вообще  ничего,  пока  мы  не  получим  ответы  на
некоторые вопросы, - предупредил Морсфаген.
   - Вперед, - разрешил я.
   - Что случилось с Симеоном Келли? Я было удивился, но мгновенно  осознал:
они же не знают, что перед ними не Ребенок. А следовательно, не знают и  еще
многих вещей - что в свою очередь давало мне преимущество.
   - Келли - это я.
   - Нам не до шуток, - отрезал Морсфаген.
   - А я и не шучу.
   Генерал пристально посмотрел на меня:
   - Объясни.
   Я рассказал ему о том, как Ребенок исследовал природу Бога. Открытие, что
во Вселенной нет  никакого  смысла,  что  Бог  безумен  и  все  такое,  его,
казалось, совершенно не тронуло. Может,  он  вообще  не  поверил  мне?  Нет,
скорее уж мне не поверили доктор,  сиделка  и  охранник;  жесткий,  холодный
взгляд Морсфагена сказал лучше всяких слов, что он-то как раз поверил,  -  и
не только поверил, но и сам пришел к точно такому  же  заключению  некоторое
время назад, хотя и не имел доказательств. Я понял, что в  жизни  Морсфагена
не было места Богу, вере в Небеса, ад и воздаяние за грехи.
   Я намеренно умолчал о том, как поглотил энергию  Ребенка.  Пусть  думают,
что вскоре все вернется  к  норме,  тогда,  возможно,  постараются  поскорее
переселить меня в мое тело, где бы оно ни было.
   Закончив рассказ, я спросил:
   - Сколько времени прошло?
   - Месяц, - ответил генерал.
   Могло оказаться и хуже. Я уже готов был принять как должное  "годы",  так
что счел ответ Морсфагена подлинным  благословением.  За  месяц  много  чего
могло произойти, но Мелинда, вполне вероятно, еще ждет меня. Харри жив.  Мой
дом не продан за долги. Да, все можно было вернуть к норме.
   - Хочу свое тело, - сказал я. Это был первый шаг к норме.
   - Возможно, - сказал Морсфаген. Я посмотрел на остальных - поняли ли  они
всю жестокость этой насмешки? Никто из них, казалось, не  обратил  внимания.
Или это условие их работы - не обращать внимания?
   - Что значит - возможно?
   Сказанные голосом Ребенка, слова эти прозвучали зловеще,  хотя  на  самом
деле мною владел страх.
   - Возможно, - бесстрастно произнес генерал, - для нас всех  будет  лучше,
если никто за пределами этой комнаты никогда не узнает, что вы выздоровели и
готовы вернуться в свое тело. Куда меньше проблем - вы  будете  работать  на
нас, а нам не придется платить за это. Сдается мне, это неплохая идея.
   Сиделка не слишком вникала в суть происходящего, но на ее лице отражалось
полное согласие с Морсфагеном.
   Доктор считал удары моего пульса, прослушивал легкие, осматривал глаза  и
уши, игнорируя все вокруг.
   Часовой имел такой же невозмутимый вид, как и Морсфаген.
   Я был один.
   Но теперь на моей стороне выступали интеллект  Ребенка,  усиливавший  мой
собственный, и хитрость, которой я прежде не обладал. Морсфаген  думал,  что
знает  меня:  парень,  мол,  несдержан  и  остер  на  язык,  но  не  слишком
сообразителен. А я изменился и теперь был не менее опасен, чем он сам.
   - Тут есть одна проблема, - сказал я.
   - Какая?
   - Я  говорил  вам,  что  мне  понадобится  целый  месяц,  чтобы  побороть
собственное безумие и освободиться от сумасшествия Ребенка. Я чуть снова  не
потерял рассудок, пробиваясь наружу  через  ландшафты  его  подсознания.  Вы
сканировали на этом уровне?
   Он кивнул, но ничего не сказал.
   - Теперь, если я останусь в этом теле, поблизости от его разума, то опять
впаду в безумие - и на этот раз оно  будет  перманентным.  Я  уже  не  смогу
восстановиться.
   Неживой свистящий полушепот Ребенка делал мои слова более убедительными.
   Морсфаген  задумался,  точно  почувствовал  перемену   во   мне,   уловил
обретенную хитрость. И все-таки не мог рисковать и понимал, что моя взяла.
   Решись он запереть меня в теле Ребенка, и может  проиграть  подчистую.  А
такие промахи отнюдь не способствуют военной карьере.
