я надеюсь, что Вы это
поймете.
      Я почти не верю, мистер Муркок, в то, что когда-нибудь
вновь  смогу  увидеть  Вас.  Но  никогда  ничего  не  знаешь
заранее.  В один прекрасный день я могу оказаться  на  Вашем
пороге, держа наготове еще одну "сказку" для Вас. Но если  я
появлюсь таким образом, Вам, возможно, стоит побеспокоиться,
поскольку  это  вполне  может  означать  вероятность   новой
большой войны.
     Удачи Вам, мой дорогой!
     Ваш Освальд Бастэйбл.

                         ПОСЛЕСЛОВИЕ

      Был  вечер, когда я дочитал последние строки  рукописи
Бастэйбла, затем снова взял в руки его записку, которая явно
была написана позднее.
      "Я  хочу  еще раз попытать счастья. Если  это  мне  не
удастся, то сомневаюсь, что найду в себе силы продолжать маю
жизнь (если это вообще моя жизнь! )"
      Я вздохнул, повернулся и покрутил листок в руке. Я был
сбит с толку и все еще думал, что определенно грежу.
      Мисс  Перссон  исчезла - растворилась - провалилась  в
Ничто со своими бандитами и ружьями удивительной конструкции
и  огневой  мощи (верное доказательство подлинности  истории
Бастэйбла  и  его  теории  касательно  ее  самое!).  У  меня
оставалась  лишь  лошадь, которая, если повезет  и  меня  не
c!lnb  разбойники  и я не собьюсь с пути,  доставит  меня  в
Шанхай. Я потерял почти весь свой багаж, значительную  сумму
денег и время, и все, что я мог предоставить моим скептикам,
была   таинственная  рукопись!  Кроме  того,  мисс   Перссон
превратилась  для  меня  в  такую  же  загадку,  что  и  сам
Бастэйбл.  Что до состояния моей души, то едва ли  оно  было
лучше, чем в те дни, когда я покидал Англию.
      Наконец  я поднялся, прошел в свою комнату и мгновенно
заснул. Наутро я был почти удивлен тем, что рукопись все еще
лежит  рядом со мной. Выглянув в окно, я удивился не меньше:
лошадь  все  еще  была  на  месте и мирно  пощипывала  тощую
травку.
     Я отыскал клочок бумаги и нацарапал пару строк для мисс
(или   все  же  миссис?)  Перссон,  где  благодарил  ее   за
гостеприимство и за рукопись. Затем я - больше  ради  шутки,
нежели  всерьез - приписал свой лондонский адрес и пригласил
ее  заглянуть  на  огонек, если будет  проходить  мимо,  "на
случай,  если  Вы как-нибудь снова окажетесь  в  моей  части
двадцатого  столетия"  Месяц  спустя  я,  изголодавшийся   и
уставший, прибыл в Шанхай. Я оставался в Китае ровно столько
времени, сколько потребовалось на приготовление моей поездки
домой.
       И  вот  я  сижу  здесь  за  письменным  столом  моего
маленького  кабинета,  гляжу на вечные  холмы  Вест-Ридинга,
перечитываю рукопись Бастэйбла бог знает в какой уже  раз  и
пытаюсь постичь все перипетии его приключений. Но мне это не
удается.
     Если кто-нибудь другой когда-нибудь прочтет этот текст,
то он, вероятно, выудит из него больше моего.

                     ПРИМЕЧАНИЕ ИЗДАТЕЛЯ

      Бастэйбл был беспомощен разрешить эту загадку, дед мой
не смог и я, должен признаться, не могу тоже, хотя подобного
рода рассуждения - мой рабочий материал и хлеб. Некоторые из
идей,  которые  я  обнаружил  в  книге-(озаглавленной   мною
"Повелитель  Воздуха"),  я бессовестно  использовал  в  моих
сочинениях.  Я "похитил" даже несколько действующих  лиц  (в
особенности  это касается Уны Перссон, которая появляется  в
"Английском   Ассасине").  Быть  может,  когда-нибудь   мисс
Перссон  наткнется на одну из этих книг. И  если  да,  то  я
очень  надеюсь  на  то, что она почтит  меня  визитом  -  и,
вероятно,   принесет   мне   разрешение   загадки   Освальда
Бастэйбла.   Могу   со  своей  стороны  заверить   любезного
читателя,  что  все  эти  новости мгновенно  сообщу  широкой
публике!

