
разложены   карты,  над  которыми  клонились  черные   лица.
Военачальники  переговаривались приглушенными голосами.  При
моем появлении они все подняли глаза, некоторые нахмурились,
а  несколько  сделали оскорбительные замечания насчет  того,
что  при  виде  белого человека у них пропадает  аппетит.  Я
успел  привыкнуть  к  выходкам  офицеров  Гуда  (хотя,  если
говорить  по  чести,  далеко не  все  они  вели  себя  столь
скверно) и пропустил эти комментарии мимо ушей.
     - Вы посылали за мной, генерал?
      Гуд казался удивленным. Мгновение смотрел он на меня в
недоумении,  затем прищелкнул пальцами, как будто  вспомнил,
для чего велел мне прийти.
      -  Ах да, мистер Бастэйбл. Я хотел только сказать, что
вам  надлежит  до  завтрашнего утра  забрать  ваши  вещи  из
посольства.   Вы   поступаете   в   распоряжение    капитана
"Дингисвайо"  <Дингисвайо - вождь  (с  1808  г.)  зулусского
племени  в Южной Африке. Один из руководителей сопротивления
зулусов английским и бурским колонизаторам.>. Он ждет вас. Я
связался  с  президентом  Ганди, он полностью  согласен.  Вы
вводитесь в состав моего штаба. Вы будете сопровождать нас в
Америку, мистер Бастэйбл! Мои поздравления!
      Сказать  на  это было решительно нечего.  Я  попытался
обрести  дар  речи, однако безуспешно, и потому  ограничился
тем, что отсалютовал.
      Имел ли генерал Гуд на то основательные причины или же
это  был  еще  один пример его сумасбродного и  чудаковатого
поведения,  -  я  не знал. Теперь обстоятельства  как  будто
вынуждали меня пройти по моей дороге до самого конца.
     И вышло так, что я оказался единственным белым офицером
Черной  Орды,  когда она вышла в Атлантику  и  двинулась  по
направлению  к Нью-Йорку. Неприкрытым намерением  Гуда  было
окончательно  покончить с белой расой на  континенте  по  ту
сторону океана!
      Со  времен моей первой несчастливой экспедиции в  Теку
Бенга жизнь моя была преисполнена иронии судьбы, однако ж  я
думаю,  что  то была самая злая насмешка из всех,  что  меня
постигли.
      Гуд  вложил  в  свой флот буквально все,  чем  владел.
Корабли,   подводные   лодки  и   воздушные   корабли   всех
конструкций прибыли с исландского побережья - флот,  который
затмевал  небо и покрывал воду, насколько хватало  глаз.  На
борту  кораблей были размещены "броненосцы"  Гуда,  и  среди
всего этого вздымалось огромное, специально для этого похода
созданное  чудовище,  функции которого оставались  для  меня
совершенной загадкой; оно не могло двигаться само  по  себе,
его тащили тридцать боевых кораблей. Я предположил, что это,
".',.&-., и есть секретное оружие Гуда, но ни я, ни кто-либо
из  офицеров  на  борту "Дингисвайо" не имели  ни  малейшего
представления о том, что же это на самом деле.
      И постоянно мы получали сообщения о том, что австрало-
японский флот движется нам навстречу.
      Надежды  Гуда  основывались на том, что серией  ловких
маневров  нам  удастся  избегнуть встречи  с  флотом  АЯФ  и
первыми   достичь   североамериканского  побережья.   Однако
корабли  О'Бина были куда быстроходнее наших (об их мощности
мы  тогда  не имели никакого представления), и я  знал,  что
шансов  у  нас нет. Существовали стратегические  разработки,
согласно  которым  нам  надлежит  разделить  наш   флот   на
несколько  частей,  но  Гуд высказывался  против,  поскольку
верил,   что   шансы  наши  будут  куда  больше,   если   мы
сконцентрируем  силы. Кроме того, он был готов  пожертвовать
чем  угодно ради монстра, которого мы тащили на буксире (или
же   ради   его   содержимого).  У  меня   сложилось   такое
впечатление, что он действительно пожертвует всем,  лишь  бы
мы доставили таинственное чудище в Нью-Йорк.
     В этом флоте не было ни одного корабля, рядом с которым
"броненосцы"  моего времени не показались бы карликами.  Они
были   вооружены  длинноствольными  корабельными   орудиями,
способными  выдать  настоящий град выстрелов  за  то  время,
какое понадобилось бы кораблю моего времени для производства
одного-единственного выстрела; скорость этих судов достигала
девяноста узлов, а маневрировали они так легко и быстро, как
самые  легкие крейсеры. Хватило бы двух кораблей Гуда, чтобы
показать  небо  в  алмазах  всему  нашему  доброму   старому
британскому  морскому  флоту. Флот Гуда  имел  только  таких
кораблей сотню; кроме того, пятьдесят подводных боевых лодок
и  почти  семьдесят  огромных воздушных судов  (которые,  со
своей  стороны,  были снабжены легкими воздушными  шлюпками,
вполне   боеспособными;  те  покидали  материнский  корабль,
наносили  быстрый удар по врагу и снова уходили под  облака,
скрываясь в безопасное место). Кроме этой внушительной силы,
составляющей  ядро  армии,  нас  сопровождал  десяток  более
мелких  судов, множество сухогрузов, перевозивших сухопутные
"броненосцы", пехоту, пушки и торпеды - словом, то были  все
оставшиеся   целыми   боевые  корабли   различных   народов,
принимавших участие в войне.
      Если  бы  я  верил в дело государства  Ашанти,  то  я,
несомненно,  ощущал бы гордость при виде этого великолепного
флота,  в