- Работаете? Правильно делаете... Я слышал, что надо ни дня без строчки.
   Я вздохнул и захлопнул пальм.
   Покрытые красным ковром ступени вели, казалось, на небеса. Или по меньшей
мере  к  массивному  трону,  где  восседает  какой-нибудь   Барбаросса   или
Навуходоносор. И пятеро негров с опахалами за спиной. От гостей я-то убежал,
но вообще-то какой из меня лектор?.. Писать умею, но говорить  с  трибуны...
Даже писать, с точки зрения критиков, не умею абсолютно.  Дело  в  том,  что
набрасываю романы широкими мазками,  не  заботясь  о  вытютюливании  текста,
отдельных слов и словечек, пренебрегая аллитерацией и прочими  финтифлюшками
прошлых веков. Это, понятно, вызывает  бешеный  вой  обозленных  критиков  и
коллег  по  творчеству.  Они  тяжелые  глыбы  поднимать   не   могут,   зато
совершенствуются в обтачивании отдельных камешков, вырезании на них сюжетов,
желательно - библейских, это придает значительность, но, если честно,  всего
лишь надувание щек. Но именно они, как никто, подходят для вещания с трибун.
У них и манеры,  и  величавость  жестов,  что  скрывает  отсутствие  ума,  и
округлые фразы, что так хорошо раскатываются по аудитории. И  вообще,  верно
ли делаю, что преподаю им эту лабуду? Ну, не  лабуду,  это  я,  как  всегда,
перегибаю, но не лучше ли сразу учить их работать с импами?  Ведь  в  школах
уже разрешено пользоваться калькуляторами, дети  перестают  считать  в  уме,
никто не знает таблицу умножения, личная грамотность резко упала,  ибо  комп
вылавливает все ошибки и поправляет... Хотя нет, в военных академиях изучают
и тактику применения Ганнибалом слонов, и преимущества македонской  фаланги,
и хитрости, с Помощью которых Фемистокл разгромил Ксеркса в Саломинском бою,
хотя вся эта фигня была бесполезна уже  даже  в  прошлом  веке  пулеметов  и
танков, не говоря уже о нашем времени. Во всяком  случае,  именно  работа  с
текстом, с этими простейшими буковками развила меня до степени,  ну,  скажем
скромно, автора, который и зарабатывает неплохо, очень даже неплохо, и,  как
уже заметили даже террористические и антитеррористические блоки,  влияет  на
общество - Здравствуйте, - сказал я, входя в аудиторию.
   - Вольно... или как у вас  тут...  хэндэ  хох,  словом,  садитесь.  Итак,
начнем. В самом начале вам хорошо  бы  определиться,  что  вы  хотите.  Если
просто покарябать бумагу, то не требуются не то  что  мои  лекции,  но  даже
правила орфографии ни к чему: вы  сами  себе  любыми  понравитесь.  Но  если
хотите печататься и нравиться другим - извольте писать так, чтоб  нравилось.
Ведь читателя нельзя заставить читать именно вашу книгу, он  волен  взять  с
прилавка любую И последнее, если вы намерены своим произведением перевернуть
мир, то... надеюсь, вы не эти, как их, культурные и образованные? Хуже  того
- интеллигенты?
   Они смотрели на меня с раскрытыми ртами, в глазах сильнейшее  недоумение.
Наконец один, слегка заикаясь, пролепетал:
   - Простите... мы не совсем  улавливаем  ход  вашей  мысли...  У  вас  это
определение звучит, простите, как ругательство...
   - Оно ругательство и есть, - ответил я четко, -  хотя  без  культурных  и
образованных шагу не ступить, однако же  самая  косная  и  тупая  сила,  что
тормозит  и  противодействует   любому   творчеству,   -   это   культурные,
образованные люди! Что,  наслушались  сказок,  что  Коперника,  Галилея  или
Ломоносова  травили   косные   малограмотные   священники?   Да   косным   и
малограмотным все равно: Земля квадратная, круглая или  плоская  и  на  трех
китах! Эти тонкости знали только люди культурные, образованные  и  вообще...
интеллигенция того времени. Именно культурные  и  образованные  люди  всегда
наиболее противодействуют любым новшествам, будь это в науке, литературе или
политике. ?Не культурные? вообще не вмешиваются! Для них там, наверху, лучше
знают, как надо, а вот эти культурные и образованные  люди  своего  времени,
это культурное большинство как раз и  присваивает  себе  право  решать,  что
именно и как надо. Тем более что во главе этой косности стоит обычно  хорошо
устроившаяся  суперсволочь,  которую   эти   образованные   сволочи   громко
именуют  ?совестью  нации?  и  умело  навязывают  это  мнение   всем.   Лица
обалдевшие, только у двух-трех в глазах блеснуло что-то похожее на  радость.
