у
потерпевшему менее тяжкое телесное повреждение! А он в мешок вцепился, не
отдает! Тогда я прихожу в состояние сильного душевного волнения и тем же
тупым тяжелым предметом наношу, опять же умышленно, еще более тяжкое
телесное повреждение, несовместимое с жизнью! Из него и дух вон! Завладел я
его имуществом и скрылся с места преступления в неизвестном направлении...

- Это дело. А вот у меня был, помнится, случаи в горах. Думал я там, за
хребтом Кавказа, укрыться от всяких царей. И вот решил однажды содеять
преступление, составляющее пережитки местных обычаев. Встал перед выбором:
то ли уклониться от примирения и не отказаться совершить кровную месть за
убийство, то ли уплатить и принять выкуп за невесту деньгами, скотом или
другим каким имуществом. А может, даже принудить женщину ко вступлению в
брак... Или наоборот, этому вступлению воспрепятствовать - сейчас уже и не
помню...

- Надо же! Вон до чего дошло!

- ...И вот так целыми днями! - вздохнул Полелюй, открывая дверь. Они с
Жихарем уже давно стояли на крыльце и выслушивали пьяную староразбойничью
похвальбу. - И болтают, и болтают... Потом драться начнут... Ножей мы им,
конечно, не даем, так они, представляешь, навострились в деревянные ложки
заливать свинец и друг дружку лобанить!

- Боевые старички, - одобрил богатырь. - Где же мои наставники? Не
поубивали еще там всех?

- Кот и Дрозд у нас тихие. Сейчас сам увидишь...

В просторной горнице за чисто выскобленными столами сидели ветхие сивые
люди, зачастую кривые, одноухие, однорукие или одноногие. По стенам
развешано было различное оружие - выполненное, впрочем, из дерева.

- Дерево заморское, бесценное, - пояснил староста. - Очень легкое - там из
него делают плоты и даже выходят в море. Таким хоть целый день по башке
колоти - ничего не будет. Дерево, конечно, дорогое. Но мне для моих
постояльцев злата-серебра не жалко - правда, ребята?

Отставные злодеи поглядели на Полелюя так, что любого другого на его месте
испекло бы в пепел, но вслух закричали:

- Правда, батюшка! Правда, благодетель! Дом - это наша большая семья! У нас
сытое житье, у нас чистое белье! Мы бодры, веселы, котелки у нас полны, в
каждой чашке - кашка, в каждой кружке - бражка, а по праздничным по дням мы
и девок трям-трям-трям...

- Знают порядок, - шепнул Полелюй. - Я сюда иногда молодых разбойников
привожу - показать, как им хорошо и уютно будет у меня в старости. Вот они
увидели тебя и подумали... Ребятушки, а где-ка у нас Кот с Дроздом, почему
не вижу?

- Полезли на крышу - голубей гонять, - отозвался безносый дедуля.

- А почему мы их со двора на крыше не узрели?

- Так ведь чердак - не ближний свет. К тому же вверх карабкаться... После
завтрака ушли, к обеду велели ждать... Они, поди, еще до лестницы не
добрались...

- Не буду я ждать, - сказал Жихарь. - Где у вас голубятня?

По дороге на голубятню богатырь думал, что на месте молодого разбойника
нипочем бы не соблазнился здешним житьем. Это какое же благоразумие и
предусмотрительность надо иметь! Бражку тут явно дают не вволю, а по мерке,
насчет же девок и вовсе сомнения огромнейшие...

- Лучше в поле голову потерять! - вслух решил он и высунул голову из
чердачного окошка.

- Правду говоришь, родимый! - сказал старичок, который стоял на карачках,
дугой выгнув спину. Глаза у старичка с годами не выцвели, сохранили зеленый
оттенок и продольный зрачок. На гнутой спине у этого старичка стоял босиком
другой, столь же древний, и пытался, помогая себе длинным и вострым носом,
отпереть засов на голубятне.

- Кот и Дрозд, спасите меня! - дитячьим голосом сказал Жихарь.

Верхний старичок зашатался и полетел вниз, но не убился, а рассмеялся,
подхваченный богатырской рукой...

...Прославленные разбойники даже не удивились, узнав, что их питомец не пал
жертвой хищных зверей, не был растерзан поедучими ведьмами, и даже наоборот
- прославился и возвысился. В таком возрасте обычно уже ничему не
удивляются.

- Говорил же я тебе, старому дураку, - не пропадет! - сказал Дрозд Коту. -
После нашей-то науки!

