сь  против  власти.  Казалось  бы,  пишите
теперь вволю!
   Свобода!.. Так нет же, для этого нужно быть писателями, а они были  всего
лишь выразителями ?чаяний народа?. Хотел народ свержения  Советской  власти,
вот эти ?писатели? и выражали эти  чаяния.  Рухнула  власть,  а  эти  старые
чаятели - все живы-здоровы! - никак не сообразят,  что  бы  сейчас  выразить
такое, чтобы в яблочко. Увы, народ жаждет литературы. А вот здесь  и  облом,
этого не потянут. Точно так же и сейчас, в рыночное время,  практически  все
новые пишущие пристроились к разным партиям, организациям, движениям,  везде
свои тусовки, везде кукушка хвалит  петуха,  везде  что-то  выражают,  умело
приобретают симпатии ?простого читающего народа?, который поголовно  записан
в русскую интеллигенцию.  Понятно,  никто  из  подобных  деловитых  орлов  в
литературе не останется, но это им по фигу,  главное  -  щас  быть  первыми,
видеть свои фото и интервью на первых страницах  газет  и  журналов,  видеть
себя по ящику, раздавать автографы, хапать  и  хапать  повышенные  гонорары,
тусоваться в Интернете.
   Коричневая шапка кофе начала подниматься, Барбос учуял  запах,  пришел  и
рухнул возле своей миски. Это на Западе пьют кофе с нифигом,  что  значит  -
без сахара и кофеина, а у меня должен быть и крепчак, и сахару три ложки,  и
в придачу увесистый бутерброд с салом...  ну  ладно,  я  ж  теперь  москаль,
обойдемся  без  сала,  зато  бутерброд  должен  быть  таким,  чтоб   заметно
напрягался бицепс. А какой человек не поделится с собакой, это ж не  другому
человеку отломить. Из комнаты донесся звонкий голос:
   - Кофе в такую жару?
   Зараза, она даже такую фразу ухитряется произнести так сексуально, что  я
не только за долю секунды успел забросить ее загорелые  ноги  на  мои  белые
плечи, но и... нет, почти не дрожащей дланью смахнул это диаволово  видение,
переставил джезву с плиты на стол, поинтересовался:
   - Вы, конечно, отказываетесь?
   Она появилась в проеме, светло-шоколадная,  но  одновременно  прохладная,
сказала с веселым негодованием:
   - Что  вы  размечтались,  Владимир  Юрьевич!..  Я  ни  от  какого  вашего
предложения не откажусь. Все исполню. Я снял с полки две чашки.
   - Я пью с сахаром. А вы?
   - Конечно, с сахаром, - ответила она. - А как иначе? Женщина должна  быть
сладкая.
   - Но не до приторности, - буркнул я, и Кристина  мгновенно  посерьезнела,
даже фигура как-то сразу  стала  менее  вызывающей.  -  Сколько  ложек?  Она
смерила взглядом чашку, а я пью кофе из чайных, в то  время  как  чай  -  из
компотных.
   - В такую... три. Не придется запоминать, подумал я. Я тоже кладу  всегда
три. Кристина рассматривала меня серьезно и внимательно.
   - Неприятности?
   - У меня? - удивился я.
   -  Мне  показалось...  что  последний  звонок  вас  чем-то  расстроил.  Я
отмахнулся.
   - Ничуть. Просто люди не понимают, что  меня  нет.  Она  вскинула  брови,
взгляд ее пробежал по мне сверху донизу, потом  снизу  доверху.  Причем  она
ухитрилась неторопливо раздеть глазами, после паузы снова одеть, лишь  тогда
поинтересовалась со смешком:
   - А что же есть?
   - Мои книги, - ответил я. После ее ухода я задвинул  засов,  обернулся  и
содрогнулся от  вида  сразу  потускневшей  квартиры.  Должно  бы,  наоборот,
осветиться: Кристина своей красотой, молодостью, блеском затмевала, но  поди
ж ты... Мебель из оранжевой, под цвет Барбоса,  стала  почти  серой,  люстра
светит тускло, как будто перегорела половина лампочек,  по  углам  сгущаются
темные тени, там зло, даже Зло, входы в другие миры.  Или  выходы.  Как  она
сказала, зараза, при прощании: ?Еще  один  день  оказался  напрасной  тратой
макияжа!? Так вздохнула, что я чуть  было  не  оставил  ее  на  ночь.  Чтоб,
значится, расходы на макияж себя оправдали.  Хотя  не  уверен,  что  она  им
вообще пользуется. Такую свежую кожу никаким макияжем не сымитируешь!
