цев поставили машину между домиками. Это  была
коричнево-желтая машина с двойными фарами, на  большом  радиаторе  будто
застыла ослепительная ледяная улыбка.
   Ее всегда раздражало, когда люди долго спят, даже если позади  у  них
целый день пути. Дневной сон  она  считала  барством.  Человеку  следует
находиться под божьим солнцем. Перл Вивер собиралась сегодня съездить  в
Йорк, но ей не  хотелось  оставлять  постояльцев  одних.  Поездку  можно
отложить на завтра. Как всегда, когда ей приходилось менять планы, у нее
испортилось настроение.
   После четырех она услышала шум старого водяного насоса,  и  ей  стало
ясно, что  те  люди  в  конце  концов  встали.  Она  вспомнила,  что  не
предупредила  молодого  человека  о  завтраке.  Веселенькое  время   для
завтрака - четыре часа дня! Но если они захотят,  она  их  накормит.  Ей
нельзя пренебрегать двумя долларами  и  сорока  центами.  Она  зашла  на
кухню,  чтобы  убедиться,  что  у  нее  хватит  еды  на  четверых.   Яиц
достаточно, а кукурузного хлеба полным-полно. Правда,  бекона  маловато,
но есть овсянка для тех, кто захочет, и кофе. Все будет отлично.
   Перл Вивер повесила фартук на кухонную  дверь,  пригладила  волосы  и
направилась в сторону  домиков.  Футах  в  двадцати  она  услышала,  как
хлопнули дверцы автомобиля и заработал мотор.
   Машина  взревела  и,  казалось,  прыгнула  на  нее.  В  голове   Перл
промелькнула обжигающая мысль о смерти. Ей показалось, что она стоит  на
месте, замерев от ужаса. На самом  деле  Перл  нырнула  влево,  вытянула
руки,  чтобы  смягчить  падение.  Автомобиль  задел  ее  крылом,  и  она
перекатилась на спину, высоко взмахнув ногами.
   До  того  как  слезы  выступили  у  нее  на   глазах,   она   увидела
притормозившую  перед  выездом  на   шоссе   машину.   Старуха   слишком
перепугалась, чтобы догадаться запомнить номер. Она  сосредоточилась  на
лицах пассажиров. Мужчина, такой безобразный, что его  можно  показывать
на ярмарках в клетке. Человек за рулем в очках с  небольшой  лысиной.  В
его лице с острым подбородком было что-то лисье. Тут машина повернула на
Ланкастерское шоссе и скоро превратилась в блестящую точку.
   Рядом с собой Перл Вивер услышала, как рыжая  белка  насмехается  над
ней. Глаза Перл  прояснились.  Она  увидела  белку,  сидящую  на  низкой
толстой ветви и смотрящую вниз.
   - Пытались убить меня! - сказала она белке. - Ну и ну!  Белка  успела
выслушать  два  первых  слога  перед  тем,  как  пронзительность  голоса
испугала ее, и она скрылась в дупле высоко на дереве.
   Перл Вивер очень медленно  поднялась  и  поковыляла  к  дому.  Плечо,
похоже, было вывихнуто, рука онемела. Правая лодыжка  начала  распухать.
Голова кружилась.
   - Хотела предупредить их о завтраке, а они  чуть  не  сбили  меня,  -
ворчала старуха.
   Она вошла в гостиную и села в кожаное кресло. В  этом  кресле  всегда
сидел Ральф.
   - Почему?  -  горько  спрашивала  она  восточный  коврик,  фарфоровых
кошечек, лампу с абажуром, телевизор. Она не могла забыть взрыв смеха из
бешено лягавшейся машины. - Неужели чтобы повеселиться?  Или...  они  не
хотели, чтобы их видели?
   Что-то  в  ее  голове  стало  проясняться.  Перл  смотрела  на  экран
телевизора. Какой ужас! Бедная девочка. А ведь они очень похожи  на  тех
преступников...
   - Боже всемогущий! - тихо пробормотала она. -  Они  могут  вернуться,
чтобы добить меня.
   Старая женщина вскочила с кресла. Она не успокоилась до тех пор, пока
не заперла все двери и не достала ружье Ральфа, которое все время хотела
продать и почему-то не продала. Прошло не менее пятнадцати минут, прежде
чем она поняла, что эти люди  не  вернутся.  Перл  Вивер  отказалась  от
телефона шесть лет назад. Ей пришлось прошагать почти полмили  по  шоссе
до дома Брумбаргеров, захватив на всякий случай ружье.
