села  на  траву  в  прямой
шпагат. Стрелок непроизвольно ахнул.
     - Что, миленький? - безмятежно спросила Люс,  мгновенно  собираясь  в
комочек, обхватывая колени руками и исподлобья глядя на своего  ошалевшего
избранника. Затем  она  внезапно  раскинулась  перед  ним  на  спине  и  с
протяжным стоном закрыла глаза. А когда Томас-Робин, всерьез  перепуганный
всей этой гимнастикой, решил было наклониться над ней, чтобы  убедиться  -
дышит ли, она внезапно напряглась и встала на мост.
     Робин-Томас отпрыгнул, как от гадюки.
     Люс из мостика встала на руки, прогнулась  в  спине  и  оказалась  на
ногах, но это было еще не все. Она сделала свой коронный трюк  -  вскинула
левую ногу так высоко,  что  та  образовала  как  бы  продолжение  правой,
опорной ноги.
     Обняв себя за левое бедро и без видимых проблем сохраняя  равновесие,
Люс прижалась  щекой  к  собственной  серой  штанине  и  опять  исподлобья
взглянула на стрелка.
     - Это ты во Франции научилась? - сообразил он. - Там, говорят,  такие
по городам ходят, которые  на  голове  стоят,  по  веревке  бегают  и  нож
проглотить могут. Не упадешь?
     - Вот если растолстею, то обязательно упаду, -  пообещала  Люс.  -  А
скорее всего, сало просто помешает мне задрать ногу так  высоко.  И  живот
тоже помешает. Приходится выбирать, милый Том...
     - А что ты еще умеешь? - оживился стрелок. - А  ходить  на  руках?  У
лорда жил старый шут, так он складывался вдвое  и  прыгал  на  руках,  как
лягушка. И еще квакал при этом! Из Шотландии приезжали посмотреть!
     - Когда-нибудь покажу тебе, что  я  еще  умею,  -  тут  Люс  небрежно
опустила  ногу  ему  на  плечо  и  стала  заботливо  расправлять   отворот
крошечного сапожка. Справившись с отворотом, она в третий раз взглянула на
стрелка исподлобья и убрала ногу.
     Томас-Робин онемел. Деревенские красавицы, отвечая взаимностью на его
ухаживания, могли игриво толкнуть локотком  в  бок,  наступить  на  сапог,
прижаться грудью. Это было понятно и приятно. Но  чтобы  вдруг  закидывать
ногу на плечо - такое он видел впервые.
     А пока вожак ватаги стоял столбом, пытаясь осознать, что же это такое
было, Люс раскланялась  еще  не  вошедшим  в  моду  тройным  реверансом  и
смылась.
     У костра она обнаружила всю ватагу за завтраком.
     Отцепив Джека от неизвестно которой по счету обглоданной  кости,  Люс
пообещала покормить его в ближайшей харчевне, с ужасом подумав  при  этом,
что вот еще один музейный пенни из взятых под расписку придется  потратить
непонятно на что.
     И они двинулись в сторону аббатства.
     Не имевший пуговичных плейеров, вставляемых в ухо, век  способствовал
становлению самодеятельных талантов. Чтобы не было скучно шагать по лесной
тропе, Джек запел.
     - Двенадцать месяцев в году, считай иль не считай, но самый радостный
в году веселый месяц май! - гремел он. - Вот едет, едет Робин Гуд по рощам
и лугам, и видит старую вдову у въезда в Ноттингем...
     - А едет он туда, очевидно, к молодой вдове, - заметила Люс. - Ты бы,
Джек, чем горланить, о моей сестрице подумал бы. Ей там - хоть в петлю,  а
ты орешь на весь Шервудский лес и жизни радуешься!
     И  Люс,  чтобы  прекратить   самодеятельность,   очень   увлекательно
рассказала Джеку, как именно  бедную  красавицу  взвалили  на  лошадь,  до
какого  места  задралась  ее  эфемерная  рубашка,  каково  при  этом  было
выражение лица у лорда и что открылось восхищенным взорам охотников,  если
учесть, что Свирель уложили на конскую шею вниз лицом...
     Джек, с каждым словом свирепея все  больше,  ходко  вел  Люс  лесными
тропами, ориентируясь по приметам и по солнцу. Они шли так довольно долго,
чуть ли не до полудня, и Люс поняла, что Джек-то оказался умнее ее  -  как
следует поел  на  дорогу.  А  вот  обещанная  ею  харчевня  что-то  им  не
попадалась.
     В конце концов голодная Люс не то чтобы просто устала от путешествия,
а ее начало утомлять общество простого парня Джека.  И  она  сказала,  что
если бы знала, какая дорога предстоит, не бросила  бы  лошадь  на  опушке.
