ку и, когда почувствовал, что это удалось, сделал  ее  шире.  Портье
немедленно признал ее (может быть,  по  своему  собственному  отражению,
смотревшему  на  него  из  глубины  стойки  из  искусственного  мрамора,
отполированной миллионом локтей) и улыбнулся в ответ.
   - С вас пятнадцать пятьдесят, мистер Диган.  -  Он  подтолкнул  через
стойку ключ, привязанный к потертому деревянному номерку. - Номер 512.
   - Спасибо. -  Ричардс  заплатил  наличными.  Никакого  удостоверения.
Слава Богу, что существует ИМКА.
   Он  перешел  к  лифтам  и  заглянула  коридор,  где  была  Библиотека
Христианской Литературы. Она была  тускло  освещена  засиженными  мухами
желтыми шарами; старик в пальто и галошах  изучал  трактат,  медленно  и
методично переворачивая страницы  дрожащим  смоченным  пальцем.  Ричардс
слышал затрудненный свист  его  дыхания  от  своего  места  у  лифтов  и
испытывал смесь печали и ужаса.
   Лифт, бренча, остановился, и двери с одышкой раздвинулись.  Когда  он
входил внутрь, портье громко сказал:
   - Это грех и позор. Я бы всех их в  клетку  посадил.  Ричардс  поднял
глаза, думая, что портье обращается к нему, но тот не глядел ни на  кого
конкретно. Вестибюль был пусти очень безмолвен.
 
...Минус 072 
Счет продолжается... 
 
   Пятый этаж вонял мочой. Коридор был достаточно узким, чтобы вызвать у
Ричардса приступ клаустрофобии, а ковер, который когда-то  был  красным,
вытерся посредине до отдельных нитей. Двери были грязно-серого цвета,  а
некоторые из них хранили следы свежих ударов, пинков или попыток взлома.
Надписи через каждые  двадцать  шагов  сообщали,  что  "КУРИТЬ  В  ХОЛЛЕ
ЗАПРЕЩАЕТСЯ  РАСПОРЯЖЕНИЕМ  НАЧАЛЬНИКА  ПОЖАРНОЙ   ОХРАНЫ".   В   центре
располагался общий туалет, и зловоние стало еще более острым. Этот запах
автоматически ассоциировался для Ричардса с отчаянием.  Люди  беспокойно
метались  за  серыми  дверями,  как  звери  в  клетках  -звери,  слишком
уродливые и страшные,  чтобы  их  видеть.  Кто-то  протяжно  пел  пьяным
голосом снова и снова то, что должно было означать "Аве Мария". Странные
булькающие звуки раздавались из-за другой двери. За следующей -  мелодия
в стиле кантри-вестерн ("Позвонить нет  денег.  О,  как  я  одинок...").
Шаркающие звуки. Одинокий скрип постельных пружин -должно  быть,  кто-то
играет  в  карманный  бильярд.  Рыдания.  Смех.  Истерические  проклятия
пьяного спора. А за всем этим - молчание. Молчание. Молчание. Человек  с
устрашающе впалой грудью прошел мимо Ричардса, не взглянув  на  него,  в
одной руке он нес кусок мыла и полотенце, на нем  были  пижамные  штаны,
подвязанные веревкой. На ногах надеты бумажные шлепанцы.
   Ричардс отпер свой номер и вошел. С внутренней стороны был  засов,  и
он запер его. В комнате стояла  кровать  с  почти  белыми  простынями  и
списанным армейским одеялом.  Стол  с  недостающим  ящиком.  Изображение
Иисуса  на  стене.  Стальной  стержень  с  двумя  крючками  для  одежды,
задвинутый в угол.. Больше  ничего,  не  было,  кроме  окна  с  видом  в
пустоту, Было 10.15.