Они устали от раздвоенности,  когда  борешься  с  мнением  вроде  бы  самого
уважаемого человека в стране, уважаемого не властями, а ?народом?,  ?русской
интеллигенцией?!
   - Разве не проще, - добавил я, - было бы Копернику или Галилею отстаивать
свои убеждения  в  споре  с  малокультурным  торговцем?  Плюс  -  внутренняя
убежденность,  что  несет  свет  в  этот  темный  мир!  А  вот   спорить   с
образованнейшими людьми Европы, которые умно и очень изящно доказывают,  что
Земля в центре мироздания, - намного сложнее. Неожиданно громко и зло сказал
крупный грузный мужчина со второго ряда столов:
   - Как и спорить с уставшей от борьбы женой, не понимающей упорства  мужа,
смотреть в глаза голодным детям!
   - Увы, - сказал я, - все так. Но  те  просто  требуют,  чтобы  вы  летали
пониже. Там, где больше прокорма. А эти культурные  и  образованные,  говорю
без всяких кавычек, как только возьмете новую тему, идею или создадите новые
образы, тут же именно они будут доказывать, что так писать  нельзя,  а  надо
писать, ?как надо?. И в качестве примера будут называть хорошие,  правильные
примеры. Произведения тех самых,  на  которых  точно  так  же  набрасывалось
предыдущее поколение этих  культурных  и  образованных,  что  придерживаются
общечеловеческих  ценностей.  Молодой  человек  поднял  руку,  он  морщился,
смотрел с неприязнью.
   - Не кажется ли вам, что таким образом вы вообще  отрицаете  непреходящую
связь  поколений,  преемственность  культуры,  ее   истоки   и   мистическое
значение...
   Я тоже поморщился, отмахнулся.
   - Акакий Акакиевич, не говорите  так  красиво.  По  крайней  мере,  я  не
врубился, о чем вы. А для остальных аксиома: обыватель, как и любой животный
организм, стремится защитить свой мирок! Инстинктивно. И здесь не спасают ни
три  высших  образования,  ни  принадлежность  к  элитному  миру.  Обыватель
защищает  потому,  что  чувствует  себе  угрозу.  Угрозу  своему  уюту.   Но
обывателек страшен тем, что находит союзника внутри каждого из  нас.  Каждый
из нас в той  или  иной  степени  -  обыватель.  Обыватель  сейчас  защищает
статус-кво, как и раньше защищал  устои  той  культуры  от  прихода  веры  в
Христа, от идей Коперника, от генетики и  кибернетики.  Сейчас  защищает  от
любых  посягательств  на  его   ?общечеловеческие   ценности?,   ибо   уютно
устроившегося  труса  всегда  страшит  свежий  ветер  перемен.  В   нынешнем
стабильном обществе потребителей настолько уютно и не дует,  что  всех  этих
революционеров, новаторов и бунтарей - прямо щас бы на  электрический  стул,
чтобы не мутили народ, не придумывали новых идей.
   Я перевел дыхание, оглядел аудиторию, слушают очень  внимательно,  сказал
размеренно:
   -  Обыватель  обычно  начитан,  в  меру  консервативен,  умело  оперирует
понятиями  гуманизма,   культуры,   эстетики,   заботы   о   равноправии   и
политкорректности. Он может долго и со вкусом говорить, что нельзя на методы
террористов отвечать методами террористов, нельзя бороться  с  преступностью
ужесточением наказаний! Конечно,  он  с  удовольствием  бы  принял  введение
смертной казни за все и вся, но только так, чтобы  правительство  ввело  его
само, ?вопреки  общественности?,  за  что  снова  можно  бы  критиковать  до
бесконечности. Бережняк морщился, кривился, откидывался на  спинку  стула  и
пробовал  оттуда  окидывать  меня  презрительным  взглядом.  Мол,   сам   не
интеллигент, вот  и  лаешь  на  истинных  ревнителей  и  ревнителей  духа  и
духовности. Его бархатный друг смотрел мимо меня, глаза остекленели. Похоже,
этого я уже достал. Можно бы, конечно, усилить натиск и  перевербовать  его,
сделать своим ярым  сторонником...  но  на  фиг  это  мне?  Я  не  занимаюсь
агитацией одиночек. Я бью по квадратам. А мой ?Первый день творения? накроет
всю планету...