   - Отвезите его, - приказал он доктору. - Мы вернем ему тело.
   Он улыбнулся мне, но улыбка эта была не из приятных.
   - Но вам лучше сотрудничать с нами, Келли. Сейчас  война,  и  нам  не  до
ваших выкрутасов.
   - Я понимаю, - не без сарказма ответил я.
   - Надеюсь. - И он ушел.
   Через несколько минут  меня  повезли  по  коридорам  на  рандеву  с  моим
собственным погруженным в кому телом...
   Все это время я торжествовал: мне,  похоже,  удается  одержать  верх,  и,
прежде чем они разберутся, что к чему, я  окажусь  в  выигрышном  положении.
Теперь я обладал энергией и силой двух разумов, к тому  же  мой  собственный
интеллект был теперь дополнен сложнейшим интеллектом Ребенка. Они  -  просто
люди, говорил я себе, куда им тягаться со мной.
   Я не понимал, что совершаю ту же ошибку,  которую  уже  совершал  дважды.
Раньше я считал себя Христом Второго Пришествия, и эта  фантазия  превратила
мою жизнь  в  кошмар.  В  подсознании  Ребенка  я  охотно  перевоплощался  в
мифологические образы, в нечто сверхчеловеческое, и  это  могло  стоить  мне
разума. И вот теперь, когда меня везли по коридору, я  снова  видел  в  себе
нечто большее, чем человек, - младшего Бога, который вскоре явит свою  силу.
И  эта  иллюзия  собственного  величия  неизбежно  должна  была  привести  к
непоправимому несчастью... И привела...

Глава 2

   Мои ноги сводила судорога, от малейшего движения начинали болеть  руки  и
плечи - должно быть, персонал не очень-то  хорошо  следил  за  моей  бренной
оболочкой в течение того месяца, что она пребывала в полной неподвижности. Я
ощущал слабость, желудок мой, казалось, сжался, а все внутренности ссохлись.
Тем не менее все прошло прекрасно. Я был так рад  снова  очутиться  в  своем
собственном теле, что не придавал значения  неудобствам,  связанным  с  моим
возвращением к жизни, а потому не жаловался и даже старался не кривиться  от
боли.
   Морсфагена это, похоже, разочаровало. Тело Ребенка увезли  из  комнаты  -
оно будет жить, хотя никогда уже не станет вместилищем разума. Я им этого не
сказал, поскольку еще не выбрался из здания ИС  и  из  цепких  рук  военных.
Морсфаген не простит мне такого фокуса, и мне очень не хотелось бы оказаться
поблизости, когда он узнает правду,  Я  принял  душ,  смывая  многонедельный
запах больничной  койки.  Горячая  вода  разогрела  одеревеневшие  мышцы,  и
одеваться мне было уже не слишком тяжело. Когда я надел куртку  и  посмотрел
на себя в зеркало, Морсфаген сказал:
   - Ваш стряпчий ждет внизу.
   Я удержался от уничижительной реплики, потому что знал: именно этого он и
ждет. Генерал упорно искал повод задержать меня  -  силой  или  превентивным
арестом. Почему мы не поладили с самого начала и почему теперь  наши  распри
переросли  в  ненависть?  Этого  я  не  знал.  Конечно,  мы  принадлежали  к
совершенно разным человеческим типам, но  наше  противостояние  было  чем-то
большим, нежели столкновение непохожих личностей.
   - Спасибо, - вежливо ответил я, и у Морсфагена  не  осталось  причин  для
гнева. Я прошел к двери, открыл ее и почти миновал  коридор,  когда  наконец
услышал:
   - Пожалуйста.
   Я обернулся и посмотрел на генерала -  он  улыбался  той  самой  холодной
улыбкой ненависти, к которой я уже успел  привыкнуть.  Он,  конечно,  сказал
"пожалуйста", но в этом слове не было искренности. Морсфаген  понял  меня  и
знал, что я понимаю его.
   - Мы свяжемся с вами послезавтра, - сказал он. - У нас много  работы,  но
после всего, что вы пережили, вы заслуживаете отдых.
   - Благодарю вас.
   - Не за что.
   На этот раз он ухмыльнулся. Закрыл дверь и пошел к лифтам в сопровождении
темноволосого голубоглазого солдата шести футов четырех  дюймов  ростом.  По
дороге мы ни о  чем  не  говорили  -  не  потому,  что  испытывали  обоюдную
неприязнь, просто нам не о чем было говорить; мы напоминали  физика-ядерщика
и необразованного плотника, встретившихся на званом вечере, - они не смотрят
друг на друга с высокомерием, но их разделяет пропасть, делающая невозможным
нормальное общение.
