нее.
   - Чем?
   - Ну хотя бы многозначностью. Вы же сами говорили что при  чтении  текста
происходит колоссальная перекодировка в мозгу. Глаз видит только  значки,  а
мы видим картины. Причем - разные.  Вот  четыре  буквы  ?стол?,  но  я  вижу
огромный массивный канцелярский стол с  массивными  тумбами,  вы  -  изящный
компьютерный, а официант - обеденный, с шалашиками салфеток... А с  образами
персонажей так и вовсе простор! Читатель додумывает сам очень многое.
   Я сказал с некоторым раздражением:
   - Я?.. Я счастлив! Да,  я  счастлив,  что  этим  бумажным  книгам  пришла
хана!.. Капут, звиздец, копыта кверху и хвост набок. Осточертело  объяснять,
оправдываться, уверять, что меня не так поняли, что я не то  хотел  сказать,
тыкать пальцем в текст и говорить, что здесь  же  вот  написано,  что  ж  вы
так?.. А мне в ответ тычут в те же буковки и нагло  так  мне  отвечают,  что
они-де поняли вот так!..
   Он хорошо и вкусно расхохотался.
   - И что не так? Это  значитца,  произведение  многозначное.  Неординарное
даже. Чего еще?
   - Да мне охренела такая многозначность, когда понимают не  так!  Я  хочу,
чтобы меня понимали так, как я  задумал,  как  сделал!..  А  каждый  ублюдок
толкует мои книги, как ему хочется. Один видит разгул насилия, другой  нашел
патриотические струны, третий увидел призыв бросить все и  бежать  в  Африку
спасать пингвинов!.. Ну где у меня пингвины, где?.. Так нет же,  этот  идиот
разразился статьей, где меня долбает именно за  пингвинов!  А  сотни  других
идиотов, что не читают мои книги, но читают ?Обозрение?, поверят, что у меня
такая херня, и будут говорить: о, этот Владимир Факельный? Который призывает
бросить все и бежать в Африку спасать пингвинов?.. Нет, несерьезный автор  Я
таких не читаю.
   Он тонко улыбнулся.
   - Владимир  Юрьевич,  но  ведь  и  ваши  видеороманы  ценят  как  раз  за
многозначность! Помню, я прочел одно, жена - другое,  сын  -  третье.  Потом
давал  читать  сотрудникам.  Каждый,  представьте  себе,  увидел   свое!   Я
отмахнулся.
   - Ту многозначность я запрограммировал сам. И сам до конца проработал все
линии развития. И все хлесткие концовки придумал сам, сам нарисовал все-все,
вплоть до прилипшего листика на сапоге в финале.  Так  что  не  надо  мне  о
ложной многозначности!
   - Гм... А мне уши прожужжали... Я  еще  подумал,  что  придется  выбирать
только одну линию, а это непросто. Что вы думаете по этому поводу?  Я  пожал
плечами.
   - Я не киношник.  Все  лезут  с  советами,  как  писать  роман,  так  что
поостерегусь советовать, как снимать  кино.  Одно  бесспорно:  в  схватке  с
книгами нового поколения кино явно проигрывает.
   - Вы уверены?
   - Факты...
   Он в задумчивости потягивал вино, словно это был виноградный сок.
   - У кино есть особенности, которых не будет у книг. Во-первых  -  широкий
экран, во-вторых  -  множество  народа  в  зале...  Уже  это  создает  некую
атмосферу. Видеокнигу можно смотреть-читать с экрана ноутбука или  пальмика,
лежа без штанов в постели или сидя на  унитазе,  что,  согласитесь,  снижает
особую атмосферу приобщения к искусству... А у нас ваш роман будут  смотреть
в кинозалах все прилично одетые, почти все чувствуют некое  единство...  Да,
теперь посещающие кинотеатры - уже отдельный тип людей. Это раньше, когда не
было телевидения и видеомагов, в кино ходили все! Теперь все  разделились...
Ходящие в кино стали чем-то вроде собачников. Те тоже  отдельная  социальная
или психологическая категория, основанная на общности взглядов и  вкусов.  И
даже уровня жизни...
   Словом, ваш роман будет ориентирован именно на такой слой  населения.  Вы
об этом не думали?
   - Для меня это ново, - признался я. - Надо об этом подумать.
   - Но, в принципе, мы договорились?
   - Да, - сказал я. - Но только сценарий пишете сами все остальное  делаете
тоже сами. От меня только авторские права. Обещаю не досаждать придирками...