   Я сказал размеренно:
   - Вначале проведем четкую грань между писательством и журналистикой.  Это
две близкие  и  родственные  профессии,  их  иногда  совмещают,  хотя  редко
успешно. Прежде всего потому, что в самой  основе  у  этих  профессий  лежит
диаметрально противоположный подход. Мерилин Монро живо возразила:
   - Но как же так? А я читала, что это почти одно и то же!
   - Ну да, - сказал я саркастически.
   - Правда, даже грани между ними нет.
   - Журналист, - пояснил я, - пишет статьи,  очерки,  заметки,  информашки,
даже документальные книги. Основная  сфера  публикаций  -  газеты,  журналы.
Хорошей газетой  считается  та,  которую  человек  от  первой  до  последней
страницы прочитывает  за  двадцать  минут.  Великолепной  -  за  пятнадцать.
Прочитывает и усваивает массу информации. Запоминает хотя бы до завтра,  ибо
с утра другие  события,  другой  курс  доллара,  другие  убийства,  свадьбы,
разводы и скандалы в  правительстве.  Разве  не  так?  А  разные  требования
диктуют разный стиль. Журналист обязан избегать  яркого  языка,  великолепно
построенных фраз,  которыми  восторгаемся  у  Бунина-Набокова-Астафьева.  Он
обязан писать так, чтобы взгляд бежал по странице  быстро,  не  цепляясь  за
метафоры,  сразу  хватал  и  усваивал  информацию,   очищенную   от   шелухи
литературного  стиля.  Я  остановился,  перевел   дыхание.   Слушают   очень
внимательно, я завернул, как в детективе, сразу не сообразят, кто же  шпи„н,
а кто просто бытовой убивец.
   - Писатель, - сказал я, - пишет не на один день. Книга  не  выбрасывается
по прочтении, как газета, а в этом случае требования к способу разбрасывания
значков по бумаге иные. Первое: писатель обязан писать  не  информативно,  а
образно. Если на пальцах, то журналист пишет: ?Депутат  Зюган  рассердился?,
писатель так не имеет права уже по статусу художника слова. Он пишет  что-то
вроде: ?Депутат Зюган нахмурился?... варианты -  стиснул  кулаки,  заскрипел
зубами, взревел, зарычал и пр., то есть он рисует картинку, а проницательный
читатель, которому спешить некуда, хоть с трудом, но все же догадается,  что
депутат Зюган рассердился. Писатель не напишет: ?Депутат Зюган обрадовался?,
а прибегнет пусть к штампам, но все же образам - губы раздвинулись в улыбке,
счастливо завизжал, подпрыгнул, лихо пригласил всех в депутатский  буфет  за
свой счет и пр.
   Они снова вперили взгляды в экраны, выделяют ключевые фразы. Я на  всякий
случай предупредил:
   - Конечно, нужно избегать штампов, всех этих ?стиснул кулаки?, ?заскрипел
зубами? и пр.,  но  даже  самые  убогие  штампы  и  штампики  лучше  простой
информативности журналиста. Они, по крайней мере, говорят о том,  что  автор
смутно догадывается, что нужно сделать, но пока не умеет... Хотя,  с  другой
стороны, штампы и есть штампы, с ними уважения  коллег  не  приобретешь,  но
деньгу зашибить можно. Особенно если строгать детективчики  или  лав  стори.
Там требования намного ниже, а читатели проще, чем  высоколобые  эстеты  или
любители фантастики... О том, как убирать штампы, - позже. Сперва - все  еще
базовое.
   Девушка, которая Мерилин Монро, вскинула руку, сказала живо:
   - Но ведь лично вы,  Владимир  Юрьевич,  совсем  не  обращаете  внимания,
штампы у вас или находки!.. Ведь у вас иногда такая жуть, что  просто  жутее
уже не бывает!
   Я сказал как можно мягче:
   - Вы очень красивая девушка, зачем вам сразу эти премудрости? Там  совсем
другое.
   В аудитории возник шум, начали  переглядываться,  задвигались,  зашумели.
Мерилинка ощутила, что прижала меня к стене, мол, говорю одно, а  сам  делаю
другое, спросила еще живее, с ехидцей:
   - Какое? Я вздохнул:
   - Это надо бы дать вам позже. Ладно, литература  -  не  математика,  где,
пока не усвоишь предыдущее, нечего и думать о  штурме  следующей  ступеньки.
