роха,  как
будто после фейерверка в День Независимости. Запах крови и  резкая  вонь
от рвоты вызывали тошноту. Джон Пинелли  лежал  лицом  вниз  в  футе  от
кровати, на которой мы с  его  женой  занимались  любовью.  Вокруг  него
разлилось море крови. Вставная челюсть валялась  в  трех  футах  от  его
головы, словно маленький кораблик, плывущий через это море.
   Мне будто засунули в рот кляп. Я начал искать глазами Кэти, но не мог
найти ее.
   Амече показал револьвер. Я не видел, откуда он его вытащил. Он держал
оружие за желтый карандаш, вставленный в дуло. Это была зверская  штука,
кольт 45-го калибра с ореховой ручкой. Амече держал револьвер так, чтобы
я мог прочитать, что  написано  на  серебряных  пластинах,  вделанных  в
ручку, сначала с одной стороны, затем - с другой.
   На одной стороне я увидел: "Джон Пинелли, самый быстрый стрелок".
   На другой: "От Вэйда,  Жанны  и  Сонни.  Этот  револьвер  снимался  в
"Бокс-Каньоне".
   Я вспомнил этот фильм, который вышел  несколько  лет  назад,  хороший
вестерн. Я и не знал, что Пинелли как-то связан с ним.
   - Вам знаком этот револьвер? - спросил Амече.
   - Я его раньше не видел.
   Он положил его на кровать и вытащил карандаш.
   - Я расскажу вам, что случилось, мистер Стассен.
   Обойдя лужу крови, Амече подошел  к  стене.  Полицейский  показал  на
четыре находящиеся на  большом  расстоянии  друг  от  друга  царапины  в
штукатурке, каждая примерно на высоте четырех футов от пола.
   - Он стоял примерно там, где сейчас находится мой коллега,  и  четыре
раза выстрелил в женщину. Она металась по комнате и кричала.  Одна  пуля
ранила ее в руку, сюда. - Он коснулся своей левой руки, чуть ниже плеча.
- Эта лужа крови из первой, не  очень  серьезной  раны.  Затем  она,  не
переставая  кричать,  очевидно,  решила  спрятаться  под  кроватью.   Он
нагнулся, полез за ней, приставил дуло к телу, здесь. - Он прижал  палеи
к верху плеча, рядом с шеей. - Пуля пронзила ее насквозь. Силой выстрела
ее наполовину  выбросило  из-под  кровати.  Он  встал,  обошел  кровать,
перевернул ее на спину и выстрелил еще раз, в живот.  Потом  вытащил  ее
полностью из-под кровати, вероятно, чтобы  убедиться,  что  она  мертва.
Револьвер был пуст. Он подошел к тому комоду и достал еще  один  патрон.
Встал так, чтобы еще раз ее увидеть, и выстрелил себе в горло.
   По мере того как полицейский объяснял случившееся,  я  все  больше  и
больше думал о том, чего я еще не видел и чего не хотел видеть... В Кэти
оказалось много крови. Маленькая, серая, сморщенная, голая,  она  лежала
на кафельном полу. Ее волосы  перестали  блестеть,  щеки  запали,  глаза
вышли из орбит, изо рта торчали маленькие  зубы,  груди  почти  исчезли.
Передо мной лежала старуха.
   Я пятился до тех пор, пока она не исчезла из поля зрения.  Из  другой
части дома доносились голоса.  Прибыли  еще  полицейские.  Белый  Пиджак
поспешно вышел из комнаты.
   - Их вид не доставляет вам удовольствия? - спросил Амече.  -  Давайте
выйдем на террасу.
   Я был рад уйти из комнаты, из этого зловония  смерти.  На  террасе  я
наконец передохнул.
   Сев на металлический столик,  полицейский  вытащил  пачку  "Кента"  и
предложил мне сигарету. Он проницательно посмотрел на меня.
   - Они наняли вас?
   - Привезти их сюда.
   - Но это было несколько месяцев назад. Вы до  сих  пор  работаете  на
них?
   - Всего лишь... мелкие поручения. Немного вожу  машину.  Они  мне  не
платили. Можно сказать, я был гостем.
   - Конечно, гость. И выполняли... специальные желания хозяйки, да?
   - Разве это запрещено?
   - Нет, конечно нет. Но глупая беззаботность может  быть  представлена
противозаконной. Вас поймали?
   - Да.
