вечером вы играли в кегли?
   - У нас была встреча с  командой  Клер,  мы  начали  плохо,  а  потом
повезло. О чем вы хотите со мной говорить. Пол?
   - Энджи, на самом-то деле я не страховой агент.
   - Как?
   Он наклонился к ней через стол.
   - Я должен расследовать убийство Луэлл Хансон.
   - Что? - удивленно переспросила она. - Ну что вы. Пол! Если это  было
убийство, здесь целыми днями ни о чем другом и не говорили бы.
   - А разве убийство не могло быть?
   - Ну... наверно, могло. Но вряд ли есть доказательства. Кому ее нужно
убивать? Вы шутите со мной?
   - Я говорю совершенно серьезно. И рассчитывал получить  очень  важную
информацию от Джеса Гейбла. Именно об этом я  вчера  говорил  с  ним  по
телефону.
   Как назло, точно в этот момент официантка принесла  заказ,  и  он  не
сумел проследить за реакцией девушки. Энджи  с  аппетитом  принялась  за
еду, а потом небрежно спросила:
   - А что мог знать Джес?
   - Энджи, я пригласил вас на обед не для того, чтобы выспрашивать, что
было известно Джесу об убийстве Луэлл Хансон.
   - Фу, что за слово - "убийство". Что же тогда вы хотите спросить?
   - О чем вы говорили вчера вечером с Джесом?
   Если у нее и дрогнула рука с вилкой на пути к  хорошенькому  рту,  то
заметить это было почти невозможно. Но выглядела уже не так приветливо.
   - С чего вы взяли, будто я вчера говорила с Джесом?
   - Он сказал, что вы  должны  встретиться.  Казалось,  она  ничуть  не
встревожилась  -  выглядела  просто  серьезной  и   озабоченной,   когда
решительно произнесла:
   - Я с ним не виделась.
   - Почему же он так сказал?
   - Не знаю, поможет ли вам это. Дайте мне чуть подумать. Быстро  доела
обед и, отодвинув тарелку, оперлась локтями на стол.
   - Рано или поздно я  собиралась  рассказать  мистеру  Сэму,  но  могу
сейчас сообщить и  вам,  так  как  вижу,  что  вы  на  ложном  пути.  Вы
следователь, значит, можете проверить мои слова. Вчера вечером во  время
матча кто-то мне звонил, но я подойти не  могла.  Я  знала,  что  звонил
Джес, и представляла зачем. После игры мы с  подружками  зашли  к  Эрни,
посидели и разошлись. Тогда я  ему  позвонила  из  автомата,  номер  его
конторы я знаю. Он был страшно расстроенный.  Его  мучило,  что  потерял
такого клиента, как Сэм,  и,  думаю,  он  хотел,  чтобы  я  помогла  его
вернуть. Хотел увидеться со мною, вроде бы  у  него  появились  идеи,  и
нужно  посоветоваться.  Я  ответила:  не  хочу,  чтобы  меня  видели   с
человеком, которого мистер Сэм выгнал. Он чуть не плакал, уверял, что  я
не прогадаю. Упрашивал, умолял. Но честное  слово,  видеть  его  мне  не
хотелось.  Потом  он  добавил,  что  в  полночь  отправится  поездить  и
припаркуется недалеко от сгоревшего магазина мебели,  близко  от  нашего
дома, там нас никто не увидит, поговорим,  и  я  не  пожалею.  Но  я  не
согласилась. Сейчас не знаю, ездил он туда или нет, меня это не волнует.
Но если инфаркт получил на Тайлер-стрит, может, и приехал туда, надеясь,
что я передумаю. Если он сказал вам о встрече со мною, то  просто  выдал
желаемое за действительное. От  Эрни  я  сразу  поехала  домой,  немного
поболтала с мамой, а потом легла и, конечно, никуда не выходила.  Можете
спросить у наших. Я уже засыпала, когда услышала  сирену,  но  мне  и  в
голову не пришло, что это связано с Джесом, который умирает недалеко  от
нашего дома.