Премудрость в том, что мера романа - не виртуозный язык, как вам  прожужжали
ваши прелестные ухи, а сдвиг характера. То не роман, где герой каким  пришел
на первую страницу, таким и ушлепал. Это  какая-то  бесконечная  конина  или
зенина.  Герой  обязательно,   как   говорили   в   старую   эпоху,   должен
?перевоспитаться?. В ту или другую сторону. А сдвиг характера отображается и
во внешности. Герой не только начинает одеваться иначе, он  держится  иначе,
выпрямляет или сутулит спину. Если он переменил  взгляды,  а  в  романе  это
обязательно, то и в лице появляется нечто иное... Ну то ли челюсти  стиснуты
так, что желваки, то ли взгляд горд и надменен...
   Она возразила:
   - Это и в бумажном надо!
   - Согласен, - признался я. -  Более  того,  при  визуализации  облегчение
немалое... Трудности начинаются позже, при разных ветвях сюжета.  При  одном
развитии герой преодолевает - и нижняя челюсть  выдвигается,  при  другом  -
скисает, тогда и взгляд долу, и спина горбатится, при  третьем  -  уходит  в
монахи, а тут надо дать просветление во взоре, а челюсть как бы не  замечать
вовсе. Если же учесть, что в последнем  романе  я  дал  семьдесят  вариантов
развития, все с разными концовками, то,  сами  понимаете,  такое  на  первых
лекциях  разбирать  рановато...  Она  торопливо  села,  пунцовая,  а  другие
торопливо двигали курсоры по экранам. Моя лекция мгновенно конвертируется  в
текст, а уж они сами подчеркивают наиболее важные  фразы,  выделяя  шрифтом,
размером, цветом. Все спешат узнать завтрашние премудрости,  а  сейчас,  как
понимаю, выделяют жирным слова ?мера романа - сдвиг в характере?.

ГЛАВА 15

   Я взглянул на часы, время еще есть, сказал безжалостно:
   - Но вернемся к базовому... Хотя нет, вот еще один хороший пример  насчет
умелой подборки слов! Еще в детстве услышал, что ?вчерашний чай подобен  яду
змеи?. Те, кого  накрыла  взрывная  волна  этой  миниатюрной  информационной
бомбочки, ни за что не возьмут в рот  вчерашний  чай.  И  же,  ее  не  зная,
нередко пил вчерашний... Не  из  протеста,  в  Советском  Союзе  недоставало
всего-всего, особенно - импортного. С кофе всегда были проблемы, приходилось
возмещать крепким чаем.
   Бережняк шумно подвигался, спина его выпрямилась,  грудь  вперед,  пальцы
красивым жестом сняли очки. Он протирал их с таким видом, словно это  именно
он разрушил твердыню Советской власти, а теперь ждет наград.
   - К тому времени, - продолжил я чуть раздраженно, - когда услышал  насчет
вчерашнего чая - яда змеи, уже несколько  лет  вечером  делал  крепкий  чай,
оставлял на столе, а утром, едва проснувшись, быстро  жевал  кусок  колбасы,
запивая вчерашним чаем, - свежий некогда, опаздываю! - и бежал на работу.
   И когда накрыло и меня, я все же подумал: а как же все эти  годы?  Почему
не упал и не околел в жутких корчах?.. Правда, может быть, яд  накапливается
постепенно? Встретил знакомого врача, расспросил. Тот заверил, что вчерашний
чай даже полезнее, так как за ночь выделяет какие-то дубящие  вещества,  что
укрепляют стенки кровеносных сосудов. Мол, не будет инфаркта, инсульта. Я на
всякий случай переспросил еще одного, благо в моем окружении писателя -  все
профессии. Кроме литературной, ессно. Тот сказал то же самое,  добавив,  что
чай, оставленный на ночь, настаивается, как и свежесваренный борщ. Тот  тоже
лучше всего есть через несколько часов.
   Я оглядел их несколько вытянувшиеся  лица.  Ясно,  они  тоже  знают,  что
вчерашний чай - яд. И ни  под  каким  предлогом  не  допьют  вчерашний  чай.
Бутылку водки выжрут - это нормально, не вредно, а вот вчерашний чай...
