ар, забегали многочисленные покупатели вкупе с
мелкими жуликами и крупными воротилами. Главное - никто из этого народа не
удивился, очутившись вдруг в незнакомом лесу - Полелюй стоял среди пестрого
и шумного торга, разинув рот...

Если бы дело происходило в сказке, то к нему подошел бы неведомый человек и
предложил свернуть ярмарку обратно в яйцо, а взамен потребовал того, что
Полелюй дома не чаял. Так в сказках всегда бывает. А в жизни простоватый
парнишка рот захлопнул, пораскинул мозгами и объявил народу, что кабы не
он, Полелюй, то ярмарка бы продолжала томиться в скорлупе неведомо сколько,
и поэтому ему, Полелюю, полагается десятая часть со всякого барыша.

Сперва толпа хотела растерзать парня за дерзость, но потихоньку стали люди
припоминать, что да, тесновато было в яйце, торговля не расширялась,
перекладывали, по сути, деньги из одного кармана в другой, давненько не
завозили свежего товару, и даже монеты от частого хождения по рукам
давным-давно истерлись.

Кроме того, в силу чудесных свойств расписного яйца, поляна оказалась на
ничейной земле, непонятным образом раздвинув рубежи многоборских и прочих
владений. Стало быть, никакому князю ничего платить не надо - ни даней, ни
пошлин. Такие места по стародавнему обычаю именовали почему-то "обжорными
зонами". Сам Полелюй объявлять себя князем благоразумно не стал, а
согласился принять звание ярмарочного старосты, да вдруг и повел дело с
таким размахом, что ярмарка его имени скоро прославилась во всех окрестных
землях, не прекращаясь ни на день - кроме самых заповедных праздников...
Выходит, правильно колдун Орлыга не учил его чародейным делам, способности
у Полелюя были к другому, а до известного торгового заклинания "Товар идет
- деньги ведет, деньги идут - товар ведут", он и сам природным путем
додумался. Еще до того, как седая бородища выросла...

- На ярмарку... - Жихарь задумался. - Ну... Я как-то и не собирался даже...
И жену не предупредил... Мошна, опять же, пустая...

- Подарок привезешь - простит, - заверил его Мутило. - И народ там всякий
собирается - может, и узнаешь чего про свое родословие... Что же касается
денег - будут тебе и деньги, коли исполу со мной торговать согласишься...

- Да хоть лягушек бонжурцам продавать. Только надо бы вернуться, свиту мою
оповестить, - сказал Жихарь. - А то подумают еще, что утопился я в Гремучем
Виру с горя и безденежья... Я ведь из дому в больших сердцах уезжал...

- Князь во князьях, - с вреднейшей отравой в голосе сказал Мутило. Он
вышел на мостки и заорал: - Эй, господа караси! Изволите ли меня, владыку
подводного, на ярмарку отпустить? Согласия вашего спрашиваю!

Тотчас же поверхность озера покрылась множеством пятнышек: то были открытые
рыбьи ротики.

- Чего? - водяной приложил лапу к ушной дырке. - Не слышу! Молчат - стало
быть, согласны. Ну и человек с вами. Утоплый, за меня остаешься на
хозяйстве...

- Постой, - сказал посрамленный князь. - Полелюева Ярмарка - не ближний
свет. Если бы нам туда еще затемно выйти... А то явимся к шапочному
разбору.

С этими словами богатырь повернулся лицом к лесу, приложил ко рту ладони и
крикнул:

- Калечина-Малечина, сколько часов до вечера?!

- Целая дюжина! - откликнулся из чащи визгливый голос.

(В тех краях, где Калечина-Малечина не водится, люди вынуждены узнавать
время с помощью всяких мудрых устройств, водяных капель и мелкого песка.)

- Всего-то? - огорчился Жихарь.

- Не гунди, не пешком пойдем, - дерзко утешил его Мутило. - Решил я тебе
полное доверие оказать...

Водяник, несмотря на перепонки, засунул два пальца в рот и оглушительно
свистнул.



ГЛАВА ВТОРАЯ

Чуть не в каждой галерее
Есть картина, где герой
Порываясь в бой скорее,
Поднял меч над головой.

Генрих Гейне


Кони любят, когда человек их купает, зато плавать не ахти горазды. Конечно,
при нужде конная дружина реку пересечет - особенно если известны броды. А
вот когда река очень широкая, или если это не река даже, а море, тут и
самый дорогой и выносливый жеребец не сгодится. Попадет ему вода в уши - и
все, дальше пешком иди, коли сам, конечно, выплывешь.