   Она взглянула на него с неподдельным, естественным огорчением.  Перед
ним  было  спокойное  лицо  стопроцентной  американки,  в  уголках   рта
небольшие морщинки, на высоком лбу  -  два  пятнышка,  оставшихся  после
кори, над  верхней  губой  золотистый  пушок,  у  внешних  уголков  глаз
морщинки  от  прищура  на  солнце,  крошки   пирожного   на   энергичном
подбородке. У корней упругих волос просвечивала белая кожа.  Блузка  без
рукавов обтягивала гладкие сплетения мышц, при движении напрягшихся  под
упругой кожей. Ему почудилось, что перед ним огромный, увеличенный образ
девушки, и вдруг ощутил резкий всплеск настороженности, тревоги. Что  он
здесь, черт побери, делает, о чем говорит? Перед ним сидела, как уверяет
Сэм Кимбер, воплощенная добродетель. Деньги, конечно, найдутся  -  Луэлл
наверняка их надежно припрятала, когда Джес напугал ее. У  нее  начались
судороги, наглотавшись воды, ударилась в панику и утонула. И у Джеса был
сердечный приступ. Энджи излучала  доверительность,  но  Полу  сделалось
грустно, как бывает, когда видите изумительный прибор,  используемый  не
по назначению. Эта девушка могла бы нарожать и вырастить кучу детишек, и
еще осталось бы достаточно тепла и энергии, чтобы удержать  мужа.  Но  в
механизме что-то дало сбой, и он использовался как секретарша, партнерша
по игре в кегли или победительница в беге. Он с  сожалением  представил,
как недолговечно ее физическое великолепие, и лет через  пятнадцать  она
превратится в засохшую карикатуру на женщину. Сейчас она  ему  напомнила
вазу с искусственными фруктами.
   Однако, раз он полицейский, нужно довести тест до конца, хочется  ему
этого или нет.
   - Энджи, вы почти все объяснили.
   - Ничего я не объясняла. Просто рассказываю вам.
   - Ну, если просто рассказываете, добавьте еще  -  зачем  вы  вчера  в
полночь прошли через школьный двор? Она огорченно покачала головой:
   - Пол, вы, вероятно, решились на какой-то глупый трюк, но клянусь, не
понимаю, на что вы намекаете. Если кто-то сказал, что видел меня там, то
это или дурак, или лжец.
   Он вздохнул.
   - Ладно, Энджи. Вопросов больше нет.
   - Как бы там ни было, это  безумство  -  думать,  что  миссис  Хансон
убили. По-вашему, Джеса тоже убили? - Выдержав паузу, она прищурилась:
   - Если вы действительно думаете, что его убили,  то,  по-вашему,  это
должна была сделать я?
   - Не скрою, мне это приходило в голову.
   - Вы, наверно,  в  самом  деле  сошли  с  ума,  мистер  Станиэл.  Мне
следовало бы рассердиться, хотя это просто смешно. Надо же!  Вообразить,
что я убила их обоих. Да я и свободного времени не  имею  для  этого.  И
живу по Божьим заповедям. Не убий. Кому еще пришла в  голову  эта  дикая
мысль? Неужели и мистеру Сэму?
   - Он пытался допустить эту возможность, но не смог.
   - Потому что он меня знает немного лучше. Я не сержусь, но все это...
глупость.
   Она выглядела настолько естественно, что ему захотелось заставить  ее
открыть свою сущность муштрованной фанатички, и Пол небрежно заметил:
   - Сэм опять успокоится, как только сойдется с другой  женщиной,  ведь
вы о нем очень высокого мнения, может, могли бы доставить  ему  интимное
утешение. Сильная, здоровая девушка,  парня  у  вас  нет,  правда?  Было
интересно наблюдать, как меняется ее лицо: оно застыло, губы сжались.
   - Ради мистера Сэма я готова ползти по раскаленным угольям, но ни  за
что не хочу вредить его бессмертной душе, предлагая для греха свое тело.
Даже речи такие мне омерзительны.
   - Вы действительно верите, что связь Сэма с  Луэлл  Хансон  напортила
кому-то из них?
   - Ей - гораздо больше, чем ему, если такую развратную женщину  вообще
можно еще испортить. Была настоящей шлюхой, она  его  и  свела  с  пути,
адский огонь ждет ее грешное тело, оно будет гореть там вечно.
   - Да что вы, Энджи? Это же просто слова. Кто вас  так  запугал?  Ваша
мать? Как вы собираетесь вести нормальную жизнь?
   - Я здесь не для того, чтобы вести нормальную жизнь.
   Он насторожился:
   - А для чего же?
   - Чтобы... чтобы служить примером.
   - Это не изменит мир.
   - Сейчас настали греховные времена. Господь отвернулся от нас.
   - И от вас тоже?
   - Существует несколько избранных, кому Он являет свой лик.
   - И это делает вас необыкновенной, правда?
   Она, покраснев, опустила глаза:
   - Грешно похваляться этим.
   - Он вам указывает, что делать?
   Кровь схлынула с лица, Энджи долго молчала, затем  посмотрела  ему  в
глаза:
   - Может, Он когда-нибудь и заговорит со мной. Я молюсь о том часе.
