, - подтвердила Люс.  -  И  встанешь  ты  когда-нибудь?
Похоже, ватагу ждет ночной переход, а тебе пора  в  аббатство.  Ты  только
ничего не говори про ангела сэру Эдуарду. Если ты от этих  чудес  чуть  не
спятил, то он и вовсе свихнется!
     - Не нравится мне все это, - сообщил, поднимаясь, монах. - У  ангелов
- сияние, и они кулаками не размахивают.
     - Это в порядке конспирации, - объяснила Люс, но он то  ли  не  понял
латинского слова, то ли не поверил.
     - Заморочило тебя привидение, - решил наконец братец Тук. - Или же ты
- заодно с ним.
     - Ну, а если и я могу исчезнуть когда пожелаю? - разозлилась Люс. - А
если и Марианна может?! Что же - вокруг одни привидения!
     Конечно,  приводить  такой  аргумент  не  стоило,   но   братец   Тук
разозлил-таки  нетерпеливую  А-Гард.  Тем  более,  что   она   не   любила
изворачиваться  и  выкручиваться,  а  сказать   братцу   Туку   правду   о
хронодесанте было невозможно.
     - Марианна? - остолбенел монах.  -  А  я  -  с  ней!..  Ох!..  Святой
Евстафий - с привидением!
     Люс сгоряча переоценила прогрессивные взгляды монаха.  Мысль  о  том,
что оно состоял в интимных отношениях с призраком,  поразила  братца  Тука
наповал. И он ударился в паническое бегство. Только сучья затрещали.
     - Постой, братец Тук! - завопила вслед ему  Люс,  но  он  шпарил,  не
оборачиваясь, примерно так же, как Серебряная Свирель от Черного Джека,  и
с таким же шумом.
     "Интересный  человек,  -  подумала,  остывая,  Люс.   -   Схватку   с
превосходящими силами противника выдержал,  любую  женщину  уговорить  без
слов может, а информацию переварить не сумел!"
     Размышляя о странностях средневековой психики, она побрела  назад,  к
мельнице. И на самых подступах услышала  нежный  голосок  Свирели.  Та  на
ломаном историческом наречии призывала братца Тука. Люс пошла на голос.
     - Ничего не понимаю, - сказала Свирель. - Только  что  пролетел  мимо
меня с такой скоростью, что свист стоял. Я его позвала  -  а  он  на  меня
рукавами машет и крестится! И дальше понесся. Как ты  полагаешь  -  он  не
сошел с ума?
     Серебряная свирель умудрилась вложить в эту фразу  прежние  капризные
интонации. Как будто Люс была дипломированным  психиатром  и  должна  была
немедленно поставить точный диагноз!
     Люс неопределенно пожала плечами. Она  понимала  -  монах  наедине  с
собой опомнится и поймет, что все-таки имел дело с  живой  женщиной.  Надо
будет ему сказать, что насчет исчезновений она пошутила. Ведь приняты же в
этом веке мелкопакостные розыгрыши? И тут Люс вспомнила, как ловко  братец
Тук спланировал будущее Свирели.
     - Ну, все в порядке? - изобразив на физиономии больше  интереса,  чем
требовалось, спросила Люс. - Свершилось?
     - Ага!.. - и Свирель вздохнула с большим блаженством, чем  полагалось
в таком случае.
     - Не было желания завопить и удрать?
     - Какая же дура от этого удирает? - честно удивилась Свирель.
     - Значит, тебе было с ним хорошо?
     - Неплохо, - как бы свысока, с  позиции  зрелой  женщины,  призналась
довольная Свирель, а Люс еще  раз  подивилась  мастерству  рыжего  монаха,
сумевшего с первого раза добиться такого эффекта. - Только  не  с  ним,  а
вообще...
     - Это как? - насторожилась Люс.