Но в воде кроме рыб, раков и водяников с русалками водятся и свои водяные
кони. Есть они и в реках, и в морях, и земным лошадям с ними не равняться
ни в красоте, ни в резвости, ни в своенравии. Принц Яр-Тур в свое время
немало порассказал Жихарю про чудеса своей страны на Туманном Острове. Там
идет путник мимо реки и видит, что пасется на берегу конь королевских
статей. Если путник молод и смел, он, конечно, попытается на это чудо
вскочить, обратать и дальше двигаться верхом. Вскочить на себя водяной конь
позволит, зато уж потом! Будет носить бедолагу долго-долго по лесным
дебрям, покуда всего не растреплет о ветки да сучья, а коли не растреплет,
то бросится вместе с всадником в ту же реку. Только и видали всадника!
Водяной же конь будет ржать от злого веселья.

Зовут этих злодеев в той стране по-разному - келпи, ракушники, аванки,
брэгги, кабилл-ушти и даже эх-ушки. А в Многоборье их совсем никак не зовут
- не водятся они ни в реках, ни в озерах, без них жителей хватает. И
несчастий тоже.

...Жихарь даже дыхание где-то потерял, глядя на чудо, вышедшее из озера.
Хорошо еще, что не было с ним в товарищах Сочиняй-хана! Степняки любят
лошадей до беспамятства, и певец непременно окочурился бы от восхищения.
Все табуны свои отдал бы Сочиняй-хан за этого жеребца, и все равно остался
бы ханом...

Масти конь был вороной, но сзелена, и временами солнце сверкало на его
боках ярко, как на глади полуденного озера. Только по этой примете можно
отличить водяного коня от обычного. Ну и по стати, ясное дело.

- Ты его... это... где? - еле собрал слова Жихарь.

- В кости выиграл, - потупился Мутило. - После твоих рук кости совсем стали
счастливые. Что ж ты думал, мы дурней вас живем? У нас тоже свои ярмарки
есть и прочее...

- Он меня к себе и не подпустит, - усомнился богатырь.

- На, - водяник сунул ему в руку мокрые ветхие ремни. - Наденешь - твой
навеки.

Жихарь, не веря нежданной удаче, подошел к водяному коню (тот лишь повел
зеленым глазом) и осторожно, бережно взнуздал.

- Признал, - хмыкнул Мутило. - Вот на нем и поедем. Ты впереди, а я за тебя
уцеплюсь.

Жихарь крепко держал уздечку, ожидая, что чудо-жеребец в любой миг может
кинуться назад в озеро.

- Неловко в княжьем-то плаще, - сказал он наконец. - Да и тебе, брат,
знаешь... Зелененькому-то...

- Сам ты зелененький, - обиделся Мутило, трижды обернулся на беспятой лапе
и перекинулся в невысокого старичка в долгополом кафтане болотного цвета.
Запахнут кафтан был на бабью сторону, а с левой полы на траву помаленьку
капало.

Водяные действительно любят побродить по торговым рядам в базарный день, а
уж на ярмарках бывают непременно - на любой хоть одного да отыщешь по
сырому следу. Иначе откуда бы они так хорошо знали людскую жизнь?

- Добро, - сказал Жихарь. - Только как же мы туда без денег-то явимся? У
меня с собой казны - две полушки...

- Коня продадим и с деньгами будем, - зевнул Мутило.

- То есть как продадим? - закричал Жихарь. - Этакую красоту продадим? У
тебя, видать, все мозги водой разбавило!

Он еще сильнее вцепился в уздечку. В кои-то веки попался подлинно
богатырский конь - и сразу с ним расстаться!

- Мы ж его без уздечки продадим, - спокойно сказал Мутило. - Потому что без
уздечки не считается...

- Значит, он, Мара, уже в Окаянии не царствует? - ахнул Жихарь.

- Цыгана и на престоле не удержишь, - гордо ответил Мутило, словно и сам
принадлежал к бродячему племени. И человек, и водяник прикованы бывают к
месту жительства, поэтому они равно завидуют цыганской свободе: живет же
хоть кто-то на свете по вольной волюшке! - Цепи он потихоньку перегрыз и
снова теперь по лошадиной части подвизается...

- Ну, Стрибог ему в помощь, - великодушно разрешил князь. - Только как же
мы его обманем, когда он сам всех обманывает?

- Ты, главное, уздечку снять не забудь... Жихарь вспомнил, как коварный
цыган увел у них с Яр-Туром коней на полном скаку, и ожесточился. Так ему,
Маре, и надо будет!