но и от меня не ждите помощи. У меня своих дел выше крыши. Да и  не  уверен,
если честно, что сумеете достать необходимую сумму. Ко мне уже  столько  раз
обращались с предложениями снять фильм по моим книгам!
   - И как?
   - Даже сценарии уже делали!.. Но денег всегда не оказывалось.
   -  У  нас  будут,  -  пообещал  он.  Посмотрел  на  меня  хитрым  глазом,
расхохотался.
   - Дело в том... гм... что я сам распорядитель одного киношного фонда!

ГЛАВА 14

   Гости попросили свозить их в Крылатское.  Я  подумал,  что  там  открылся
новый вещевой  рынок,  но  на  этот  раз  однокашнику  восхотелось  смотреть
соревнования. Я  не  сразу  вспомнил,  чем  же  он  увлекался;  греблей  или
велоспортом, и то  и  другое  в  Крылатском,  а  спросить  неловко.Доверился
интуиции, привел на гребные соревнования. Приятель  в  восторге,  мы  с  его
женой скучали. Она думала о магазинах, в которые успела бы за это время, я -
о своей Главной Книге, что изо дня в день  откладывается,  тормозится  из-за
этих мелочей быта, черт бы его побрал, надо и с этим что-то делать...
   Руки сами вытащили из нагрудного  кармана  пальмбук.  Крохотный  экранчик
засветился, и  тут  этот  чертов  болельщик  сразу  забыл  о  соревнованиях,
повернулся комне всем телом, в глазах азарт:
   - В тетриквест играешь?.. Что, не играл?.. Ну и дикие в Москве люди!
   Я успел убрать с экрана текст до того, как он заглянул, промямлил:
   - Да я, собственно... в другие игры...
   - Какие?
   - Другие, - жалко сказал я. - И жанр, и масштабы иные...
   - А-а-а, - сказал он понимающе, - это рэпэгэ, что ли?..
   - Не совсем, - ответил я, - скорее... ну, даже термина такого еще нет...
   Он почесал в затылке. - Черт, как техника быстро шагает!..  Уже  вспотел,
догоняя. Как думаешь, скоро остановится? Или хотя бы притормозит?
   - Нет, - ответил я с полной уверенностью, - но свернет - это точно.
   Он не понял, конечно, почему я отвечаю с железобетонной уверенностью,  от
канала раздались вопли, крики, звуки труб на трибунах, он повернулся и  тоже
начал свистеть и орать.
   Во второй половине дня я с тихой радостью  сообщил  гостям,  что  у  меня
лекция, оставил их на Манежной  площади.  Пусть  исследуют  подземный  город
магазинов, а я примчался домой, успел побриться, а когда  менял  рубашку,  в
дверь позвонили. Кристина ?заскочила по дороге?, как  будто  я  все  еще  на
Тверской, а не в Южном Бутово. Договоры, проекты, варианты встреч с  нужными
людьми и новых возможностей. По обыкновению, сразу в  душ,  я  долго  слышал
плеск воды, но если бы попросила принести полотенце, то  я,  разумеется,  не
услышу: музыка, музыка, музыка, объемный звук, дивный  низкий  звук,  просто
дрожит воздух... Вышла свеженькая,  чистая,  упругая,  с  холодной  даже  на
взгляд кожей. Если пытается соблазнить,  то  подход  неверен,  Разогретые  и
потные на меня действуют сильнее. Хотя, конечно, смотреть на такую приятнее,
чем на толстую и потную.
   - Сегодня на лекцию, герой? - спросила она задорно.
   - Да вот подписался...
   - Странно, - заявила она. - Я вас считала только писателем. Правда, очень
удачливым.  Который  чем-то  угодил  плебсу.  Соседи  в  вас  видят   только
собачника. А эти, из  ФСБ,  увидели  в  вас  инфиста...  к  тому  же  не  из
последних!
   - Может быть, - спросил я скромно, - они не так уж и ошибаются?
   - Не знаю, - ответила она с неуверенностью,  -  не  знаю...  Но  они  вас
считают просто героем.
   - Все мы герои, - сказал я. - Или персонажи.
   - Да нет, герой в старом значении... -  глаза  ее  чуть  затуманились,  а
голос стал далеким, - герой - это тот, кто защищал народ, а то и  спасал  от
гибели. Кто побивал жутких чудовищ, нападавших  на  родные  города  и  села.
Герои побивают чужих богатырей,  истребляют  армии  захватчиков...  Странно,
конечно, вы мне таким совсем не кажетесь. Уж простите...
   - Для литагента нет героя, - сказал я великодушно. - К тому же мне совсем
не льстит быть истребителем чудовищ. Мне больше нравится  герой  с  эпитетом
?культурный?.