   - Итак, мы имеем убийство и самоубийство.  А  сейчас  я  вам  кое-что
расскажу о жизни, мистер Стассен.  Это  курорт.  Мы  любим...  слухи  об
интригах, но не грязное насилие  и  скандалы.  У  мистера  Пинелли  было
плохое здоровье, он находился в подавленном состоянии.  Так  что  вы  не
виноваты.
   - Значит, я ни при чем?
   - Ваши веши уложат. Через десять  минут  вы  покинете  этот  дом.  На
первом же самолете улетите из Акапулько. Я не могу, конечно, настаивать,
но было бы разумно с вашей стороны покинуть и Мексику. Идите, одевайтесь
и уезжайте.
   Я посмотрел на него, пожал плечами и отвернулся.  После  того  как  я
прошел с десяток футов, он сказал:
   - Мистер Стассен! - Я оглянулся. - Она была слишком старая для  тебя,
chico .
   ...Кэти лежит под большой  кроватью  и  кричит,  кричит,  придерживая
окровавленную руку. Джон Пинелли, наклонившись, заглядывает под  кровать
с нелепым револьвером в руке.
   В мире нет ничего такого, из-за чего стоит упорствовать.  Я  ушел.  В
Мехико я приехал с тысячью долларов в кармане.  Нашел  дешевый  отель  и
напился до чертиков.  Через  четыре  дня  у  меня  осталось  одиннадцать
Долларов, а чемодан кто-то украл. Я послал домой телеграмму  с  просьбой
выслать денег. Эрни выслала сто долларов, на которые я  купил  одежду  и
туалетные  принадлежности.  Некоторое  время  околачивался   в   городе,
останавливаясь в дешевых отелях и  стараясь  не  думать  о  Кэти.  Везде
сильно напивался, чтобы воспоминания о  ней  притупились.  Когда  деньги
почти закончились, я уехал на автобусе в Монтеррей. Там  познакомился  с
семьей  из  Соноры,  штат  Техас.  Муж,  жена  и  двое  маленьких  детей
путешествовали в пикапе.
   У мужа воспалилась царапина на  правой  руке,  а  жена-мексиканка  не
могла вести машину. Так что мы договорились.
   Я пересек границу  в  Дель-Рио  в  воскресенье,  в  19-й  день  июля.
Владелец пикапа почувствовал себя лучше  и  решил,  что  сможет  довести
машину до Соноры самостоятельно. Мы расстались.  У  меня  осталось  чуть
больше пятнадцати долларов. Мне было наплевать, куда ехать и что делать.
Я решил отправиться автостопом на восток. Шел из города по  90-му  шоссе
на восток, но меня никто не подбирал. Я медленно плелся по дороге,  пока
не набрел на пивнушку. После длительного пребывания на солнце  я  ничего
не мог разглядеть в полумраке.
   Высокий пронзительный голос произнес:
   - А вот и Джо Студент, решивший посмотреть  Америку,  перед  тем  как
остепениться.
   Так я  встретился  с  Сандером  Голденом,  Наннет  Козловой  и  Шаком
Эрнандесом.
 
Глава 7 
 
   В толстой папке  с  делом  "Волчьей  стаи"  первая  запись  о  Наннет
Козловой, оставленная Райкером Димсом Оуэном, наверное,  является  самой
претенциозной. Как  и  большинство  мужчин,  утверждающих,  что  они  не
понимают женщин, Оуэн склонен усложнять свои наблюдения, видеть тонкости
и замысловатости там, где их нет.
   Но  даже  лихорадочная  игра  воображения  в  его  отчете   об   этой
малопривлекательной молодой  женщине  не  помешает  успешной  распродаже
воспоминаний, которые он собирался когда-нибудь написать.
   Как большинство скучных, высокомерных людей, Райкер Оуэн обнаруживает
склонность к эмоциям, а затем  на  их  основе  делает  далеко  идущие  и
неточные философские выводы.
   В первом же абзаце главы о Козловой заметен этот прием.
   Настоящий профессионал - доктор, психоаналитик или адвокат -  никогда
не  станет  утверждать,  что  в  любом  индивидууме  заключено   зло   в
старомодном, библейском значении этого слова. Во  время  моих  встреч  с
Наннет  Козловой  я  заставлял  себя  не  поддаваться  этому  ошибочному
упрощению. Фактически я отложил написание этих заметок до тех пор,  пока
не возникнет уверенность, что  у  меня  сложилась  по  отношению  к  ней
объективная, а не эмоциональная или основанная на предрассудках позиция.
   Ей всего двадцать  лет,  но  очень  легко  забыть,  что  она  молодая
девушка.