Говорить же этого не стоило - Джек опять запел.
     - Верхом не езди, Ричард Ли, учись ходить пешком, и будешь в зарослях
у нас лихим лесным стрелком! -  насмешливо  пропел  он,  даже  не  пытаясь
объяснить, что это за Ричард Ли, и чем ему навредила верховая езда. Вместо
аплодисментов раздался собачий лай, и на  тропу  выскочили  два  огромных,
мордастых, лохматых пса.
     Люс любила собак, и именно поэтому растерялась. В случае даже  острой
необходимости ей было бы нелегко пырнуть собаку ножом. Зато Джек пришел  в
полный восторг.
     - Догоняй! Хватай! Собачки мои золотые! Догоняй, где папочка? Хватай!
Ищи папочку! Ну, где папочка?
     Псы были потрясающей величины, и Люс, не врубившись, подумала, что их
папочка должен быть настоящим слоном. Но вместо слона из зарослей появился
скорее уж бегемот...
     - Братец Тук! - приветствовал его Черный Джек. - Благослови, отче!
     - Чтоб ты  сдох,  сынок!  -  отвечал  ему  бегемот,  впрочем,  вполне
добродушно. - Псов мне зря с толку сбиваешь!
     Люс стояла и смотрела - в конце концов, она впервые  в  жизни  видела
настоящего монаха. Он был краснощек, невысок, плечист и до  чрезвычайности
пузат. Края длинной рясы,  залохматившиеся  от  слоняний  по  лесам,  были
заткнуты за широкий пояс из той самой кожи, что идет на подошвы и щиты. На
поясе уже болтались два зайца. Ремень колчана, холщовая лента, на  которой
сбоку висела здоровенная сума,  и  ремешок  от  фляги  перекрещивались  на
груди. Круглую веселую физиономию сверху обрамляла жесткая рыжая  шевелюра
с выстриженной тонзурой немалой величины, а снизу - целый пушистый  веник.
Рукава рясы братец Тук закатал, так что Люс увидела здоровенные  загорелые
руки. Видимо, этот братец не столько смирял  плоть,  сколько  заботился  о
провианте для прочей братии.
     -  Выручай,  братец  Тук!  -  без   церемоний   обратился   к   этому
очаровательному монаху Черный Джек.
     - Как выручать, так - братец Тук! -  ехидно  начал  монах.  -  А  как
олененка   захудалого   прислать   братии   к   ужину,    или    кабанчика
полудохленького,  или  уток  пару,  так  вас  и  не  допросишься.  Ватага,
называется! Вот лет пятнадцать назад была в  Шервудском  лесу  ватага  как
ватага! Обитель за этой ватагой и горя не знала!
     - Ты с этими делами к вожаку... - проворчал Джек.
     - С вожаком у нас особый разговор будет. Как в холода отсиживаться  -
так он вас, дармоедов, в обитель приводит! А как тепло - так ватагу  и  не
дозовешься! Ну, так что там у вас  стряслось?  Давай,  выкладывай,  сынок.
Сперва вместе посмеемся, потом придумаем, как быть. Да расскажи, кого  это
ты с собой привел? Что за прелестный паж?
     Монах внимательно осмотрел Люс и вдруг тоненько хмыкнул.
     А Люс только теперь поняла, что  это  и  есть  тот  убогий  хиленький
монашек,  которого  ей  живописал  Томас-Робин.  Очевидно,   до   рождения
классического английского юмора еще оставалось несколько веков...
     - А в самом деле, парень... - тут  Джек  тоже  вдруг  оглядел  Люс  с
головы до ног, - как же тебя зовут?..
     И на его красивой живой физиономии отразилось великое недоумение.
     У Люс были заготовлены имя и фамилия -  Льюис  Мортон.  Ей  почему-то
казалось, что она кому-то уже называла это имя и  эту  фамилию.  Возможно,
это случилось у костра между двумя кубками эля...
     Монах посмотрел на них обоих, подмигнул Люс и зычно расхохотался.
     - Да не до смеха нам, братец! - воскликнул Черный Джек. -  Невесту  у
меня украл лорд Блокхед, вот что!
     - Невесту? У тебя? - тут уж монах  не  то  что  захохотал,  а  просто
загрохотал,  так  что  верхушки  соседних  дубов   содрогнулась,   а   псы
встревоженно залаяли. - Невесту, говоришь? И которую же по счету? И кто же
тогда?..
     Тут монах опять подмигнул Люс и воззрился на  нее  так  выразительно,
что она поняла - ее тайна раскрыта.