   Она сделала большие глаза:
   - От скромности не склеите ласты!
   - Дык я ж писатель, а не наборщик.
   - Только, - добавила она ехидно,  -  вы  еще  не  тот  герой,  который  в
блестящих латах...
   - А какой? - полюбопытствовал я. - В звериной шкуре?
   Она подумала, кивнула с самым серьезным видом.
   - Да, наверное. Или  в  простой  домотканой  рубахе.  В  смысле,  вы  уже
совершаете нечеловеческие подвиги, но  пока  еще...  Хотя,  полагаю,  и  эта
оценка несколько завышена... Просто вас очень  хотели  привлечь  на  службу.
Спешно создается новый отдел, у нас обычно это  к  какому-то  числу,  вот  и
хватают...
   - Кого ни попадя, - подсказал я любезно.
   - Не обижайтесь, - сказала она без всякого смущения.
   - Да я ничего.
   - Я знаю, - сообщила она. - Об вас все как о стену горохом.
   Я кивнул, подумал: откуда все знаешь, лапочка?.. Не думаю, что мое  досье
развешано на каждой остановке. Правда, женщины многие вещи, до  которых  нам
приходится проламывать стены, знают изначально. Спинным мозгом.
   - Но по вашим прогнозам, - поинтересовался я, - у меня есть шанс  сменить
домотканую рубаху на блестящие рыцарские латы?
   - Общество, - сказала она, - все еще по привычке  считает  героями  своих
царей, полководцев, придворных силачей. Но, как видите, вас уже заметили.
   - Значит, - сказал я весело, - у меня пряники еще впереди?
   - Да, - сказала она. - И блестящие латы. И длинный меч взамен сегодняшней
дубины. Хотя, уже заметно, у вас дубина Геракла. Но вот  насчет  культурного
героя... Я полюбопытствовал:
   - А что не так?
   - Насколько  понимаю,  вы  начинали,  как  некий  Энкиду,  дикий  человек
огромной силы, потом очеловечились до Геракла с его дубиной... но, поправьте
меня, если ошибаюсь: культурный герой  не  разрушает,  а  дает  людям  новый
огонь, новую письменность, новые ценности? Последние  слова  она  произнесла
совсем серьезно. Я выслушал, кивнул:
   - Да, вы правы. Не знаю, что у нее за игра, но для литагента она сует нос
слишком далеко. Я человек не подозрительный, это наверняка отражено  в  моем
досье, но  и  не  полный  слепец.  Она  ощутила  перемену  настроения,  мило
улыбнулась, сладко зевнула. Я невольно вспомнил  расхожую  премудрость,  что
зевающий мужчина проявляет безкультурье, а женщина всего лишь  демонстрирует
свои возможности. Я поспешил оторвать взгляд от прекрасного ротика с влажной
гортанью и хорошо уложенным язычком.
   - У меня всего полчаса, - предупредил я.
   - Этого хватит, - успокоила она. - Мне только снять трусики. Но могу и не
снимать, как скажете, Владимир Юрьевич.
   - Размечталась, - ответил я как можно саркастичнее. - Я стоек, аки... аки
Власий Гундарев!
   Она полюбопытствовала:
   - А кто это?
   - Еще не знаю, - пояснил я. - Потом  придумаю.  Чуйствую,  надо,  Христя,
надо. А то все эти Самсоны, Гераклы, Кармалюки, Довбуши, Зигфриды  и  прочие
махабхараты слишком просто сдавались красивым предательницам.
   - Я не предательница, - ответила она тихо. - Я сама сдалась вам, Владимир
Юрьевич.
   От ее голоса и тела веяло покорностью и готовностью. Будь  я  современным
героем, уже бы схватил это сладкое мясо, бешено сорвал бы одежду и трахал бы
во все дыры, щели  и  впадины.  Но  я  из  завтрашнего  дня,  заставил  себя
вспомнить, что в плен сдаются только противники, враги... Кто ты,  Кристина?
И в самом ли деле сдалась?
   Я чувствовал ее взгляд между лопатками, когда поднес к губам мобильник.
   - Алло?.. Владимир Факельный беспокоит. Послушайте,  стоит  ли  присылать
машину?.. У меня своя на ходу. Преспокойно доеду, адрес теперь знаю...
   Голос ответил строго, без колебаний:
   - Исключено!.. Во-первых, на вашей машине в наш двор не пустят:  мало  ли
чем ее начинили. Во-вторых, наши машины не только пуленепробиваемы. А всякий
человек, который въезжает в ворота или  приближается  ко  входу,  становится
объектом пристального внимания всех разведок мира. Зачем это вам?