   - Разве Бог не создал мужчину и женщину с определенной целью?
   Энджи пристально смотрела на него:
   - Думаете, вам удастся изменить мое отношение к плотскому греху?
   - Ну, я считаю, что вы все же о чем-то тоскуете.
   - И вы готовы мне помочь? Может, вы возьмете меня с собой  в  Майами?
Вы уже соблазняли других девушек своей сладкой речью и голубыми глазами,
мистер Станиэл?
   - Но Энджи!
   - И не думали об их бессмертной душе. Дурманили сладкими  словами,  а
потом оскверняли, позорили, и этого Бог вам не простит. Вы  весь  черный
от грехов, мистер Станиэл!
   - Но мне кажется, я вполне приличный человек.
   Слегка вздрогнув, она словно очнулась:
   - По-моему, вы очень милый. Пол,  серьезно.  Только  людям  с  разным
мышлением не следует говорить о набожности. - Она кокетливо  улыбнулась.
- Я не изменю вас, а вы - меня. И пожалуйста, не говорите при мне  такие
мерзкие вещи, как только что. Мне противно.
   - Хорошо, Энджи.
   - Куда подевалась Клер? Мне пора.
   Когда она отвернулась, ища глазами официантку, на внутреннюю  сторону
руки ниже локтя упал свет, и Пол заметил россыпь мелких, уже  побелевших
рубцов-язвочек.
   - Что с вашей рукой?
   - Что? - поворачиваясь к столу, переспросила она. Перегнувшись  через
стол, он схватил ее за кисть, разогнул руку.
   - Вот эти шрамы?
   С невероятной силой она выдернула руку, и Пол застыл от ужаса, увидев
третью  маску  Энджи  Пауэлл:  оскалившийся  рот  с   крупными   зубами,
прищуренными глазами, вздувшиеся жилы на гладкой коже шеи.
   - Не смейте ко мне прикасаться, - свистящим шепотом произнесла она, с
усилием выговаривая каждое слово, словно язык не повиновался ей. И почти
сразу увидел, как она стремительно удаляется, огибая столики. Прежде чем
потребовать счет, Пол позвонил из ресторана Сэму.
   - Ну как? - спросил тот.
   - Первые пятнадцать минут я был на вашей стороне. А теперь - не знаю.
   - Что это означает?
   - Это означает, что психопат ведет игру не по  правилам.  Только  что
ушла. Откуда у нее шрамы-рубцы на руке?
   - Такие белые пятна? Как  оспины  после  прививки.  Не  знаю.  Как-то
спросил у нее, она застеснялась, и я больше не спрашивал.
   - Не понимаю, отчего она так  из-за  них  взвилась.  Сэм,  даже  если
обнаружится, что она невиновна, этой девушке потребуется помощь.
   - Нил тоже мне как-то говорил об этом. А что я могу  сделать,  дьявол
меня возьми?! Работу свою выполняет, с людьми обходиться  умеет.  Вот  -
как раз пришла...
   - Сэм, как...
   - Не кладите трубку.
   Минуты через две он заговорил почти шепотом:
   - Спокойная и ласковая, как киска. Говорит, обед был вкусный,  но  ее
шокировало, что оба мы вообразили, будто она кого-то убила. Она  считает
это неудачной шуткой, Пол. Так что выбросьте Энджи из головы и выясните,
кто на самом деле убил мою девочку.
 
*** 
 
   Эрни сказал:
   - Да, помню, Энджи  звонила.  Вышла  вместе  с  подружками,  а  затем
вернулась, зашла в телефонную кабинку, говорила довольно долго. Потом мы
немного поболтали, и она уехала. Рад помочь, мистер  Станизл,  вовсе  не
утруждаете. А почему вы об этом спрашиваете?
 
*** 
 
   Щуплый, сутулый служитель кегельбана сказал:
   - Вызывали Энджи? По этому  телефону,  вчера  вечером  -  ни  в  коем
случае, мистер Станиэл. К этой стойке никто не  подойдет,  только  я,  и
никто не дотронется до этого телефона, так что в конце месяца не  бывает
счетов, о которых бы я не помнил. Если бы звонили  сюда,  то  только  по
этому телефону, а ей вчера никто не звонил.
   В темной, душной прихожей небольшого  серого  дома  высилась  могучая
фигура  матери  Энджи  Пауэлл,   напоминавшей   разъяренного   бегемота.
Пронзительным голосом она втолковывала:
   - Пришла сразу после одиннадцати, больше не выходила, и я  спрашиваю:
вы отдаете себе отчет, какие вопросы мне задаете, имеете на это право? Я
воспитала приличную, неиспорченную девушку, у нас  с  ней  нет  друг  от
друга секретов, и даже подумать нельзя, чтобы она тайком вышла из  дома.