- Все равно же только к вечеру поспеем... - сказал он.

- Да маленько пораньше, - ответил Мутило. - Без седла удержишься?

Богатырь побагровел и не стал отвечать на дурацкий вопрос.

Хоть Мутило и перекинулся человеком, нос его все-таки напоминал щучье рыло.
Этим рылом он повел по воздуху.

- Непогода идет, - вдруг сказал он, хотя солнце палило вовсю. - И не просто
непогода, а что-то похуже...

- Может, обгоним грозу, потягаемся с Перуновыми конями? - предложил
богатырь.

- Да какая гроза, - с неожиданной тоской сказал Мутило. - Человек его
побери, все-таки он своего добивается... Эх, ладно, уводи, князь, коня,
кличь его Налимом, а я тут попробую отбиться...

- От кого?

- Уезжай, говорю, тут не про людей спор... Вот и съездил на ярмарку...

- Да в чем дело-то?

Вместо ответа водяник как-то жалко хлюпнул.

- Тебе бы озеро проиграл - не жалко, - сказал он. - А ему - так даром
отдай! Он же тут все до песка высосет, а потом всю мою живность где-нибудь
над горами рассыплет, где и рыбы живой не видели...

- Кто - он? - не унимался Жихарь.

- Ты еще здесь? Скачи, хоть коня спасешь...

- Ну уж нет, - сказал богатырь. - Тут моя земля, и я на ней всякого обязан
защитить - человек ли, нет ли...

- И далось вам всем мое озеро, - заныл Мутило. - Мало ли на свете иных
озер... У рыб самый икромет...

Стало трудно дышать даже князю, а водяник вовсе хватал воздух человеческим
ртом. Зашумели вековые сосны. Послышался гул и треск.

Богатырь вскинул голову. Выше деревьев, выворачивая их с корнями и
разбрасывая по сторонам, шел мутный кривой столб с воронковидным
навершием, словно огромная скособоченная бледная поганка решила
прогуляться, творя свою поганкину волю. От столба даже издали несло жаром.

- Видишь, в какой он нынче силе? - просипел водяник. - Засуха будет, он уже
с неба всю воду выпил, теперь земной добирает... Уводи коня, коня сбереги
хоть у себя на дворе в колодце... Конь ему на четверть глоточка...

Вот уже хлопнулась в озеро, размахивая широкими корнями, первая сосна.
Столб пошел вдоль берега, примеряясь, как ловчей зайти на середину
Гремучего Вира.

Убежать очень хотелось, причем как можно дальше. Жихарь закрыл глаза и стал
мысленно считать пальцы на руках и ногах у себя и у других, воображаемых
людей. Считал, покуда не вспомнил, что это за беда идет и как с ней
предписано бороться в ученых книгах. По книгам-то выходило довольно просто,
а по жизни...

Меч здесь не годился.

Озерное зеркало затянуло рябью, раздался отвратительный звук всасываемой
влаги...

Жихарь выхватил засапожный нож - старый, надежный, заговоренный - и с
полного размаха метнул его в середину столба.

Раздался постыдный визг, и столб сгинул, рухнув в озеро потоками украденной
было воды, а вместе с водой в озеро пал некий человек и начал быстро-быстро
загребать одной рукой к берегу.

Сразу же, словно ниоткуда, налетели облака и пошел дождь.

- Ну, теперь-то уж нам точно конец, - пообещал Мутило. - Это же Зубатый
Опивец, из главных планетников...

Планетники, несмотря на громкое имя, никакого отношения к занебесным делам
не имеют. Они обретаются в тучах и устраивают на земле погоду. Или непогоду
- смотря по настроению. Ссориться с ними ни один человек в здравом уме не
будет, а будет выпрашивать солнышка либо дождя. Просить, конечно, принято
богов - того же Перуна, Ярилу или ветреного Стрибога. Но всякий жалобщик и
ходатай знает, что не главные начальники вершат дела, а их приказчики да
управители. То же самое и с погодой...

Выходят планетники из заложных мертвецов, которые еще при жизни решили
доспеть себе такую беспокойную участь и договорились на этот счет в Нави,
принеся кровавую жертву...

Зубатый Опивец выбрался на берег, даже не взглянув на протянутую Жихарем
руку. Рожа у него была желтая, редкобородая, глаза как два рыбьих пузыря, а
по числу зубов в широкой пасти он явно стремился догнать самого Мироеда. В
левом плече планетника была рана - из прорехи в длинной рубахе сочилась
какая-то малоприятная жидкость, заменяющая умрунам кровь.

