дохнут.
   Только не орловские  рысаки.  Бодрые  могучие  звери  весело  ударили
копытами, лихо закусили удила и с какой-то бесшабашной, истинно  русской
удалью поперли по столице Франции. Их ждали конюшня,  отборное  зерно  и
заботливые руки умелых коноводов. Бурова и Анри ждал маркиз - при шпаге,
во всем черном, в прескверном настроении.
   - Ну где вы там бродите, господа? - кисло осведомился он, повертел  в
руках табакерку и с  мелодичным  звоном  открыл.  -  Прожекты,  господа,
меняются. Сегодня вечером у нас  внеплановое  мероприятие.  Попрошу  вас
через два часа ко мне за разъяснениями. Пока можете идти отдыхать. И мой
категорический наказ: ни капли вина, ни полкапли водки.  Дело  предстоит
хлопотливое, горячее. - Он влез холеными пальцами в  табак,  запустил  в
ноздрю добрую понюшку, сморщился, показал язык  и  оглушительно,  топнув
ногой, чихнул:
   - Апчих… Да, да, весьма горячее… Апчих… Все, вы свободны, господа.
   Даже  и  словом  не  обмолвился  насчет  подробного  рапорта  в  трех
экземплярах. Видимо, и впрямь в планах что-то резко поменялось.
   - А пошли бы все эти прожекты в задницу, - высказался шевалье,  когда
они с Буровым вышли в коридор. - Ни пожрать толком, ни поспать. Как  же,
ни капли вина, ни полкапли водки… Только розовые гадюки в  постели…  Нет
уж, ни хрена!
   - Вы совершенно правы, мон ами, ни хрена, - согласился мучимый жаждой
Буров, шумно проглотил слюну и с готовностью поспешил  к  столу,  вкусно
сервированному на двоих в Розовой гостиной.
   Ох и врезали  же  они  с  шевалье  и  по  мясу,  и  по  птице,  и  по
бургундскому, и  по  токайскому.  Дело-то  все-таки  ожидалось  горячее…
Наконец, несколько размякнув телом, но воспарив душой,  Буров  потянулся
было на отдых, но мирно покемарить в спокойной обстановке ему не удалось
- пожаловала Лаура. Прекрасная, загадочная и  соскучившаяся.  Со  вполне
определенной целью. Так что еще до постановки задачи маркизом  у  Бурова
состоялась своя постановка, в постели, с началом  и  концом.  Прошла  на
бис, с аншлагом, под вздохи восхищения и одобрения. А все-таки  было  бы
лучше вздремнуть…
   Хмурый, с тяжелой головой явился он пред очи маркиза.  Шевалье  также
был  мрачен,  зевал,   тер   виски,   смотрел   зверем,   без   сыновней
почтительности. Зато Лаура блаженно улыбалась и излучала ауру  полнейшей
удовлетворенности. Прекрасное лицо ее светилось радостью, глаза лучились
обаянием, в голосе, на  редкость  выразительном,  слышались  хрустальные
колокольцы. Чудо как  хороша  была  Лаура,  прямо  образчик  гармонии  и
красоты. Не много же ей надо для полного счастья. Вернее, много, ох  как
много…
   - Итак, что же мы имеем, господа? - осведомился  маркиз,  всем  своим
видом  как  бы  продублировав  вопрос:  кого  мы  имеем?  Он   вздохнул,
нахмурился и выругался шепотом, вроде бы про себя:
   - Еш твою сорок через семь гробов налево!
   Причина его дурного расположения духа открылась скоро. Сегодня  утром
пришла шифрованная депеша, из коей следовало, что нынче вечером в соборе
Нотр-Дам  состоится  встреча  секретного   уполномоченного   Гардуны   с
доверенным  посланником  принцессы  де  Ламбаль,  гроссмейстера  женской
секции  "Посвященных  масонов",   любовницы   всесильного   маркиза   де
Шефдебьена и лучшей подруги королевы  Франции.  Ни  больше,  ни  меньше…
Приказ был строг, категоричен и разночтении  не  допускал:  человека  из
Гардуны надлежало взять живым вместе с тайным  пакетом,  переданным  ему
принцессой. Плевать, что в храме и на  глазах  свидетелей.  Исполнять!!!