   Рост Наннет - пять футов шесть  дюймов,  а  вес  -  чуть  больше  ста
двадцати футов. Грудь меньше средней, бедра довольно широкие и развитые.
Пышная блестящая копна золотисто-каштановых волос ниже плеч, которые она
обычно носит распущенными. Неровная челка  спускается  почти  до  густых
бровей.   Взгляд   как   у   животного   в   клетке.   Глаза    Козловой
мутновато-зеленые.  Смотрят  прямо.  Все  время   теребит   волосы.   То
заворачивает их, словно шарф, вокруг шеи, то тянет к губам  или  глазам.
Манерность в  движениях:  сознательно  подражает  маленькой  французской
проститутке с лицом Гекльберри Финна. Французы, по-моему, называют  этот
тип bardilatrie . Черты ее лица просты, нос слегка приплюснут и довольно
массивен, рот широк и мягок, кожа грубая, с  большими  порами,  особенно
заметными на широких скулах. Единственная косметика  -  щедро  наносимая
темная губная помада. На лице и сильных руках маленькие  шрамы,  которые
встречаются у людей, ведущих бурную жизнь.
   Перечитывая описание, я обнаружил, что проявил объективность,  не  на
все сто процентов. Само описание точное, но в случае с Козловой  оно  не
передает главного: у нее крайне вызывающий вид. Сандер Голден назвал  ее
животным, и он близок к истине. Наннет неосознанно  бросает  сексуальный
вызов, излучает какое-то особое высокомерие, которое вызывает в  мужчине
желание кое-что ей доказать. Не думаю, что  она  делает  это  осознанно.
Может быть, во всем повинны  железы  и  гормоны.  Даже  ее  неопрятность
ощущается как необъяснимый  вызов,  возможно,  вызов  чувствам,  которые
разделяют все мужчины, хотя признают только немногие.
   Знаю, что разговаривать с ней нелегко и в дальнейшем легче не станет.
Когда Козлова устремляет на вас  взгляд  своих  зеленых  глаз,  проводит
блестящими волосами по губам и медленно  покачивает  круглыми,  твердыми
бедрами, она общается с вами сразу двумя путями, и только  один  из  них
словесный. На какое-то время вы  теряетесь,  не  можете  вспомнить,  что
хотели сказать.
   У Козловой было нелегкое детство.  Родители,  польские  крестьяне,  в
1945 году бежали в Западную Германию и оказались одной из тех счастливых
семей,  которые  очень  недолго  жили  в  пересыльном  лагере.  С  тремя
маленькими детьми они переехали в Соединенные Штаты и  поселились  около
Бассета в Небраске, арендовав ферму. Тогда  Наннет  было  шесть  лет.  В
Небраске у Козловых родились  еще  трое  детей.  Наннет  быстро  выучила
английский язык, пошла в школу и начала  работать  на  ферме.  Строгость
родителей нередко переходила в жестокость.
   Наннет созрела рано. В четырнадцать лет  ее  исключили  из  школы  за
скандальное поведение со старшеклассниками, и она  сбежала  с  батраком,
позже бросившим ее в Сан-Франциско. Семья даже не пыталась ее  отыскать.
Выдав   себя   за   восемнадцатилетнюю,   Наннет   устроилась   работать
официанткой. В шестнадцать лет она связалась с богемой в  Сан-Франциско.
За три последующих года Наннет прочно обосновалась в этом  полулегальном
артистическом мире, где рождаются странный  джаз,  непонятная  живопись,
истерическая поэзия с их непременными атрибутами - мистицизмом, беседами
до одури в кафе, употреблением наркотиков, насилием и жалостью  к  себе.
Время от времени она устраивалась на работу и переходила от музыканта  к
поэту, от поэта к художнику как модель, муза или подруга по постели.  За
это время Козлова изучила жаргон богемы. Большинство ее друзей  считало,
что вовсе ни к чему, чтобы вас понимали в разговоре.
   В прошлом году художника, с которым она  жила,  убили  на  вечеринке.
Друзья прятали Наннет, но полиция настойчиво искала ее для допроса.  Она
бежала в Лос-Анджелес и встретилась там с Сандером Голденом. После одной
полицейской облавы они с Голденом уехали из Лос-Анджелеса. Их целью стал
Новый Орлеан, где у Голдена были друзья. В Тусоне встретили Эрнандеса  и
вместе добрались до Дель-Рио, где к ним присоединился Кирби Стассен.