   - ?Последняя цитадель?, - сказал я громче обычного. Комп замигал, тут  же
открыл файл, протестировал, доложил, что хоть сейчас готов делать с ним  что
угодно, хоть стереть. ?Итак, - сказал я себе, - вернемся  к  своим  баранам.
Или к одному барану, то есть  себе.  Ишь,  слюни  распустил,  урод?.  А  кто
работать за тебя будет? Кто  осчастливит  человечество  шадервом?  Пока  что
умных мыслей - вагон  и  маленькая  тележка,  но  эстетическое  должно  быть
динамичным.  Да  что  там  должно,  просто  обязано!  Вспомним,  на  что  уж
скучнейший и безликий герой ?Человека в футляре?!  Но  прежде  чем  к  концу
короткого рассказа он попал в последний футляр, деревянный, его и с лестницы
спускали, и морду били, он пытался жениться чуть ли не на королеве, то  есть
показан в действии. Сплошной экшен! Только в  действии  раскрывается  образ.
Только в действии, ты же знаешь это,  придурок,  ну  так  вот  и  делай  это
действо. Несмотря на то, что  придурковатый  эстет  скажет,  что  действо  -
плохо, это для боевиков, а не для культурного человека. Тогда его по  голове
Шекспиром, Шекспиром... Это  звучит  скучно,  академично,  попробуем  иначе:
только  динамичный  персонаж,  с  которым  что-то  да  происходит,   который
вынужденно меняется - нам,  читателям,  интересен.  И  другим  -  тоже.  Так
убиваем сразу трех зайцев: читатель покупает, издатель издает и платит, а вы
попутно так, походя, выполняете одно  из  важнейших  правил  литературы,  и,
таким образом, вас по праву называют писателем, а не  просто  зарабатывающим
на писании книжек. Хотя, конечно, я  не  просто  зарабатывающий  на  писании
книжек. Но об этом пока молчок.
   Ага, не стоит забывать еще одно  из  важнейших  правил  профессионала,  о
котором забывают даже крутейшие профи, начинающие  так  и  не  знают  вовсе.
Спорадическое в жизни -  постоянное  в  литературе.  Или,  говоря  обыденным
языком, жизнь  наша  заполнена  хождением  булочную,  на  службу,  всяческой
рутиной  и  даже  бабами,  которых  не  запоминаешь.  В  морду  дадут  всего
раз-другой, женитьба еще пару раз, черт бы ее побрал... еще как-то чуть  под
машину не попал... вот и все наши яркие  события  за  долгую,  очень  долгую
жизнь. Да, это и вся жизнь. А вот для литературы нужно отобрать как раз  эти
моменты:  когда  в  морду,  женитьбу,  под  машину  или  еще  что-то  яркое,
необычное. Не потому, что читателю надо кровавую сцену, хотя этим Шекспир не
пренебрегал, еще как не пренебрегал, а именно в  мордобое  видно,  кто  есть
кто, как в экстремальной ситуации. В булочную мы все ходим одинаково, как  и
на службу, но по-разному поступаем, когда в темном переулке нам  встречаются
пьяные мордовороты. Вывод: литература - более точное изображение жизни,  чем
сама жизнь. К сожалению, сослаться не на  кого,  сам  придумал,  но  раз  уж
придумал, то надо вперед, к рекордам!
   - Спи, Барбос, спи, - сказал я. - Говорят, литераторы больше работают  по
ночам...  Придется  проверить,  получается  ли  у  этих   придурков   что-то
стоящее...

ГЛАВА 7

   Телефон прозвенел неожиданно  резко.  Я  подпрыгнул,  уставился  на  него
дикими глазами.
   Сам же устанавливал громость, какого черта... ах да, сейчас полночь,  все
спят, везде мертвая тишина... Я схватил трубку, зло рявкнул:
   - Алло!.. вы знаете, который час? Очень вежливый голос ответил  бархатным
тоном: Владимир Юрьевич, знаем. Как и то, что вы не спите. А сейчас как  раз
работаете. Наверное, над чем-то исключительно важным?
   - Почему вы решили, - ответил я еще злее,  -  что  это  я.  Голос  сказал
вежливо и уважительно:
   - Потому что это вы, Владимир Юрьевич, взяли трубку. И только что  встали
с  кресла,  стоите  напротив  окна,  что  очень  неблагоразумно.  Вас  можно
подстрелить сразу с трех крыш.
   - Что за бред? - спросил я, уже чуть сбавив тон.
   - О, если бы бред, - ответил очень вежливый голос. - Но мы -  реальность.
