ебя  не
скоро. Прямо камень с души. Еще раз благодарю вас, господа.
   На  эстампе  был  изображен  в  ярких  красках  кавалер,  с  чувством
ублажающий разом полдюжины дам .
   - Конечно, Луиза -  дама  серьезная,  -  счастливо  улыбнулся  Буров,
кашлянул многозначительно и посмотрел на шевалье. - А не  пора  ли  нам,
мой друг? Девочки уж, верно, заждались.
   Ну да, постель нагрета, дилижанс наготове.
   - О, я не  смею  вас  больше  задерживать,  господа,  -  спохватилась
sous-maitresse. - Этот похотливый шут, право, не стоит  вашего  времени.
Счастливо повеселиться.
   Однако повеселиться, и уж тем более счастливо, ни Бурову, ни  шевалье
не довелось. Только sous-maitresse сделала книксен и хотела откланяться,
как послышался душераздирающий, леденящий  душу  вопль.  Кричали  совсем
рядом, в комнате Клотильды.
   - О, боги, за что! - sous-maitresse, бросившись по  коридору,  рывком
открыла красную, украшенную  сердечком  дверь.  -  Ну  что  там  у  вас?
Заткнитесь вы, скважины!
   Голос ее вдруг прервался, несколько мгновений она хранила молчание, а
потом сама заверещала, как свинья, которую  режут  без  сноровки,  тупым
ножом.
   - Что это с ней? - удивился Буров. - А с  виду  такая  рассудительная
особа…
   - Может, дилижанс увидела?  -  пожал  плечами  шевалье.  -  Не  будем
гадать, пойдем посмотрим.
   Переживала sous-maitresse не зря. В полумраке будуара раскинулись два
тела, женских, очень недурных.  Клотильда  выставляла  напоказ  молочную
округлость ягодиц,  узкие,  янтарно-желтые  пятки,  пленительные  изгибы
бедер. Когда же вошедшие взглянули на  Анжель,  лежавшую  на  спине,  то
остолбенели от ужаса - на ее груди извивалась змея! Тварь, тихо зашипев,
подняла плоскую голову, двигаясь с убийственным  изяществом,  разомкнула
кольца и волнообразно устремилась - нет, не наутек - к людям. Догадаться
зачем, было несложно. "Что же это за порода? Вроде не эфа ", - Буров взялся было за  шпагу,  но
где ему  было  тягаться  с  шевалье  -  свистнула  отточенная  сталь,  с
легкостью   описала   полукруг,   превратилась   в    разящую    молнию.
Sous-maitresse в  ужасе  уставилась  на  яркую,  вытянувшуюся  безвольно
ленту. Та была не такая уж и длинная - пару локтей, не более.
   - Осторожней, мой друг, - Буров тоже  вытащил  шпагу,  быстро  сделал
резкий, упреждающий жест. - Змеи умирают трудно.
   Знал, что говорил. Как-то на его глазах на треть раздавленная  гадина
укусила человека. Насмерть, через армейский сапог. Попала, стерва, точно
в кровеносное русло.
   - Ну, значит, этой здорово повезло, - хмуро усмехнулся шевалье и,  не
скрывая отвращения, тронул рептилию испачканным кровью клинком. -  Пусть
спасибо скажет.
   От легкого движения шпаги змея распалась  на  половинки.  Продольные.
Она была рассечена от носа до хвоста. Вот это да!  Это  тебе  не  свечки
кромсать в  приятной  компании  .
   Однако не время было  восторгаться  виртуозным  мастерством  шевалье.
"Дилижанс, блин", - Буров  посмотрел  на  Клотильду  и  Анжель,  коротко
вздохнул и, сдернув  со  стола  скатерть,  начал  запаковывать  в  саван
останки рептилии.
   - Будем вызывать полицию?
   В его вопросе слышался ответ.
   -  Ну  вот  еще,  -  встрепенулась  sous-maitresse,  дернула  плечом,
покусала губу. - Без легавых обойдемся. Все одно мертвым не поможешь,  а
живым к чему неприятности? Иначе полагать может только полный идиот.