- И я тебе, старому дураку, то же самое толковал! - промурлыкал Кот. Он
потерся об Жихаря спиной и разразился хриплым мявом, означавшим не то
смех, не то плач.

Порадовавшись встрече и всплакнув, разбойные деды принялись наперебой
жаловаться богатырю, что здесь, у Полелюя, им не дают развернуться во всю
ширь молодецкую, что проклятый староста загубил за их же деньги ихнюю
вольную волюшку, оставив только горькую долюшку...

- У них и зелено вино какое-то сухое, - пожаловался Дрозд. - Мочишь, мочишь
горло, а промочить никак не можешь. Налицо явные хищения общественной
собственности в особо крупных размерах, совершаемые группой лиц по
предварительному сговору с особой жестокостью...

- При отягчающих обстоятельствах! - сказал Кот, но вдруг замолк, потому что
внизу по всему терему пошел какой-то странный гул, от которого заложило
уши.

- Это еще что? - встревожился богатырь.

- Это Соловей Одихмантьевич, - сказал Дрозд. - Весна же - он свистеть
начинает, Соловьиху манить. Да где теперь та Соловьиха, кто ей целует
пальцы? Неужто найдется такой придурок?

- И зубы уже не свои, - добавил Кот. - Вот настоящего свисту и не
получается. А то бы он им нащепал лучины!

- Так Соловей до сих пор жив?

- Чего ж ему сделается? Выбитое око заткнул соломой, окосицу прикрыл бляхой
из металла желтого цвета - и живет себе. Конечно, на семи-то дубах ему было
просторнее, зато здесь никто не тронет. Экстрадикции не подлежит: отсюда
выдачи нет! - вздохнул Дрозд, упомянув единственное тутошнее утешение.

Впрочем, не единственное: Жихарь отворил голубятню, стал вытаскивать птиц
по одной и подбрасывать в воздух. Кот схватил шест с привязанной к нему
алой тряпкой и начал, шипя от боли в суставах, размахивать им в воздухе.
Дрозд засвистел - но тоже не так лихо, как прежде, и богатырю пришлось
помогать.

Побаловав престарелых лиходеев любимым зрелищем и подождав, покуда голуби,
накружившись вольно в ясном небе, вернутся на дармовую жратву, он задвинул
засов и сказал:

- Не горюйте, Кот и Дрозд! Вы меня в беспомощности не покинули, и я вас не
оставлю, заберу к себе в Столенград!

- Что та, что ты! - замахали руками разбойники. - Нас же там сразу признают
и повесят!

- А вот и нет! - Жихарь гордо вскинул голову. - Во-первых, у нас в
Многоборье нынче торжествует закон - моей же, кстати, супругой
составленный. И в том законе для таких, как вы, есть понятие срока
давности... Во-вторых, я теперь князь - что хочу, то и ворочу! А в-третьих,
у меня скоро появится сын, тоже богатырь. Не бабам же его воспитывать!

- Не бабам! - дружно воскликнули старики. - Может и сын героем стать, если
отец герой!

- До поры Полелюю ни слова, и вообще - никому, - предупредил Жихарь. -
Давайте-ка сядем сюда, в тень, и поговорим. Мне у вас много о чем нужно
спросить...

- Нам бы лучше на солнышко, - попросили Кот и Дрозд, и богатырь их уважил.

Жихарь в чердачное окно велел принести вина и лучшей закуски. Полелюй, в
надежде на богатую награду, подавал сам, на подносе с чистым полотенцем. Он
хотел было присоседиться к собранию на крыше, но богатырь вежливо, хоть и
убедительно, попросил его ступать вниз, приглядеть за ярмаркой.

- Ну, отцы мои, - сказал он, когда старики угостились, - настал, хоть и с
запозданием, час рассказать вам, где вы меня нашли и при каких
обстоятельствах.

- Мы, нижеподписавшиеся, - привычно, как на допросе, забубнил Дрозд, -
выйдя из рабочего помещения по естественным надобностям, услышали странные
звуки и после тщательного осмотра места происшествия обнаружили...

- Да брось ты, дядюшка Дрозд! Говори свободно, нас туг никто не услышит. Я
вот сейчас лестницу вытащу на всякий случай...

Решение было правильное: вытаскивая лестницу, богатырь стряхнул с нее
Полелюева наушника из здешних постояльцев.

- Теперь говорите!

- Значит, так: мороз крепчал... - начал Дрозд.