   Нелегко оценить влияние Козловой на трех остальных  мужчин,  если  не
принимать во внимание их недолгую преступную деятельность.  Каждый  член
этой компании, по-моему, служил катализатором для остальных. В некотором
смысле, вероятно, мужчины чувствовали необходимость покрасоваться  перед
девушкой, показать ей, что  для  них  не  существует  никаких  правил  и
ограничений.  Однако  для  того  чтобы  оказывать  на  них  какое-нибудь
влияние, ей следовало передать им свою собственную безрассудность.
   Из ее туманных намеков я, возможно,  смогу  восстановить  ситуацию  в
Дель-Рио. Наннет Козлова уже несколько лет жила с единственной  целью  -
повеселиться, как сказал  бы  Сандер  Голден.  Но  слишком  острая  пища
притупляет вкус.  Поэтому  приходится  добавлять  все  больше  и  больше
специй. Думаю, что она вполне могла принять непосредственное  участие  в
убийстве художника из Сан-Франциско, хотя  Наннет  и  отрицает  это.  Он
получил несколько ударов в живот небольшим вертелом для  жарки  мяса,  а
затем в затылок  и  горло  -  вилкой.  В  этой  женщине  скрыто  столько
примитивного насилия, что  в  отместку  за  жестокость,  причиненную  ей
обществом, она могла бы пойти и на  убийство.  Убийство  -  это  крайнее
средство, а Козлова всю  свою  короткую  жизнь  выбирала  средства  одно
радикальнее другого.
   Кроме того, Сандер Голден  пичкал  ее  стимуляторами  по  расписанию,
которое он выработал путем экспериментов.  По  его  словам,  это  "самая
великая  вещь  после  изобретения  колеса";  регулярный   прием   мощных
транквилизаторов плюс неочищенный декседрин и барбитураты.
   Наннет описывала это так: "Такого я еще не видывала. Вы полностью под
их контролем. Любой пустяк - камень или бутылка - кажется веселым, ярким
и влажным, и ты смеешься и проникаешь в суть явлений, которая  остальным
недоступна. Он немного изменил состав для меня и все время спрашивал  об
ощущениях. Голден экспериментировал до тех пор, пока не  получилось  то,
что мне было нужно, и я могла летать  сутками  напролет.  Сэнди  не  мог
много давать Шаку, потому что тот свирепел. Сэнди сказал, что собирается
разработать состав и для Шака и что необязательно, чтобы  все  принимали
одно и то же. Иногда у меня  начинало  бешено  колотиться  сердце,  и  я
немного пугалась. Но, что бы  ты  ни  делал,  все  кажется  несерьезным.
Понимаете, о чем я? Можно спрыгнуть с крыши и во время падения смеяться.
Мы давали наше лекарство Стассену и спрашивали об ощущениях. Сэнди менял
состав, но ему так и не удалось подобрать подходящий. "Колеса" либо не в
меру возбуждали Стассена, либо усыпляли".
   Должен  заметить  по  поводу   Наннет   Козловой   еще   одну   вещь,
перевернувшую все мои представления. То, что мужчины не понимают женщин,
- трюизм. Но до встречи с Нан  Козловой  меня  вполне  устраивало  общее
правило, которое, на мой взгляд, подходило ко всем женщинам, начиная  от
проститутки и кончая принцессой. Я чувствовал, что женщины  стремятся  к
стабильности и безопасности. По-моему, это первобытное наследство. Они -
чистейшей воды консерваторы, приверженцы  существующего  порядка  вещей.
Они  не  любят  риск,  играют  наверняка.  Каждая  женщина  хочет  иметь
где-нибудь безопасное гнездышко, без него она тоскует, стремится к  нему
любой ценой.
   Но Наннет Козлова  полностью  выпадает  из  этого  ряда.  Она  совсем
другая. Вот где нет никакого стремления к безопасности  и  стабильности.
Она согласна скитаться, не претендовать ни на какого мужчину, брать, что
дают, и довольствоваться малым.
   Единственное логичное объяснение этого парадокса  -  ее  отношение  к
сексу. Я понял, что наша  культура  обладает  сильным  предубеждением  к
сексу. Кровосмесительная практика древних египтян приводит нас  в  ужас.
Мы с отвращением узнаем, что правящая  династия  допускала  браки  между
отцами и детьми. Мы чувствуем  крайнее  превосходство  над  примитивными
народами и называем их сексуальные отношения "грязными  обычаями".  Даже
сейчас мы не можем понять открытое, простое отношение к  неупорядоченным
сексуальным  отношениям  в  Скандинавских  странах.  В  ответ  на   наши
обвинения они,  в  свою  очередь,  осуждают  нас  за  то,  что  называют
ханжеством. Скандинавы считают, что мы испорченные люди. Они  с  улыбкой
говорят, что сексуальные отношения не стоит  столь  усложнять,  как  это
делаем мы.