     Впрочем, вряд ли это грозило неприятностями. У монаха  были  живые  и
умнейшие глаза, хотя и обратившиеся от хохота в щелки.
     - Святой отец, - сказала Люс, когда это  стихийное  бедствие  чуточку
утихомирилось, - я брат его  невесты.  И  мне  кажется,  нам  лучше  будет
побеседовать наедине, святой отец. Давно я что-то не исповедовался.
     Джек от такого приступа благочестия разинул рот.
     Но делать нечего - он, повинуясь внезапно  строгому  взгляду  монаха,
остался стоять, а братец Тук взял Люс за руку и повел по тропе прочь.  Псы
пошли было следом.
     - Стеречь! - велел монах, ткнув пальцем в Черного  Джека.  -  Добыча!
Стеречь!
     Псы степенно уселись у ног стрелка.
     - Вы там поскорее, что ли!.. - обреченно крикнул вслед Черный Джек.
     Братец Тук привел Люс на приятную полянку, где можно было посидеть на
замшелом кривом стволе.
     - Ну, девочка? - спросил он, садясь.
     - Ну, братец? - вопросом же ответила Люс и тоже присела..
     И они молча уставились друг на друга.
     - Давай-ка, голубка, рассказывай, как все было на самом деле, - велел
монах. - Молодцы из Шервудского леса -  ребята  простые.  Ну  там,  из-под
виселицы приятеля выкрасть, оленя в королевском лесу подстрелить,  жену  у
лесника... того... одним словом... А у тебя, я вижу, дело  непростое.  Как
оно так получилось, что твоя сестра стала невестой этого юбочника? Он  же,
насколько я помню, клятву дал не жениться, а сам обещал  на  старости  лет
поселиться в нашем аббатстве и сменить меня на боевом посту.
     - Какие клятвы давал Черный Джек, я не знаю, - честно ответила Люс. -
Мы с сестрицей пробираемся сюда с севера. Она там полюбилась,  видите  ли,
нашему лорду, а он ей - не по вкусу. Джек как увидел сестрицу, прямо с ума
свихнулся - женюсь, да и только! Ну, и она не против...
     - Ох, накажет его ночной охотник Хорн,  ох,  накажет...  -  проворчал
монах. - Он ведь, негодник, не только святому Гильберту обет дал - он ведь
и рогами охотника Хорна поклялся! Как  же  он,  дуралей,  допустил,  чтобы
девица попалась на глаза лорду Блокхеду?
     - Дуралей потому что... - буркнула Люс.
     - Она ведь у тебя, я полагаю, красотка в теле? - осведомился монах. -
Я-то знаю вкусы Джека и лорда!
     - И красотка, и в теле, - согласилась Люс.
     - Полно, сестрица  ли  она  тебе?  -  проницательно  полюбопытствовал
вредный монах.
     - Сестрица! - прямо-таки вызверилась на него Люс, так  что  возражать
он вроде бы побоялся.
     - Ну так как же он ее проморгал?
     Люс была  настолько  сердита  на  Джека,  что  без  зазрения  совести
рассказала  братцу  Туку  про  предсвадебную  ночь  стрелка  и  Серебряной
Свирели.
     - Ну, тут удивляться  нечему,  -  задумчиво  молвил  монах.  -  Этого
поганца  Джека  Господь  наградил  так,  как  порядочного  человека  редко
награждает. Его  имущества  на  двоих  вполне  станет.  Вот  он  девицу  и
ошарашил... Стало быть, осталась твоя сестричка в девицах? Или успел-таки?
     - А черт его знает, - и Люс  насупилась.  -  По-моему,  не  успел,  а
именно ошарашил. Я как женщина полагаю...
     - Ну, говори, голубка, говори, мне не привыкать, - ободрил  ее  монах
таким задушевным  голосом,  что  Люс  показалось,  будто  она  проникла  в
подлинную суть братца Тука - верного хранителя женских  секретов,  которых
он при исповеди наслушался, должно быть, выше крыши.
     - Так вот, я полагаю, что ее с перепугу  все  судорогой  схватило,  а
сквозь эту судорогу черта с два пробьешься, - попросту объяснила Люс.
     - Разумно говоришь, дочь моя, - одобрил монах. - Эта  судорога  имеет
латинское название "vaginismus", или что-то в том же роде... Может, кстати
говоря, сделаться привычной и весьма мешать  при  исполнении  супружеского
долга. Так, по-твоему, она еще девица? И  вы  с  Джеком  хотите,  чтобы  я
пробрался в Блокхед-холл и разобрался, что к чему?