   Она уже успела справиться с собой. Что поделаешь, се  ля  ви.  Минуты
слабости бывают у всех.
   -  Мы  не  идиоты,  -  заверил  sous-maitresse  Буров  и  как  бы   в
подтверждение сказанного веско забренчал луидорами:
   - Вот за шоколад. Вот за скатерть. Вот девочкам на похороны.
   Девочкам на похороны! В лучшем случае бросят в Сену  -  и  все  дела.
Хорошо, если чего-нибудь тяжелое привяжут.
   - Мерси, - приняла золото бандерша, покачала на руке, отвела глаза. -
Я думаю, господа, вам лучше сменить дом. А то как бы этот не превратился
в гадюшник.
   Сама она точно идиоткой не была.
   И пошли с гульбища Буров  с  шевалье  без  радости,  в  задумчивости,
молчком. Не дети малые,  понимали  отчетливо,  в  какое  влипли  дерьмо.
Кто-то все-таки их вычислил, выследил и чудом не  убрал.  Снова  помешал
его величество случай. Да, тут было о чем подумать.
   На улице было мрачно,  промозгло  и  стыло.  Ветер  рвал  с  деревьев
исподнее листвы, оголяя черные, корявые  скелеты,  тучи  оседлали  крыши
домов, уличный фонарь был тощ, как виселица. Ночь  напоминала  злобного,
замерзшего пса, готового хоть сейчас вцепиться в глотку. Однако все  эти
мелочи не трогали  Бернара.  Невзирая  на  высокую  влажность  и  низкую
облачность, он невозмутимо резал на своей любимой книге  копченый  кусок
сказочно благоухающей свинины. Истово  жевал,  облизывался,  с  чувством
вытирал пальцы о шелковый, не по размеру,  плащ.  Всем  своим  видом  он
излучал  довольство  и  умиротворенность,   смотреть   на   него   после
происшедшего в борделе было тошно.
   - Вкусно пахнет, - заметил Буров, усаживаясь в  карету.  -  Умеют  их
сиятельство жить.
   - Да уж, - согласился шевалье, сел и шумно потянул носом воздух. -  И
еще как.
   Карета внутри благоухала мускусом, амброй,  чистым,  разгоряченным  в
любви  женским  телом.  Бернар,   похоже,   первым   делом   вдарил   по
аристократкам, а уж потом по свинине. Гад… И  никаких  тебе  рептилий  в
постели. М-да.
   - Хорош жрать!  Трогай!  -  неожиданно  разъярился  шевалье,  стукнул
кулачищем в стену, глянул вопросительно на Бурова. - Куда?  К  Бертолли?
Отлично, не хрен ему спать. - Снова приложился кулаком и заорал так, что
рысаки всхрапнули. - На правый берег давай,  так  твою  растак!  Я  тебе
покажу свинью, я тебе покажу баб в карете! В бараний рог  согну!  Сгною!
Раздербаню!
   Ругался он, позабыв про конспирацию, по-русски. Однако совершенно без
толку.
   - Э-э! У-у! Ы-ы!
   Дверь кареты открылась, запахло снедью  и,  словно  джинн,  вызванный
заговорами, явился Бернар. Кланяясь и умильно  улыбаясь,  он  протягивал
любимую книгу, на которой была крупно порезана копченая свинина.  Взгляд
его был кроток и как бы говорил: вот, дорогой мой повелитель, отрываю от
сердца и  желудка.  И  сокровенного  не  пожалею.  Потому  как  завсегда
слушаюсь и повинуюсь. Положил  Бернар  мудрое  с  копченым  на  сиденье,
поклонился трепетно, влез на козлы да и поехал с миром.  Этаким  клоуном
тряпичным в шляпе с плюмажем.  Однако,  глядя  на  него,  веселиться  не
хотелось. Хотелось не иметь с ним никаких дел.