   Я повесил трубку. Кристина смотрела  выжидающе,  как-то  догадалась,  что
звонок связан с нею.
   - Хотел с тобой доехать до Центра, - сказал я. -  Увы,  инструкции  такие
вольности запрещают...
   Она покачала головой.
   - Разве герои соблюдают инструкции?
   - Их не соблюдают только дети и преступники,  -  сообщил  я.  -  А  герои
понимают, в каком мире и в какое время живут.
   И потому, добавил про себя зло, тратят дни и годы на бесцельное общение с
соседями, коллегами, принимают гостей и возят их по магазинам  и  рынкам,  а
ведь система Коперника могла бы быть обнародована раньше, Америку открыли за
пару столетий до Колумба, компьютеры и Интернет уже триста  лет  были  бы  в
быту, а сейчас летали бы не самолетами Аэрофлота, а космолетами... Так герой
я или не герой? Ведь пишу для  массового  читателя,  для  самого  массового,
какой уж тут героизм, но, с другой стороны, - его вкусами не руководствуюсь!
Этого не понимают, и все стараются дать мне советы, как писать лучше,  чтобы
я ему, массовому, пондравился больше Я не стараюсь им ндравиться, я стараюсь
это стадо расшевелить и подготовить для моей Главной Книги. Ладно, я  герой,
но, увы, не подвижник. Подвижник уже послал  бы  эту  Кристину.  Ишь,  мутит
поток моих ясных мыслей. Нет, не могу, это уже как будто оторвать что-то  от
себя самого. Кофеварка выдала две чашки крепкого  кофе.  Кристина  разбавила
сливками, я пью черный, а от количества сахара, что я высыпал в чашку, у нее
глаза полезли на лоб. В противоположную стену ударил косой луч  солнца,  там
ярко-ярко  заблистали  узкие  торцы  пластиковых  коробочек.  Я   перехватил
оценивающий взгляд Кристины. Да, там тридцать моих романов. Пять  из  них  в
формате импа. Или, как их зовут в народе, видеороманы.
   Если с каждого по двенадцать процентов... Я отмахнулся от  этой  жлобской
мысли, нехорошо считать деньги в чужом кармане. Тридцать блестящих коробочек
выглядят внушительно , но вообще-то их можно бы и на одном диске. Технология
позволяет, однако  принят  жестокий  закон,  запрещающий  помещать  на  диск
несколько  книг  даже  одного  автора.  Исключение  для  серий,   библиотек,
тематических подборок, энциклопедий, на которые есть особые разрешения. Были
разборки в судах, дошло до Высшего, а тот  счел,  что  это  старая  практика
продажи в нагрузку, когда к дефицитной вещи при цепляется слабая,  а  деньги
берут за обе.  Это  грубейшее  нарушение  прав  потребителя  и  вообще  прав
человека. Слабые авторы подняли вой, объединились в организации, ассоциации,
на своих конах начали раздавать друг другу громкие премии, стараясь привлечь
к себе внимание. Иногда это удавалось, но, конечно, ненадолго. Как  говорили
в старину: не правдой можно весь свет пройти, но...  не  вернуться.  В  этом
случае это означает, что ценой великих хитростей или усилий в  печать  можно
протолкнуть любой роман, но о допечатках речи быть не может. В то время  как
у меня, к примеру,  основной  доход  от  постоянных  переизданий.  Кристина,
разумеется, еще в первый день вставила в наш  договор  пункт,  что  получает
свои  двенадцать  процентов  со  всех  допечаток,  которые  сумеет  навязать
издательствам, это немалые деньги, но все же меня не оставляет ощущение, что
для нее это крохи. И что на карманные расходы имеет больше, чем я получаю за
книгу целиком.
   Я поставил чашку на стол, поднялся.
   - Потом помою. Пора, машина уже у подъезда.
   Она мазнула по экрану следящего за улицей монитора беглым взглядом.
   - У вас не машина, а целый авианосец.
   - Я в машинах разбираюсь слабо, - солгал я.
   На самом деле даже тот, кто разбирается, вряд ли вот так с  ходу  отличил
бы эту от сотен других дорогих представительских машин. Бронебойные стекла и
бронепанели   замаскированы   под   обычные.   То   ли   Кристина   нечаянно
проговорилась, то ли это какая-то более сложная игра.
   Она подождала у лифта, пока я запирал и ставил на сигнализацию.
   - Ваш триумф? - поинтересовалась она. - Вас признали еще при жизни?