Хорошенькое дело. Это значит сразу испортить отношения и с масонами, и с
церковниками, и с королевой. А главное, с этим таинственным,  неизвестно
еще какие силы представляющим поганцем Шефдебьеном. М-да…
   - Я открыл вам, господа, все,  что  имел  право  открыть,  -  скорбно
закончил свой инструктаж  маркиз,  он  был  бледен  и  выглядел  страшно
усталым. - Кроме как на вас, увы, мне не на кого положиться. Вы  знаете,
что в нашем доме поселилась крамола. Ну ничего, ничего, скоро, бог даст,
мы ее выжжем каленым железом. Но это, господа, потом. Сейчас  -  вперед,
вперед!
   Как начальство скажет. Выехали без промедления на трех каретах,  взяв
в качестве поддержки дворецкого,  садовника  и  отделение  лакеев.  Путь
лежал в Старый город, Ситэ, к громаде Нотр-Дама, мощно  и  величественно
вырисовывающейся на горизонте.
   Доехали без приключений, остановились в проулке,  вылезли  из  карет,
построились по ранжиру.
   - Смирно! - маркиз приосанился, выпятил грудь  и  кинул  командирский
взгляд на дворецкого и его команду. -  В  церкви  праздно  не  шататься,
глазами, а тем паче руками не шарить, к  женскому  полу  не  приставать,
голоса не повышать, матерно не выражаться. Всем  надлежит  кучно  занять
сидячие места в прямой видимости  алтаря  и  следить  за  изменениями  в
обстановке. А будет в том конкретная нужда - разить врага  до  виктории,
беспощадно. В общем, приказываю держать себя чинно и с достоинством -  в
храме хоть и католики поганые, но все ж таки христиане. Ну, ребятушки, с
богом! Равняйсь! Смирно! Вольно! Налево! Шагом марш!
   Лакеи под предводительством дворецкого сделали  четкий  полуоборот  и
строем, в ногу, двинулись по  направлению  к  храму,  крестясь  на  ходу
синхронно, только вот по-нашему, по-православному…
   "Господи, ну почему без дебилизма в войсках никак?" - Буров посмотрел
им вслед, удрученно сплюнул, а маркиз между тем вытащил часы и  с  видом
полководца изрек:
   - Время еще терпит, господа. Думаю, легкий моцион нам не повредит.
   Ладно, пошли  дышать  свежим  воздухом,  благо  рядом  за  решетчатой
оградой находился  скверик  Нотр-Дам.  Печальный,  запущенный,  заросший
травой, однако отнюдь не пустынный. Вокруг гранитного  шестиугольника  с
готической башенкой в центре медленно прогуливалась парочка - задумчиво,
под ручку. Надо полагать, очень сладкая. Маленький сутулый  человечек  в
мешковатом  камзоле  и  стройный,  на  редкость  симпатичный   юноша   с
мечтательными глазами. Не замечая ничего вокруг, они томно  ворковали  и
напоминали  голубков,  каких  рисуют  на  поздравительных  открытках.  С
золотой свадьбой вас! Блин…
   - Наконец-то вы уяснили, милый мой,  что  только  Ганимед  смог  дать
Юпитеру то, чем его пытались  осчастливить  столько  женщин,  -  говорил
сутулый человечек, и его маленькие, глубоко посаженные глазки  светились
затаенной похотью. -  Только  мужчина  может  до  конца  понять  другого
мужчину и нежно, с любовью, но в  то  же  время  напористо  указать  ему
дорогу на вершину блаженства. Доверьтесь мне, мой друг, и все  ключи  от
рая будут ваши.  Это  говорю  вам  я,  Максимилиан  Робеспьер,  человек,
кое-что понимающий в настоящей мужской дружбе.