- Ага, - прошептал Жихарь. - Я давно заметил, что самые страшные чудовища -
это которые с человеческим лицом...

Опивец пустил из пасти долгую водяную струю.

- Земной порядок, значит, нарушаем, - сказал он. - Срываем горы и создаем
моря... Понятно...

- Ну ты, - сказал Мутило. - Не вяжись к человеку. Это я за свое озеро
вступился...

- Нет, - сказал богатырь. - Я на этой земле князь. За все с меня ответ.

- Кня-язь, - насмешливо протянул планетник. - От меня императоры плачут и
дочерьми откупаются, а тут кня-язь...

- Давай перевяжу, - предложил Жихарь. - Сам посуди, как тебя было не
остановить - высосал бы озеро... Высушил ручьи...

- Кто бы говорил! - возмутился планетник. - Для меня вода - что для тебя
зелено вино: сосу и тем пьян бываю. А не приходило тебе в дурную твою
голову, что в вине тоже малые человечки алкалоиды живут, и в утробу к тебе
лезут без всякой радости? А? Вот так же и вы для меня. Буду жаловаться
Перуну, он тебя ужо громом-то шарахнет...

- Ну, Перун-то, положим, тебе на засуху полномочий не давал, - заметил
Мутило.

- А ты почем знаешь? - взвился планетник Опивец. - Мне, может, кто
поглавней Перуна... - и, как бы спохватившись, захлопнул с лязгом зубастую
пасть.

- Ась? - снова приложил лапу к ушной дырке Мутило. - Поглавней Перуна? Кто
же он такой будет?

- Это я так... к слову. Какую бы мне с человечка виру взять за урон
здоровью?

- Меч возьми, - хмуро сказал Жихарь. Он-то ожидал честного боя, а тут
всякие разговоры да жалобы... Но рассеки он планетника мечом - все его
собратья оскорбятся и выморят Многоборье жарой либо водой... - Или меня
головой возьми, - тряхнул он кудрями.

- Водяного коня прими, - предложил Мутило. - Давай людей сюда не впутывать.
Все равно я его на ярмарку вел продавать...

- Больно нужен мне твой конь, - проворчал Опивец. - Больно нужен мне твой
князь... У него и дочки еще малолетние... На ярмарку собрались, говорите?

- На ярмарку, - хором ответили князь и водяник, подобно провинившимся
мальчишкам.

- Велено мне... Тьфу ты, - поправился планетник, - решил я так: пожертвуешь
мне от чистого сердца самую бесполезную покупку, тогда тебя и прощу...
Может быть... Не будешь другой раз в пьяном виде за нож хвататься! Кто на
руку резок, тот вдовец будет...

Несмотря на недавний раздор с женой, оставаться вдовцом молодому князю
никак не хотелось.

- Да я... - сказал Жихарь. - Да я тебе - хоть что! Пряников там, платков
пестрых... Княжье слово даю!

- Невелика цена княжьему слову, сам знаешь, князья первые вероломны, -
ухмыльнулся Опивец. - Ты мне лучше богатырское слово дай - так надежнее!

- Даю и богатырское! - махнул рукой Жихарь. - Самая бесполезная покупка -
твоя! Куда ее тебе представить?

- А хоть сюда же, - сказал планетник. - Я сам за ней приду в свое время.

Он шлепнул по Жихаревой ладони горячей рукой, отряхнулся, как собака, и
зашагал прямо в лес, не разбирая дороги.

- Эй, ты куда? - окликнул Опивца водяник. Все-таки они были родня, как ни
крути.

- С Боровым есть разговор! - крикнул планетник, не оборачиваясь. - Он,
сказывают, про меня обидную песню сложил...

- За меня еще добавь! - крикнул вслед Мутило. - А то завел обычай -
оскорбительные песни слагать, - пояснил он Жихарю. - Даже про Морского
царя! Да и своего собственного Лешего ни во что ставит этот Боровой! Один
он хороший!

Богатырь стоял в оцепенении.

- Дешево я отделался... - сказал он наконец.

- Как-то даже слишком дешево, - задумался Мутило. - Тут какой-то подвох...
Надо же - самую бесполезную покупку! С каких щей он так нынче раздобрился,
человек его задери?

- Знаешь что? - сказал хитрый Жихарь. - Как приедем на Полелюеву Ярмарку,
ты мне напомни, чтобы я первым делом самый черствый печатный пряник купил.
Пущай подавится на здоровье!