   Ричардс  повесил  пиджак,  сбросил  ботинки  и  лег  на  кровать.  Он
почувствовал, каким отверженным, никому не известным и ранимым был он  в
этом мире. Вселенная вопила и  грохотала,  и  ревела  вокруг  него,  как
огромный и безразличный драндулет, несущийся с  горы  к  краю  бездонной
пропасти. Его губы задрожали, и он заплакал.
   Он не стал снимать это на пленку. Он  лежал  и  смотрел  на  потолок,
покрытый мириадами причудливых трещин, как плохая горшечная глазурь. Они
искали его уже восемь часов. Он заработал восемьсот  долларов  из  своей
закладной суммы. Боже, даже не высунул голову из норы.
   Он    пропустил    себя    по    Фри-Ви.     Да,     черт     возьми.
Театр-с-мешком-на-голове.
   Где они сейчас? Еще в Хардинге? В Нью-Йорке? Или на  пути  в  Бостон?
Нет, сюда они не могли отправиться,  не  так  ли?  Автобус  не  проезжал
никаких постов. Он покинул самый большой город в мире анонимно, а  здесь
был под вымышленным именем. Они не могли взять его след. Никак не могли.
   Бостон может быть безопасен по крайней мере два дня. После  этого  он
может двинуться на  север  в  Нью-Гемпшир  или  Вермонт,  или  на  юг  в
Филадельфию, или даже Атланту. Дальше на восток  был  океан,  а  за  ним
Британия и Европа, Это была заманчивая идея, но, вероятно, недостижимая.
Перелет на самолете требовал удостоверения  личности,  так  как  Франция
находилась в состоянии  войны,  и  если  бегство  и  было  возможно,  то
обнаружение означало бы быстрый и решительный конец всего предприятия. А
Запад был исключен. Охота на Западе была самой жаркой.
   Если не  выносишь  жары,  выйди  из  кухни.  Кто  это  сказал?  Моли,
наверное, знает. Он усмехнулся и  почувствовал  себя  лучше.  Бесплотный
звук радио достиг его слуха. Хорошо бы достать пистолет сегодня, сейчас,
но он слишком устал. Поездка утомила его. Быть беглецом  он  утомился  и
чувствовал животным инстинктом, более глубоким, чем рассудок, что  скоро
ему, возможно, придется спать в по-октябрьскому холодной дренажной трубе
или в канаве с мусором и пеплом. Пистолет завтра  вечером.  Он  выключил
свет и заснул.
 
...Минус 071 
Счет продолжается... 
 
   Было время выхода в эфир.
   Ричардс  стоял,  повернувшись  задницей   к   видеокамере,   мурлыкая
музыкальную тему из "Бегущего". Наволочка ИМКА была у  него  на  голове,
вывернутая наизнанку, чтобы не видно было  названия.  камера  вдохновила
Ричардса на творческое остроумие, которого он в себе не  подозревал.  Он
всегда представлял себя довольно угрюмым человеком без всякой  веселости
на  людях.  Перспектива  приближающейся  смерти   освободила   одинокого
комедианта, скрывавшегося внутри.
   Когда клип был готов, он  решил  оставить  второй  на  более  позднее
время. Одинокая комната была скучна, и может быть, что-то другое  придет
ему в голову.
   Он медленно оделся, подошел к окну и выглянул.
   Транспорт оживленно двигался вверх и вниз по Ханингтон  Авеню  в  это
утро. Оба тротуара были полны  медленно  идущими  пешеходами.  Некоторые
изучали ярко-желтые факсы - Требуется Помощь. Большинство просто шли. На
каждом углу стояли полицейские. Ричардс слышал их в  своем  воображении:
"Проходи. Тебе что, идти некуда? Шевелись, вонючка".
   И так вы шли до  следующего  угла,  который  ничем  не  отличался  от
предыдущего, и вас опять гнали дальше. Можно было  попробовать  сойти  с
ума, но в основном страдали ноги.
   Ричардс обдумывал риск пройти по коридору  и  принять  душ.  В  конце
концов он решил, что это можно сделать. Он прошел с полотенцем на плече,
никого не встретив, и вошел в ванную.