   Я закончил:
   - Несколько тысяч лет  назад  любитель  горячего  чая,  именно  горячего,
придумал этот эффектный довод ленивой жене, что пыталась  в  целях  экономии
споить ему вчерашний. Он просто высказал свое неприятие  холодного  чая  как
можно более образно и доходчиво. Мы все в повторяющихся ситуациях оттачиваем
фразы, слова, составляем их в убедительные сравнения,  афоризмы,  что  могут
стать даже пословицами. Думаю, жену он убедил. Более  того,  попутно  убедил
еще и миллионы-миллионы других любителей чая. Не потому,  что  прав.  Просто
сумел  очень  умело  подобрать  слова.  Они  начали  неуверенно   улыбаться,
записывать, пример удачной инфистской атаки очень хорош. Я же продолжил  без
перерыва:
   - А теперь все-таки об обещанном базовом. А базовое лучше  на  примере...
Вот приходит друг... мнется...  потом  с  очень  равнодушным  видом  достает
рукопись... протягивает: ?Я  тут  рассказик  накропал...  Так...  для  себя.
Прочти... может, понравится?? Я  тут  же  в  испуге  выставляю  перед  собой
ладони: ?Что ты... что ты! Как можно? Это с моей стороны будет свинством. Ты
писал для себя... а я буду читать твое интимное? Ни за что! За кого ты  меня
имеешь?? Друг мямлит: ?Но я  хотел  бы...  чтобы  ты  сказал...  Это  насчет
публикации...? И вот тут начинается игра, которой он даже не понимает... ибо
я упорно отказываюсь: неприлично  читать  то...  что  человек  написал  ?для
себя?. Это хуже... чем читать чужие письма. Те хоть пишутся другому... а тут
прямо интимный дневник! Друг пытается заставить  прочесть...  и  все  больше
нажимает на то... что ?это и для печати бы...? Я стою, как  утес  на  Волге,
твержу...  что  непристойно  публиковать  то...  что  написано   для   себя.
Наконец... словно только что-то начиная понимать... спрашиваю: так для  себя
или для печати? Он... сердясь на мою тупость... уже кричит... что хоть и для
себя... но хочет видеть это опубликованным! Тогда... видя, что дальше его не
проймешь, хлопаю себя по лбу и объясняю  Первое  Правило...  что  ежели  для
себя... любимого... то писать можно абсолютно все. Сам себя поймешь  любого.
А что не поймешь, то догадаешься. По кляксе или оброненной слезе. А если для
других... то здесь вступают в силу совсем другие законы. До другого человека
еще  достучаться  надо.  А  для  этого  нужно  особые  литприемы...  которые
обязательны. Ежели их нет... тогда уж  извини...  Тут  он  в  последний  раз
ощетинивается  и  бормочет...  что  он  писал  все-таки  для  себя.  Тут  же
протягиваю ему рукопись... мол... забери... неэтично читать чужое и т. д.  и
т. п. Он вздыхает и... все, fatality. Все! Он во что бы то  ни  стало  хочет
увидеть свое произведение опубликованным. Он готов слушать.
   Я посмотрел на их смущенные лица, отвел глаза.  Все  они  бывали  в  этой
ситуации. Все. Черт, даже неловко им вот  так  по  больному  месту.  Но  что
делать, надо.
   - Конечно... - закончил я, - это не значит... что будет соглашаться.  Сто
раз возразит... что писал для себя... я сто раз протяну рукопись назад... он
тысячу раз скажет... что вовсе не то написал... что  я  дурак  и  ничего  не
понимаю... а я буду тыкать пальцем в строчки и говорить: тут  так  написано.
Вот эти буковки... сам взгляни... а мысли твои я не читаю. Он: ну я  ж  тебе
объясняю... тупому... а я: будешь объяснять так и  каждому,  купившему  твою
книгу? А если он читает в постели ночью? Со спящей женой рядом?
   На лицах начали появляться смущенные улыбки.  Да,  комизм  этой  ситуации
заметен, а они, побывавшие  там,  теперь  со  стороны  оценивают  достаточно
реалистично. Начали перешучиваться, кто-то хохотнул.
   Я сказал предостерегающе:
   - И еще одно  важное  соображение...  Оценка  своей  работы  должна  быть
адекватной. Вроде бы понятно, когда, скажем, силач у себя на кухне  поднимет
штангу с рекордным  весом,  но  ему  на  слово  не  верят:  повтори  в  день
соревнований. Понятно, что как бы хорошо бегун ни бежал дистанцию,  но  если
за пару шагов до финиша остановится, сядет подумать,  помыслить  о  Высоком,
то... Увы, с писательством картина та же. Вот  отыскана  оригинальная  тема.
Придумана яркая идея. Созданы  великолепные  характеры.  Написаны  отдельные
эпизоды, которые поражают богатством языка, красками и так далее. Автор  сам
видит, что создает шедевр, это