   Спустя две минуты после того, как Перл Вивер добралась до соседей,  в
полицейском участке раздался телефонный звонок.  Через  пятьдесят  минут
все ранее оповещенные посты на  въездах  к  дорожным  заставам  получили
ночную информацию. Следовало искать  "меркурий"  58-го  или  59-го  года
выпуска, коричнево-желтый,  с  противотуманными  фарами,  радиоантенной,
пенсильванскими номерами. Пассажиры - трое мужчин и одна женщина. Старая
леди была наблюдательна и уверена в своей памяти.
 
*** 
 
   Лафингтаун, приятный городок в Пенсильвании, стоял у подножия  горной
гряды. Житель Лафингтауна Михаэл Брус Хэллоуэлл презирал всех  остальных
жителей  городка.  В  школе  мальчик  учился  под  именем  Карла   Ларча
Хэллоуэлла. В школьной характеристике говорилось,  что  он  очень  умен,
обладает богатым воображением, но плохой организатор, трудно сходится  с
ребятами, не спортсмен, любитель спорить и язвить. Учителя считали этого
хромого и близорукого прыщавого мальчика очень  способным,  но  опасным.
Они  с  удовольствием  избавлялись  от  него  спустя  год.   Мускулистые
одноклассники полагали, что из него  можно  сделать  более  общительного
парня, если при каждом удобном случае давать ему подзатыльник. Но  после
побоев, вытирая с лица кровь, Карл обливал обидчиков ледяным  презрением
и обзывал деревенщиной. Сестры считали его невыносимым мальчишкой.
   Все это не тревожило Карла Ларча. Он прочитал больше половины книг из
городской  библиотеки.  Мир  книг  нравился  ему  намного  больше,   чем
окружающая жизнь. Впечатления и мысли он записывал в тайный  дневник,  с
удовольствием думая, что, если о содержании  записей  узнают  в  городе,
разразится грандиозный скандал. Он был  абсолютно  уверен,  что  однажды
жители Лафингтауна удивятся, какой человек жил среди них, и будут  очень
благодарны даже за его постоянное презрение к ним.
   В то знаменательное лето Карл узнал, что книги  могут  приносить  еще
большее удовольствие, если их читать вдали от городского  шума.  Поэтому
каждый  день,  когда  погода  благоприятствовала,  он  укладывал  книги,
дневник, бутерброды и термос  с  молоком  в  корзину,  висящую  на  руле
велосипеда, и отправлялся за город.
   Утром 27 июля  Карл  Ларч,  тяжело  дыша,  добрался  до  поворота  на
песчаную дорогу, превращавшуюся в узкую тропинку. Перед тем как спрятать
велосипед в кустах, он  заметил  следы  машины.  Любители  пикников  или
любовники,  подумал  мальчик.  Кем  бы  они  ни  были,  они   занимались
глупостями, это уж наверняка.
   Карл спрятал велосипед и, взяв свои вещи,  пошел  вниз  по  короткому
крутому склону к ручью, перешел через него  по  камням  и  взобрался  на
холм, где была широкая и ровная  поляна  в  тени  старых  деревьев.  Ему
нравился открывавшийся отсюда вид на холмы, еще не изгаженные человеком.
   Он провел долгий летний день на поляне, читая, записывая и размышляя.
Когда заходящее солнце предупредило, что наступает  вечер,  Карл  бросил
последний взгляд на мягкие очертания холмов и спустился к ручью.
   Переправляясь через ручей ярдах в тридцати ниже места, где шел утром,
он  боковым  зрением  заметил  что-то  непривычное.   Повернув   голову,
обнаружил около маленьких круглых валунов выступающие  из  воды  женские
ноги, потом запачканную и задранную белую юбку, плавный  изгиб  спины  в
плотно прилегающей зеленой блузке. Рука была зажата между валунами. Лица
не  видно.  Вода  с  холодной  настойчивостью  колыхалась  на  усыпанном
камешками изгибе спины и играла белокурой прядью волос.
   Несколько секунд длилось оцепенение. Затем Карл  выскочил  на  крутой
берег и бешено помчался к спрятанному в кустах велосипеду.  Но  тут  его
пронзила мысль, что Виллон, Менкен и Кристофер Фрай не стали бы в  такой
ситуации вести себя, как трусы.  Невозмутимость  и  бесстрашие  являлись
основными достоинствами этих литературных героев. Поэтому Карл  вернулся
к женщине, опустился на колени и внимательно осмотрел ее.
   Только после  этого  он  достал  велосипед  и  через  двадцать  минут
подъехал к полицейскому участку.