   Здесь смешивались запахи мочи, экскрементов, рвоты и дезинфекции. Все
дверцы были,  конечно,  сорваны.  Кто-то  нацарапал  "СИСТЕМУ  НА  X..."
аршинными буквами над писсуаром. Похоже было, он был зол, когда писал. В
одном из писсуаров  была  куча  фекалий.  Кто-то,  должно  быть,  сильно
напился, подумал Ричардс. Несколько вялых осенних мух ползали по ней. Он
не испытывал отвращения; зрелище было слишком  распространенным;  но  он
был рад, что надел ботинки.
   Душевая также была в его полном распоряжении. Пол  из  потрескавшейся
керамики, выдолбленный кафель на стенах с потеками разложения внизу.  Он
до конца вывернул горячий кран и терпеливо ждал, пока  вода  стала  чуть
теплой, после чего быстро вымылся. Он использовал обмылок, который нашел
на полу; в ИМКА не выдавали мыла или же горничная унесла его кусок.
   На обратном пути ему попался мужчина с заячьей губой.
   Ричардс заправил рубашку в брюки, сел на кровать и зажег сигарету. Он
был голоден, но ждал, пока стемнеет, чтобы выйти поесть.
   Скука снова погнала его  к  окну.  Он  стал  считать  марки  машин  -
"Форды",  "Шеви",  "Винты",  "Фольксвагены",  "Плимуты",  "Студебекеры",
"Рэмблер-Супром". Первый, кто наберет сотню, выигрывает.  Скучная  игра,
но лучше, чем никакая.
   Дальше  вверх  по  Ханингтон  Авеню   располагался   Северо-Восточный
Университет, а  через  дорогу  прямо  напротив  здания  ИМКА  -  большой
автоматизированный книжный  магазин.  Пока  он  считал  машины,  Ричардс
видел, как входили  и  выходили  студенты.  Они  составляли  разительный
контраст бродягам  на  улице:  все  коротко  стриженные  и  в  клетчатых
куртках, которые считались  в  кампусах  последним  писком  сезона.  Они
проходили через  крутящуюся  дверь  внутрь  и  делали  покупки  с  видом
снисходительности и превосходства, оставляющим у Ричардса  во  рту  вкус
изумления. Пятиминутная стоянка перед  магазином  постоянно  пополнялась
все новыми и новыми броскими спортивными автомобилями самых экзотических
марок. У большинства  из  них  на  заднем  стекле  красовались  наклейки
колледжей: Северо-Восточный,  Массачусетский  Технологический  Институт,
Бостонский Колледж, Гарвард.  Большинство  зевак  н6  обращали  никакого
внимания на эти машины, как на часть пейзажа, но  некоторые  смотрели  с
глухой злобной завистью. "Винт" выехал со  стоянки  перед  магазином,  а
"Форд" въехал, остановившись в дюйме от тротуара:  стриженный  под  ежик
владелец  его  курил  огромную  сигару.  Машина  слегка  присела,  когда
пассажир, хлыщ в коричневой с белым охотничьей  куртке,  вышел,  хлопнув
дверью.
   Ричардс вздохнул. Подсчет машин был плохой игрой.  "Форды"  опережали
своих ближайших соперников со счетом 78 на 40. Исход был предрешен,  как
на выборах. Кто-то забарабанил в дверь, и Ричардс окаменел.
   - Фрэнки? Ты здесь, Фрэнки? Ричардс не отвечал. Застыв от  ужаса,  он
стоял, как статуя.
   - Поешь говна, Фрэнки-детка. - Раздался  сдавленный  пьяный  смех,  и
шаги двинулись дальше. Стук в  следующую  дверь.  -  Ты  здесь,  Фрэнки?
Сердце Ричардса медленно  откатилось  от  горла.  "Форд"  уехал,  другой
"Форд" занял его место. Номер 79. Дерьмо.