   "Здорово бутафорит. Хотя и не без фальши, местами переигрывает", -  в
который уже раз отметил Буров, взялся за  книгу,  однако  же  читать  не
стал, предпочел Макиавелли свинью.
   - М-м, шевалье, рекомендую. Не хуже, чем у вашего  папеньки.  Похоже,
они с нашим кучером затариваются из одной кормушки.
   Богатая  событиями  бессонная  ночь  ничуть  не  отразилась  на   его
аппетите.
   - Что-то не хочется, - ответил шевалье и отвернулся к окну.  -  А  вы
уверены, князь, что это свинина?
   Буров его понимал. Можно убить тысячу мужчин, оставаясь  бесстрастным
и холодным, как лед, а  при  виде  одного-единственного  женского  трупа
превратиться в размякшую амебу. Ничего не поделаешь, психология.  А  тут
все-таки не одно тело - дуэт. Даже троица. Клотильда, Анжель и змея. Она
ведь тоже женского рода…
   Так, в молчании, под скрип рессор они доехали до  шерстяного  короля.
Тот нисколько  не  ошибся  в  выборе  лейб-медика  -  Бертолли  оказался
человеком слова и дела.
   - Господа, свершилось, - прямо с порога сообщил он и широким  жестом,
словно Алладин в свою пещеру, поманил гостей в лабораторию. - Я соединил
ртуть с азотной кислотой и нагревал медленно,  на  постоянном  контроле.
Когда раствор позеленел, я смешал его со спиритус вини и наблюдал густые
красные пары, постепенно  менявшие  цвет  до  белого.  И  вот,  господа,
выпавший осадок я тщательно промыл  дистиллированной  водой  и  в  конце
концов получил те самые серые кристаллы. Которые произведут революцию  в
военном деле. Однако это не все, господа. Я не спал всю  ночь,  я  пошел
дальше. - Бертолли замолчал, вытер пеку в углах рта и  глазами  фанатика
уставился на Бурова. - Я заменил ртуть на серебро. Это чертовски дорогое
удовольствие,  господа.  И  дьявольски  опасное.   Выпавшие   в   осадок
игольчатые кристаллы чрезвычайно  чувствительны.  Да,  да,  чрезвычайно.
Очень остро реагируют на трение и удар. - Он  показал  на  забинтованную
голову, на битое стекло вокруг, тяжело вздохнул. - Путь к успеху отмечен
больше терниями, чем лаврами. Хотя нам с вами, дорогой коллега,  все  же
посчастливилось достичь многого. Могу я чем-нибудь, кроме  солей  мурия,
воздать вашей скромности и интеллекту?
   Равнодушно так спросил, без выражения, сразу чувствуется, не от души,
для порядка.
   - А нет ли у вас на примете знакомого зоолога? -  дружески  улыбнулся
ему Буров, принял склянку с гремучей ртутью и бережно убрал ее в карман.
- Чтоб в змеях разбирался. В ядовитых. - И по-рыбацки развел на  метр  с
гаком руки. - Вот в таких. Показать?
   - Не надо, - Бертолли побледнел, отступил на шаг,  сделал  судорожное
движение горлом. - Гм. На той неделе вернулся  из  экспедиции  профессор
Лагранж, мой старинный знакомец. Он вообще-то ботаник, но тем  не  менее
натура  крайне  эрудированная,  разносторонняя.   Попробуйте,   господа,
обратиться к нему. Профессор живет в Латинском квартале, номер  дома…  И
прошу меня извинить - время идти на перевязку.
   Профессор  Лагранж  оказался   маленьким,   розовощеким,   энергичным
толстячком.
   -  Значит,  вы  от  господина  Бертолли?  -  позевывая,  встретил  он
непрошенных гостей в халате. - Прошу, прошу. Итак, что же вас привело  в
мой скромный дом?
   Дом был не столько скромный, сколько нежилой. Немытые окна,  холодный
камин, бесформенные, в муаровых чехлах, диваны, кресла,  канапе.  Все  в
пыли, неживое,  будто  одетое  в  саван.  Чувствовалось  по  всему,  что
энергичный толстячок не домосед.
