осился в отделение первого класса.  Ричардса  он
заметил с первого взгляда. Пушка Маккоуна  была  уже  в  воздухе.  Он  и
Ричардс выстрелили одновременно.
   Маккоун исчез за холстом, разделяющим первый и второй класс.  Ричардс
тяжело опустился. Он чувствовал страшную усталость.  На  животе  у  него
появилась  огромная  дыра.  Он  мог  бы  разглядеть   через   нее   свои
внутренности.
   Амелия кричала не переставая, ее руки оттягивали щеки вниз, превращая
лицо в пластиковую ведьмину маску.
   Маккоун шатаясь возвращался в первый класс. Он  ухмылялся.  Казалось,
что половина его лица была снесена, но все же он ухмылялся.
   Он выстрелил дважды. Первая  пуля  прошла  у  Ричардса  над  головой.
Вторая ударила его под ключицу.
   Ричардс выстрелил снова. Маккоун раскачался, закрутился вокруг себя в
бестолковом  варианте  чечетки.  Пистолет  выпал  у  него  из   пальцев.
Казалось, что Маккоун оценивает качество белого пластикового  потолка  в
отделении первого класса, вероятно сравнивая его с его  собственным,  во
втором классе. Он упал. Запах пороха и горелого мяса был  ясен  и  чист,
как залах яблок в прессе
   Для сидра.
   Амелия  продолжала  кричать.  Ричардс  подумал,  каким   замечательно
нормальным и здоровым казался ее голос.
 
...Минус 006 
Счет продолжается... 
 
   Ричардс поднялся  очень  медленно,  удерживая  свои  внутренности  на
месте. Ощущение было такое, как будто бы кто-то зажигал спички у него  в
животе.
   Он шел медленно вдоль  прохода,  нагнулся,  одна  рука  на  солнечном
сплетении, как бы делая поклон. Он поднял парашют одной рукой и  потащил
его за собой. Кольцо серых кишок выскочило у него между пальцами,  и  он
затолкал его назад. Это оказалось  очень  больно.  Он  смутно  испытывал
ощущение, как будто он срал собственными внутренностями.
   - Боже, - стонала Амелия Вильямс. - Бо-Бо-Бо-Боже. О, Господи.
   - Одевай это, - сказал Ричардс.
   Она продолжала раскачиваться и  стонать,  не  слыша  его.  Он  бросил
парашют и дал ей пощечину. Он не смог вложить в  удар  нужную  силу.  Он
сложил кулак и ударил ее еще  раз.  Наконец  она  заткнулась.  Ее  глаза
изумленно
   Смотрели на него.
   - Одевай это, - повторил он. - Как рюкзак. Понимаешь, как?
   Она кивнула.
   - Я. Не могу. Прыгать. Боюсь.
   - Мы падаем. Ты должна прыгать.
   - Не могу.
   - Хорошо. Тогда я тебя застрелю.
   Она  выскочила  из  кресла,  оттолкнув  его,  и   начала   натягивать
парашютный мешок на себя с диким, лихорадочным усилием. Она отступала от
него, одновременно боролась с застежками.
   - Нет. Эта должна быть снизу.
   Она переместила ремень с огромной скоростью, отступая в сторону  тела
Маккоуна, по мере того как Ричардс приближался. Кровь текла у  него  изо
рта.
   - Теперь застегни карабин на кольце. Вокруг твоего живота.
   Она сделала это дрожащими пальцами, всхлипнув, когда у нее  сорвалось
в первый раз. Она смотрела безумными глазами ему в лицо.
   Она немного поскользнулась в крови Маккоуна, затем перешагнула  через
него.
   Они пробрались через второй класс в третий  одним  и  тем  же  путем.
Спички у него в животе сейчас заменила ровно горящая зажигалка. Запасной
выход был закрыт пироболтом  и  рычагом,  управляемым  пилотом.  Ричардс
протянул ей пистолет.
   - Стреляй в дверь. Я...не выдержу отдачи. - Закрыв глаза  и  отвернув
лицо, она дважды нажала  спусковой  крючок  пистолета  Донахью.  Магазин
опустел. Дверь оставалась закрытой, и Ричардс почувствовал вялое больное
отчаяние. Амелия Вильямс нервно вертела  в  пальцах  парашютное  кольцо,
дергая его слабыми рывками.
   - Может быть... - начала она,  но  дверь  неожиданно  распахнулась  в
ночь, вытянув Амелию наружу вместе с собой.
 
...Минус 005 
Счет продолжается... 
 