     Майкл Муркок,
     Где-то в XX веке


           Майкл МУРКОК
           КОЧЕВНИКИ ВРЕМЕНИ III
           СТАЛЬНОЙ ЦАРЬ


     Тем, кто мне верит, неиссякаемому источнику вдохновения
посвящается этот роман

                         ПРЕДИСЛОВИЕ

      Открытие  и  опубликование двух рукописей из  наследия
моего  деда вызвали бурю кривотолков и предположений  -  как
касательно   подлинности   текстов,   так   и   относительно
вменяемости   их  создателя.  Наследие  это  заключалось   в
стенографической  записи, сделанной моим дедом  по  рассказу
загадочного  капитана  Бастэйбла, с  которым  дед  мой  свел
знакомство  в начале нашего столетия на Роув Айленде;  кроме
того,   имелась   еще   одна   рукопись,   созданная,    как
предполагалось,  самим Бастэйблом и переданная  моему  деду,
когда  тот  находился в Китае в поисках "кочевника временных
потоков".
      Подвергнув  эти  тексты  лишь  небольшой  литературной
обработке,  я  опубликовал  их  под  заглавиями  "Повелитель
Воздуха"  и  "Левиафан шагает по земле". Я был убежден,  что
мне   больше  ничего  не  доведется  узнать  о  приключениях
Бастэйбла.  Когда  в заключительном слове  к  "Левиафану"  я
заметил,  что надеюсь когда-нибудь быть удостоенным  визитом
Уны  Перс-сон, я, естественно, выражался иронически. Я вовсе
не   думал,  что  однажды  сведу  знакомство  со  знаменитой
путешественницей  по  времени. Но забавно  играет  судьба  -
вскоре  после публикации "Левиафана" она нанесла мне  первый
визит.   Мисс   Перссон,  казалось,  была  рада  возможности
поговорить со мной и позволила мне использовать в творчестве
многое  из  того, что рассказывала о своем опыте путешествий
по  нашему  временному  потоку, а также  по  другим  потокам
времени.  Что же касается Освальда Бастэйбла, то  здесь  она
была  не столь разговорчива, и мне вскоре стало ясно, что  я
не   должен  оказывать  на  нее  давление  в  этом  вопросе.
Большинство  моих  обращений к его образу  в  других  книгах
(как,  например,  в "Танцорах на краю времен")  были  чистой
воды измышлениями.
      В  конце  весны 1979 года, вскоре после  того,  как  я
завершил  работу над очередным романом и пытался  отдохнуть,
поскольку я был совершенно выпотрошен усталостью. Моя работа
в  очередной  раз  уничтожила на  корню  всякую  возможность
личной жизни и ослабила сопротивляемость невзгодам. Именно в
это  "благодатное"  время я был удостоен  очередным  визитом
миссис Перссон на моей лондонской квартире. Я был отнюдь  не
в  том настроении, чтобы находиться в одном помещении с кем-
либо  из представителей рода человеческого; но она откуда-то
c'-  +  (или, быть может, успела увидеть в будущем), что мне
очень  плохо.  Она  пришла узнать,  не  может  ли  быть  мне
полезной. Я сказал ей, что пет ничего такого, чем она  могла
бы мне помочь. Время и покой разрешат все мои проблемы.
     Она согласилась и ограничилась лишь коротким смешком:
     - Но вам, вероятно, нужна работа.
      Подозреваю,  в  тот  момент я, преисполненный  жгучего
сострадания  к  самому себе, высказался в  том  смысле,  что
никогда больше не смогу работать (это заблуждение я разделяю
со всеми творческими людьми, каких знаю). Она не предприняла
ни малейшей попытки разубедить меня.
      -  В  любом случае, - сказала она, - если когда-нибудь
почувствуете   потребность  что-нибудь  написать,   я   буду
неподалеку.
     Теперь меня уже охватило любопытство:
     - О чем вы, собственно?
     - У меня для вас есть одна история.
      -  Я сыт по горло историями, - возразил я. - И не имею
ни  малейшего желания заниматься ими. Она потрепала меня  по
плечу:
     - Вам нужно на время уехать. Отправьтесь в путешествие.
     - Вероятно, я так и сделаю.
      -  А  когда вы вернетесь в Лондон, вас уже будет ждать