Чтобы вы поверили в нашу реальность, мы... гм... чтобы такое  сделать...  а,
вчера хозяин бара, что напротив вашего дома, орал,  чтоб  вы  не  выгуливали
собаку на его территории... Мерзавец, конечно, вы не выгуливали, а шли с нею
в лес, где и гуляете еще с тремя собачниками. Могу назвать как их имена, так
и собачьи... Да и не его это территория, мерзавец. Мы  сейчас  взорвем  джип
этого типа. Думаю, вам его жалко не будет?.. Эти кавказцы совсем  заполонили
столицу. Для него это не велика потеря, но эффект...
   Я спросил сдавленным голосом:
   - Вы это всерьез?
   - Абсолютно, - заверил голос. - С кухни, где вы  говорите,  видно  плохо,
рекомендую перейти на балкон ...
   Я, как сомнамбула, с телефоном  возле  уха  вышел  в  прохожую,  зашел  в
спальню, наконец выбрался на балкон. Темень, только от подъезда приглушенный
свет да от бара напротив чуть ли не прожекторы.  По  светлой  полоске  между
рядами припаркованных машин прошел  приличный  молодой  человек  спортивного
вида. В одной руке пластиковый  пакет  с  рекламой  ?Кэмэл?,  другой  вольно
размахивает в такт шагам. И пакетом слегка помахивает, а когда поравнялся  с
джипом хозяина бара, ловким движением зашвырнул пакет  под  колеса.  Сделано
было так ловко, что даже я не успел разглядеть, когда же руки  опустели,  но
дальше парень двигался без пакета, неспешно обогнул бар,  и  в  тот  же  миг
грянуло. Моя  квартира  на  семнадцатом,  но  тугая  волна  ударила  меня  в
подбороодок с такой силой, что я едва не влетел  спиной  вперед  в  комнату.
Внизу грохот, треск, истошно завыла на разные голоса сигнализация. Возле уха
раздался сочувствующий смешок, вежливый голос сказал:
   - Если хотите, его прямо сейчас пристрелят. Он с  тремя  бодигардами  как
раз обходит  свои  владения...  Сейчас  выскочит,  очень  удобные  мишени...
Надеюсь, вам чернозадых не жалко?
   - Вы с ума сошли, - сказал я зло. - Мне он по фигу, заступаться не  буду,
как и не пошевелю пальцем, чтобы  его  как-то  наказать...  Если  наказывать
всех, кто чем-то меня задел, то надо перебить всех людей  на  свете!..  Чего
добиваетесь? Вежливый голос сказал негромко:
   - Прежде всего - внимания.  Внимания  уже  добились,  вы  нас  слышите  и
слушаете... Это что у вас там внизу так воет? Пожарная?  Или  милиция  такая
оперативная?
   - Вам же видно, - ответил я.
   - Увы, - вздохнул  голос,  -  хорошо  видно  только  вас...  извините,  в
перекрестье прицела. Ничего другого под рукой не оказалось. А внизу скрывает
здание. Из окна видно, что джип  разнесло  в  клочья,  как  и  две  соседние
машины.
   У остальных вылетели стекла, сигнализация надрывается на все  голоса.  Из
джипа синий дым, рвануло багровым огнем,  моментально  возник  и  расширился
огненный шар.
   Я снова невольно отпрянул, но тут же  высунулся  опять.  В  домах  начали
вспыхивать оранжевым темные провалы окон.  Чуть  позже  из  нашего  подъезда
выскочили двое парней и  одна  девица  неопрятного  вида.  То  ли  наркоманы
ширялись втихомолку, то ли девку ставили, хотя на фиг для этого забираться в
дурно пахнущий  подъезд,  для  кайфа,  что  ли,  но  теперь  их  как  раз  и
загребут... Троица как будто услышала  мои  мысли,  поспешно  ускорили  шаг,
потом перешли на бег и скрылись за соседним домом.  Поздно,  их  уже  видели
десятки пар глаз, приметы сообщат, помогут телекамерам наружного наблюдения.
   Минут через десять из подъездов окрестных домов повалил полуодетый народ.
   Это уж как водится  в  России:  заслыша  взрыв  и  видя  пожар,  радостно
сбегаются со всех сторон, как раньше сбегались на великие стрелецкие  казни,
на четвертование Пугачева, на пожар  Останкинской  телебашни.  Примчались  с
бабами,  хоть  детей  не  догадались  разбудить  и   привести.   Встали   на
почтительном расстоянии, смотрят жадно,  комментируют,  размахивают  руками.