   - С вашего позволения, вот это, - Буров сделал галантный полупоклон и
принялся распаковывать змею. - Вам, случаем, господин академик, такие не
попадались раньше?
   - Увы, сударь, увы, не академик, всего лишь скромный профессор  Этьен
Лагранж. К вашим услугам, - толстячок грустно, вроде  бы  даже  виновато
улыбнулся и вдруг, увидев змею на скатерке, преобразился - бурно выразил
восторг,  изумление,  радость,  переходящую  в  ликование.  -  О,  какой
великолепный экземпляр! О, какая  окраска!  -  Тут  же  прервавшись,  он
засопел,  набычился  и  с  укоризной,  словно  на  смертельного   врага,
уставился на Бурова. - Какое варварство! Каким надо быть неандертальцем,
изувером  и  троглодитом,  чтобы  так  препарировать  змею!   Невиданно!
Неслыханно! Поразительная небрежность - так испортить кожу. Теперь любой
чучельник здесь бессилен. Ах, какой экземпляр! Ах, какой окрас!
   - Вы слышали, мой друг, вам следовало действовать поосторожней,  -  с
ухмылкой  Буров  посмотрел  на  шевалье,  заговорщицки  подмигнул  и   с
удвоенной  почтительностью  повернулся  к  толстячку.  -  Так,   значит,
уважаемый профессор, рептилия вам знакома? Если не секрет,  что  это  за
порода?
   - Весьма редкая, сударь,  весьма.  Кабинетной  науке  большей  частью
неизвестная, - Лагранж надул розовые  щеки,  приосанился  и  всем  видом
показал, как  повезло  его  гостям,  чудом  встретившим  на  своем  пути
истинного ученого-практика. - Это  радужная  болотная  гадюка,  пожалуй,
единственная из длиннозубых   обладающая
гарантированной  стопроцентной  летальностью.  Посвященные  называют  ее
"змеей края радуги". Поэтично, не правда ли? И где вам только,  господа,
удалось раздобыть  такой  замечательный  экземпляр?  Завидую  вам  белой
завистью.
   - Не надо. Примите в дар, - Буров  взял  скатерть  за  концы,  сделал
узелок, тряхнул и  торжественно,  с  полупоклоном,  вручил  Лагранжу.  -
Владейте. Кстати, этот редкий экземпляр нам подкинули в постель. Ума  не
приложу, кто бы это мог сделать?
   - О, какое утро!  Какой  подарок!  Царский!  -  просиял  толстячок  и
трепетно, словно  дар  божий,  принял  сверток.  -  Благодарю,  господа,
благодарю. Это так великодушно с вашей стороны. Гм, в самом деле, и кому
только пришло в голову  знакомить  вас  с  радужной  гадюкой?  Здесь,  в
Париже? Ну, скажем, где-нибудь южнее, в  Каире  например,  все  было  бы
предельно ясно - вы  чем-то  не  понравились  людям  из  Рифаи,  тайного
общества змееводов-убийц. А здесь, на берегах Сены…  Гм.  -  Он  замолк,
бережно  развернул  сверток  и,  уже   на   правах   хозяина,   принялся
рассматривать подарок. - Какие мышцы! Какие  формы!  Какая  великолепная
игра природы! Совершенство, созданное для убийства. Не удивительно,  что
люди  из  Рифаи  всем  ядовитым  змеям  предпочитают  этих.  При  помощи
аэролитов - космических камней - приманивают их, дрессируют и превращают
в страшное орудие своих преступных замыслов . А
чтобы рептилии были злее  и  жалили  всех  подряд,  их  долго  держат  в
неподвижности в вытянутом состоянии.  В  полной  темноте,  в  деревянных
футлярах. В результате их  височные  железы  разбухают  от  яда  и  укус
делается неотразимо летальным. Без разницы, куда  -  под  кожу,  или  во
внутримышечную клетчатку, или в просвет кровеносного сосуда. Итог всегда
один, плачевный - requiescat in pace .