   Угасал погожий осенний день, шуршала под ботфортами листва,  медленно
шла по кругу  женихающаяся  парочка.  Маркиз,  занятый  своими  мыслями,
молчал, шевалье боролся с Морфеем, Лаура любовалась  закатом,  а  Бурова
терзали сомнения - интересно, это тот самый Робеспьер  или  какой-нибудь
другой? Малый рост, плюгавость, сколиоз. Похож,  ох,  похож…  Однако  не
факт. Ладно, во всяком случае и тот, и этот педерасты.
   Наконец,  вырвавшись  из  плена  мыслей,  маркиз  глянул   на   часы,
встрепенулся, и в повелительном голосе его прорезалась сталь:
   - Время, господа. За мной.
   И первым устремился под древние  своды,  помнившие  еще  те  времена,
когда могучий корабль Лютеции был просто утлой лодчонкой.  Внутри  храма
было просторно и все внушало мысль о быстротечности земного, о краткости
мгновения, называемого жизнью:  гербы-эпитафии  на  стенах,  изображения
пекла на створках алтаря, скорбные лики угодников, Христа и  Приснодевы.
Их взгляды как бы вопрошали каждого: а что сделал ты, чтобы  попасть  на
небо? Мементо мори!
   - Так где тут у них центральный неф?  -  маркиз,  видимо,  машинально
хотел перекреститься,  однако  вовремя  сдержался,  пошевелил  губами  и
быстро вытер руку. - А, вот… Теперь  ищем  запад.  Так,  есть,  вижу,  в
черной маске. Внимание, господа, брать будем на выходе. Ну, дай-то  бог,
чтобы все вышло по-тихому.
   Только по-тихому все  и  не  вышло.  Курьером  принцессы  де  Ламбаль
оказалась  пикантная  красотка  со  скверным  характером.  Заметив,  что
какие-то люди рванулись к человеку в маске, с которым у нее  только  что
было рандеву, она мгновенно превратилась в  фурию,  выхватила  кинжал  и
бросилась  в  рукопашную.  Очень  неудачно.  Веер  в  руке  Лауры  Ватто
стремительно раскрылся, с  легкостью  парировал  клинок  и  играючи,  не
прекращая  движения,  полоснул  красотку  по  горлу.  Наискось,   словно
циркульной пилой. Звякнул об пол выпавший кинжал, дрогнули огни  свечей,
вскрикнул кто-то из паствы, то ли испуганно,  то  ли  восхищенно.  Мягко
упало тело.
   - Дешевка, - стряхнув кровь, Лаура  выругалась  и  превратила  дюжину
опасных бритв  снова  в  веер.  Между  тем  человек  в  маске,  проявляя
невиданную прыть, метнулся влево, к боковой  лестнице,  ведущей  наверх.
Что-то в биомеханике его движений показалось  Бурову  знакомым,  и  даже
очень. Странно… Однако подсознание с гарантией запоминает  навсегда  все
увиденное и ложных сигналов не дает. Где же  он  раньше  встречал  этого
ухаря в маске? Странно, странно… Только особо  ломать  голову  Буров  не
стал - в нем проснулся азарт преследователя. Как ни устал, как ни  хотел
спать, а словно молодой и глупый ринулся в погоню - вверх, вверх,  вверх
по щербатым ступеням. А собор-то построен от души, под самые облака. Эх,
ма… Задыхаясь, Буров  выскочил  на  галерею,  сориентировался  на  ходу,
посмотрел по сторонам и вдруг непроизвольно  замедлил  шаг  -  вот  она,
лепота-то! Вечерний,  утопающий  в  закатном  золоте  Париж!  Необъятное
нагромождение улиц, скверов,  башен,  площадей,  перевязанное  посередке
лентой Сены. И без Эйфелевой  башни  хорош.  С  высоты  птичьего  полета
кажется совсем таким, как в сказках  фантазера  Андерсена,  -  огромным,
донельзя  средневековым,  преисполненным  любви,  доброго  волшебства  и
хороших людей. О, мечтать не вредно…
   А вот сам  Буров  действительно  в  сказку  попал,  только,  судя  по
антуражу, страшную, с хреновым  концом.  Со  всех  сторон  его  окружали
чудища, монстры, химеры, человекоподобные птицы  в  монашьих  капюшонах,
крылатые пантеры, леопарды и пумы, ужасные создания, полулюди-полузвери.