Зрелище, мать их. Совсем недавно орали panem at circeses,  а  когда  наконец
дорывались до цирцензеса, то в любом случае опускали большой палец вниз, фиг
с ним, великим артистом, главное, чтоб щас крови побольше...
   В мобильнике звякнуло, я нажал кнопку, уже догадываясь, кто снова  звонит
в такой поздний час.
   - Ну и к чему это? - спросил я угрюмо. Голос в трубке сказал с теплотой:
   - А вы совсем не обратили внимания,  что  в  перекрестье  прицела  именно
вы?.. Еще и высунулись сейчас... Другой бы шмякнулся брюхом  на  пол,  ерзал
бы, выискивая место позащищеннее... Это у вас храбрость или дурость?
   Я буркнул:
   - Для вас не все ли равно?.. Должно быть понятно, что мне  по  фигу  ваше
прицеливание.
   - Это уже понятно, - протянул голос. - Но, может быть, здесь и  расчет?..
Понимание и расчет?
   - Какие?
   - Что стрелять не будем, это однозначно, как говорят малограмотные. Иначе
зачем такие демонстрации?.. Уверяю вас, эта демонстрация  показывает  только
самый краешек нашей мощи. Мы в  состоянии  достать  любого...  почти  любого
человека даже в подземном бункере. Вы - отважный человек, но и вы понимаете,
что если можно сохранить голову, то лучше ее сохранить.
   Внизу народу собиралось все больше, наконец с воем примчалась милицейская
машина, остановилась в сторонке.
   Фигурки в синем высыпали и что-то выкрикивали  в  рации.  Хозяин  бара  с
бодигардами оказался смелее всех, уже метался вокруг остатков  джипа,  орал,
грозился всех поубивать, а милиция  наконец  начала  обносить  место  взрыва
пестрой лентой.
   - И что вы хотите? - спросил я снова.
   - Сотрудничества, - сказал голос чуть тверже. - Вы успели  себя  показать
как специалист по инфовойне. Мы оценили, так как в одной  из  операций  ваша
работа косвенно ударила и по нам. К счастью, только косвенно,  да  и  не  по
нам, а по одному из наших партнеров, но вашу мощь оценили...  Мы  хотели  бы
воспользоваться вашими услугами. Называйте вашу цену. Я не  думаю,  что  наш
босс станет торговаться...
   - Кто вы, конечно, не скажете?
   - Вообще-то могли бы... но разве это важно?
   - Тогда чего именно конкретно хотите? Донесся легкий  шелест,  словно  на
той стороне провода вблизи мембраны развернули бумажку. Голос сказал все так
же вежливо, уверенно, но я чувствовал, что глаза говорящего быстро пробегают
текст.
   Возможно, даже отпечатанный не на принтере, а накарябанный от руки:
   -  Нас  прежде  всего  интересует  повышение  симпатии   населения...   к
дисциплине.  Возвращение  таких  ценностей,  как  субординация,  уважение  к
старшим... в том числе и к старшим по званию... Откат  к  старым  ценностям,
порядочности, девичьей стыдливости... Разгулу сатанинской дерьмократии  надо
дать отпор, а это, как мы понимаем, можно только  через  утверждение  других
ценностей. Но в будущем  мы  не  видим  таковых,  зато  в  прошлом  были  на
высоте... Как и духовность, православие, соборность... Я прервал:
   - Мне все понятно, кроме духовности и  соборности.  Вас  это  удивит,  но
вовсе не стоило взрывать джип этого кавказца, чтобы убедить меня делать  то,
что я и без того делаю. Вот православие вы не заставите меня даже упомянуть.
Без духовности и соборности тоже обойдемся. Я не  работаю  с  миражами.  Так
можете и передать своему боссу. Голос в трубке сказал задумчиво.
   - По крайней мере, мы начали разговор.  Теперь  осталось  утрясти  статьи
договора по пунктам...
   - Никаких договоров, - отрезал я. - Вы  еще  не  поняли?  Я  не  принимаю
заказы. Просто вам сообщил, что ваше пожелание мне не кажется странным,  так
как и без ваших пожеланий работаю в близком направлении.
   Голос сказал осторожно:
   - Вы многое теряете... Оплата  очень  высокая,  а  вам,  оказывается,  не
придется даже стараться. Вы походя возьмете и виллу на островах, и  солидный
счет в швейцарском банке, и хороший особняк за  городом  в  элитной  зоне...
Подумайте, стоит ли вот так?
   - Стоит, - ответил я зло. - Кто принимает от кого-то  деньги,  тот  сразу
теряет независимость. И даже дар  творца.  За  деньги  могут  работать  даже
мастера, но не... не я.