   День перекатился за полдень, потом пробил час. Ричардс понял  это  по
звону отдаленных колоколов. По иронии судьбы, у  человека,  живущего  по
минутам, не было часов.
   Теперь он стал играть в другой вариант автомобильной игры.
   Каждый "Форд" - два  очка,  "Студебекер"  -  три,  "Винт"  -  четыре.
Первый, кто наберет пятьсот, выигрывает.
   Быть может, через пятнадцать минут он заметил, что молодой человек  в
коричневой с белым охотничьей куртке, облокотившись на столб у магазина,
читает концертную афишу. Его никто не  прогонял;  более  того,  полиция,
казалось, его не замечала.
   Ты шарахаешься от теней, вонючка. Скоро они будут мерещиться тебе  по
углам.
   Он прибавил  "Винт"  с  вмятиной  на  крыле.  Желтый  "Форд".  Старый
вихляющий  "Студебекер"  с  дребезжащим  вентилятором.  "Фольксваген"  -
ничего хорошего, у них нет шансов. Еще "Винт". "Студебекер".
   Человек,  куривший  огромную  сигару,  с  беспечным  видом  стоял  на
остановке автобуса. Он был там один. По одной  причине.  Ричардс  видел,
как подходили автобусы, и знал, что следующий будет не раньше чем  через
сорок пять минут.
   Ричардс почувствовал холодные мурашки в  паху.  Старик  в  поношенном
черном пальто лениво прошел по тротуару и как бы случайно прислонится  к
зданию.
   Два  парня  в  клетчатых  куртках   вылезли   из   такси,   оживленно
переговариваясь, и принялись изучать меню в окне ресторана "Стокгольм".
   Полицейский пересек улицу  и  поговорил  с  человеком  на  автобусной
остановке. Потом полицейский отошел.
   Ричардс отметил с глухим нарастающим ужасом, что множество  бродяг  с
газетами слишком медленно тащились по  тротуару.  Их  одежда  и  походка
казались странным образом знакомыми, как будто он видел их раньше  много
раз и лишь сейчас начинал осознавать это - так ощупью и с трудом узнаешь
во сне голоса умерших. Полицейских также становилось больше.
   Меня окружают, подумал он. Эта мысль вызвала бессильный заячий страх.
Нет, поправил его мозг. Ты уже окружен.
 
...Минус 070 
Счет продолжается... 
 
   Ричардс быстро прошел в ванную, спокойный, игнорируя свой страх,  как
человек на высокой скале игнорирует  возможность  падения.  Если  ему  и
удастся выбраться, то только сохраняя  спокойствие.  Если  он  впадет  в
панику, он быстро погибнет.
   В душе был кто-то, напевающий  популярную  песенку  слабым  скрипучим
голосом. У писсуаров и раковин никого не было.
   Трюк без усилия всплыл в его мозгу, когда он стоял у  окна,  наблюдая
их зловеще бесцеремонное передвижение. Если  бы  это  не  пришло  ему  в
голову, он, наверное, все еще стоял бы там, как Алладин, наблюдающий за,
дымом лампы, из которого складывался всемогущий джинн. Они  использовали
его в детстве для кражи газет из подвалов Развития. Моли покупал  их  по
два цента за фунт.
   Сильным ударом руки он сорвал со стены одну из проволочных  подставок
для зубных щеток. Она была слегка заржавевшей, но это не имело значения.
Он пошел к лифту, на пути выпрямляя проволоку,
   Он нажал кнопку вызова лифта и  целую  вечность  ждал,  пока  кабинка
ползла с восьмого этажа. Она была пуста. Слава Богу, пуста.
   Он вошел в лифт, еще раз быстро  оглядев  коридоры,  и  повернулся  к
панели  с  кнопками.  Рядом  с  кнопкой  подвала  была  прорезь.  Сторож
вставляет в нее  специальный  жетон.  Электронное  устройство  сканирует
жетон, после чего сторож нажимает на кнопку и спускается в подвал.