история, - обещала она.
      Ее  дружелюбие и желание помочь успокоили  меня,  и  я
сердечно поблагодарил ее. По чистой случайности заболел один
из  моих друзей в Лос-Анджелесе, и я решил навестить его.  Я
задержался  в  Соединенных Штатах  дольше,  чем  намеревался
изначально,  и после короткой остановки в Париже возвратился
в Англию только весной 1980 года.
      Как и предсказывала У на Перссон, я, разумеется, снова
был  готов  приняться  за работу. И,  как  и  было  обещано,
однажды  вечером  она появилась у меня  -  в  своем  обычном
платье,  немного  старомодном,  полувоенного  покроя.  Мы  с
удовольствием  выпили, поговорили обо всем  на  свете,  и  я
услышал  новые  сведения о конце времен, об  эпохе,  которая
всегда меня завораживала.
     Миссис Перссон была опытной путешественницей по времени
и  обычно хорошо знала, что она может рассказывать, а о  чем
должна  молчать,  поскольку неосторожные слова  часто  могут
иметь  чудовищные последствия - как па сам временной  поток,
так   и   на  таких  редких  людей,  какой  была  она  сама:
хроновояжера, умеющего "оседлать" по своему выбору  тот  или
иной временной поток.
      Она  постоянно  заверяла меня: до тех пор,  пока  люди
рассматривают  мои истории как вымысел, до тех  пор,  покуда
для  них  эти рассказы всего лишь беллетристика и чтиво,  от
нас с ней не исходит опасности стать жертвами эффекта Морфи.
Очевиднее   всего  этот  эффект  проявляется  в   том,   что
путешественник  во  времени  способен  перемещаться   только
"вперед"  (то  есть в собственное будущее).  "Обратный  ход"
сквозь время (возвращение в свое прошлое или настоящее)  или
движение  между  параллельными временными потоками  возможно
только  для  немногих, кто принадлежит к знаменитой  гильдии
e`.-.".o&%`.".  Я  знал,  что Бастэйбл  принадлежал  к  этой
гильдии, но не имел ни малейшего представления о том, как он
к  этому пришел, - вероятно, сама миссис Перссон и посвятила
его, когда они были в Долине Утренней Зари.
      - Я вам кое-что принесла, - заявила она, наклоняясь со
своего  кресла  и  поднимая  с  пола  черный  "дипломат".  -
Конечно,  это отнюдь не совершенство, но я сделала все,  что
могла.  Белые пятна замажем совместными усилиями: кое-что  я
вам  расскажу, а кое-что вы сделаете и сами, фантазия у  вас
исключительная.
      В  "дипломате"  обитала рукопись. Я  тотчас  же  узнал
почерк - сомнению не подлежало, он принадлежал Бастэйблу.
      -  Боже милостивый! - я был поражен. - Он теперь пишет
романы!
      -  Не совсем. Это его новые мемуары и ничего более. Он
читал предыдущие записки и был чрезвычайно доволен тем,  что
вы  с  ними  сделали.  Он был в высшей  степени  признателен
вашему  деду  и  говорил,  что был  бы  рад  продолжить  эту
традицию  с вами. Особенно (так он считает) потому,  что  вы
достигли  такого  колоссального  успеха  в  публикации   его
истории!
     Она рассмеялась.
      Рукопись  имела внушительный размер. Я взвесил  ее  на
ладони.
      -  Стало  быть,  он  никогда так и  не  найдет  своего
времени?  И  никогда  больше не сможет  возвратиться  к  той
жизни, по которой так пламенно тосковал?
      -  Не  могу вам ответить. Из рукописи вам станет ясно,
что он дает лишь краткие объяснения тому, как он попадает  в
различные    альтернативные   реальности,   которые    затем
описывает. Довольно знать и того, что он возвратился в  Теку
Бенга,  вступил в другой континуум и добрался до авиазаводов
Бенареса.  Здесь  он  быстро нашел  общий  язык  с  судьбой,
объявил  себя  пилотом,  потерпевшим  аварию;  сказал,   что
страдает  небольшой потерей памяти и к тому же  потерял  все
документы.  В  конце  концов он сдал экзамен  на  офицерский
патент,  поскольку, не имея безупречных свидетелей,  не  мог