А потом снова взглянул на коня Налима - и позабыл про все на свете.



ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Хлеб - всему голова.

Пословица

Сопровождавшие Жихаря дружинники, числом трое, без всякого удовольствия
услышали, что князь в них более на сегодня не нуждается, поскольку собрался
по важному и секретному державному делу на ярмарку. Им предстояло нынче
объясняться с княгинею, а от нее, как от всякой женщины в тягости, можно
было ожидать чего угодно. Смертью, конечно, не казнит, но зато такого
наслушаешься - и обыденных слов, и тех, что она в своих книжках вычитала...

Дружинники поворчали, приняли алый плащ и позолоченный шлем и неспешно
потопали по лесной тропе, ведущей на дорогу.

Ехать на водяном коне, если он покорился седоку, не в пример приятней, чем
на обычном, даже и без седла. Ведь у водяного коня нет никакой хребтины,
спина мягкая, сулящая седалищу всадника большое облегчение. Словно бы несет
тебя речная стремнина...

- Так мы и вправду до вечера не доберемся, - рассердился Мутило,
пристроившийся за княжеской спиной и вцепившийся лапами в широкий кожаный
пояс Жихаря. - Тоже мне богатырь! Трюх-трюх, трюх-трюх... Не на водовозной
кляче едешь! Смелее надо! Отчего шпоры-то не надел? Тогда каблуками его изо
всей силы! Не бойся, не поранишь!

- Не начал бы конь ликовать, - сказал Жихарь. - Дело незнакомое... Да и лес
тут густой, влепит он нас в дерево за милую душу... Тебе-то что - ты только
рожу об мою кольчугу поцарапаешь, а мне каково придется?

- Как мы о своем княжьем здоровьице-то печемся! - сказал Мутило и
пребольно, даже сквозь кольчугу, ущипнул богатыря. - Давай тогда я сяду
вперед, а ты, главное, кафтан мне не порви - новый покупать будешь!

Этого Жихарь никак уж не мог стерпеть. Он свистнул отчаянным степным
посвистом, развел, сколько мог, ноги, и изо всех сил ударил коня Налима по
бокам.

Налим заржал - хотя ржание было не конское, а скорее человеческое, - и
пошел борзо, как и полагается водяному коню. При этом он ухитрялся миновать
все сосновые стволы, изгибался совершенно немыслимым образом, и богатырь
почувствовал себя как в какой-то многоколенной трубе, подхваченный бурным
потоком. Временами конь резко склонялся вбок, отчего седоки едва не
бороздили локтями землю. Жихарь намотал уздечку на правую руку, впился
пальцами левой во влажную гриву и мечтал только о том, чтобы не упасть.
Тошнота подступала к горлу, тяжелый майский жук, не успевший свернуть с
воздушной дорога, пребольно ударил богатыря в лоб.

- Хреновые из вас, людей, конники, - усугублял его страдания Мутило. -
Русалка моя и то крепче держится, хотя у нее, между прочим, хвост не
раздвоенный... Видишь, самую чащобу уже проскочили, теперь он веселей
пойдет, на полную ногу...

Куда ж еще веселей, испугался Жихарь. Впереди и вправду посветлело. Налим
прибавил ходу, и богатырь совсем перестал различать отдельные деревья - они
слились в сплошную золотисто-зеленую стену.

Всякую скорость привелось Жихарю испытать в жизни, но на этот раз и он
растерялся. Провалилась бы и Полелюева Ярмарка, и вся эта хмельная затея...
А тут даже хмель в его рыжей голове не вытерпел и улетучился от греха
подальше: мол, я не я и лошадь не моя...

- Терпи! - подбадривал Мутило. - Уже мало осталось!

Терпел Жихарь, терпел, да и притерпелся в конце концов: оставил в покое
конскую гриву и попробовал принять гордую княжескую посадку. Встречный
воздух ударил богатыря в грудь и забил дыхание, не дав возможности сказать
водянику все, что накипело во время скачки. Или хотя бы заорать песню для
храбрости. А водяник, надежно укрытый богатырской спиной, вредным голосом
порочил человеческий род за неуклюжесть и вообще неприспособленность к
жизни на белом свете.

- Это хорошо, - приговаривал Мутило. - Ты цыгану Маре так прямо и скажи: не
по мне этот конь, больно резвый, только тебе, мол, им и владеть... Не
устоит старый конокрад, поверит, увидев твое испуганное рыло, тряхнет
мошной...

Жихарь