   Может быть, мы и испорченные, но лично  я  нахожу  эту  испорченность
Удобной и правильной. Я уважаю  воздержание.  Сексуальный  акт  в  своем
чистом смысле должен быть священным действом, актом посвящения, ритуалом
любви. Если  согласиться,  что  в  жизни  должны  существовать  какие-то
ценности, разве секс не является критерием для оценки? Если в жизни  нет
ничего важного, значит, эта жизнь не правильная, порочная.
   Для Наннет Козловой  сексуальные  отношения  не  имеют  эмоциональной
значимости. Для нее это просто способ получения удовольствия.  Несколько
лет она являлась для окружающих ее мужчин элементарным удобством, таким,
как бесплатные ленчи в старых саунах. Если мужчина, с которым она жила и
который ее кормил, предпочитал, чтобы она  блюла  себя  для  него  из-за
каких-то причуд или просто из-за  привередливости,  не  позволявшей  ему
пользоваться чужой зубной щеткой, она не возражала. Если он хотел делить
ее с кем-то, она тоже была согласна.  Наннет  скучала  от  разговоров  о
любви. Ревность была ей неизвестна. Она хотела, чтобы мужчины желали ее.
Похоже, это было единственным требованием,  которое  она  предъявляла  к
жизни. Наннет Козлова могла бы участвовать  в  дальних  походах  римских
легионов. Жизнь в обозе вполне бы устроила ее.
   Таким образом, для меня она представляла воплощение примитивного  зла
и отрицание большей части того, что  мы  имеем  в  виду,  когда  говорим
"женщина". Из рассказанного ею я делаю вывод, что она вовсе  не  уникум.
Какой ужас, если это правда! Это больше, чем протест против  пуританских
принципов нашей культуры.  Козлова  не  считает  себя  бунтовщицей.  Она
уверена, что ведет себя честно  и  естественно.  Если  таких,  как  она,
легион, что произойдет со всеми нами? Что случится с  миром?  Она  свела
волшебство жизни к низкому и грязному  знаменателю  и  не  чувствует  ни
стыда, ни сожаления. Она, если использовать слово, которое Наннет  не  в
состоянии понять, безбожна.
   Непрофессионально с моей стороны чувствовать удовлетворение при  виде
ее страха. Она боится смерти, как боятся  животные.  У  нее  не  хватает
воображения постичь пожизненное заключение.
   Наннет задает много вопросов. Она кусает полные  губы  и  спрашивает:
что чувствует человек во время казни на электрическом стуле? Я  отвечаю,
что все происходит очень быстро. Она интересуется, не смогу ли я  спасти
их? Отвечаю, что попытаюсь. Затем она опять  спрашивает:  не  больно  ли
это? Наннет задает вопросы, как ребенок, ожидающий порки.
   Эта четверка во время их скитаний по стране была странной группой  со
сложными внутренними  связями.  Козлова  с  самого  начала  принадлежала
Сандеру Голдену. Я узнал, что их сексуальные отношения были редки и  для
обоих одинаково  рутинны,  как  и  следовало  ожидать  от  Голдена,  чье
сексуальное желание за годы распутной жизни притупилось. Хотя она  и  не
была дорога Голдену, он не позволял Эрнандесу спать с ней. Голден  играл
довольно жесткую и опасную игру. Эрнандес безумно хотел Козлову. Голден,
очевидно,  старался  доказать  самому  себе,  что  в  состоянии  держать
Эрнандеса  в  своей  власти  лаже  при  существующем  в  их   отношениях
напряжении. Он щеголял своим единоличным обладанием Наннет и отражал все
посягания Эрнандеса. Девушка принимала игру, лениво забавлялась ею и еще
больше усиливала напряжение,  флиртуя  с  Эрнандесом,  дразня  его,  как
сидящего в клетке  медведя.  Эрнандес  не  вырывался  из  клетки  только
благодаря огромному уважению, которое он  питал  к  Сандеру  Голдену,  А
Сандер хотел проверить, насколько прочна эта клетка.
   После того как к ним присоединился Кирби Стассен, Сандер Голден сумел
еще больше усилить давление на  Эрнандеса,  отдав  девушку  Стассену.  В
результате весь угрюмый гнев Эрнандеса обратился больше на Стассена, чем
на Голдена. Я чувствую, что Эрнандес  рано  или  поздно  убил  бы  Кирб