     - Вся беда в том, что сестрица совершенно нашего языка  не  знает,  -
призналась наконец Люс. - Она далеко отсюда выросла... ну, про  это  долго
рассказывать... Так что, братец, главное - покажи ей этот браслет!
     И Люс вручила монаху хронодесантный  браслет,  потерянный  в  схватке
Свирелью.
     - Покажи, но в руки не давай, - добавила она. - А то,  чего  доброго,
опять потеряет.
     На самом деле Люс боялась другого - что Свирель немедленно  при  всем
честном народе  наберет  аварийный  код,  если  только  не  забыла  его  с
перепугу, вызовет незримую силовую капсулу и растает в воздухе, подтвердив
тем самым все имеющие хождение в двенадцатом  веке  истории  про  нечистую
силу. И как тогда объясняться перед ватагой?
     - Разберусь, -  сказал  монах.  -  И  постараюсь  вывести  девицу  из
Блокхед-холла. Но есть у меня условие.
     - Дохлого кабанчика к ужину? - осведомилась Люс.
     - Коли наш блудливый лорд еще девицей не попользовался, пусть  она  в
благодарность побудет ночку со мной, - твердо заявил монах. -  Для  общего
блага.
     - С тобой? - изумилась Люс. - Да она же Джеку слово  дала...  она  же
невеста... она его любит!..
     Люс вообразила себе, как  отнесется  к  этой  идее  Свирель,  и  даже
испугалась. Она долго  лепетала  бы  всякие  доводы  в  пользу  Джека,  но
увидела, как монах скептически покачивает головой, и заткнулась.
     - Как Джек со своим делом справился, мы с  тобой  знаем,  -  напомнил
монах. - Надо бы хуже, да нельзя. А я этот ларчик куда ловчее  открою.  Ты
уж на меня положись, голубка.  Я  по  девичьей  части  знаток.  Она  и  не
заметит.
     - Как это не заметит? - поразилась Люс  неслыханному  хвастовству.  -
Это ж каким мастером надо быть, чтобы девица такого вторжения не заметила!
     - А мы, монахи, на все руки мастера, - добродушно  усмехнулся  братец
Тук, подошел к  многопудовой  колоде,  наполовину  ушедшей  в  землю,  без
особого усилия поднял ее над головой, зашвырнул за десять  шагов  и  вытер
руки о рясу.
     - А ну, стукни, - предложил он затем, выпятив пузо.
     Люс не понимала, какое отношение имеет это почтенное пузо к странному
обещанию монаха, но исправно ткнула  кулаком.  Пузо  оказалось  совершенно
каменное.
     - Сильнее, не стесняйся! - подбодрил монах.
     Зная, что противник хорошо  напряг  брюшной  пресс,  так  что  особые
неприятности ему не угрожают, Люс вдруг подскочила и с лета въехала в пузо
обеими  ногами.  Монах,  естественно,  грохнулся,  но   неожиданно   ловко
извернулся и в падении успел поймать Люс  за  ногу.  Хватка  у  него  была
железная. Люс вывернулась, но на ногах не устояла и повалилась на лежащего
монаха.
     - Мы друг друга стоим, голубка, - сказал братец Тук. - Вот бы из тебя
вышла жена для нашего Тома! Была бы ты гордость и краса Шервудского  леса!
С такой женой и он, глядишь, поумнел бы...
     Монах с неожиданной ловкостью вскочил на ноги и протянул руку Люс.
     - Ну что же, силами померились, теперь будь ты  мне  сестрицей,  а  я
тебе - братцем, как этим  негодникам-стрелкам,  -  предложил  монах.  -  И
скрепим наше братание добрым поцелуем!
     Люс, понимая, что нужно соблюсти обычай наивного века, положила  руки
монаху на плечи и легко прикоснулась губами к его полным губам.
     Как это удалось монаху  -  неизвестно,  но  у  Люс  впервые  в  жизни
закружилась голова и ушла из-под ног земля.
     Состояние было такое, будто тело напрочь утратило вес, висит  себе  в
воздухе и горит на незримом огне, а дыхание и вовсе прекратилось, зато  по
спине снизу вверх пролетает горячая дрожь. И ничего не видно...
     Люс покачнулась, но устояла.  Возможно,  ее  удержала  огромная,  как
сковородка, и такая же горячая ладонь, которая легла на затылок.
     Это изумительное состояние длилось  не  более  двух-трех  секунд,  но
монах оказался шустрый. Он успел скользнуть чуткими пальцами под сбившийся
на шее Люс складками откинутый капюшон фестончатой пелерины, забраться  за
ворот рубашки и коснуться  спины  в  довольно-таки  чувствительной  точке.