Ад, знаю я все о юных девицах в этом городе,  как  они  выстраиваются  в
кустах и при любой возможности бросаются на каждые брюки, но моя Энджела
не такая.
   - Это обычное расследование страховой фирмы.
   - Надеюсь. Что же другое может быть? Обычное, да? Чтобы втянуть Энджи
во  что-нибудь,  с  чем  она  не  имеет  ничего  общего,  только   чтобы
покрутиться возле нее. И не рассчитывайте, приятель, потому что  ни  вы,
ни кто другой близко не подойдет к моей Энджи. Я с малых лет  ее  хорошо
воспитала. Ни один мужчина на свете не наложит свою вонючую лапу  на  ее
чистое тело. Мужчины днем и ночью думают только  об  одном,  но  Господу
хорошо известно, что в  этом  городе  хватает  потаскушек,  готовых  вас
осчастливить, только пальцем поманите, так что здесь вам нечего делать.
   -  Боюсь,  миссис  Пауэлл,  у  вас  ошибочные  представления.  Тяжело
зависнув над ним, она иронически усмехнулась, дрогнув толстыми щеками:
   -  Знаете,  молодой   человек,   у   меня   всегда   были   ошибочные
представления. Сколько живу на свете, смотрю вокруг - и голова гудит  от
ошибочных представлений.
   Толстый, как колбаса, палец нацелился ему в лицо.
   - И каждое из них оказывается  правильным.  Так  что  будьте  любезны
убраться из моего дома.
   Уже переступив порог, Станиэл обернулся:
   - Кстати, отчего у нее на руке шрамики, рубцы?
   - Умерщвление плоти, молодой человек. Умерщвление плоти для  изгнания
дьявола, но вам этого не понять.
 
*** 
 
   Попросив  Станиэла  подождать,  доктор  Руфус  Нил  за  десять  минут
выпроводил трех последних пациентов. Нил обожал холодное пиво,  поэтому,
заперев приемную, он повез Станиэла в темный, прохладный  бар  в  центре
города. Захватив большие кружки с темным пивом, они  прошли  в  одну  из
кабинок, обшитых деревом, и поставили их на поцарапанный стол.
   - Если человек медлит с разговором, значит, что-то лежит на сердце, -
заметил Нил. - Задрав подбородок и вращая глазами, решительно спросил:
   - Так что вас беспокоит?
   - Точное подтверждение, доктор, которое может быть  связано  с  вашей
профессией.  В  расследовании  несчастного   случая   или   самоубийства
обнаружилось еще одно обстоятельство. Оно касается лица,  о  котором  вы
можете  судить  как  специалист.  Итак,  перейдем  прямо  к  делу.   Как
по-вашему, Энджи Пауэлл способна на убийство?
   Нил даже подскочил от неожиданности и изумления. Чмокал, дергал  себя
за ухо, потирал подбородок, возил кружкой  по  столу,  пока  наконец  не
заговорил:
   -  Дайте  мне  опомниться.  Что?   Во-первых,   психиатрия   не   моя
специальность. Во-вторых, появление Энджи на свет было  вторыми  родами,
когда я начал здесь практику. В-третьих, я люблю Энджи.  Надеюсь,  я  ее
понимаю, так как знаю кое-что о ее детстве. Убийство? Это был бы  весьма
жестокий способ выразить свой протест против чего-нибудь, правда?
   - Если рассуждать логично. А Энджи рассуждает логично?
   - Мери Пауэлл была плохой пациенткой. По-моему,  с  той  минуты,  как
узнала о своей беременности, начала обжираться. До  этого  была  замужем
три месяца и стала вести себя  так,  словно  малыш  Джимми  наградил  ее
проказой. Несколько лет назад я лечил у него простату и совершенно точно
знаю, что  с  того  момента,  как  почувствовала  себя  беременной,  она
отказалась от супружеских обязанностей. Всей  душой  ненавидела  это,  и
можно сказать, обжорство стало какой-то защитой от половых отношений, но
я не психиатр. Пока носила Энджи, набрала двадцать килограммов,  и  роды
были  тяжелые.  Но  девочка  оказалась  хорошенькая,  здоровая.  А  Мери
по-прежнему объедалась. И чем больше толстела, тем набожнее становилась.
Сейчас, пожалуй, весит килограммов сто тридцать,  и  это  самая  мерзкая
баба в городе.
   - Свое отношение к сексу мать внушила и Энджи?
   - Попробую объяснить. Энджи была веселой девчушкой, дети ее любили. У
соседей был мальчик, имя уже не помню, они давно переехали.