   Голос сказал медленно:
   - Мне нужно прерваться... для доклада. Но не думаю, что  моему  заказчику
это понравится.
   - Ему ничего другого не останется, - ответил я  грубо.  -  Либо  человек,
который  работает...  по  близкому  направлению,  либо...  труп?  Вы  хотите
сказать, что он будет долго думать над выбором?
   Я отключил связь, а потом подумал и отключил мобильник вовсе.
   На самом деле меня, конечно, трясло. И  хотя  умом  понимаю,  что  смысла
убивать меня нет, но ум - это то, что приписываем машинам близкого будущего,
а не свойство человеков, которыми движет все, что угодно, но  только  не  ум
или даже разум. Этот неведомый босс может  оскорбиться,  что  я  не  ухватил
подачку в виде счета в швейцарском банке. Одно движение указательного пальца
на спусковом крючке...
   Черт, а что же камеры фэйс-контроля? Они стоят на всех  перекрестках,  на
входах в метро, на стадион, в кинотеатры, всех учреждениях. Даже на окраинах
ставят так, чтобы невозможно проскользнуть под стеночкой. На  площадях,  где
сообираются митинги, вэбкамеры сканируют лица всех участников,  передают  по
Инету в банк данных, где за секунды  сверяются  с  портретами  разыскиваемых
преступников. Сейчас в век Инета, преступнику схорониться  почти  невозможно
разве что уйти в леса или же в Харьков, где вэбкамеры  поставили  только  на
входе стадиона, но в моем случае эти вездесущие камеры, увы, не  помогут.  Я
не могу дать  описание  внешности,  хотя,  конечно,  разговор  записан,  эта
функция  современных  телефонов  пашет  вовсю,  это  дефолтно,  а  искать  в
инструкции, как отключить, - в лом. Правда, даже я могу пропустить свою речь
через модулятор, никакие аналитики не отыщут  первичный  тембр.  Хотя  можно
искать по другим параметрам, ведь клиент наговорил очень много. То  ли  лох,
что маловероятно, то ли чересчур уверен в своем могуществе... Утром Кристина
привезла пачку типовых договоров, из них пару  -  тайных.  Все  издательства
заключают с авторами дополнительные соглашения напрямую, чтобы не  проводить
через бухгалтерию и соответственно налоговую.
   Не  знаю,  как   при   нынешней   тотальной   системе   подслушивания   и
подсматривания что-то можно утаить, но, говорят, утаивают довольно приличные
суммы. Впрочем, подумал я цинично, покажи мне любую отпечатанную на лазерном
принтере бумагу с солидными реквизитами, я что, отличу от фальшивой?
   Возможно, Кристина просто старается поразить меня своими возможностями, а
договор написала сама...
   - Вы совсем меня не слушаете, - сказала она наконец -  Владимир  Юрьевич,
это у вас творческое состояние?.. Или что-то еще?.. Вы уверены, что  вам  не
хочется меня изнасиловать?
   - Вот уж нет, - ответил я совершенно искренне. на вскинула брови и надула
губы. Глаза стали обиженными.
   - Что, неужели такая уродина?.. Все  мужчины  говорят  что  я  в  постели
хороша. Да и не только в постели... Можете меня попользовать хоть на  столе,
хоть на рояле...
   - У меня нет рояля, - ответил я. Она огляделась.
   - Действительно...  Ни  кустов,  ни  белого  рояля.  Но  не  переживайте,
Владимир Юрьевич, на нем все равно неудобно. Только так, для экзотики.
   - Я не все, - ответил я отстраненно. - Нет, Кристина, дело не  в  вас.  Я
верю на слово, что вы... словом, в подобных делах профи куда выше, чем  даже
литагент, хотя, к моему удивлению, и литагент из вас превосходный.
   А от добра бобра не ищут. Давайте  я  вас  буду  использовать  в  области
литагента, а не... в другие полости. Она выслушала спокойно, с улыбкой, хотя
из-за того ночного звонка я все еще во взвинченном естестве и соскользнул на
прямое оскорбление, но черт  их,  женщин,  поймет:  возможно,  мою  резкость
расценила как комплимент. Красивые женщины настолько привыкают к  сыплющимся
со всех сторон любезностям и восторгам, что все  непонятное  из-за  синдрома
эллочкинизма автоматически заносят в комплименты.
   Я смотрел на типовые договоры, а по  всему  телу  все  еще  прокатывались
волны ледяного озноба.
   Мне наглядно продемонстрировали мощь звонивших.
   Ведь с тотальным Интернет-контролем за всеми очень трудно стало ввозить в
страну о