Утвердившись когтями на камнях балюстрад,  они  вот  уже  пять  столетий
взирали на Париж и щерили уродливые пасти -  одни  в  идиотском  хохоте,
другие - озлобленно оскалясь, третьи в саркастической ухмылке. Все в них
вызывало отвращение - и глаза, посаженные на виски, и носы,  упавшие  на
подбородки,  и  перепонки  вместо  пальцев.  Не  изваяния   -   сплошная
аллегория. Все худшее, что затаилось в человеческой душе,  запечатленное
в камне. О чем кричит огромный каменный монах, по пояс  высунувшийся  из
пилястра, чей исполинский разверстый рот напоминает вход в  преисподнюю?
Кто слышит его? Кто понимает? В общем, страшно аж жуть. Однако Буров был
не из пугливых.
   "Почем опиум для народа, отцы?" - с усмешкой  глянул  он  на  святых,
расположившихся  здесь  же,  неподалеку,  на   готических   пьедесталах,
прислушался, вытащил тесачок и стелющейся спецназовской рысью  припустил
дальше - мимо уродов с клювами, задумчивых гаргулий и смеющихся чудовищ.
И вдруг остановился - со стороны северной, напоминающей чудовищный  шип,
башни на него бежал человек  в  маске.  Исступленно,  судорожно,  словно
загнанное животное, придерживая  левой  рукой  повисшую  плетью  правую.
Позади деловито, даже с ленцой, трусил  шевалье,  кончик  его  шпаги  на
добрые три дюйма  был  окрашен  кровью.  "Недолго  мучилась  старушка  в
бандита  опытных  руках",  -  настраиваясь,  Буров  вытащил   английскую
пукалку, перехватил тесак поудобнее и чваниться не стал, поспешил  гостю
дорогому навстречу - хорошо-то как, сам  пришел.  Как  там  приказано-то
его? Слепить теплым? Будет сделано. Ну-ка, иди-ка ты  сюда,  очаровашка!
Однако взять живым человека в маске не получилось. Не добежав с  десяток
шагов до Бурова, он вдруг ужасно закричал, вскочил на балюстраду и сунул
левую, здоровую, руку за пазуху. Мгновение - и что-то полетело вниз,  на
складчатую крышу, ударилось глухо, покатилось,  сгинуло  в  полутьме.  А
человек в маске снова закричал на высокой ноте,  ненавидяще  и  страшно,
всхлипнул и бросился следом. Тело его встретилось со свинцовой  кровлей,
перевернулось пару раз и механической, потерявшей завод  куклой  рухнуло
на  землю.  Вспорхнуло  воронье  с   нижней   челюсти   монаха-исполина,
захрапели, попятились в проулке испуганные лошади…
   - Надо было мне его пришить, - шевалье горестно вздохнул, вытер шпагу
надушенным платком и, бросив его вниз, проследил, сколько  мог,  как  он
кружится, подобно батистовому мотыльку. - Ну, теперь шуму-то будет…
   Словно в подтверждение его слов, воздух загудел, тяжко завибрировал и
преисполнился  могучего  баса  -  это  пробудился  от   спячки   колокол
Нотр-Дама. В оконце звонницы было  видно,  как  шестнадцать  кузнецов  в
длинных фартуках охаживают кувалдами его бока…
   Однако шевалье оказался  прав  лишь  отчасти.  Когда  они  с  Буровым
спустились на землю, оставили обитель благочестия и подтянулись к  месту
падения, вокруг все было тихо. Маркиз и Лаура стояли молча, подавленные,
в растерянности смотрели на труп - жалкий, измочаленный,  -  без  маски.