рассчитывать  даже  на  небольшую  должность  па  одной   из
значительных линий.
     Я улыбнулся:
     - И его, вероятно, все еще терзает страх?
     - В известной степени. У него немало погубленных жизней
на  совести.  Он знает миры лишь в состоянии войны.  Но  мы,
члены гильдии, знаем, какую ответственность на себя взяли, и
я верю, членство в нашем союзе поможет ему.
     - И я никогда с ним не познакомлюсь?
      - Это маловероятно. Ваш временной поток, скорее всего,
отторгнет  его  и  снова превратит в то жалкое  создание,  о
котором  пишет  ваш дед. Его вновь будет буквально  швырять,
точно  щепку, взад-вперед по времени, и у него не  останется
ни малейшей власти над своей судьбой.
     - И это роднит его с большинством из нас, - заметил я.
     Она откровенно забавлялась:
       -   Вижу,   вы   еще  не  до  конца   избавились   от
a ,.a.ab` $ -(o, Муркок.
     Я улыбнулся и извинился.
     - Меня все это ужасно взволновало, - я поднял рукопись.
-  Бастэйбл, очевидно, хотел бы, чтобы она была опубликована
так быстро, как это только возможно. Почему?
      -  Вероятно, из чистого тщеславия. Вы же  знаете,  как
реагируют  люди,  когда  в первый  раз  видят  свою  фамилию
напечатанной типографским способом.
     - Да, они имеют весьма жалкий вид. Мы оба рассмеялись.
     - Кроме того, он испытывает к вам доверие, - продолжала
она.  -  Он знает, что вы не станете отворачиваться  от  его
работы и что он может быть в известном смысле вам полезным.
     - Как и вы, миссис Перссон.
      -  Меня это радует. Мы получаем удовольствие от  того,
что делаем.
      -  Мои  рассуждения по поводу сообщаемых вами сведений
смешат вас? - осведомился я.
       -  И  это  тоже.  Мы  полностью  предоставляем  вашей
оригинальной  фантазии вносить в эту информацию  необходимую
путаницу, чтобы она была безопасной!
      Я уставился в рукопись. Я был поражен, обнаружив в ней
определенную  перекличку с записками моего  деда.  Бастэйбл,
кажется,  все  же  оборвал не все связи. Я  обратил  на  это
внимание миссис Перссон.
     - Наше мышление может вместить в себя лишь определенный
объем информации, - ответила она. - Я уже упоминала об  этом
прежде:  иногда мы страдаем настоящей потерей памяти.  Порой
действует  своеобразный  "запрет  па  воспоминания".   Таким
образом  нам  удается вторгаться в разные временные  потоки,
которые недоступны обыкновенным путешественникам по времени.
     - Время позволяет себе забыть вас? - иронически спросил
я.
     - Именно так.
      -  Как человек, склонный к анархизму, - сказал я, -  я
уже   впился   в   эту  рукопись.  Россия  под   управлением
Керенского... Нельзя ли...
     Она прервала меня:
     - Я не могу сказать вам ничего больше, прежде чем вы не
прочтете.
       -   Мир,   где  не  могла  состояться  большевистская
революция. Что же разыгралось в той, другой истории...
      Я  часто  спрашивал себя, что стало  бы  с  Российской
Империей  при  таких  обстоятельствах,  поскольку  испытывал
острый  интерес к Советскому Союзу и его литературе, которой
при Сталине так чудовищно заткнули рот.
      -  Сперва прочтите, что написал Бастэйбл, а потом  уже
задавайте  мне вопросы. Я отвечу, как смогу. Только  от  вас
зависит,  так  он  сказал,  какой облик  придать  всей  этой
писанине,  поскольку  вы профессиональный  писатель.  Но  он
верит,  что  вы сохраните основные идеи произведения  и  его
воспоминания. - Я сделаю все, что смогу.
      И  вот  перед  вами  третий том воспоминаний  Освальда
Бастэйбла.   Я   вносил  как  можно  меньше  исправлений   и
представляю книгу читателю почти нетронутой. Что же касается
$.ab."%`-.ab( изложенного, то - судить вам.
     Майкл Муркок.
     Три Чимнис, Йоркшир.
     Англия, июнь 1980 г.