   Что, если не получится? Не думай об этом. Не думай  об  этом  сейчас.
Сморщившись от предвкушения возможного удара  током,  Ричардс  пропихнул
проволоку в прорезь и одновременно нажал на кнопку подвала.
   Из глубины панели  раздался  шум,  похожий  на  короткое  электронное
проклятие. Вверх по  руке  прошло  легкое  щиплющее  сотрясение.  Минуту
ничего не происходило. Затем двери  заскользили  и  закрылись,  и  лифт,
покачиваясь, неохотно двинулся вниз.  Маленькое  колечко  голубого  дыма
показалось из прорези.
   Ричардс отошел от двери и  смотрел,  как  зажигались  номера  этажей.
Когда загорелся номер первого этажа,  мотор  наверху  издал  скрежещущий
звук, и кабина казалось, готова остановиться. Мгновение  спустя  (решив,
по-видимому, что  она  достаточно  напугала  Ричардса)  она  возобновила
спуск. Через двадцать секунд  двери  раздвинулись,  и  Ричардс  вышел  в
огромный,  тускло  освещенный  подвал.  Где-то  текла   вода,   возилась
потревоженная крыса. Помимо этого, он был один. Пока один.
 
...Минус 069 
Счет продолжается... 
 
   Огромные  заржавленные   трубы   отопления,   облепленные   паутиной,
расползались по потолку. Когда печь неожиданно загудела, Ричардс едва не
закричал от страха. Прилив адреналина к сердцу и конечностям  на  минуту
заставил его потерять способность, двигаться от боли.
   Здесь тоже были газеты,  заметил  Ричардс.  Тысячи  газет,  сложенных
стопками и перевязанных веревками. Крысы тучами  гнездились  среди  них.
Целые семьи их уставились на пришельца недоверчивыми рубиновыми глазами.
   Он пошел по подвалу, остановившись на  полпути  через  потрескавшийся
цементный переход. Здесь стояла  коробка  предохранителей,  привинченная
болтами к основанию, а за ней - ящик инструментов. Ричардс  взял  лом  и
продолжал путь, не отрывая глаз от пола.
   У дальней стены  слева  он  обнаружил  главный  люк  канализации.  Он
приблизился и осмотрел его, постоянно думая, догадались ли они уже,  что
он здесь.
   Люк был закрыт толстой стальной  решеткой.  Она  была  трех  футов  в
поперечнике, и с другой стороны была щель, чтобы вставить  лом.  Ричардс
просунул его в щель, нажал на. рычаг, приподняв крышку люка, и  наступил
ногой на лом. Он засунул обе руки под край крышки, напрягся и  опрокинул
ее. Она упала на цементный  пол  с  грохотом,  от  которого  в  смятении
запищали крысы.
   Труба уходила вниз  под  углом  в  сорок  пять  градусов,  и  Ричардс
предположил, что ее глубина не может быть больше двух с половиной футов.
В ней было очень темно. Клаустрофобия вдруг  наполнила  его  рот  ватой.
Слишком мало места, чтобы двигаться, даже  чтобы  дышать.  Но  это  было
необходимо.
   Он перекатил крышку назад и положил ее на край  люка  таким  образом,
чтобы он мог схватить ее, когда спустится  вниз.  Потом  он  вернулся  к
коробке предохранителей, сбил ломом  висячий  замок  и  раскрыл  ее.  Он
собирался уже начать вынимать предохранители, когда ему в голову  пришла
другая идея.
   Он подошел к газетам, наваленным грязными  желтыми  кучами  по  всему
восточному краю подвала. Затем он выудил смятый коробок спичек, которыми
он зажигал свои сигареты. Оставалось три спички. Он оторвал кусок газеты
и свернул его в кулек; засунул его под локоть, как  бумажный  колпак,  и
зажег спичку. Первая спичка погасла от сквозняка. Вторая выпала  из  его
дрожащих пальцев и зашипела на мокром бетоне.