   Энджи тогда было лет семь. У детей уже проявляется  в  этом  возрасте
сексуальное любопытство - совершенно естественное явление во всем  мире.
Примитивные племена в этом отношении гораздо более просвещенные, чем мы,
и не делают из секса большой науки. Однако мы,  если  замечаем  у  детей
такое любопытство, внушаем им, что занимаются чем-то скверным. Такое  же
отношение и к мастурбации. Твердим, что она свойственна  больным  детям,
даже не допуская, что это  вполне  нормальная,  естественная  ступень  в
сексуальном  развитии  индивидуума  и  всего  лишь  клинический  признак
незрелости, если наблюдается у взрослого.
   Как-то после полудня Мери Пауэлл случайно оказалась возле  гаража,  а
там Энджи и соседский  мальчонка  разглядывали  друг  друга.  Для  такой
ведьмы Мери достаточно прыткая. Мальчишку треснула по лицу, тот с  ревом
умчался домой без двух выбитых зубов, потом отодрала от забора  рейку  и
страшно избила дочь; сколько живу, не  слышал  даже,  чтобы  кто-то  так
измолотил ребенка и тот не умер. Мери должны были посадить,  и  посадили
бы, но за ней стояла церковь.  Три  недели  Энджи  провела  в  больнице.
Сломанные ребра, отбитая почка, синяки, ссадины, рваные раны, внутреннее
кровоизлияние. Я осматривал, лечил ее, и  это,  наверно,  был  последний
раз, когда мужчина видел Энджи в чем мать родила. С женскими  проблемами
и сейчас ездят с матерью  в  Орландо,  там  врач  -  женщина.  Когда  ее
выпустили, напоминала тень, с запавшими глазами, замкнутая.  Мери  целый
год не пускала ее в школу. И еще два  года  она  оставалась  незаметной,
молчаливой  тенью.  Нетрудно  догадаться,  что  девочка   после   такого
потрясения потом в переходном  возрасте  будет  иметь  осложнения,  и  в
пятнадцать лет они у нее были. Ее  привели  ко  мне  прямо  с  уроков  в
горячке, с загноившейся рукой. Более слабый организм не выдержал  бы.  Я
быстро отвез ее в больницу, и в первые  сутки  надежды  почти  не  было.
Инфекция распространилась от ожога на внутренней стороне руки. Там  были
и другие ожоги - одни зажившие, другие  в  коросте.  Я  не  представлял,
откуда они у нее. Наконец ввел  немного  пентотала,  и  тут  же  начался
классический  приступ  истерии:   общее   окоченение   мышц,   мраморная
бледность, бредовые видения, отождествление с Орлеанской  Девственницей.
Глупое дитя держало руку в пламени  свечи,  и,  судя  по  ожогам  -  раз
пятнадцать.
   - И выдерживала такую боль?
   - Длительный приступ истерии с религиозной  одержимостью  содержит  в
себе элементы самогипноза, так что вполне возможно, что и не чувствовала
боли. А я -  идиот  сентиментальный  -  рассказал  Мери,  чтобы  помогла
ребенку. Но Мери гордилась ею! Представляете?
   - Умерщвление плоти. Изгнание дьявола. Нил изумленно смотрел на него.
   - В точности ее слова. Вы верно объяснили ее ожоги. Эта девушка...  у
нее великолепные физические данные. Все железы функционируют  прекрасно.
Нормальная менструация, большие груди, и таз прямо создан для  родов,  и
женские гормоны вырабатываются исправно. Если бы ей хотелось  нормальных
сексуальных отношений, но она их избегала, считая скверными, то  ощущала
бы только вину и стыд из-за грешных помыслов. Но эта  крупная,  здоровая
девушка настолько чувственно заморожена, что не испытывает  ни  желаний,
ни любопытства или вины. Когда-то давно в нее заборной рейкой  вколотили
сознание, что секс ужасен и греховен. У нее он  вызывает  отвращение.  А
роскошное тело требует  своего.  Отсюда  истерия,  религиозные  видения.
Ожоги от свечки. Матушку Пауэлл следовало бы скормить крокодилам за  то,
что сотворила с собственным ребенком.
   - Этот внутренний конфликт может сделать ее опасной?
   -  Способной  на  убийство?  Что?   Возможно.   При   соответствующих
обстоятельствах. Но для нее это не было бы убийством. В ее понимании это
был бы праведный поступок.
   - То есть - наказание, кара.
   - Именно так.
   - Но правовой ответственности за свои действия Энджи не несет, ибо не
отличает добра от зла. Скажите, доктор