   Харри ждал меня в холле, беспокойно теребя  свою  шляпу,  и,  едва  двери
лифта открылись, стиснул злосчастный головной убор своими сильными  ручищами
и решительно двинулся к нам. Он улыбался -  и  это  была  первая  искренняя,
дружественная улыбка, которую я  увидел  с  тех  пор,  как  очнулся  в  теле
Ребенка.
   Я даже не пытался  сдержать  слезы.  Очень  уж  любил  этого  неуклюжего,
неряшливо одетого коротышку ирландца, хотя большую часть жизни  скрывал  эту
любовь, может быть потому, что рано научился ненавидеть и  презирать,  чтобы
защитить себя. Когда Харри вырвал меня из мирка ИС-комплекса и показал,  что
такое настоящая преданность, я не утратил своих  опасений.  Легче  жить,  не
привязываясь к людям,  чтобы  позднее,  когда  тебе  причинят  боль,  ты  не
доставил противнику удовольствия увидеть твои страдания. Но  теперь  мне  не
было до  этого  дела,  и  глаза  мои  повлажнели  от  слез  -  неосторожного
свидетельства любви.
   Мы поспешили через холл к лифтам и  спустились  в  подземный  гараж,  где
дежурный подвел Харри его ховеркар, получил от него  на  чай  и  отступил  в
сторону. Мы выехали из огромного здания,  озаренного  множеством  огней,  и,
только оказавшись на улице,  вздохнули  с  облегчением,  словно  многотонный
камень  свалился  с  наших  плеч.  Лишь  сейчас,  оказавшись  вне   пределов
досягаемости микрофонов, которыми начинены все  государственные  учреждения,
мы обменялись первыми словами.
   - Ну, теперь расскажи мне обо всем, -  попросил  он,  переводя  взгляд  с
улицы, укрытой свежевыпавшим  снегом,  на  меня.  -  Они  не  позволяли  мне
навещать тебя чаще раза в неделю.
   - Ты видел только плоть и кровь. Все это  время  я  был  внутри  Ребенка,
заперт в его разуме.
   - Так я и думал. Но эти, - он жестом указал куда-то назад, и на лице  его
отразилось отвращение, - эти смазливые мальчики в форме - я им не доверяю.
   - Они действительно не заботились о моем теле как следует. Желудок  усох.
А в остальном я в порядке.
   Он фыркнул.
   - Ну, рассказывай же!
   - Сначала ты. Я отсутствовал месяц и не имею ни малейшего понятия о  том,
что здесь происходило. Когда я уходил, едва не  объявили  войну.  Китайцы  и
японцы перешли русскую границу, кажется, сбросили ядерную бомбу на город...
   Харри помрачнел и стал смотреть на дорогу, не говоря ни слова.  На  улице
было темно, голубоватый свет фонарей и снегопад рождали странные  призрачные
видения. Машины проезжали очень редко.
   - Войну объявили через два дня, - наконец сказал он.
   - Мы победили?
   - Отчасти.
   Я видел улицы, совершенно не пострадавшие, заполненные нашими солдатами и
полицейскими.
   Однако это же выдавало не вполне нормальное положение  вещей.  На  каждом
углу стояли полицейские "ревунки", копы обозревали  темные  улицы,  провожая
нас быстрыми сумрачными взглядами, хотя и не порывались преследовать.
   - Отчасти? - переспросил я. К тому моменту, как мы проехали город,  Харри
подвел итоги войны, длившейся почти месяц:
   - Китайцы на самом деле уничтожили Завитинск, и там  нет  больше  ничего,
кроме пыли  и  обломков.  Из  достаточно  многочисленного  населения  города
спаслось шесть сотен человек.
   Белогорск пал, его лаборатории захвачены  и  взяты  под  охрану  Народной
армией Китая - эвфемизм для названия вооруженной руки пекинской диктатуры  и
их японских союзников. Через день китайцы вошли  в  Свободный  и  Шимановск,
отхватив таким образом кусок русской территории.