- Дождь лил как из ведра, - добавил Кот.

- При полуденном солнышке...

- Как раз в полнолуние...

- Ясным ли днем...

- Темной ли ночкою...

- Светало...

- Смеркалось...

Словом, выяснилось, что ни времени года, ни времени дня старички припомнить
не могут. Ладно, хоть кое-что у них в головах осталось!

- Только портки натянул, смотрю - лежит передо мной изукрашенная
колыбелька!

- Почему лежит? Она же по ручью плыла, за куст зацепилась!

- Сам ты куст, котяра! Как же она могла плыть, коли была железная?

- Это у меня терпение железное - тебя переносить! Она же внутри пустая -
вот и плыла!

- Голова твоя внутри пустая! Лежала колыбелька на тропе! Чтобы мы случайно
мимо не прошли!

- Постойте, отцы! - не выдержал богатырь, норовя ухватить тайну хотя бы за
хвостик. - Объясните подробно, что за колыбелька такая была?

- Обычная колыбелька, плетеная...

- Ну да! Плетеная, только из железных прутьев! Иначе как бы мы ее потом
продали кузнецу?

- Не кузнецу, а старьевщику! А плашку из металла желтого цвета уже много
позже прогуляли!

- Стой! - поднял руку Жихарь. - Какую такую плашку?

Разбойники недоуменно поглядели на него.

- Вестимо какую, - сказал Кот. - Ту самую, которую твой батюшка, должно
быть, выковал и надписал...

- А матушка, должно быть, слезыньками полила, - уточнил Дрозд и пальцами
показал, какого размера и толщины была плашка.

- Как же вы... эти... как посмели ее прогулять? - вскричал Жихарь, чуя, что
хвостик тайны выскальзывает из рук, словно намыленный.

- Сам посуди - она ведь из металла желтого цвета, слыханное ли дело было не
прогулять ее? Да и тебе молочко требовалось, - сказал Кот и даже
облизнулся. - Молочко же в те времена было дорогое...

- А семечки еще дороже, - подтвердил Дрозд.

- Ну вы, блин поминальный, распорядились, - безнадежно сказал богатырь. -
Ведь за такой кусок золота меня в этом молоке утопить можно было!

- Да мы и так тебя в нем чуть не утопили, - захихикал Дрозд. - Мы ведь не
свычны были с младенцами обращаться...

- А семечками чуть не задавили, - сказал Жихарь. - Понятно. Что за знаки
были на пластинке? Уж не рыцарский ли герб?

- Не было там ни герба, ни клеима. Только знаки. Нам их плешивый неклюд
растолковал в кабаке, когда мы от плашки только один кусочек и потратили, -
сказал Кот. - Ма-ахонь-кий такой кусочек... Всего ничего...

- Что же он вам растолковал?!! - заорал богатырь так, что лихие старцы
втянули седые головы в плечи.

Потом Кот кое-как вытянул голову вверх, чтобы обрести возможность пожать
плечами.

- Да ничего особенного... Может ты, Дрозд, помнишь? - с надеждой взглянул
он на сообщника.

- А что я? - удивился Дрозд. - Я что - моложе тебя?

- Лучше бы вы меня тогда убили, чем сейчас жилы тянуть, - сквозь зубы
сказал Жихарь.

- Успокойся, - сказал Дрозд. - Ничего особенного там и не было написано -
так, дрянь всякая. Что-то про могучего владыку, про единственного
наследника... Да не убивайся - неизвестно ведь, что за владыка, из какой
страны...

- Не из страны, а из планеты, - поправил Кот. - Как сейчас помню - планета
Криптон. Сколько я потом на небо глаза пучил - никакого Криптона там
нету...

- Еще бы ты видел! - с презрением сказал Дрозд. - Там ведь ясно было
написано, что рассыпалась планета эта самая, Криптон, в мелкие дребезги,
потому Жихарку и отправили сюда, чтобы уберечь... Слушай, Кот, может, та
бабка чего знает?

- Какая еще бабка? - простонал богатырь.

- А та самая бабка, - сказал Кот, - которая тебя под видом лечения
собиралась в печке зажарить и съесть... Вот она-то, к слову, и могла
кое-что знать, она эту плашку даже пробовала украсть, но мы ее берегли пуще
глаза... А бабка после своего злодейства, должно быть, убежала за Зимние
Горы.

- Спасибо, что сберегли, - сказал Жихарь и даже поклонился. - А кроме
плашки было там что-нибудь такое, чего вы пропить не смогли?

- Было, конечно, - сказал Кот. - Была пеленка твоя. Тебя же не голяком туда
запихали. И одеяльце было атласное, мы тебя им укрывали, покуда не
истлело...

- А на пеленке-то, - сказал Жихарь, с трудом удерживаясь от побоев, - на
пеленке-то не было ли чего вышито? У знатных подкидышей всегда на пеленке
вышивают чего-нибудь, чтобы потом при случае найти и возвеличить!

- Не помню, - сказал Дрозд. - Да если хочешь - сам посмотри...

- Что-о? Так она у вас сохранилась? Побежали вниз, покажите мне ее сейчас
же!

- Некуда бежать, - удержал его Кот. - Тут она, на голубятне. Мы здесь все
свои личные вещи храним, потому что сюда никто, кроме нас, забраться не в
силах...

- Внизу оставить никак нельзя, - пояснил Дрозд. - Сам же видел - там
разбойник на разбойнике лежит, разбойником укрывается, и в головах опять же
разбойник...

Дрозд поднялся, покопался у подножия голубятни, отворотил какую-то доску и
вытащил старую кожаную сумку.

- Тут у нас и щетки зубовные, и мыло душистое, и мочалки, и шершавый камень
- пятки тереть, и пихтовое масло - на каменку плескать, и еще много чего...
Все наше, собственное! Где же эта окаянная пеленка? Я как знал - не
выбросил ее и на портянку не извел. Была бы пара пеленок - были бы у меня
мягкие портянки... Или была бы у меня одна нога... А так - куда ее? Нет,
думаю, вырастет Жихарка, мы ему все и обскажем толком, и доказательство
представим...

- Ну, допустим, я вырос, - сказал богатырь. - А толком ничего так и не
услышал. Где пеленка?

- Дроздило бестолковое! - мявкнул Кот. - Ковыряешься в мешке, а сам не
помнишь, что мы ее приспособили голубей гонять! Вон же она - к шесту
привязана!

- Еще раз спасибо за полную сохранность, отцы мои, милостивцы...

Жихарь нетерпеливо отвязал тряпицу от шеста, развернул...

- Можно было бы и постирать с тех пор хоть разок, - заметил он.

Ткань была плотная, на удивление долговечная, и если выцвела, то лишь самую
малость.

Посреди пеленки черным, до сих пор блестящим шелком был искусно вьппит
один-един-ственный змееподобный знак "S", вписанный в перевернутый
пятиугольник.

- Хорошо, - безнадежно сказал богатырь, хотя ничего хорошего пока что не
видел. - А в ту ночь, как меня найти, не шатались ли по лесу вокруг избушки
какие-нибудь люди, не слышались ли голоса?

- Нет, конечно, - ответил Кот. - Кому бы в голову пришло шататься по нашему
ужас наводящему разбойничьему лесу, когда всю ночь ревело и гудело в
небесах, а звезды оттуда сыпались целыми пригоршнями? Мы сами-то сидели за
печкой, приужахнувшись, только под утро осмелились выползти, когда
невтерпеж стало - не поганить же избу!

- Звезды падали... - зачарованно прошептал Жихарь. - А с ними и я оттуда
грохнулся... Вон я, значит, кто! Ух ты! Блин поминальный! Грин зеленый!
Всех убью - один останусь!



ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Кончил "Всадника без головы". Такая динамика в романе, что умный пожилой
человек с величайшим волнением следит за судьбой дураков.

Михаил Пришвин


Богатырю не раз приходилось слышать, как люди, перевалившие на вторую
половину жизни, говорят, что они уже едут с ярмарки, оттого и печальны.

Оказалось, что ехать с ярмарки невесело в любом возрасте.

Причину богатырской печали ни Мутило, ни Колобок понять не могли и не
хотели, потому что не ведали сроков своего обретания на земле и тем более -
половины его.

- Туда скакали втроем на одном коне, а ворочаемся с обозом! - хвалился
Мутило, который, можно сказать, стоял у истоков этого успешного
предприятия.

- Что ты с этими деньгами делать-то будешь в своем озере? - спросил Жихарь.

Все трое валялись на возу в куче ярких заморских тканей и прочего мягкого
товара. Воз неспешно волок буланый северный битюг, а скоробежный Налим был
привязан к возу, потому что торопиться теперь было некуда. За хозяйским
тянулись остальные возы, руководимые наемными возницами. Им Колобок не
доверял, время от времени прыгал из телеги в телегу, проверял - все ли на
месте. На старых разбойников, которых богатырь, как и обещал, прихватил с
собой, Гомункул тоже не надеялся...