     - Ну, я же его не видела. У меня глаза как сами закрылись, так уже  и
не открывались. Понимаешь, у  меня  все,  что  было,  не  ассоциируется  с
братцем Туком. Вроде как это сделал не он, а вообще... Тем более, что  он,
как ты советовала, был сзади.
     Такого эффекта от своего совета Люс не ожидала.
     - Ну, ты все-таки не забывай, что это сделал именно он, а не Джек,  -
напомнила Люс. - И не Рыжий Питер. И не Малютка Джон. Кроме  того,  братец
Тук всерьез  решил  позаботиться  о  твоем  будущем.  Идея,  мне  кажется,
неплохая.
     - Что за идея?  -  осведомилась  Свирель.  -  Я  после  похождений  в
Блокхед-холле не уверена, что в этом треклятом двенадцатом веке  для  меня
найдется подходящее местечко. А жить в лесу я не могу.  Вы  же  с  Мэй  не
станете доставлять мне каждое утро надувную ванну с шампунем.
     - А мужчины? - ехидно спросила Люс.
     - Теперь, когда я кое-что знаю о мужчинах... -  и  Свирель  не  стала
продолжать, хотя Люс было страшно любопытно.
     - Братец Тук хочет спрятать тебя от всех неприятностей в монастыре, -
сказала она. - Это не так уж глупо. Ты будешь петь в монастырском  хоре  и
пользоваться неслыханным успехом. Будешь при этом  вести  свободный  образ
жизни. Настоятельница - давняя подружка братца Тука. То есть,  в  разумных
пределах свободный. А братец Тук будет тебя навещать.
     - Ах, вот как он это себе представляет? - неприятным голосом заметила
свирель.
     - А что плохого? У  тебя  будет  множество  поклонников,  ты  сможешь
выбирать, на  братце  Туке  свет  клином  не  сошелся.  А  ванну  мы  тебе
как-нибудь переправим. Почему бы тебе  не  пожить  в  монастыре  несколько
лет?.. В свое удовольствие?..
     Тут лицо певицы так исказилось, что Люс отступила на шаг назад.
     - Несколько лет? - с неподдельным ужасом спросила та. - Да я же форму
потеряю!!! Мне с педагогом заниматься надо! У меня же конкурс на  носу!  Я
же про-ва-люсь!!!
     - Какой конкурс?! - Люс прямо-таки остолбенела. - Какой педагог?!.
     Она честно забыла все, что ей толковала  о  будущем  всемирном  Илона
Драйзер.
     - Как это - какой конкурс? Ничего себе! Конкурс - только один! Люс, я
тебе клянусь чем хочешь  -  если  я  провалюсь,  то  покончу  с  собой!  -
решительно  заявила  свирель.  -  Ничего  себе  придумали  -  монастырь  и
церковный хор! Мне бешеные деньги обещают Ла Скала и Метрополитен-опера! А
я запрусь в  монастыре  и  буду  отрабатывать  рулады  для  двух  десятков
богомольцев! Прелестная перспектива для трехкратного лауреата!
     - Выходит, победа на конкурсе для тебя важнее? - не веря своим  ушам,
спросила Люс.
     - Это же дело всей моей жизни,  -  Свирель  даже  посмотрела  на  Люс
свысока, словно на малое дитя, еще не понимающее таких высоких материй.
     - А кто ревел в больничном саду? - ядовито поинтересовалась Люс. -  А
кто рыдал в номере-супер-люкс над кучей золотых  медалей?  А  на  кого  не
обращал внимания поганый концертмейстер?
     - Рыдать я буду еще не раз, - мужественно пообещала  Свирель.  -  Ты,
наверно, просто не представляешь, как это  бывает  внутри,  когда  ведущий
говорит: "Первое место присуждается...", делает паузу и называет твое имя!
Ты не слышала, как дребезжит хрусталь на оперной люстре от аплодисментов!
     - Можно подумать, ты слышала... - буркнула Люс. - А что такое победа,
я знаю. Я все-таки А-Гард Шестнадцатая.