   Тем временем Западный  Альянс  готовился  к  решительным  мерам  и  делал
строгие предупреждения Китаю,  который,  конечно  же,  их  игнорировал.  ООН
пригрозила Китаю санкциями. Китайцы и над этим  посмеялись.  Страна  желтого
дракона впервые за многие столетия  почуяла  свою  силу  и  самодовольно  ею
злоупотребляла. Альянс выжидал, торопливо доводя до  ума  электронные  щиты,
придуманные Ребенком и  выдернутые  из  его  разума  моими  экстрасенсорными
способностями. Стратеги сошлись на том, что нет смысла  раздувать  локальную
войну до глобальных масштабов, пока одна из сторон не будет надежно защищена
генераторами силового поля - пока Западу не будет обеспечена победа.
   Первые  две  недели   после   начала   войны   китайцы   укреплялись   на
оккупированных территориях, стягивали войска для дальнейших захватов. И  все
время напоминали  о  своих  "Дрэгонфлаях",  почти  неприкрыто  угрожая.  Они
распространяли лживые заверения в  том,  что  получили  все  земли,  которые
хотели, перемежая их бахвальством, будто с  легкостью  переживут  ядерную  и
бактериологическую войны, так как их население много больше, чем наше.
   Альянс тянул время, сдерживая ярость.
   Затем японская армия внезапно высадилась на Формозе,  явившись  буквально
из моря. Пока все пушки были нацелены на Китай, они вошли через заднюю дверь
и захватили дом. Силы Альянса, размещенные на этой стратегической  авиабазе,
оказались уничтожены. Но китайцы и японцы отрицали свое участие в убийствах.
   На следующий день, хотя борцы  за  мир  и  митинговали  возле  резиденции
правительства, электронные щиты  были  развернуты  над  всеми  стратегически
важными регионами Западного Альянса.
   Через несколько часов  сотни  тысяч  жизней  были  оборваны  смертоносным
пламенем. Враг успел нанести ответный удар, но щиты  сделали  свое  дело,  и
города Альянса остались  невредимы.  Снова  и  снова  Народная  Армия  Китая
запускала ракеты, нацеленные на Россию, Западную Европу и Северную  Америку,
однако ни одна из них не причинила вреда.
   В отчаянии китайцы обрушили на города Альянса чумные дожди, но и  они  не
достигли цели. В сельских районах были отдельные жертвы, но  иммунизационные
команды поработали на славу. Материальный ущерб оказался равен нулю.
   Тогда в последнем приступе бессильной  ярости  китайцы  сбросили  ядерную
бомбу на небольшие незащищенные города, но на  большее  сил  у  них  уже  не
хватило.
   Японцы сдались, чтобы сохранить хотя бы те клочки земли, которые  уцелели
на их островах после удара Альянса.
   В конце концов был найден китайский командный  центр,  его  разрушили,  и
война завершилась. По крайней мере все так думали...
   - Думали? - недоуменно уточнил я.
   - Наши военные лидеры - амбициозные люди, - пояснил  Харри.  Его  тон  не
предвещал ничего хорошего.
   - И что же?
   - Мы сделали ошибку, когда приняли новый закон об армии, - сказал он.
   - Это как?
   -  Попытайся  представить  себе  этих  людей,  Сим.  Хорошо  оплачиваемые
профессионалы были не у дел двадцать четыре года. А им очень нравится играть
роль старшего брата-защитника, они обожают затевать сражения  и  планировать
военные действия. Мы отдали себя в руки тем, кому нравится война, и снабдили
их машинами для нее. И вот со всем этим оборудованием и умением убивать  они
сидят четырнадцать лет без дела, потому что идет "холодная  война"  и  пушки
молчат. Да перед этим  еще  два  десятилетия  мира,  когда  вообще  не  было
конфликтов. Они не имели случая показать себя, а поскольку относятся к  тому
сорту людей, которым постоянно нужно доказывать, в том числе и  самим  себе,
что  они  на  многое  способны,  от  этого  балансирования  на  грани  войны
просто-таки на стену лезли.
   Внезапно я почувствовал себя больным, сам не понимая почему. Ночь  словно
стала темнее и холоднее, и мне вдруг  страшно  захотелось  увидеть  Мелинду,
захотелось ее прикосновений и поцелуев, тепла и близости. И желание это было
столь жгучим, что у меня даже закружилась голова.
   - Ну и что? - через силу выдавил я.
   - Они не захотели  останавливаться.  Еще  бы,  ведь  им  очень  нравилось
воплощать в жизнь свои  идеи.  И  такой  близкой  к  осуществлению  казалась
извечная мечта о завоевании всего мира. Они  могли  присоединить  к  Альянсу
любую  страну.  Планы,  большие   и   малые,   заговоры,   контрзаговоры   и
контр-контрзаговоры - все это сложилось в великолепную  мозаику,  и  они  не
устояли. Просто не могли устоять. Китай был  оккупирован,  но  потом  стволы
орудий повернулись в сторону Южной Америки.
