ому делу опытного журналиста.
   - Зачем? - удивилась Надя.
   - Мне хотелось бы, чтобы в газетах появилась  душещипательная  история  о
парне с улицы Пастренго, сыне каторжника, о его сестре, племяннике, которого
зовут Авраам, как Линкольна, и у которого черная кожа. Да, я забыл  еще  про
глаз, изуродованный каким-то подонком. Как ты думаешь, какое впечатление  на
читающую публику произвела бы такая статья?
   - Полагаю, шокирующее. Однако какое отношение все это имеет к  убийствам,
которые мы расследуем?
   - Самое непосредственное. Хороший репортер сумеет открыть другую  сторону
медали: страх одинокого затравленного юноши, который пытался спасти товарища
и себя после угрожающих телефонных звонков. Понимаешь,  нужно  найти  способ
выгнать из норы того, кто распределяет пилюли девятого калибра.
   - Любопытная идея, - согласилась Надя. - Как это  вам  пришло  в  голову,
комиссар?
   Амброзио промолчал. Машина бежала в бесконечном потоке среди моря красных
огней по улице 22 Марта.
   - Ну, а чем теперь заниматься мне?
   Он размял в пальцах сигарету, чиркнул зажигалкой.
   - Просмотришь старые газеты. Только очень внимательно  и  с  определенным
прицелом. Что ни говори, убиты трое бездельников, у  которых  на  роже  было
написано: плевать мы хотели на вас, дорогие сограждане.  Дорогие  сограждане
намотали это на ус. Не все, конечно, но некоторые.  И,  может  быть,  кто-то
решил с ними разобраться. Вот такая моя версия, по крайней мере на  сегодня.
Не утверждаю, что она самая верная.
   Они въехали во двор квестуры.
   Начальник полиции ждал комиссара в своем кабинете.  Амброзио  со  вздохом
посмотрел на часы. Ему хотелось  бы  работать  без  учета  своих  выводов  и
сомнений, которые не всегда правильно понимались.
   Бесила необходимость дозировать предложения и поступки, чувствовать  себя
под  неусыпным  контролем.  Одно  дело  участвовать  в  конкретном  событии,
разбираться с преступлением за столом, после того как пролистаешь  газеты  и
все согласуешь с Римом,  и  совсем  другое  -  следить  за  убийцами  своими
глазами, слышать голоса свидетелей,  жертв,  близких  родственников,  видеть
кровь, носилки скорой помощи, чувствовать запахи...
   Правда, Амброзио знал, что начальник  полиции  сам  когда-то  был  в  его
шкуре, но сегодня ему нужно лишь одно: результат. А результатом-то  пока  он
похвалиться и не может.
   Доложив начальнику  о  ходе  расследования  и  получив  должную  накачку,
Амброзио вернулся к себе и набрал телефон своего друга репортера Валенти.
   Валенти  не  был  уже  тем  легкомысленным  юнцом,  с  которым   комиссар
познакомился во времена легендарного дела Кодры. Он  сделал  карьеру,  занял
прочное положение в газете и, женившись, стал элегантно  одеваться.  Работал
он много и азартно, часто печатался, и комиссар всегда с удовольствием читал
его материалы. Они встретились в баре на площади Либерти.
   Валенти держал  под  мышкой  несколько  газет  и  книг  в  бледно-зеленой
обложке. Первое, что он сделал, увидев Амброзио,  -  открыл  томик,  показав
подчеркнутую карандашом фразу: "Если бы я ослеп, больше всего меня  огорчило
бы то, что не смогу больше до отупения наблюдать плывущие в небе облака".
   - Катастрофический писатель, - сказал Валенти, заказывая два мартини. Они
сели.
   - Ты увлекаешься философскими сочинениями?
   - Немного. Они служат  мне  для  заголовков.  Послушай,  например.  -  Он
полистал страницы. - "Тяжелая совесть", "Нечистое смущение",  "Деструктивный
анализ", "Лукавый принцип"... Мощно. У тебя не  создается  впечатление,  что
криминальная хроника наших дней  отличается  от  прежней,  становится  более
сложной, более.., коварной. При всех  экспертах,  которые  цитируют  Янга  и
Фрейда, при всей статистике, неизвестно откуда взятой.
   - Преступление всегда одинаково, меняется способ его подачи. Послушай,  я
хотел бы свести тебя с парнем, который ограбил  жену  кондитера  на  вокзале
Гарибальди.
   - Сообщник того, которого убрали с помощью пистолета?
   - Да. Я мог бы дать тебе несколько интересных деталей.
   - Зачем тебе это? - спросил Валенти, трогая рукав его верблюжьей куртки.
   - Я уверен, есть кто-то, кто хочет почистить  город.  Это  пока  догадка,
которую некоторые твои коллеги разделяют.
   - Тот, кого  убили  на  Острове,  с  рукой  в  гипсе,  имел  отношение  к
наркотикам? Нет доказательств? Ты уверен, что нет?
   - Сообщнику несколько раз звонили с угрозами, он перепуган до смерти.
   - Джулио, что ты задумал?
   - Парень охраняется, поэтому можешь рассказывать про его  жизнь,  описать
дом, заставить его рассказать о  грабеже  на  вокзале.  Особенно  подчеркни,
почему он не чувствует себя виновным в смерти хозяина  траттории.  Я  говорю
понятно? Пиши только правду. Не упоминай, конечно, что был у него  дома.  Не
забывай, он под домашним арестом.