     - А что такое А-Гард? - высокомерно спросила Свирель.
     - А что такое "Серебряная Свирель"? - со всей  возможной  взаимностью
спросила Люс.
     Действительно - для  каждой  из  них  титул  собеседницы  был  пустым
звуком.
     Свирель резко развернулась и направилась к мельнице,  к  тому  самому
пруду, куда Мэй добрым апперкотом опрокинула  Черного  Джека.  Но  она  не
принялась сразу же набирать код на браслете - и это обнадеживало.
     Ничего не понимая и кляня женскую логику, Люс отправилась разыскивать
Томаса-Робина. Она была полна решимости этой же ночью покончить  со  всеми
проблемами, благо за пазухой лежал подарок Мэй.
     Стрелки приводили в порядок снаряжение, а Томас-Робин,  Черный  Джек,
Малютка Джон и еще несколько  человек  сидели  на  корточках  у  костра  и
пальцами рисовали какой-то сложный план по земле и золе.
     - Десять человек во главе с Джеком встанут вот здесь, - сказал  вожак
и положил на золу камушек.
     - Подальше, - поправил Джек. Он воткнул  а  золу  веточку  и  положил
камушек за нее.
     - Опять решил выдернуть первого всадника петлей из седла?  -  сердито
спросил Малютка Джон. - Опять будешь меня уговаривать, чтобы  я  висел  на
этих проклятых веревках и держал твоих удавленников?
     - Мы же не за шею их выдернем! - воскликнул Джек.
     Люс, подкравшись, поискала ни широкой спине вожака подходящее  место.
Насчет нужной точки Мэй ее  не  проинструктировала.  Поэтому  Люс  прижала
аппарат между лопаток, нажала кнопку и сосчитала до шести.
     - А, это ты, парень, - обернулся к ней стрелок. - А мы тут  замышляем
проучить малость лорда Блокхеда. Давно напрашивается!  Ребята  додумались,
как его выманить из замка.
     - А ну, выкладывайте,  -  потребовала  Люс,  вспомнив,  что  когда-то
всерьез увлекалась средневековой фортификацией.
     Она подсела к костру, и ей изложили план -  достаточно  простой  даже
для лесной ватаги. Люс, подумав с минуту, протянула руку к соседнему кусту
и сломала пригоршню мелких веток. Переставив на поле  боя  все  камушки  и
повтыкав куда следовало ветки,  она  придала  замыслу  стрелков  подлинную
элегантность. Томас-Робин уставился на нее во все глаза.
     - Чем больше узнаю тебя, тем  больше  обнаруживаю  в  тебе  знаний  и
способностей, - удивился он. - Откуда это? Что у тебя за  странный  ум?  В
каких монастырях учат таким тонкостям?
     Восхищение в его глазах относилось пока что  не  к  женской  прелести
Люс, а к  ее  интеллекту.  Ни  малейшего  проблеска  мужского  интереса  в
фиалковых глазах Люс не обнаружила. Это задело ее. Задело  настолько,  что
она решила во второй раз включить аппарат.
     Вторичная обработка произвела мгновенное чудо.
     - Ну, молодцы, спать! Завтра мы выступаем еще до рассвета! - приказал
вожак. - Энтони, проверь, у всех ли полны колчаны стрел. Если  нет  -  дай
растяпе по уху и вели ему взять у  меня  с  десяток.  Я  что-то  многовато
подобрал их сегодня. И чтоб никакой  обиды  мельнику!  Хватит  с  него  на
сегодня. А то однажды возьмет да и выдаст нас  шерифу.  Такие  случаи  уже
бывали. Я не хотел бы во второй раз штурмовать ноттингемскую тюрьму.
     - А ты? - спросил Черный Джек,  немедленно  заворачиваясь  в  зеленый
плащ и укладываясь вместе с другими стрелками возле прогоревшего костра.