   Огоньки замигали, лифт начал подниматься.
   - Увы, - сказал я, - поздно.
   Она изумилась:
   - Поздно? Да вы только входите в возраст мужчины! Имею  в  виду  зрелого,
матерого.
   - Да нет, вообще, - ответил я. Кристина явно не врубилась, я пояснил:
   - Литература возникла  вместе  с  цивилизацией.  Вместе  с  ней  росла  и
развивалась, а в прошлом веке, в двадцатом... на  случай,  если  не  знаете,
какой  был  век,  она  достигла  высшей  точки  развития,  дождалась  своего
триумфа... Да-да, впервые люди поняли, что писатели важнее для  цивилизации,
чем  короли,  президенты,  полководцы!..  Каждый  мог  сказать,  кто   такой
Сервантес или Шекспир, но  почти  никто  не  мог  назвать  королей,  которые
правили теми странами, не мог вспомнить, из-за чего тогда шли войны...
   Огоньки погасли, двери распахнулись. Мы снова оказались в тесной  кабинке
слишком близко друг к другу. Замкнутое помещение сразу наполнилось  ароматом
ее духов.  Я  ощутил,  что  голова  начинает  кружиться,  но  заставил  себя
достаточно твердо закончить:
   - ...Но вот сейчас литература умерла.  Умерла-умерла,  хотя  издательства
еще существуют, а бумажные  книги  все  еще  выходят.  Но  никогда  значение
писателя не будет столь велико, как в прошлом веке. Теперь писатели -  всего
лишь одна из множества профессий. Не лучше  и  не  хуже.  А  потом  исчезнет
вовсе... Как исчезли извозчики. Она смотрела с печалью.
   - Как жаль...
   - Чего? Извозчиков?.. Кто поумнее, тот пересел за руль  такси.  Остальные
вымерли, но чего дураков жалеть? Она сказала все так же грустно:
   - Да, вы пересели вовремя... Но ведь когда-то вымрут и видеокниги?
   - Вымрут, - согласился я безмятежно.
   - Но ведь тогда и ваши великолепные работы...
   - Мои, - ответил я коротко, - нет.  На  шестом  этаже  лифт  остановился,
дверцы приглашающе распахнулись.
   На лестничной площадке пусто, тихо, только за пределами видимости  что-то
звякнуло. Двери, выждав  положенные  секунды,  захлопнулись,  лифт  двинулся
дальше. Кристина старалась смотреть  мимо  меня,  я  видел,  как  порозовели
кончики  ее  аристократично  вылепленных  ушей.  Консьержка  проводила   нас
заинтересованным взглядом.  От  меня  не  так  часто  выходят  женщины,  что
появляются больше одного разу, а эта красотка  уже  который  раз  в  течение
недели.
   "А в самом деле?, - подумал я, но Кристина уже распахнула входную  дверь,
в  лицо  ударил  горячий  прокаленный  воздух,  и  все   посторонние   мысли
выпорхнули, как  воробьи.  Я  вышел  под  жаркие  солнечные  лучи,  Кристина
помахала рукой и направилась к своей машине.
   Михаил распахнул передо мной дверцу.
   - Это ваша знакомая? - спросил он.
   - Мой литагент, - ответил я коротко.
   Опять игра, подумал зло. Явно же  знаете,  все  наши  разговоры  пишутся,
складируются на харде, а потом комп при необходимости отыщет любую  инфу  по
ключевым словам. Просто нужна либо моя реакция,  либо  что-то  еще.  Ну  так
получайте реакцию.
   Я  вытащил  из  кармана  пальмик,  на  экране  сразу  высветилось  дерево
каталога. Кристина, конечно, не поняла, почему это меня не  коснется  смерть
видеокниг.  Решила,   что   вместо   меня   говорит   обычная   писательская
самонадеянность, все творцы по определению - наглые, с сумасшедшестью, но  я
тихо  произнес:  ?Первый  день  творения?,   комп   порылся   в   спрятанных
директориях, спросил пароль, пожужжал, что невероятно для такого скоростного
проца, затем на экране высветился без всякой навороченной заставки текст...
   Да, тот самый текст. Собственно, вещь в целом я почти закончил.  Осталось
состыковать  разные  линии,  убрать  противоречия,  что   неизбежны,   когда
работаешь над одной вещью  несколько  лет.  Даже  не  столько  противоречия,
сколько разные оценки,  что  вообще-то  в  таком  произведении  недопустимы.
Абсолютно! А их немало, ловлю на каждой странице, а почистил не больше трети
объема...
   Михаил покосился, сказал доброжелательно: