Ширфлинт,  еще  не  ложился;  он
прислуживал  Полуорту,  который  почел  неосторожным  лечь  в  постель,   не
утешившись плотным ужином. Едва  Меритон  постучал,  как  ему  отворили,  и,
выразив удивление обычными в таких  случаях  восклицаниями,  Ширфлинт  повел
посланца в гостиную, где в камине все еще тлели угли,  распространяя  вокруг
приятное тепло.
   - Ну и холодище в этой чертовой Америке, мистер Ширфлинт!  -  пожаловался
Меритон, носком башмака собирая в кучку головешки и потирая руки над углями.
- У нас в Англии совсем не такой холод. Наш, может, и сильнее, да  не  режет
тебе лицо будто тупой бритвой, как американский.
   Ширфлинт, который считал себя вольнодумцем и  поставил  себе  за  правило
выказывать великодушие  к  врагу,  а  потому  всегда  говорил  о  колонистах
покровительственным тоном, что должно было, по его  расчетам,  делать  честь
его прямодушию, поспешил ответить:
   - Это новая страна, мистер Меритон,  так  что  тут  нельзя  быть  слишком
взыскательным. Когда едешь в чужие края, нужно уметь мириться с трудностями,
особенно в колониях, где нельзя ожидать, чтобы все  было  так  же  хорошо  и
удобно, как дома.
   - Не так уж я привередлив  насчет  погоды  и  всего  прочего,  -  ответил
Меритон, - но в смысле климата Америке до нашей Англии далеко.  У  нас  вода
падает с неба честными каплями, а не  ледяной  крупой,  которая  колет  тебе
физиономию, как иголками.
   - Вы в самом деле, мистер Меритон, выглядите так, будто стрясли  себе  на
уши всю пудру с бариновой пуховки.
   Но я как раз приканчивал недопитый капитаном грог; может  быть,  хлебнете
малость? От этого хорошо мозги отходят.
   - Бог ты мой, Ширфлинт!  -  воскликнул  Меритон,  опуская  кружку,  чтобы
отдышаться после изрядного глотка. - Неужели вы  всегда  подаете  барину  на
ночь грог такой крепости?
   - Ну нет, мой капитан по нюху определяет смесь, так что  лучше  уж  и  не
пытаться  менять  пропорцию,  -  ответил  Ширфлинт,  вращая  кружку,   чтобы
размешать содержимое и выплескивая его в рот, - но, потому как грешно, чтобы
в нынешние трудные времена добро  пропадало,  я  завсегда  выпиваю  остатки,
сперва добавив кое-что к водичке для мягкости. Однако что привело вас  сюда,
мистер Меритон, в такую мерзкую погоду?
   - Вот уж в самом деле надо было,  чтобы  у  меня  мозги  отошли,  как  вы
правильно заметили, Ширфлинт! Меня послали  с  делом,  от  которого  зависит
жизнь и смерть человека, а я, как самый последний деревенский  олух,  совсем
забыл, зачем сюда пришел!
   - Значит, что-нибудь случилось? - сказал денщик, подставляя собрату  стул
и сам усаживаясь на другой. - Я так и  думал  по  голодному  виду  капитана,
когда он вернулся вечером после того, как разоделся  в  пух  и  прах,  чтобы
отужинать у вас на Тремонт-стрит.
   - Случилось! Во-первых,  уже  одно  то,  что  мистер  Лайонел  обвенчался
сегодня вечером в Королевской церкви!
   - Обвенчался! - протянул Ширфлинт. - Ну, слава богу, с нами такая беда не
стряслась, хотя мы и были "ампутрированы". Вот уж никогда не  согласился  бы
жить у женатого! Хватит с меня одного барина, в панталонах, без того,  чтобы
объявился еще другой, в юбке, и стал его подзуживать.
   - Все зависит от того, кто на ком женится, Ширфлинт,  -  ответил  Меритон
снисходительным тоном, словно  жалея  приятеля.  -  Конечно,  для  пехотного
капитана,  который  всего  только  пехотный  капитан,   было   бы   безумием
соединиться узами Гименея. Но, как говорят у нас в  Равенсклифе  и  в  Сохо,
Купидон  всегда  будет  благосклонен  к  вздохам  наследника   девонширского
баронета с пятнадцатью тысячами фунтов годового дохода.
   - Насколько я слышал, всего с десятью, - с явным неудовольствием  перебил
его денщик.
   - Десятью! Эти десять тысяч  я  сам  могу  сосчитать,  а  неужто  там  не
найдется еще кое-чего, о чем я не знаю?
   - Ну, а хоть бы и  с  двадцатью!  -  воскликнул  Ширфлинт,  поднимаясь  и
разбрасывая сапогом головешки, чтобы загасить  уютный  огонек  в  камине.  -
Выполнить поручение это вам не поможет. Вам должно быть известно, что у нас,
слуг бедных капитанов,  нет  помощников,  как  у  некоторых  других,  и  нам
особенно требуется положенный природой отдых. Так  что  вам  угодно,  мистер
Меритон?
   - Видеть вашего господина, мистер Ширфлинт.
   - Это никак невозможно! Он под пятью теплыми одеялами, и я  не  соглашусь
стянуть с него легчайшее даже за месячное жалованье.
   - Тогда я это за вас сделаю, потому что должен с ним говорить. Он у  себя
в спальне?
   - Да,  вы  найдете  его  там  в  одеялах,  -  ответил  Ширфлинт,  настежь
распахивая дверь в соседнюю комнату в тайной надежде, что Меритону  проломят
голову за его труды, благоразумно ретируясь к камину.
   Меритон вынужден был несколько раз сильно встряхнуть капитана, прежде чем
тот пробудился от крепкого сна. Затем послышалось глухое бормотание.
   - Чертовски глупая затея эта атака - взяли бы ноги  в  руки,  так,  может
быть, сохранили их в целости. Ты берешь этого человека в  мужья  на  горе  и
радость... Ха!.. Кого  это  ты  трясешь,  собака?  Надо  совсем  не  уважать
пищеварение, чтобы так трясти человека после ужина!
   - Это я, сударь, Меритон!
   - Как ты смеешь себе позволять такие  вольности,  мистер  Я,  или  мистер
Меритон, или как там тебя звать!
   - Меня срочно послали за вами, сударь!.. На Тремонт-стрит случилась беда!
   - Случилась беда? Что же там случилось! - повторил  Полуорт,  с  которого
наконец совсем слетел сон. - Я знаю, олух ты эдакий, что твой барин женился,
я сам был посаженым отцом у невесты. Надеюсь, что ничего особенного,  помимо
этого, не стряслось?
   - О господи! Стряслось, сударь: ее милость в обмороке, а  мистер  Лайонел
исчез неизвестно куда, а госпожа Лечмир померла!
   Меритон еще не кончил, а Полуорт соскочил с кровати со  всей  прытью,  на
какую только был способен, и начал машинально одеваться, хотя еще  не  знал,
зачем и для чего.
   По сбивчивому рассказу Меритона он вообразил, что  смерть  миссис  Лечмир
произошла вследствие какой-то непонятной и таинственной разлуки новобрачных,
и не преминул вспомнить странное происшествие на свадьбе, о котором  не  раз
уже упоминалось.
   - А мисс Денфорт? - спросил он. - Как она?
   - Она, как и подобает истинной леди, спокойна.
   - Что верно, то верно. Она предпочитает, чтобы другие  из-за  нее  теряли
голову.
   - Это она,  сударь,  послала  меня  просить  вас  немедленно  явиться  на
Тремонт-стрит.
   - Она? Подай-ка, любезный, вон  тот  сапог.  Один,  слава  богу,  быстрее
обуешь,  чем  пару!  Теперь  жилет  и  галстук!  Эй,   Ширфлинт,   куда   ты
запропастился, бездельник? Принеси мне ногу, да поживей!
   Услышав это приказание, денщик  тут  же  явился,  и,  так  как  он  лучше
Меритона был посвящен в тайны  туалета  своего  барина,  капитан  скоро  был
полностью экипирован для этого неожиданного похода.
   Одеваясь, Полуорт продолжал забрасывать Меритона вопросами о событиях  на
Тремонт-стрит, но  получаемые  ответы  только  усиливали  его  недоумение  и
тревогу. Покончив со своим туалетом, он накинул плащ  и,  опираясь  на  руку
камердинера, двинулся с рыцарской самоотверженностью, за  которую  в  другой
век и при других-обстоятельствах удостоился бы  наименования  героя,  сквозь
бушующую метель к дому, где,  по  словам  Меритона,  его  дожидалась  Агнеса
Денфорт.

Глава 25

   О гордый род, как низко пал ты ныне!
   Блейр

   Хотя Полуорт с  величайшей  готовностью  поспешил  выполнить  неожиданный
приказ своей капризной  красавицы,  благосклонности  которой  так  долго  и,
казалось, безуспешно добивался, он, приблизившись к дому  на  Тремонт-стрит,
замедлил шаги, заметив, что в окнах тревожно  мелькают  огоньки  свечей.  На
пороге он остановился и прислушался к беспрерывному  хлопанью  дверей  -  ко
всем этих отчетливым и в то же время приглушенным звукам, возвещающим о том,
что в жилище больного пожаловал мрачный владыка.
   На стук в дверь никто не вышел, и капитану  пришлось  попросить  Меритона
провести его в маленькую гостиную,  где  он  бывал  частым  гостем  в  более
счастливые времена.
   Там его ждала Агнеса, но с таким серьезным и  озабоченным  лицом,  что  у
Полуорта мигом вылетел из головы пылкий  комплимент,  которым  он  собирался
начать беседу, решив, что сердце девушки смягчилось - как истый  солдат,  он
не желал упустить полученное  им  хотя  бы  небольшое  преимущество.  Однако
сияющая улыбка сбежала с его лица, как только он взглянул на  мисс  Денфорт.
Соболезнующим тоном, гораздо более подходящим для такого случая, он  выразил
сочувствие ее горю и спросил, чем может быть полезен.
   - Смерть явилась к нам в  дом,  капитан  Полуорт,  -  сказала  Агнеса,  -
явилась нежданно-негаданно. И в довершение всех бед исчез майор Линкольн.
   Говоря с капитаном, она не сводила с него глаз, словно пыталась  прочесть
на его лице разгадку непостижимого исчезновения новобрачного.
   - Лайонел Линкольн не такой человек, чтобы бежать при приближении смерти,
- ответил в раздумье Полуорт, - и мне трудно поверить, что он мог покинуть в
такую тяжелую минуту прелестную женщину, с которой только что обвенчался.  А
не пошел ли он за врачом?
   - Нет, этого не может быть! Из бессвязных  слов  Сесилии  я  поняла,  что
Лайонел и еще кто-то, мне неизвестный, последними  оставались  при  бабушке.
Очевидно, при них она и скончалась: ведь  ее  лицо  было  закрыто.  Я  нашла
новобрачную в  комнате,  которую  недавно  занимал  Лайонел,  -  дверь  была
распахнута настежь, и все говорило о том, что он и его таинственный  спутник
спустились по потайной лестнице, которая выходит в боковой проулок.
   Моя кузина не в состоянии говорить, и на след ее  супруга  может  навести
разве только вот эта блестящая вещица - я обнаружила ее в камине,  на  золе.
Мне кажется, что это расшитый золотом офицерский нагрудник...
   - Да, верно! И владелец его, должно  быть,  попал  в  опасную  переделку:
смотрите, он пробит пулей. Бог ты мой! Да  эта  нагрудник  Макфьюза!  Вот  и
цифра "18", а здесь я узнаю пометки, которые  бедняга  делал  на  нем  после
каждого боя, - он никогда не расставался  с  этим  украшением.  И  последняя
пометка - самая горестная!
   - Но каким образом этот нагрудник очутился в  комнате  майора  Линкольна?
Возможно, что...
   - Да, в самом деле, каким образом? - перебил ее Полуорт и, вскочив, начал
в волнении  ходить  по  комнате  со  всей  быстротой,  какую  позволяла  ему
деревянная нога.
   - Бедный Деннис, кто бы подумал, что  я  найду  здесь  реликвию,  которая
напомнит  мне  о  твоей  смерти!  Вы  не  знали   Денниса?   Этот   человек,
очаровательная Агнеса, самой природой был предназначен  для  жизни  солдата:
тело Геркулеса, сердце льва и желудок страуса! Но эту  роковую  пулю  он  не
смог переварить и погиб, бедняга, погиб!
   - А не поможет ли нам этот нагрудник напасть на след того, кто еще жив? -
спросила Агнеса.
   - Ба! - вздрогнув, воскликнул Полуорт. - Я, кажется, начинаю проникать  в
эту тайну! Тот, кто способен убить человека, с которым он вместе ел  и  пил,
так же легко может и ограбить убитого. Вы говорите,  очаровательная  Агнеса,
что нашли этот нагрудник в камине, в комнате Лайонела? -  Да,  он  лежал  на
золе: то ли его хотели там спрятать, то ли в спешке швырнули туда.
   - Теперь я понял, все уже  понял!  -  пробормотал  сквозь  зубы  Полуорт,
сжимая кулаки. - Этот негодяй убил его, и убийце уже не уйти от  правосудия.
Слабоумный он или нет, но его вздернут на виселице, и он  будет  сохнуть  на
ветру, как вяленая говядина.
   - О ком  это  вы  говорите  так  грозно?  -  спросила  Агнеса  вкрадчивым
голоском, власть которого она, как и все представительницы ее пола,  отлично
знала и умела ею вовремя воспользоваться.
   - Да об этом ханже, лицемере, нечестивце,  по  имени  Джэб  Прей,  в  ком
совести не больше, чем мозгов, а мозгов не больше, чем чести! Гнусный  урод!
Сегодня он сидит с вами за одним столом, а завтра перережет вам горло ножом,
взятым с вашего же стола. И такой подлый пес сгубил красу и гордость Эрина!
   - Наверно, это произошло в честном бою, - возразила Агнеса. - Хоть Джэб и
слабоумный, но он воспитан в понимании добра и зла.
   - Значит, плохо воспитан! Какой же добрый  христианин,  разделив  с  вами
трапезу, через минуту после такого  важного  дела  решится  поднять  на  вас
руку?
   - Да, но при чем тут Лайонел?
   - Все это доказывает, что Джэб Прей был в его  комнате  после  того,  как
погас камин, иначе не вы, а кто-нибудь другой нашел бы этот нагрудник.
   - Это доказывает, - промолвила задумчиво Агнеса, - что Лайонела и дурачка
действительно связывали какие-то странные отношения. Но это еще не проливает
свет на исчезновение майора.  Ведь  моя  кузина  в  своих  отрывочных  речах
упоминала о каком-то старике!
   - Готов поклясться, очаровательная Агнеса, что проводником майору,  когда
сегодня ночью он  так  таинственно  скрылся  из  дому,  служил  тот  молодой
бездельник.
   Я часто видел, как они оживленно беседовали друг с другом.
   - Ну, если Линкольн так безрассуден, что, послушавшись  слабоумного,  мог
столь бессердечно покинуть такую женщину, как моя кузина, он не стоит  того,
чтобы о нем  беспокоиться!  -  вспыхнув,  сказала  Агнеса  и  оборвала  этот
разговор, видимо глубоко задетая оскорблением, нанесенным Сесилии.
   Положение в городе и отсутствие  близких  родственников-мужчин  заставили
мисс  Денфорт  прислушаться  к  словам  капитана,  и  в  конце  концов   она
согласилась  принять  помощь,  которую  он  ей  настойчиво  предлагал.   Они
беседовали так долго, что, когда  Полуорт  собрался  уходить,  на  небе  уже
заалели первые лучи утренней зари. О Лайонеле все еще не было  ни  слуху  ни
духу, и, так как нечего было  и  думать,  что  он  собирается  возвратиться,
капитан решил сам заняться устройством похорон. Вместе с Агнесой они заранее
все подробно обсудили, и ему оставалось лишь  приняться  за  дело.  Оба  они
пришли  к  заключению,  что  из-за  осадного  положения   города   и   явных
приготовлений гарнизона похороны нельзя откладывать ни на минуту сверх того,
что требовалось крайней необходимостью.
   Агнеса отдала распоряжение открыть родовой  склеп  Лечмиров  на  кладбище
Королевской церкви, а затем в дом покойной был доставлен пышно убранный гроб
- последняя дань земной суетности. Тот  самый  священник,  который  накануне
благословил вступившую в брак внучку, должен был сегодня совершить печальный
обряд отпевания  над  бабкой.  Немногочисленным  друзьям  покойной,  еще  не
покинувшим Бостон, разослали обычные траурные приглашения.
   Недолгие приготовления к погребальной церемонии  уже  закончились,  когда
солнце начало садиться за амфитеатр  гор,  на  гребнях  которых  то  и  дело
появлялись  солдаты,  неутомимо  строившие  укрепления.  Пророчество  Ральфа
сбылось, и, по местному обычаю,  двери  одного  из  лучших  домов  в  городе
раскрылись для каждого, кто хотел туда войти. Похоронная процессия,  хотя  и
весьма внушительная, была далеко не такой величественной, как если  бы  дело
происходило  в  прежние  времена  гордого  процветания   Бостона.   Катафалк
провожали  самые  пожилые  и  уважаемые  представители  немногих   семейств,
связанных с покойной  узами  отдаленного  родства  или  давнего  знакомства.
Однако среди провожающих не было ни бедняков, ни  слуг,  ибо  миссис  Лечмир
была слишком черствой и себялюбивой, чтобы заслужить признательность простых
сердец. От дома на Тремонт-стрит и до самого  кладбища  процессия  двигалась
спокойно, чинно и важно, но никто не обнаруживал и тени скорби.
   Сесилия заперлась у себя в комнате  со  своим  горем,  а  дальней  родне,
собравшейся на похороны, не  составляло  труда  сдерживать  свои  чувства  в
рамках самых строгих приличий.