   - Так вы,  я  вижу,  разбираетесь  в  ядах?  -  обрадовался  Буров  и
придвинулся  поближе,  однако  толстячок  смешался,  принялся  отгребать
назад.
   -  Только  как  любитель,  господа,  только   как   любитель.   Чисто
по-дилетантски. А вот по вопросам  зоологии  -  прошу.  Всегда  к  вашим
услугам. Скромный, увы, пока профессор Этьен Мария Лагранж.
   Вот так всегда у этой чертовой  интеллигенции,  что  в  восемнадцатом
веке, что в двадцатом, - одни разговоры. Вербальный онанизм, ни  к  чему
толком не ведущие словесные поллюции…
   Ладно, оставили профессора любоваться гадюкой и подались  к  простому
народу, в Оружейный квартал. Вице-пролетарии, слава труду, не подвели  -
работали не языком, руками. Гильзы и капсюльные  колпачки  были  готовы,
барабанный десятизарядный ствол, как и уговаривались,  -  наполовину.  С
ходу оценив точность и культуру сборки, Буров тут же заказал  еще  один,
снял каморку  с  тисками  и  инструментом  и  ловко,  словно  заправский
оружейник, принялся запрессовывать в капсюли ударный  состав,  тщательно
отмеривать порох, возиться с гильзами и оправкой - сочетать компоненты в
унитарный патрон. Очень мешала теснота, накрахмаленные манжеты  и  не  в
меру любознательный шевалье, однако дело  спорилось  и  где-то  к  обеду
завершилось. На первый взгляд успешно - сотня тупорылых, зловещего  вида
патронов выстроилась на столе. Калибр  куда  там  сорок  пятому,  ручная
запрессовка, толстостенные, не штампованные, выточенные  гильзы.  Только
вот как стрелять они будут… И будут ли вообще… Ладно, завтра увидим.
   - Вы, князь, прямо уникум, Леонардо да Винчи восемнадцатого  века,  -
Анри осторожно взял патрон, восхищенно повертел его в пальцах,  зачем-то
понюхал и поставил на место. - Тот был тоже мастер на все руки и большой
дока в военном деле. Только вы, к сожалению, не рисуете и,  слава  богу,
не бугр .  Если  эта
ваша барабанная фузея будет бить хотя бы на сто  шагов,  то  придется  с
горечью констатировать - будущее за ней, а увы, не  за  шпагой.  Кстати,
все это хорошо, но мы будем сегодня есть или нет?
   - Не надо было игнорировать свинину, мой друг,  хотя  сейчас,  честно
говоря, я умираю от жажды, - Буров улыбнулся, убрал патроны в  карман  и
щедро расплатился с мастером. - Скажи-ка, уважаемый, где сейчас в Париже
можно сделать арбалет?
   - Арбалет? - старый, седой как лунь оружейник  кашлянул,  непонимающе
прищурился, пожевал губами. - Вы, наверное, имеете в виду балестру  , ваша честь? Навряд ли кому-нибудь в
наши дни придет в голову стрелять стрелами. Мне кажется,  что  еще  живы
мастера с улицы Малакэ, но дела их плохи.  У  них  даже  своего  синдика
 нет. Попробуйте там, господа.
   Он беззлобно усмехнулся, - вероятно, подумал: вот ведь бесятся с жиру
богатые бездельники. То им надо сотню латунных стаканов,  то  верстак  с
инструментом подавай, а теперь они жить не могут без  дурацкого,  никому
не нужного арбалета. Хотя бог с ними, платят - и ладно. К тому же хорошо
платят.
   - Вы слышали, мой друг, арбалеты-то нынче не в моде, - тихо промолвил
Буров, когда они вышли на воздух. - А болты  летают,  да  еще  как.  Это
какой-то парадокс. И лично мне очень хочется познакомиться с оригиналом,
чудом не подстрелившим нас. Так что предлагаю с  обедом  повременить.  И
мой вам совет: если Бернар будет раздавать мясо, не отказывайтесь. Лучше
синица в желудке, чем журавль в небе.