Труп старшего брата Артура, известного финансиста…

Триумф унитарного патрона

   Ночью Бурову приснилась Лаура.  Улыбающаяся,  топлес,  в  одних  лишь
соблазнительных мини-бикини,  она  готовилась  к  завершению  стриптиза,
показывала язык и фальшиво напевала:
   - Это был не мой чемоданчик, это был не мой чемодан. Обманули  дурака
на четыре кулака.
   В левой руке она действительно держала чемоданчик, вернее, кейс фирмы
"Самсокайт", один в один, как те, в каких президенты хранят свои ядерные
кнопки. Странный выдался сон, непонятный, зато длинный - проснулся Буров
только к обеду. Плотному, основательному, в обществе Мадлены и  шевалье.
Ели буйабес   по-марсельски  с  пряностями,  жареную
куропатку по-бретонски с шампиньонами, пили  бургундское  и  благородный
кларет, разговаривали в основном о вчерашнем.  Да,  похоже,  вселенского
скандала не миновать. Убийство в храме,  полеты  не  во  сне,  а  наяву,
сержант-дворецкий со своими мудаками.  Устроили  сдуру  побоище,  избили
половину прихожан. С матерной руганью и криками по-русски: "Осади назад!
Осади!" Ну не идиоты ли! В общем, маркиз с рыжей сиротой с утра пораньше
отчалили куда-то, как  видно,  нажимать  всеми  лапами  на  свои  тайные
пружины. Интересно, как это у них получится? Принцесса  де  Ламбаль,  по
слухам, устроила  маркизу  де  Шефдебьену  сцену,  тот  на  полусогнутых
побежал к королю и нашептал  ему  такое,  что  их  величество  пришло  в
ярость, топало ногами и  изволило  несвоевременно  облегчиться.  Словом,
вонь поднимается еще та…
   После кофе с коньяком и фруктов Буров и шевалье встали,  заговорщицки
переглянулись, отдали Бернару приказ, оккупировали экипаж  и  самовольно
покинули расположение  части.  Первым  делом  направились  к  оружейнику
Просперо. Тот не подвел  -  пистоль  был  готов.  Как  и  уговаривались,
центрального боя, револьверного типа, с  десятью  коморами  в  барабане.
Плевать,  что  скверно  сбалансированный,  тяжелый,  громоздкий   и   не
самовзводный. Главное, курок бьет, барабан вращается. Эх, хорошо бы еще,
чтоб и стрелял… Ладно, дали умельцу денег, пообещали  заехать  завтра  и
рысью, в нетерпении рванули на запад, в Булонский лес.  Потому  как  все
полеты мысли, пусть даже и  гениальные,  лучше  проверять  на  практике.
Чтобы не сыграть в штопор и, соответственно, в ящик…
   В лесу торжествовала осень - под  быстро  выцветающим  багряно-желтым
знаменем. Грустно перекликались птицы, звенели то тут, то там  клинки  -
это сводили счеты те, кто не любил вставать  спозаранку  . В  шелесте  листвы,  в  яростных  криках
поединщиков   чудилось   присутствие   смерти,   близкое,   равнодушное,
неотвратимое. Как  давеча  в  соборе  Богоматери  пред  суровыми  ликами
святых. Может, и впрямь  надо  думать  о  вечном,  ни  на  мгновение  не
прекращать мементо мори и всей душой уповать на перст указующий  в  этой
юдоли печали? Бурову упаднические настроения были чужды.  Категорически.
Действуя сноровисто и ловко, он при помощи ремня принайтовил пистолет  к
клену, привязал веревку к спусковой собачке, вставил в  барабан  патрон,
взвел курок и отошел подальше, сколько позволяла бечева.
   - Ну, господи, пронеси!