   - Но ведь она нейтральна!
   - По большей части, - согласился  он.  -  Но  генералов  Альянса  смущает
автономия Южной Америки, особенно с тех пор, как Бразилия вышла в  космос  и
стала возить минералы с Титана. Континент пал меньше  чем  за  неделю,  если
говорить  точно  -  вчера.  Они  или   были   не   готовы   к   войне,   или
переориентировали армию на космические исследования. И в  результате  пришли
под знамена Альянса - волей или неволей, но пришли.
   - Все страны уже вошли в Альянс?
   - Не совсем. В России военные взяли верх над правительством уже много лет
назад.  Франция  и  Италия   опираются   на   средний   класс.   Испания   -
военизированная страна; с ней все понятно.
   - И что же?
   - Мы сделали ошибку, когда приняли новый закон об армии, - сказал он.
   - Это как?
   -  Попытайся  представить  себе  этих  людей,  Сим.  Хорошо  оплачиваемые
профессионалы были не у дел двадцать четыре года. А им очень нравится играть
роль старшего брата-защитника, они обожают затевать сражения  и  планировать
военные действия. Мы отдали себя в руки тем, кому нравится война, и снабдили
их машинами для нее. И вот со всем этим оборудованием и умением убивать  они
сидят четырнадцать лет без дела, потому что идет "холодная  война"  и  пушки
молчат. Да перед этим  еще  два  десятилетия  мира,  когда  вообще  не  было
конфликтов. Они не имели случая показать себя, а поскольку относятся к  тому
сорту людей, которым постоянно нужно доказывать, в том числе и  самим  себе,
что  они  на  многое  способны,  от  этого  балансирования  на  грани  войны
просто-таки на стену лезли.
   Внезапно я почувствовал себя больным, сам не понимая почему. Ночь  словно
стала темнее и холоднее, и мне вдруг  страшно  захотелось  увидеть  Мелинду,
захотелось ее прикосновений и поцелуев, тепла и близости. И желание это было
столь жгучим, что у меня даже закружилась голова.
   - Ну и что? - через силу выдавил я.
   - Они не захотели  останавливаться.  Еще  бы,  ведь  им  очень  нравилось
воплощать в жизнь свои  идеи.  И  такой  близкой  к  осуществлению  казалась
извечная мечта о завоевании всего мира. Они  могли  присоединить  к  Альянсу
любую  страну.  Планы,  большие   и   малые,   заговоры,   контрзаговоры   и
контр-контрзаговоры - все это сложилось в великолепную  мозаику,  и  они  не
устояли. Просто не могли устоять. Китай был  оккупирован,  но  потом  стволы
орудий повернулись в сторону Южной Америки.
   - Но ведь она нейтральна!
   - По большей части, - согласился  он.  -  Но  генералов  Альянса  смущает
автономия Южной Америки, особенно с тех пор, как Бразилия вышла в  космос  и
стала возить минералы с Титана. Континент пал меньше  чем  за  неделю,  если
говорить  точно  -  вчера.  Они  или   были   не   готовы   к   войне,   или
переориентировали армию на космические исследования. И в  результате  пришли
под знамена Альянса - волей или неволей, но пришли.
   - Все страны уже вошли в Альянс?
   - Не совсем. В России военные взяли верх над правительством уже много лет
назад.  Франция  и  Италия   опираются   на   средний   класс.   Испания   -
военизированная страна; с ней все понятно.
   - Но Британия и Штаты примут это в штыки!
   - Британия отказалась, заявив, что не отдаст своих граждан на растерзание
Альянсу, но по-прежнему поддерживает торговые и дипломатические отношения со
всеми своими  союзниками.  Она  слишком  мала,  чтобы  противостоять  общему
напору, и может только надеяться сохранить свою военную целостность - больше
ничего. Канада поступила  так  же,  хотя  Квебек  объявил  о  независимости,
получил ее и присоединился к Альянсу. Что же до нас, то мы в первых рядах  с
тех пор, как русские генералы выдвинули это предложение. Борцы за  мир  были
правы во всем - наемная армия может превратиться в опасную силу и  свергнуть
законно избранное правительство, когда  придет  время.  Нами  теперь  правит
коалиция  армейской  и