     - А я посовещаюсь с нашим другом, - загадочно ответил вожак.  -  Если
парень знает военное дело не хуже лорда, который  двадцать  лет  прослужил
королю, то беседа с ним может быть очень поучительной, ты не находишь?
     Джек, знавший тайну Люс, пожал плечами, как бы говоря этим - знаю  я,
о каком военном деле вы собрались рассуждать  на  ночь  глядя.  Но  он  ни
сказал ни слова, потому что слово вызвало бы у ватаги ненужный интерес. Он
только посмотрел, отвернулся и улегся спать.
     Робин-Томас, обняв Люс за плечи,  повел  ее  прочь  от  угомонившейся
мельницы, к лесу.
     - Послушай, Том, я что-то не пойму, - сказала  Люс.  -  Как  же  тебя
все-таки зовут? Ты действительно Робин Гуд,  или  все-таки  Томас  Тернер?
Только не обижайся, я ведь из далеких краев. О ватаге Шервудского леса  мы
только всякие истории слышали.
     Вожак приосанился.
     - Отрадно, что о нас говорят в самой Гаскони, - заметил он. Очевидно,
сарацинские  земли,  вроде  Греции  или  Византии,  для  него  как  бы  не
существовали, во всяким случае, с их мнением он не считался.
     - Ну так как же? - не унималась Люс.
     - Я тоже никогда не видел Робина, - с большим трудом признался Том. -
И даже не знаю, жив ли он. Понимаешь, мы, стрелки, не засиживаемся в  лесу
до  старости.  Зачем  обременять  собой  ватагу?   Возможно,   Робин   Гуд
почувствовал, что старость подступила,  отдал  рожок  и  лук  со  стрелами
кому-нибудь помоложе, а сам удалился на покой. Ушел подальше,  где  его  в
лицо не знают, и стал себе жить... Или вон - в обители за рекой,  думаешь,
мало нашего брата?
     - А от кого ты получит рожок и лук со стрелами?
     - Он Хью Зеленой Ветки, - сказал вожак. -  Но  это  те  самые  лук  и
рожок! Других таких нет. Если меня подстрелят, я их передам Черному Джеку.
     - Твой рожок сейчас у меня, - и Люс положила руку себе на грудь,  где
под тонкой замшей топорщился сигнальный рожок.
     - Это не мой, я взял его для юного лорда  у  Гари  Кочерыжки.  Мой  -
всегда при мне. А может, Робина подстрелили слуги короля, или люди шерифа,
или его выдал какой-нибудь предатель. А то и женщина...
     - Почему же тебе дали это имя?
     - Наверно, потому, что люди не очень разбираются в наших лесных делах
и не знают, кто из нас жив, кто помер, а кто  состарился  и  ушел.  И  они
считают - раз сорок лет назад ватагу водил Робин Гуд, то  он  и  теперь  -
самый меткий стрелок и самый выносливый бегун. Пускай  зовут!  Если  Робин
Гуд был таким замечательным стрелком и таким лихим вожаком,  то  для  меня
носить его имя - честь, правда?
     - Честь... - отвечала Люс и больше уж не задала ни одного вопроса.
     - Как странно, - заметил Том. - Мы с тобой все  время  говорим  то  о
схватках, то о засадах, то об оружии...
     - А о чем бы ты хотел? - выпустила колючки Люс. - Рассуждать с  тобой
о нежных чувствах я не стану. Спасибо, твое мнение о себе я уже слышала.
     - Я никогда не думал, что смогу полюбить такую худышку,  -  признался
Том. - По мне, это все равно, что с мальчишкой обниматься. Пусть итальянцы
своих мальчишек любят! У нас этому их пороку не место. Но  вот  смотрю  на
тебя - и сам не понимаю, что меня к тебе вдруг потянуло. Или наконец-то  я
разглядел тебя?
     - Чего тут разглядывать? - не унималась Люс.  -  Ни  грудей  как  две
ковриги, ни бедер в три обхвата, ни задницы как круп графской кобылы!