- Сперва я думал выстелить дно Гремучего Вира изразцами, - сказал водяник.
- Но потом понял, что худо придется водорослям. Да и раствор в воде не
схватывается... Можно, конечно, выписать красивых рыбок из Чайной Земли, но
ведь мои караси обидятся, возревнуют. Опять же и моржам у меня жарко
покажется... Наверное, закопаю в ил, пусть в озере собственный клад будет -
через тысячу лет люди станут искать, стараться... То-то посмеюсь!

- Сколько тебе раз говорить: давай лучше переведу твою долю цюрихским
гномам, - сказал Колобок. - За тысячу лет она знаешь как возрастет!

- Этим поганцам богатеть за мой счет не дам! - решительно заявил Мутило. -
Человека им лысого, а не деньги! Потому что они и так обленились - кайло не
могут поднять...

- Псу под хвост, - вздохнул Колобок. Он, бедный, так уж старался в
продолжение всей седмицы, проведенной на ярмарке, приумножая полученные от
цыгана и Полелюя доходы:

торчал целыми днями в Доме Быка и Медведя, участвовал в удивительных
тамошних торгах без товара;

покупал за морем пшеницу и продавал здешние холсты;

всучил северным людям-самоедам три воза ненужных им лаптей, которые еще
только предстояло сплести кривлянам;

удачно поменял с южными чернокожими купцами ихние сладкие фиги на горькие
наши кукиши;

заключил с неспанцами договор о поставках болотного пара на семьдесят семь
годов (причем без ведома Совета болотных кикимор);

втридорога продал варягам право на многоборские мухоморы, сатанинские
грибы, бледные поганки и ложные опята (а коли по ошибке срежут белый гриб
либо подберезовик - вира великая);

для себя лично приобрел громадный грильбарский ковер, чтобы кататься по
нему вволюшку;

вставил себе, не дожидаясь Жихаревых милостей, великолепные золотые зубы и
препоясался золотой же цепью, чтобы народ уважал.

Ошеломленный Жихарь устал сверх меры, потому что все эти хитрые действия
пришлось производить именно ему под руководством голоса из сумы - ведь
самого-то Колобка в такой толкучке затоптали бы сразу. Никому не ведомый
Шарап из деревни Крутой Мэн внезапно стал самым известным на ярмарке
человеком.

Тем временем Мутило тоже без дела не сидел, с помощью заветных костей
приумножая свое богатство. И следить за безопасностью водяника тоже
приходилось богатырю, и мешки с золотом таскать.

Но дивное дело - такая удача отчего-то не радовала многоборского князя и
даже тревожила.

- То ли дома беда? - спрашивал он время от времени пустой воздух, но битюга
не поторапливал.

Никакой беды дома не было, иначе богатырь давно бы об этом узнал. В
последний ярмарочный день, когда все труды были окончены, Жихарь углядел
лежащего под забором знакомого человека. То был Симеон Живая Нога, один из
семи братьев-однобрюшников. Братья к тому времени разошлись в разные
стороны - пытать счастья поодиночке. Симеон, попав на Полелюеву Ярмарку,
всем предлагал свои услуги скороспепшого гонца, но никто его не нанимал -
все знали, что бегает-то он быстро, но вот возвращения его не дождешься по
причине полной относительности.

Колобок назвал Симеона-младшенького, а заодно и всех остальных людей,
долбодырыми пустогромами и велел послать за ярмарочным кузнецом, чтобы тот
отлил для незадачливого гонца чугунные башмаки, да потяжелее, - пусть не
превышает чересчур шустрый паренек скорости света.

Для начала Жихарь предложил скороходу сбегать в Столенград - отнести
княгине Карине гостинец. На возвращение Симеона в нынешнем году богатырь не
надеялся, поэтому для подарка избрал простой недорогой платок, кое-как
украшенный разляпистьми линючими цветами. В таких платках здесь щеголяли
девки из Веселого Дома. Пропадет - так не жалко.

Но не успел заботливый супруг осушить чару, как посланец воротился,
сотрясая землю тяжкими ударами чугунной обуви. Симеон был красен, испуган и
в обеих руках держал половинки разодранного подарка. Княгиня Карина, сказал
он, велела передать, что окаянный Жихарь, очевидно, с кем-то ее перепутал,
что может означенный пропойца домой вовсе не з