   Третья спичка зажглась. Он  поднес  ее  к  бумажному  фитилю,  и  тот
расцвел  желтым  пламенем.  Крыса,  почувствовав,   должно   быть,   что
происходит, пробежала по его ноге и бросилась в темноту.
   Страшная необходимость действовать срочно наполняла его, и все же  он
дождался, пока пламя не разгорелось. Спичек больше не было. Он осторожно
сунул горящий фитиль в расщелину бумажной стены, которая доходила ему до
груди, и смотрел, как пламя распространяется.
   Огромный нефтяной резервуар, обслуживающий здание  ИМКА,  примыкал  к
соседней стене. Он мог взорваться  во  всяком  случае,  Ричардс  на  это
надеялся.
   Уже бегом он вернулся к коробке предохранителей  и  стал  выдергивать
длинные трубчатые предохранители. Он успел выдернуть почти все, пока  не
погасли огни в подвале. Он  ощупью  нашел  дорогу  к  люку  канализации,
освещаемому теперь только дрожащим светом горящей бумаги.
   Он сел на край, свесив ноги, а затем медленно сполз вниз.  Когда  его
голова опустилась ниже уровня пола, он уперся  коленями  в  края  шахты,
чтобы удержаться, и вытянул  руки  над  головой.  Работа  шла  медленно.
Двигаться было тесно. Свет от огня  стал  ослепительно  ярким,  а  треск
пожара наполнял его уши.  Вот  его  пальцы  нащупали  край  отверстия  и
двинулись дальше, пока не схватили решетчатую крышку люка.  Он  медленно
потянул ее на себя, удерживая ее тяжесть мышцами спины и шеи. Когда,  по
его расчету, дальний край крышку был готов встать на  место,  он  сделал
последний отчаянный рывок.
   Крышка упала на место со звоном, больно ударив Ричардса по запястьям.
Ричардс расслабил колени к скатился вниз, как мальчишка  с  горы.  Труба
была покрыта слизью, и  он  беспрепятственно  проехал  около  двенадцати
футов до того места,  где  труба  поворачивалась  горизонтально.  Удачно
ударившись ногами, он встал, как  пьяница,  прислонившийся  к  фонарному
столбу. Но попасть в горизонтальную часть он не  мог.  Изгиб  трубы  был
слишком крутым.
   Клаустрофобия  разрасталась,  наполняла  рот,  душила.  "В  западне",
стучало в мозгу. "В западне, 6 западне, в западне".
   Пронзительный крик поднимался в горле, и он подавил его.  "Успокойся.
Конечно,  это  очень  банально,  очень  избито,   но   нужно   сохранять
спокойствие здесь, внизу. Спокойствие. Поскольку мы тут, внизу трубы,  и
мы не можем подняться вверх, и не можем  спуститься,  а  если  проклятый
нефтяной бак взорвется, из нас получится замечательное фрикасе, и..."
   Он стал медленно крутиться  вокруг  себя,  пока  не  уперся  в  трубу
грудью. Покрывавшая трубу слизь облегчала его  движения.  В  трубе  было
теперь очень светло и становилось теплее. Решетчатая крышка  отбрасывала
тень, как от тюремной решетки, на его напряженное лицо.
   Лежа теперь на груди, животе  и  чреслах,  с  коленями,  согнутыми  в
нужном направлении, он смог скользнуть чуть ниже, так что его  ступни  и
лодыжки вошли в горизонтальную часть колена трубы, а сам он  оказался  в
коленопреклоненной позе. Все равно недостаточно. Его ягодицы упирались в
твердое керамическое покрытие над входом в горизонтальную часть.
   Ему слышались смутные выкрики команд за мощным треском огня,  но  это
могло  быть  воображение,  обостренное  и  разгоряченное  све