                        КНИГА ПЕРВАЯ

                   ПРИКЛЮЧЕНИЯ АНГЛИЙСКОГО

      ВОЗДУХОПЛАВАТЕЛЯ ВО ВРЕМЯ ВЕЛИКОЙ ВОЙНЫ 1941 ГОДА

                           Глава 1

                     Как я хотел умереть

      Думаю,  именно  на  пятый мой день  на  море  на  меня
снизошло  озарение.  В  определенный  момент  своего   бытия
человек  должен  принимать определенное решение  -  как  ему
продолжать  свою жизнь. Точно так же может он решить,  каким
образом  хочет  заглянуть в глаза  своей  смерти.  Он  может
просто   принять  мрачную  правду  своего  умирания;   может
купаться в какой-нибудь приятной фантазии, в мечте о небе  и
избавлении, чтобы конец не казался таким ужасным.
      На шестой день на море мне стало ясно, что я умру, и в
тот  же  час  я решил предаться иллюзии вместо  того,  чтобы
осознать действительность.
      Все утро я лежал на дне своего каноэ. Я прижал лицо  к
влажной,  парящей  древесине. Тропическое  солнце  жгло  мой
беззащитный  затылок, и на израненном моем  теле  проступали
пузыри  ожогов.  Медленное  биение  моего  сердца  наполняло
громом мои уши. Оно звучало единой страшной музыкой с  тихим
плеском воли о борта лодки.
      Я  не мог думать ни о чем другом, кроме как о том, что
мне  осталась только смерть, что скоро я погибну -  один  на
всем  океане.  Это  было намного лучше, чем  та  смерть,  от
которой я бежал.
      Затем  я  услышал крик морской птицы и слабо улыбнулся
про  себя. Я знал, что теперь начались галлюцинации. Не было
ни  малейшей  вероятности, что покажется  хоть  какая-нибудь
земля, и поэтому я не мог слышать никакой птицы. В последние
дни у меня было уже много подобных акустических иллюзий.
      Я погружался в свою последнюю кому, о чем, разумеется,
прекрасно  знал. Но крик стал настойчивее. Я  повернулся  и,
моргая,   уставился   в   разливы  солнечного   света.   При
неосторожном движении моего исхудавшего тела лодка  отчаянно
закачалась.  Превозмогая боль, я поднял голову, вгляделся  в
серебристо-голубой туман. Вот и последнее видение. Оно  было
прекрасно: прозаичнее многих, но несравненно отчетливее.
      Впереди  всплыл остров. Остров, который поднимался  из
воды  по  меньшей  мере на тысячу футов,  в  длину  достигал
десяти миль, а в ширину был не больше семи; гигантская скала
вулканического базальта и кораллов, с темно-зелеными пятнами
водорослей, налипших на скалы.
      Я снова растянулся в лодке, зажмурил глаза и поздравил
a%!o  с  силой своего воображения. Галлюцинации  становились
тем  лучше,  чем  меньше была надежда на спасение.  Я  знал,
настало время отдаться безумию, сделать вид, будто я  принял
остров   за  действительность,  чтобы  умереть  в   приятной
фантазии, а не в ужасном осознании.
      Я  засмеялся.  Смех  мой был похож  на  сухое  мертвое
карканье.
     И снова крикнула морская птица.
      И  почему это я должен погибать медленно и мучительно,
если теперь появилась возможность умереть в отрадной мечте о
том, что в последний момент я буду спасен?
     Собрав оставшиеся силы, я переполз на корму и дернул за
шнур   подвесного  мотора.  Слабо  я  потянул,   ничего   не
произошло. Но я упорствовал. Потянул еще. И еще. И  все  это
время  не отрывал взгляда от острова и все ждал, что  сейчас
картина  поплывет, смажется и исчезнет, прежде чем  я  смогу
воспользоваться этой иллюзией.
      Столько видений было у меня в прошедшие дни! Я  видел,
как  совсем  рядом  (я едва не дотягивался рукой)  проплывал
молочно-белый  ангел  с  хрустальным кубком,  полным  чистой
воды.  Я видел кроваво-красных чертей, протыкавших мою  кожу
острыми  трезубцами.  Я  видел  вражеские  воздушные   суда,
которые  в то самое мгновение, когда уже хотели сбросить  на
меня  бомбу,  лопались, как мыльные пузыри.  Видел  шхуну  с
оранжевыми  парусами, надутыми пассатом.  Проплывали  стайки
маленьких черных китов. Я замечал розовые коралловые атоллы,
где  резвились юные девушки небесной красоты, но стоило  мне
приблизиться,  как  их  личики обращались  в  лица  японских
солдат,  а  затем  исчезали в воде; я был убежден,  что  они
хотят  опрокинуть  мою  лодку.  Но  открывшаяся  мне  сейчас
картина  сохраняла  свою  отчетливость,  как  я  на  нее  ни
таращился, и становилась все более детализированной.
      После  десятой попытки мотор наконец завелся.  У  меня
почти не оставалось бензина. Винт заскрежетал, заверещал и в
конце  концов  начал вращаться. Вода вскипела. Лодка  нехотя
двинулась  по ровной поверхности моря, как по отполированной
стали,  раскинувшейся под дрожащим мутным огненным диском  -
моим врагом Солнцем.
      Я  потянулся,  скорчился  па  дне  лодки,  как  старый
высушенный крот, и застонал, схватившись за руль, потому что
прикосновение прогнало по руке тысячи огней.
      А галлюцинация все не желала исчезать; она