     - Сердись, сердись, - усмехнулся стрелок, - имеешь полное право!  Да,
всего этого у тебя нет и не предвидится, и все же  моя  тяга  к  тебе  все
сильнее... А ведь вроде и выпил немного... Что ты со мной сделала?  Может,
ты действительно ведьма?
     Люс фыркнула - за привидение ее  сегодня  уже  принимали.  Вдруг  она
услышала шорох веток и шаги.
     - Прячемся! - шепотом приказала она. -  Там  кто-то  идет!  Не  хочу,
чтобы видели, как мы с тобой обнимаемся!
     Конечно, можно было просто встать вдвоем за толстый древесный ствол и
затаиться. Но Люс с такой запланированной неловкостью  присела  за  кустом
шиповника и потянула за собой вожака, что он сразу же растянулся на траве,
а Люс совершенно естественно прилегла рядом с ним.
     Мимо прошли, пытаясь  беседовать,  Серебряная  Свирель  и  кто-то  из
стрелков. Закутанный в зеленый плащ до ушей стрелок соловьем разливался, а
она отвечала коротко, потому что еле начала осваивать язык, и по ее голосу
Люс поняла, что сумасбродная певица еще ничего не решила, а ухажеру грозит
суровый конфуз. Свирель  искала  в  этой  жизни  не  любви,  а  победи,  и
удивительно, что Люс слишком поздно поняла основной элемент ее характера.
     - Лежи, лежи, - прошептал Том, когда она попыталась  приподняться  на
локте. - Хочешь, я подстелю тебе свой плащ?
     - Подстели, - согласилась Люс. - И сам тоже не лежи на  сырой  траве,
простудишься.
     -  Такого  еще  не  бывало,  чтобы  лесной  стрелок  простудился,   -
усмехнулся Том и расправил знаменитый зеленый плащ.
     - И все-таки, - устраиваясь  в  его  объятиях  поудобнее,  продолжала
язвить Люс, - как это ты можешь обнимать тощую женщину?  Уму  непостижимо!
Тебя же ватага засмеет! Или сердце все-таки  не  считается  с  глазами?  А
может, ты и вовсе поумнел?
     -  Наоборот,  -  серьезно   отвечал   стрелок,   распутывая   тесьму,
стягивающую ворот грубой рубахи. - Я будто пьян... Хотя пил только эль!  И
то немного, кувшина два всего. Должен  же  хоть  кто-то  в  ватаге  всегда
оставаться трезвым. И проповедовать молодцам воздержание я тоже не могу, я
не отец настоятель, а Шервудский лес - не обитель...
     - Так что же с тобой происходит? - не унималась Люс.
     - Это как во сне - делаешь то, чего не хочешь и не должен  делать,  и
сопротивляться бесполезно. У тебя бывают такие тяжелые сны?
     - Значит, тебе хочется проснуться? - Люс сама  справилась  с  заевшим
узлом тесемки и положила руку на грудь вожаку. Сильное, крепкое и  горячее
тело, которое она ощутила под рубашкой, вызвало-таки в  ней  прежнюю  бурю
эмоций, но был во всем этом какой-то странный  привкус  -  не  приятный  и
возбуждающий, как солоноватость пота на гладкой коже, которая дразнила  ей
язык и губы при поцелуях, которая разжигала жажду, а совсем другое...
     Как будто оба они были заняты чем-то ненастоящим.
     У Люс произошло раздвоение рассудка и тела - тело принимало  ласки  и
возвращало их вдвойне, а рассудок как будто молотил крохотными кулачками в
запертую дверь, вопя, что все это - неправда!
     А Том, сорвавший с себя  рубаху,  был-таки  невыносимо  хорош  собой!