   Раздался выстрел - на  коре  дубка,  что  рос  неподалеку,  появилась
метка. Резко пахнуло порохом, войной, раскаленным металлом.
   - Ого-го-го! - крикнул в восторге шевалье и бросился доставать пулю -
глубоко ли ушла. Буров, пока еще в сомнении, неспешно подошел к  дереву,
отвязал пистоль, вернее револьвер, осмотрел, разрядил.  И  тоже  заорал,
восторженно, как мальчишка. Было с чего -  никаких  осечек,  заклиненных
гильз и насмерть застопорившегося  барабана.  Ничего.  Только  сладостно
благоухающий пороховой  нагар  в  стволе.  Человеческий  гений  победил:
Бертолли, Просперо и Вася Буров сработали не как-нибудь - на совесть.
   - Князь, вы не поверите, насквозь! - шевалье между тем  обошел  дубок
вокруг, вгляделся, поколупал ногтем и снова восхитился:
   - А выходное отверстие ровное, как после бурава! Вот это  да!  Ладно,
пойду  поищу  пулю,  она,  верно,  улетела  куда-нибудь  недалеко.   Дуб
все-таки.
   Однако ничего искать шевалье не пришлось. Из-за деревьев, откуда  еще
недавно слышались звуки схватки, появились негодующие люди  -  один  при
шпаге, необутый , в распахнутой рубашке, другой в ливрее,  при  кнуте,  сразу
видно - слуга. Вид их был грозен и ничего хорошего не обещал.
   - Эй, черт возьми, чем вы тут занимаетесь? - необутый  описал  шпагой
полукруг, причем мастерски, на  высокой  ноте  , виртуозно выругался и  попер  на  Бурова.  -
Изволите даром изводить порох? Кажется, вам следует учиться не стрельбе,
а хорошим манерам, и сейчас я вам преподам урок,  который  вы  запомните
надолго.
   - Кого конкретно вы хотите поучить манерам, граф  де  Рец?  Меня  или
моего друга? - шевалье повернулся к нему лицом, и необутый  сразу  скис,
кажется, даже стал меньше ростом.
   - О, шевалье Анри… Какая  встреча…  Какая  встреча…  Вы,  значит,  на
природе… На свежем воздухе… Упражняетесь… Э-э-э… Дело хорошее,  полезное
для здоровья… Похвально, похвально… Гм… Так вот, о чем это я…
   - О том, что мы даром изводим порох, -  Буров  с  ухмылочкой  поиграл
волыной, - и об уроке, который мы должны запомнить надолго.
   Настроение у него было отличное. Пушечка-то на  колесиках  получилась
еще та, слона  убить  можно.  Не  зря,  видать,  этот  в  драных  чулках
прибежал, не с пустого места. Видно, долетело и до него…
   - О, господа, не принимайте всерьез, я нынче  все  шучу,  -  необутый
героически выдавил улыбку, правда, жалкую  и  кривую,  помотал  головой,
изображая веселье. - Согласитесь, это ведь так смешно,  господа.  Только
мы с одним канальей скрестили шпаги, как  вдруг  раз  -  что-то  напрочь
сносит ему пол-уха и  разбивает  ко  всем  чертям  боковой  фонарь  моей
кареты. Ну разве не умора, господа, не укатайка? Ха-ха-ха.
   Да, смех не только продлевает жизнь, но  и  сохраняет  ее.  Не  стали
Буров с шевалье принимать грубый тон графа де Реца всерьез, похохотали с
ним да и отправились на улицу Сен-Жак по душу Гийома Оноре.  Вот  с  кем
общаться было совсем невесело. Обретался он в  древнем,  как  пить  дать
построенном еще в прошлом веке доме и являл собой редкий, напоминающий о
Меровингах   тип   воина-франка   -   мощного,   с   могучими   плечами,
бревноподобной шеей и клешнеобразными руками. Трое его взрослых сыновей,
также подвизающихся по оружейной части, были точь-в-т