   - Я хочу кое-что заявить,  -  высокомерно  сказал  он  скучавшему  за
исцарапанным столом полицейскому.
   Полицейский презрительно взглянул на мальчишку.
   - Что заявить, мальчик?
   - Я нашел в холмах тело женщины. Она или мертва, или  сильно  ранена.
Босая блондинка лет, вероятно, двадцати, в белой юбке и зеленой  блузке.
На песчаной дороге недалеко от места, где она лежит, остались  следы.  Я
бы сказал, что она лежит там со вчерашней ночи.
   - Где ты видел эту женщину, парень?
   - Мы быстрее доедем туда,  чем  я  буду  объяснять.  Давайте  возьмем
доктора, "скорую помощь" и еще полицейских, если нужно. Я поеду в первой
машине и буду показывать дорогу.
   - Если это шутка...
   Карл сказал ледяным голосом:
   - Если бы мне нравилось шутить, я бы придумал что-нибудь посмешнее.
 
*** 
 
   Операция   закончилась   удачно,   потому   что   за   дело   взялись
профессионалы, и потому что план был почти безупречным.  Операция  стала
классической, попала в  толстые  журналы  и  использовалась  в  качестве
примера для обучения в полицейских школах.
   Когда машину не берегут, она становится  дребезжащей  развалюхой.  Но
если с ней обращаться хорошо, она может двигаться так тихо, что  люди  в
десяти футах ее не услышат.
   Этот пикап представлял уникальную проблему.  Шоссе,  по  которому  на
высокой скорости мчится  множество  машин,  не  место  для  перестрелок.
Невозможно  остановить  машину,  не  вызвав   гигантскую   мешанину   из
автомобилей. Если начнется погоня,  неизбежны  большие  жертвы.  Поэтому
решили тихонько красться за машиной, чтобы усыпить внимание  четверки  и
заманить ее туда, где можно будет спокойно взять.
   В 5.22 разыскиваемая машина вошла в Пенси-пайк через 22-ю  станцию  в
Моргантауне. Служащий немедленно позвонил в ближайший контрольный  центр
и сообщил ее номер. Выяснилось, что автомобиль был  угнан  в  воскресную
ночь в районе Питтсбурга. Любому полицейскому  известно,  что  номера  и
описания украденных машин рассылаются по всей стране, но  ловить  машины
почти бесполезно, потому  что  угонов  слишком  много.  Всего  несколько
патрульных с прекрасной памятью проверяют данные по украденным  машинам,
пытаясь бороться со скукой на дежурстве. Но если украденную машину ведет
не вызывающий подозрения человек, его задерживают крайне редко.
   Как  только  сообщили  о  появлении  разыскиваемой  машины,  объявили
тревогу. Ближайшим патрульным машинам было приказано выйти  на  цель.  В
течение двадцати минут, пока разыскиваемая машина ехала по  Вэлли-фордж,
за ней установили слежку. Обычная машина с двумя полицейскими в штатском
подъехала к "меркурию"  достаточно  близко,  затем,  чтобы  не  вызывать
подозрений, отстала ярдов на четыреста. Примерно в миле  от  первой  шла
патрульная  машина.  У  каждого  ответвления  были  выставлены  патрули,
которые держали связь с машиной, преследовавшей преступников.
   Преследователи  и  преследуемые  катили  на  постоянной  скорости   в
шестьдесят миль навстречу  зарождавшимся  далеко  на  востоке  сумеркам.
Вместе с ними на той же скорости мчались  другие  машины  -  отдыхающие,
продавцы, люди, направлявшиеся в Филадельфию провести вечер.
   На центральном контрольном  пункте  следили  за  большой  электронной
картой. Ничего нельзя было передавать по радио, потому что в  "меркурии"
могли услышать. Кроме того, любой намек по радио  мог  заставить  тысячи
идиотов броситься сюда в надежде увидеть кровь.
   За рулем четырехдверного "меркурия" сидел загорелый молодой  человек.
Рядом с ним расположился очкарик. Эрнандес и девушка  находились  сзади.
Девушка казалась спящей.
   В 6.35 "меркурий" въехал  на  Нью-Джерси-пайк.  Машины  преследования
поменялись.  Теперь  за  преступниками  ехали  трое  хорошо  вооруженных
полицейских.
   В 7.18 "меркурий" сбавил скорость и въехал на заправочную станцию.
   С контрольного пункта спросили:
   - Вы можете сейчас их взять?