   Согнувшись пополам, как человек идущий в урагане, Ричардс  подвигался
от выбитой двери, держась за спинки кресел. Если бы они летели выше, где
разность давлений
   Больше, его бы также выбросило  потоком  воздуха.  Но  и  сейчас  ему
пришлось выдержать сильный удар выходящего воздуха, его несчастные кишки
связками вырвались наружу и сейчас волочились за ним по полу. Прохладный
ночной воздух, разряженный и резкий на высоте 2  тысяч  футов,  был  как
ушат холодной воды. Зажигалка превратилась в факел, внутри  у  него  все
пылало.
   Через  2-й  класс.  Лучше.  Ветер  не   так   силен.   Сейчас   через
распростертое тело Маккоуна  (пожалуйста,  переступай)  и  через  первый
класс. Кровь свободно текла у него изо рта.
   Он остановился  на  входе  в  служебный  отсек  и  попытался  собрать
внутренности. Он знал,  что  снаружи  им  не  нравится.  Нисколько.  Они
становятся  грязными.  Ему  захотелось  заплакать  над  своими  бедными,
хрупкими внутренностями, которые никогда не просили ничего подобного.
   Он не смог упаковать их обратно внутрь. Ничего не выходило,  они  все
перепутались.  Пугающие  картинки  из  школьных  учебников  по  биологии
промелькнули у него перед глазами.  Перед  ним  забрезжила  убийственная
истина - истина  его  собственной  предстоящей  смерти,  и  он  отчаянно
закричал,  выплевывая  сгустки  крови.  Но,  прислонившись  к   дверному
проходу, как пьяный к фонарному столбу, он увидел, что  предметы  вокруг
него закрываются за движущимся предсмертным затемнением. Все. Я умираю.
   Он закричал вновь,  возвращая  мир  назад  в  мучительный  фокус.  Не
сейчас. Я не должен.
   Он рванулся в кабину пилота,  кишки  канатами  свисали  вокруг  него.
Удивительно, как много их  умещалось  внутри.  Таких  круглых,  плотных,
тщательно заполненных.
   Он наступил на какую-то часть, которая  принадлежала  ему,  и  что-то
внутри  потянулось.  Вспышка  боли  была  за  пределами  понимания,   за
пределами мира, и он закричал, расплескивая кровь на дальней  стене.  Он
потерял равновесие и упал бы, не  останови  его  стена  под  углом  60ё.
Ранение в живот. Я ранен в живот. Его сознание ответило на это безумными
щелчками. Осталось сделать только одну вещь.
   Предполагалось, что ранение в живот - это одно из худших. Когда-то на
полуночном обеденном перерыве они спорили о худшем способе окончить свои
дни; это было, когда он еще был сопляком.  Здоровые  и  сильные,  полные
жизни,  крови  и  вечного  дерьма,  они,  глотая  сэндвичи,   сравнивали
относительные достоинства радиационного облучения, замерзания, падения с
высоты, удара кинжалом. И кто-то упомянул ранение в живот. Харрис, может
быть. Толстяк, который  пил  запрещенное  на  работе  пиво.  "Это  очень
больно", - сказал Харрис и это занимает много времени. И все они кивнули
и торжественно согласились, хотя никто из них понятия не имел о боли.
   Ричардс заковылял вверх по узкому коридору,  держась  за  обе  стены,
чтобы не упасть. Мимо Донахью. Мимо Фридмана и  его  радикальной  зубной
операции.
   Онемение кралось вдоль его рук, и боль в  животе  (в  том,  что  было
раньше животом) становилась сильнее. И все же, несмотря на все  это,  он
двигался, и его развороченное тело пыталось выполнить команды  безумного
Наполеона, запертого внутри его черепа. Господи, неужели все  кончено  с
Рико? Он не поверил бы, что у него в мозгу столько образов,  которые  он
мог  бы  вспомнить  в  свой  смертный  час.  Казалось,  что   его   мозг
сворачивается  в  комок,  пожирая  себя  в  эти  последние  лихорадочные
секунды. Еще. Одна Вещь.
   Он упал на тело Холлоуэя и  лежал  на  нем,  внезапно  чувствуя,  что
засыпает. Немного поспать. Да. Лишь минутку. Слишком  тяжело  подняться.
Отто, мурлыкающий что-то, напевал укачивающую,  усыпляющую  колыбельную.
Ш-ш-ш. Овечки на лужайке, корова в поле.
   Он поднял голову - невероятное  усилие:  его  голова  была  стальной,
чугунной, свинцовой  -  и  посмотрел  на  сдвоенные  рычаги  управления,
продолжающие свой танец. За ними в плексигласовом иллюминаторе  Хардинг.
слишком далеко. Он на сеновале, в глубоком сне.
 
...Минус 004  
Счет продолжается... 
 