Широкие,  мощные  пласты  мускулов  на  груди,  и  невесомые,   щекочущие,
шелковистые волоски на самой  ее  середине,  с  которыми  хотелось  играть
губами, и атласная кожа плеч, и  крепкий  подтянутый  живот,  и  руки,  на
которых  красиво  круглились  бицепсы,  трицепсы  и   мелкая   мускулатура
предплечья, - все  это,  несомненно,  было  бы  просто  ослепительным  при
дневном свете. Но когда Люс ласкала это тело в  полном  мраке,  ей  вполне
хватало осязания,  и  она  жалела  лишь  о  том,  что  их  кожа  не  может
расплавиться, как будто только это мешало полному слиянию тел...
     - Неправда! - взывал рассудок. - Это все наделал индуктор Мэй-Аларм!
     -  А  пошел  бы  ты...  -  сказала  рассудку  Люс.  Она  взяла   руку
Томаса-Робина и стала водить ею по своему телу - потому  что  он,  как  ни
странно, не слишком опытный, еще не знал тех законов, по которым волнуется
и радуется женское тело.
     Но в конце концов вожак понял, чего от него хотят. И когда он наконец
стал понимать тайны ее тела, Люс совсем потеряла голову и, целуя его руки,
мысленно умоляла, чтобы он поскорее приблизился к ней так, что  теснее  не
бывает...
     У Тома были неплохие задатки - и нежность, и  фантазия  проснулись  в
нем, хотя было непонятно, кто их разбудил,  Люс  или  индуктор.  Люс  даже
удивилась - она ждала бури и натиска, прекрасной мужской  ярости,  а  этот
красавец-атлет целовал ее ноги, зарывался лицом в ее еще сомкнутые бедра и
шептал такие слова, что сердце Люс замирало  и  вдруг  начинало  биться  с
сумасшедшей скоростью.
     Уж слова-то индуктор не мог ему продиктовать...
     - Ты любишь меня? - спросила  Люс,  потому  что  все  другие  понятия
внезапно забылись  напрочь,  а  ей  хотелось  услышать  его  голос...  его
признание!..
     - Люблю... хотя и не понимаю,  как  это  случилось,  -  отвечал  том,
поднимая голову и откидывая спутавшиеся длинные волосы. -  Люблю,  но  как
будто наперекор себе. Когда я целую твою грудь...  твою  упругую  грудь...
мои пальцы ищут чего-то еще... Прости, со мной творится что-то странное...
     - А не чувствуешь ли ты боли в спине?  Ну,  между  лопаток?  -  вдруг
спросила Люс.
     - Ерунда, - беззаботно отвечал вожак. - Это какая-то  лесная  нечисть
сквозь камзол и рубаху  прокусила.  Хуже  овода...  Да  что  мы  о  всякой
чепухе?.. Какая ты тонкая... Тебя можно охватить пальцами одной руки...
     Он и попытался - но ничего, естественно, не получилось.
     - Вот видишь! - воскликнул рассудок. - Это все индуктор виноват!  Это
не ты, твоя грудь, твоя кожа, твои волосы, твой запах - а черт  знает  что
на молекулярном уровне!
     - На моем молекулярном уровне! - возразила ему строптивая Люс.
     - Ловко тебе  отомстила  Мэй-Аларм  за  своего  поэта...  -  вздохнул
рассудок. - Ладно, я умолкаю, а ты - как знаешь.
     И тем не менее он всего лишь затаился в засаде, и Люс  понимала,  что
не так-то просто будет от него избавиться.
     Люс стряхнула с себя руки Тома и вскочила на ноги.
     - Постой! - Том успел обнять ее за колени. - Ты  как  горящая  свеча!
Твои волосы светятся!
     - Будь ты неладен... - пробормотала Люс, потому что примерно такие же
штуки говорил ей совсем недавно юный лорд - будущее угрызение  ее  совести
на ближайшие две недели.
     - Ты заколдовала меня, да? -  спросил  Том.  -  Ты  дала  мне  выпить
приворотного зелья?
     - А если бы даже и дала? -