   - Здесь не очень удобно. У колонок много машин. Вокруг  бегают  дети,
но... подождите! Водитель вышел, а за руль сел очкарик. Тот, что  вышел,
показывает на стоянку. Похоже, они припаркуются  там.  Сейчас,  кажется,
все в порядке.
   - Рядом с вами патрульная машина номер  тридцать  три.  Через  четыре
минуты подъедет... номер семнадцать, а через шесть - двадцать восемь.
   - Поставьте семнадцатый так, чтобы преградить им дорогу  обратно,  на
всякий случай. Водителя будем брать прямо сейчас.
   Кирби Стассен сначала зашел в туалет. Оттуда направился к сигаретному
автомату, а  затем  к  стойке,  у  которой  толпились  люди.  Дождавшись
очереди, он заказал четыре гамбургера и четыре кофе. Девушка за  стойкой
поставила ему  на  картонный  поднос.  Когда  Стассен  протянул  руки  к
подносу, на его запястьях ловко защелкнулись наручники.
   Его ввели в комнату управляющего и тщательно обыскали, завели руки за
спину и оставили под охраной полицейского.
   Когда схватили Наннет Козлову, она начала брыкаться  и  извиваться  с
такой силой, что полицейские едва  удерживали  ее.  Наконец  им  удалось
втащить девушку в комнату для обслуживающего персонала. Они  держали  ее
за руки, пока официантка по их приказанию вела обыск.  Наннет  была  так
возбуждена, что ее пристегнули  наручниками  за  запястья  и  лодыжки  к
тяжелому креслу.
   Эрнандес и Голден оставались в машине.  "Меркурий"  стоял  далеко  от
здания, поэтому они не слышали  криков  Нан.  Не  дождавшись  спутников,
Голден  вышел  из  автомобиля  и  рысцой  устремился  к   кафе.   Однако
прятавшийся в машине полицейский не дал  ему  достичь  цели.  Он  ударил
Голдена так, как мешок с кирпичами мог  бы  ударить  тряпичный  манекен.
Голден рухнул как подкошенный. Очки слетели с него, но не  разбились.  В
это же время другой полицейский подполз к "меркурию" и направил прямо  в
лицо Эрнандесу револьвер 38-го калибра.
   - Только пошевелись, - прошептал полицейский. - Только пошевелись.
   Запястья Эрнандеса  оказались  такими  толстыми,  что  с  наручниками
пришлось повозиться.
   Преступников  рассадили  по  патрульным  машинам  и   увезли.   После
необходимых формальностей всех четверых рассадили по камерам.
   О том, что нашли Хелен Вистер, передавали  по  радио  и  телевидению,
начиная с семи часов вечера. В девятичасовых выпусках новостей появилось
сообщение о захвате банды.
   Стассены были на большом ужине. В девять включили телевизор. Никто не
обращал на него внимания, пока кто-то не закричал: "Эй!  Внимание!"  Все
замолчали. Эрни Стассен  прослушала  сообщение  со  стаканом  мартини  и
тарелкой в руках.
   - Ерунда, конечно, - сказала она высоким,  ровным  голосом  и  начала
неестественно громко смеяться. - Нелепая ошибка.
   Уолтер взял жену за руку и вывел из комнаты. По дороге она все  время
говорила о смешной ошибке. У дома их уже ждали репортеры.
   Репортер из Сан-Франциско, знакомый с миром, где жила Наннет, откопал
несколько подробностей и достал фотографии той поры, когда  та  работала
натурщицей. Одну из фотографий с  пририсованными  лифчиком  и  трусиками
стали показывать по всей стране.
   В  нескольких  подвалах  и  кафе,  где  собирались  знакомые  Сандера
Голдена, говорили, что все происшедшее не похоже на него, что он  мягкий
и смешной тип с извращенным интеллектом.
   Дело "Волчьей  стаи"  стало  постепенно  угасать.  Газеты  попытались
оживить его, и им повезло. Сначала пресса занималась  Эрнандесом,  вслед
за ним появились еще три типажа:  единственный  сын  богатых  родителей,
зеленоглазая  эмигрантка  -  бывшая  натурщица   и   блаженный   битник,
разбудивший ярость "Волчьей стаи".
   Но мало-помалу и эти новости потускнели и переместились в  самый  низ
шестнадцатой страницы. Процесс  снова  всколыхнул  интерес  к  четверке.
Пресса неплохо подготовилась к началу суда. Процесс принес городу  Монро
примерно миллион долларов.