   Радио беспокойно выкрикивало: - С-1-9-8-4, вы слышите меня. Вы  идете
слишком низко. Отвечайте. Отвечайте.  Нужно  ли  нам  включать  Контроль
управления? Отвечайте. Отвечайте. Отв...
   -  Заткнись,  -  прошептал  Ричардс.  Он  начал  ползти  к  ныряющим,
раскачивающимся рычагам управления.  Педали  опускались  и  поднимались.
Рули щелкали. Он закричал, почувствовав новую вспышку жуткой боли. Петля
кишок зацепилась за подбородок Холлоуэя. Он пополз назад. Освободил  их.
Снова полз.
   Его  руки  ослабли  и  некоторое  время  он  поплыл  в   невесомости,
уткнувшись носом в мягкий ворсистый ковер.  Он  оттолкнулся  от  пола  и
вновь пополз.
   Забраться в кресло Холлоуэя было все равно, что подняться на Эверест.
...Минус 003 Счет продолжается...
 
   Это здесь. Огромный, квадратичный и выпирающий в ночное небо  силуэт.
Лунный свет сделал его похожим на мраморный.
   Ричардс немного повернул штурвал. Пол упал влево. Ричардса бросило  в
сторону, и он едва не вывалился из
   Кресла. Он повернул штурвал назад, но слишком резко, и пол наклонился
вправо. Горизонт шатался как сумасшедший.
   Теперь педали. Так. Уже лучше. Он осторожно толкнул штурвал от  себя.
В одно мгновение цифры на циферблате перед  его  глазами  изменились  от
2000 до 1500. Он отпустил штурвал. Еще немного, и он уже ничего не будет
видеть. Правый глаз  уже  практически  отключился.  Странно,  что  глаза
отключаются поодиночке.
   Он вновь надавил на штурвал. Сейчас казалось, что  самолет  плывет  в
невесомости. Цифры на датчике скользили с 1500 на 2000 и даже до 900. Он
потянул штурвал назад.
   - С-1-9-8-4, - сейчас голос был очень встревоженным - Что  случилось?
Отвечайте!
   - Поори еще, приятель. - прохрипел Ричардс.
 
...Минус 002 
Счет продолжается... 
 
   Огромный самолет шел своим курсом через ночь,  как  осколок  льда,  и
сейчас Ко-Оп Сити раскинулся под ним  как  труда  разломанных  картонных
коробок. Он шел на него, прямо на Здание Игр.
 
...Минус 001 
Счет продолжается... 
 
   Какой-нибудь свихнувшийся наркоман, стоящий в дверном проеме, смотрел
вверх и думал,  что  перед  ним  галлюцинация,  последнее  наркотическое
видение, спускающееся, чтобы  унести  его  на  Главные  атомные  небеса,
наверное, где еда бесплатна, и под каждой кучей  скрывался  термоядерный
реактор.
   Рев моторов заставлял людей выбегать  из  дверей,  их  лица  тянулись
вверх,  как  бледные  языки  пламени.  Витрины   магазинов   звенели   и
обрушивались внутрь. Ветер, поднятый самолетом, гнал  мусор  по  сточным
канавам в сторону трущоб.  Полицейский  выронил  свою  рацию  и,  закрыв
голову руками, кричал и не слышал своего крика.
   Самолет продолжал падать,  и  сейчас  он  двигался  над  крышами  как
парящая серебряная летучая мышь, его правое крыло прошло  мимо  магазина
Триумфальная Колонна в каких-то 12 футах. Повсюду над Хардингом передачи
Фри-Ви  прекратились  из-за  экранирования,   и   жители   смотрели   на
молочно-белые экраны с тупой, боязливой недоверчивостью.  Гром  заполнил
Мир.
   Киллиэн оторвался от своих бумаг и посмотрел в огромное окно, которое
являлось одной из стен его кабинета.
   Мерцающая панорама города от Южного Города до Полумесяца исчезла. Все
окно занимал приближающийся  реактивный  самолет  "Локхид-Тристар".  Его
бортовые огни загорались и гасли, и только одно мгновение, одно безумное
мгновение,  Киллиэн,  к  своему  ужасу  и  удивлению,  смог   разглядеть
Ричардса, смотрящего на него. Его лицо было измазано кровью, его  черные
глаза горели дьявольским огнем. Ричардс улыбался. И грозил ему пальцем.
   - Господи, - это было все, что успел вымолвить Киллиэн.
   Сейчас  огромный  ревущий   самолет   пересекал   пролив,   вероятно,
поддерживаемый в воздухе рукой Господа.
 
...000... 
 
   Слегка накренившись, "Локхид"  намертво  врезался  в  Здание  Игр  на
высоте трех четвертых от полной высоты здания. Его баки были  еще  более
чем на четверть полны. Его скорость была чуть больше 500 миль в час.
   Взрыв невероятной силы осветил ночь, как гнев Божий, и огненный дождь
обрушился на город. 74
 
 
67