Кроме того, он исхитрился  пошевелить  ей  на  затылке  волосы,  почти  не
касаясь самой головы. И Люс ничего уже не могла  с  собой  поделать  -  ей
хотелось просто лечь на траву и как бы со стороны наблюдать, что вытворяет
монах.
     Но недаром эту женщину звали Люс-А-Гард!
     Сложив перед собой ладони, как для молитвы, Люс вдруг резко развела в
стороны локти. Так она могла разбить любой суровый захват,  а  не  то  что
невесомое объятие.
     - Ты мне нравишься, братец Тук, - сказала она  удивленному  монаху  и
открыла глаза. - Теперь я верю, что ты сделаешь с моей Марианной все,  что
тебе будет угодно, а она и не почувствует. Даже догадываюсь, как именно ты
это сделаешь. Тебе, наверно, приходилось заниматься врачеванием?
     - И чаще, чем хотелось  бы,  -  проворчал  братец  Тук.  -  Я  иногда
подозреваю, что в наказание за мои грехи дурачье со всей Англии  собралось
и поселилось вокруг нашего аббатства. Я лечу их толченым мелом  от  грыжи,
поноса, лихорадки и мужского бессилия. И помогает!
     - Тут я тебе верю. Ты действительно мастер на  все  руки,  -  сказала
Люс. - Но давай решим наконец, как быть с моей Марианной.
     - С МОЕЙ Марианной, - поправил монах. -  Очень  просто  -  мы  втроем
направляемся к Блокхед-холлу. Я оставляю вас с Джеком  и  собакой,  а  сам
прошусь туда на ночлег. Я там как-то лечил зубы лорду и врачевал  леди  по
женской части. Дитя никак не могла родить. Ну, естественно, к кому с такой
бедой бегут? К братцу Туку!
     - Хороший мальчик получился? - спросила Люс.
     - У меня все мальчики хорошие получаются, -  гордо  сказал  монах.  -
Хоть и тоскливо же было лечить эту жердь! Прямо взяться не  за  что,  одни
ребра спереди и сзади. Однако исцелил. Если тебя, голубка, подобная  хворь
одолеет, скажи - я именно от этой хвори особенно удачно лечу. Правда,  без
толченого мела, но его почему-то никто и не просит.
     - Да ведь и у меня одни ребра, - усмехнулась Люс.
     - Я бы уж нашел, за что  подержаться!  -  весело  пообещал  монах.  -
Грудки  у  тебя  аккуратненькие,  коленки  стройненькие,  а  ребра,   если
вдуматься, у всех есть. Вот и у меня тоже ведь где-то есть... Господь  еще
не создал человека без ребер. И женщину тоже.
     - В другой раз, - отстранила Люс его любознательную руку. - Хватит  с
тебя пока Марианны. Только Джеку ни слова, иначе он  не  тебя  -  он  меня
убьет. Ему ведь тоже почему-то девственницу подавай. А так - спишем все на
вашего блудливого лорда.
     - Девственницу ему! - развеселился братец Тук. - Проворонил  он  свою
девственницу. Да она и сама к нему теперь  близко  не  подойдет.  Она  ему
этого вовек не простит.
     - Чего не простит? Что  больно  сделал?  -  рассеянно  спросила  Люс,
думая, что монах, пожалуй, прав насчет своего потомства, и такие гены даже
совет тринадцати бабуль одобрил бы.
     - Что не догнал и не довел дело до конца, - сурово объяснил монах.



                            8. ДУРНЫЕ НОВОСТИ

     Блокхед-холл оказался обыкновенным средневековым замком -  небольшим,
с громоздким и высоким донжоном, тремя  башенками  поменьше  по  периметру
стены, крошечными воротами с подъемным мостом над заболоченным  и  вонючим
рвом  (первая  мысль,  пришедшая   в   голову   Люс,   была   о   зачатках
канализации...) и прочими весьма наивными фортификационными  сооружениями.
Люс, которая одно время увлекалась военной историей  и  даже  опубликовала
несколько  серьезных   статей,   видела   уязвимые   места   Блокхед-холла
невооруженным глазом.
     Они вышли к замку под вечер - братец Тук, Черный Джек, Люс и Хватай с
Догоняем.
     Монах первым делом позаботился о псах.  Он  освежевал  обоих  зайцев,
одного отдал Люс и Джеку, другого поделил  между  псами,  да  еще  наказал
отдать им кости первого зайца. Из сумы он достал  ковригу  хлеба  из  муки
чересчур, по мнению Люс, грубого помола, серую  соль  в  тряпочке  и  пару
луковиц. Кроме того, он не ушел, пока не  убедился,  что  его  спутники  в
полной безопасно