 
Глава 12 
 
ДНЕВНИК ДОМА СМЕРТИ 
 
   Все произойдет ЗАВТРА, и это самое большое слово на свете. Оно засело
в тайных уголках моего мозга, то вспыхивая, то угасая. Прошлую ночь я не
спал вообще. Если удастся,  не  буду  спать  и  сегодня.  Чувствую,  что
Усталость может принести определенные моральные выгоды.
   Человеческий мозг, осознавший свое уничтожение, отказывается  принять
факт, что  ЗАВТРА  он  будет  выключен  как  свет  на  чердаке.  Но  это
Действительно случится, и ничто не может предотвратить неизбежного.
   Я должен буду вытерпеть краткий церемониал - усесться на  безобразном
троне,  выслушать  несколько  бессмысленных  слов  священника,  а  затем
собраться с силами и ждать, когда будет приведено в действие то, за  чем
мистер  Франклин  охотился  с  помощью  воздушных   змеев.   Сотворенная
человеческими  руками  молния  на  этот   раз   будет   использована   с
максимальной эффективностью. Иногда мне  удается  думать  об  этом  так,
будто я стану наблюдателем, спокойным и любопытным. В  следующий  миг  я
вспоминаю, что это буду Я, бесценное, незаменимое Я,  и  кислая  тошнота
подступает к горлу. Я сгибаю и разгибаю руку. Какой чудесный  и  сложный
механизм, гибкий, сильный. Им  можно  пользоваться  еще  пятьдесят  лет.
Кажется  непостижимым  безумием,  чудовищной  утратой  превращать  ее  в
холодное мертвое мясо. Мои глаза движутся, как  хорошо  отрегулированный
аппарат, фокусируясь с мгновенной точностью. В чем их вина?  Почему  они
остекленеют в вечном покое? В брюках лежит вялый и немного смешной орган
воспроизводства, которому больше не придется трудиться. В тепле, в  дали
от яйцеклеток, дремлет сперма, не зная о своей и моей неминуемой гибели.
В чем ее вина? Разве можно быть уверенным, что из нее не появился бы  на
свет Божий гений?
   В каком-то ином, более разумном и  справедливом  мире,  эти  невинные
органы были бы спасены. Там, я думаю,  существуют  искусно  направляемые
потоки электронов, опытные доктора. Вина, личность,  память  -  все  это
уничтожается. Но невинное тело спасают, и новая личность,  новая  память
встраиваются в мозг.
   Очень ясно осознаю еще одно чувство, привычное для  всех  осужденных.
Это особый род тоски по тому, что я уже  никогда  не  сделаю,  настоящая
ностальгия по будущему, словно я могу вспомнить, что значит быть  старым
и смотреть на луну, держать на коленях детей, целовать жену,  с  которой
никогда не встречался. Эта печаль внутри меня. Я хочу  извиниться  перед
женой, хочу объяснить что-то детям. Мне жаль. Я никогда не приду к  вам,
меня остановят по пути.
   Вчера я порвал страницы, на которых записал обобщенную характеристику
человечества. Я ничего не знаю о людях, кроме того, что ЗАВТРА они убьют
меня.
   Я  могу  сказать  несколько  очень  простых  фраз,  которые,  уверен,
правильны. Никто, ни один человек не может себя познать. Ни один человек
не может определить или открыть цель  своего  существования,  но  только
нелюбопытные, глупые люди не думают об этом.
   И вот еще что. Мы все, каждый  из  нас,  находимся  очень  близко  от
чего-то странного, темного - каждый день и всю  жизнь.  Никто  не  может
угадать, когда  какая-то  малость,  случайность  могут  слегка  изменить
человека, и  он  обнаружит,  что  его  вынесло  из  привычного  и  тащит
навстречу неизвестности, которая поглотит его.
   В ту давнюю ночь Сэнди осторожно проехал через Монро. Снова гнать  он
начал только после поворота на 813-е  шоссе.  Было  приятно  мчаться  на
большой скорости. Я хотел, чтобы между  мной  и  Кэти  стало  как  можно
больше пространства и времени. И еще отъехать  подальше  от  продавца  и
всего прочего.
   Мир продолжал меняться все быстрее, двигаясь к какому-то неизвестному
нам концу.  Я  старался  не  думать  ни  о  прошлом,  ни  о  будущем,  а
сконцентрироваться  только   на   настоящем.   Бессмысленно   думать   о
возвращении в нормальную жизнь. Я выпросил у  Сэнди  побольше  таблеток.
Они уносят туда, где не происходит ничего плохого. Примерно то же бывает
в ранней юности после трех банок пива, когда вы и ваши  пятнадцатилетние
друзья мчитесь ночью с пляжа домой.
   Как то