   Однако  Бернар  на  сей  раз  вдарил  не  по  мясу  -  по  птице.  Из
импровизированной, сделанной из ремня пращи. Мило улыбаясь, он сидел  на
козлах и с дьявольской, просто потрясающей ловкостью сшибал  с  карнизов
отъевшихся голубей. Причем играючи успевал пулять и по котам, то и  дело
пытавшимся отовариться на халяву. Хлопала праща,  свистели  камни,  дико
улюлюкала  местная  шпана.  Трудовой  же  народ  принимал   Бернара   за
шкодливого  аристократа,  а  потому  молчал.  Презрительно  так,  но   с
осуждением.
   -  Трогай  давай!  -  прыгнули  в  карету  Буров  и  шевалье,  молчал
подождали, пока Бернар подберет добычу и, не сговариваясь, в один  голос
рассмеялись: вот ведь исчадие ада, подарочек  судьбы,  и  носит  же  его
земля!
   Не только носит, но и возит, - скоро экипаж был уже на улице  Малакэ,
грязной,  смердящей,  обильно  изливающей  содержимое   канав   в   лоно
многострадальной Сены.  Здесь  жили  большей  частью  бедняки,  торговцы
рыбой. Дом старых мастеров-арбалетчиков отыскался с большим трудом.  Это
были два брата-близнеца, одинаково тощие, морщинистые и неразговорчивые.
Время, невостребованность и удручающая бедность напрочь уничтожили в них
желание жить.
   - Хорошо, господа, мы, конечно, сделаем вам арбалет, -  вяло  кивнули
они  лысыми  головами,  и  их  подслеповатые  слезящиеся  глаза   тускло
загорелись надеждой. - Это будет отличный дальнобойный  шнеппер    с  двойной  тетивой  и  закаленными  дугами.
Незаменимая вещь для охоты.
   - Нет-нет, уважаемый, - перебил Буров и как бы  между  делом  вытащил
мошну. - Нам нужен боевой арбалет, стреляющий болтами. С наконечниками в
виде длинной подкольчужной иглы, испещренной бороздками…
   - Испещренной бороздками? - мастера переглянулись, замотали головами,
тусклая искорка надежды в их глазах погасла. - Но это,  господа,  не  по
нашей части. Мы старые больные люди, которым  скоро  держать  ответ.  За
все. Вот шнеппер для охоты на гусей - с превеликим нашим удовольствием…
   - А по чьей это части? - улыбнулся Буров, вытащил блестящий луидор  и
положил на стол. - Не всем же охотиться на гусей?.. -  Снова  улыбнулся,
вытащил еще один луидор, звонко положил на первый. - Вспоминайте,  отцы,
до неба далеко… Ах да, бог любит троицу…
   Третья монета появилась на свет, и старики  переглянулись,  сглотнули
слюну, глаза их загорелись мерцающим алчным блеском.
   - Господа, вам нужен Гийом. Старый Гийом Оноре по прозвищу Крыса, его
в  свое  время  турнули  из  корпорации.  Сейчас  он  занимается  своими
гнусностями на улице Сен-Жак.
   Верно заметил Буров - небо высоко, а денежки вот они,  совсем  рядом,
стопочкой на краешке стола. Стоит только протянуть  руку,  чтобы  раньше
срока не протянуть ноги…
   - А где эта улица Сен-Жак? - полюбопытствовал Буров, когда они с Анри
устроились в карете. - Что-то я про такую не слышал.
   - Лучше не спрашивайте, князь, - шевалье вздохнул, понурил  голову  и
мастерски изобразил все муки голодающего. - У черта  на  рогах.  Я  туда
приеду окоченевшим трупом. Может, завтра, а? Никуда этот Гийом Оноре  от
нас не денется. Поехали домой, мон шер. От работы кони