   Преподобный Литурджи встретил гроб, как полагалось, на паперти церкви.  В
возвышенных и трогательных выражениях он говорил об усопшей так,  словно  ее
праведная жизнь на земле  была  залогом  обретения  блаженства  на  небесах.
Благоговейное  молчание,  с  которым  все  столпившиеся  у   гроба   слушали
священника,  придавало  его   взволнованному   голосу   какую-то   особенную
торжественность.
   В этой небольшой толпе можно было кое-где  заметить  и  военные  мундиры:
несколько офицеров,  водивших  знакомство  с  миссис  Лечмир  еще  в  мирные
времена, не преминули отдать ей последний долг.
   Короткая служба закончилась, и гроб на  руках  понесли  к  месту  вечного
упокоения. На похоронах, где мало опечаленных  и  совсем  нет  плачущих,  не
бывает неожиданных промедлений. Не прошло и  нескольких  минут,  как  тесное
обиталище, скрывшее останки женщины, еще так недавно обуреваемой  греховными
страстями, опустили в склеп, и тело ее оставили  тлеть  рядом  с  теми,  кто
раньше ее сошел во мрак  могилы.  Пожалуй,  из  всех  присутствующих  только
Полуорт из сочувствия к Агнесе  испытывал  некоторое  волнение.  У  всех  же
других на лицах было то холодное безразличие, какое всю жизнь отличало самое
миссис Лечмир.
   Не успели могильщик и его помощник задвинуть обратно камень,  закрывавший
вход в склеп, как самые  почтенные  участники  похорон  начали  расходиться,
показывая пример всем остальным. Осторожно ступая между могилами по  мерзлой
кладбищенской земле, они небрежно  обменивались  замечаниями  о  возрасте  и
болезнях женщины, с которой только что простились навек. Эти  люди,  которые
сами уже стояли на краю  могилы,  были  глухи  к  грозному  предостережению,
таящемуся в  каждой  внезапной  смерти.  О  покойной  говорили  без  всякого
сожаления, столь  естественного  в  такие  минуты,  и,  хотя  кое-кто  вслух
прикидывал, каким образом старуха распорядилась своим богатством,  никто  не
посетовал, что она  уже  больше  не  может  им  воспользоваться.  Скоро  они
заговорили о самих себе и за воротами кладбища уже подшучивали над  следами,
которые время оставило на их лицах; каждый старался держаться молодцевато  -
не только затем, чтобы скрыть от собеседников  свою  старческую  немощь,  но
чтобы, если это только возможно, обмануть и самого себя.
   Когда старики наконец ушли, а за ними не мешкая скрылись и все остальные,
у склепа никого не осталось, кроме Полуорта да еще  каких-то  двух  человек.
Капитан, как близкий друг семьи покойной, немало потрудился, чтобы  соблюсти
все приличия, и теперь на мгновение задержался, желая пропустить запоздавших
вперед, а затем уже самому удалиться с кладбища.  Заметив,  однако,  что  те
двое в молчаливом ожидании не двигаются с  места,  он  посмотрел  на  них  с
любопытством и недоумением.
   Ближе к Полу орту стоял мужчина; и по одежде и по всему его  облику  было
видно, что он не принадлежит к высшему сословию, а нищенское рубище женщины,
сопровождавшей его, говорило о том, что она занимает в  обществе  еще  более
низкое положение.
   Несколько утомленный тяжелым хлопотливым  днем  и  свалившимися  на  него
непривычными обязанностями, наш достойный капитан с чрезвычайной  учтивостью
прикоснулся пальцами к шляпе и сказал:
   - Благодарю вас,  добрые  люди,  что  вы  почтили  память  нашей  дорогой
усопшей; но теперь, когда мы отдали ей последний долг, пора уходить.
   Видимо ободренный  добродушным  и  вежливым  тоном  Полуорта,  незнакомец
подошел к нему еще ближе и, почтительно поклонившись, спросил:
   - Мне сказали, что я присутствовал при погребении миссис Лечмир?
   - Вам сказали правду, сэр, -  ответил  капитан,  медленно  направляясь  к
кладбищенским воротам. - Вы присутствовали при погребении миссис  Присциллы,
вдовы Джона Лечмира, дамы, происходившей из знатного рода, и, надеюсь, никто
не станет отрицать, что ее похоронили с подобающими почестями.
   - Если это и есть та самая дама, которую  я  имею  в  виду,  -  продолжал
незнакомец, - она действительно принадлежала к  знатному  роду.  Ее  девичья
фамилия была Линкольн, и она приходилась теткой б