   - Правду, за исключением чего-то. Как всегда.
   - Правду, которая взорвет нервы того,  кто  звонил  парню.  Назовешь  его
подростком.  Отец  в   тюрьме,   мать,   которая   его   бросила   ребенком,
племянник-негритенок, сестра, продающая  школьные  тетради...  Опиши  его  в
постели, с гриппом.
   - Можно нажать на факт, что у этого шалопая слабое здоровье.
   - Нажимай, но не очень. Достаточно, что ты с ним  обойдешься,  ничего  не
прощая, но проявив милосердие. Статья должна быть  без  подписи.  В  крайнем
случае поставь инициалы. Договорились?
   Они  расстались  на  улице  Сан  Паоло,  где  Валенти   оставил   машину,
условившись встретиться завтра утром. Инспектор  Де  Лука  проводит  его  на
улицу Постренго.
   Комиссар понаблюдал, как  в  дымке  дождя  растаяла  машина,  и  вспомнил
церковь Сант-Эусторжио, день своей свадьбы с Франческой.  Господи,  как  она
тогда разозлилась на несчастного  Валенти,  прямо-таки  разорвать  его  была
готова. А все из-за чего? Из-за  того,  что  он  надел  пестрый  попугайский
галстук с хорошо заметным в центре жирным пятном. Бедный Валенти, кажется, в
ту пору у него просто не  было  другого,  а  Франческа  вообразила,  что  он
захотел ее подразнить...
   Ужинал Амброзио у Эмануэлы. В ее обществе он расслаблялся, как будто  все
неприятности остались за дверью. Ему казалось, что он  любит  ее  именно  за
это. Иногда, правда, комиссар  спрашивал  себя,  как  еще  такая  молодая  и
привлекательная   женщина   может   терпеть   типа   с    его    характером,
раздражительностью и угрюмостью, которые у  Франчески  вызывали  смертельную
тоску. Может, думал он, Эмануэла немножко склонна к мазохизму?
   - Ты скучаешь со мной? - спросил он, пробуя ароматное белое вино.
   Эмануэла обернулась, конский хвост на ее голове,  стянутый  ленточкой  из
вишневого бархата, подчеркивал тонкий нежный  профиль:  она  напоминала  ему
фигурку на знаменитой картине Моне из бара Фоли Бержер.
   - Никогда.
   - Серьезно?
   - Какой мне смысл врать?
   - Конечно, какой смысл?.. Мне хотелось бы поехать с тобой на Капри, после
сезона.
   - Я бы с удовольствием. Никогда там не была.
   - Хорошо, - сказал Амброзио, - я чувствую, что мы  скоро  поедем,  обещаю
тебе.
   - Съездим и в Сорренто?
   - Куда хочешь, Эмануэла.
   - Ты уже бывал там?
   Амброзио нравилось, что она ревнует.
   - У меня такое впечатление, что мне, возможно, удастся  выгнать  из  норы
нашего убийцу. - Он смотрел на огни улицы Чезаре Корренти. Из окна виден был
дом Клары Орсини, которую  много  месяцев  назад  охраняли  его  сотрудники.
Казалось, прошло столько времени, хоть на самом деле -  всего  ничего:  одна
зима, одна весна, одно лето...  И  его  встреча  с  Анной',  дочерью  Клары,
казалась далекой, словно приснившейся.
   Вся его жизнь была как бы разложена по ящичкам. Ящичек  юности,  учебы  в
лицее. Ящичек университетской жизни, потом женитьбы.  Ящичек  службы...  Ну,
этот еще заполнять да заполнять...
   - Ты не ответил на мой вопрос, Джулио.
   - Был ли я на Капри? Да, летом, было очень жарко, даже в комнате, которая
выходила на террасу. Франческа увидела улитку. Знала бы ты,  какой  поднялся
крик...
   - Как называлась эта гостиница?
   - "Луна".
   Она придвинулась к нему - он чувствовал рядом теплое упругое тело,  запах
духов; сказала тихо на ухо:
   - Тогда мы пойдем в другой отель.
   - Обещаю.
   - Я не боюсь улиток.
   Она налила себе немного вина.
   - Я уверена, что ты поймаешь человека, который портит тебе жизнь. У  тебя
уже есть идея, как схватить его?
   - Не знаю, насколько убийца готов клюнуть на мой крючок.
   Сомнение было в некотором роде его силой: никогда за  всю  свою  жизнь  у
него не было стопроцентной уверенности -  из-за  вечной  боязни  обмануться.
Осторожный и мудрый из самолюбия и гордости?
   На следующее утро,  как  обычно,  он  посмотрел  на  серое  небо:  вверху
посветлело, облака уже были не сплошные, они обещали не слишком хмурый день.
Сегодня, подумал он, Валенти встретится с парнем на улице Постренго,  завтра
появится статья. Тем временем Надя и другие просмотрят письма в газетах.
   Надя, как ему показалось, была  в  плохом  настроении.  Она  много  часов
листала газеты, даже во рту чувствовала вкус старой бумаги.
   - Комиссар, - заныла она, - я тону в море жалоб. Одни возмущаются  грязью
на улицах, другие - бездомными собаками, третьи - разгуливающими на  свободе
убийцами... Ужас!
   - Продолжай искать.
   Де Лука был убежден, что виновный или виновные в преступлении  не  пойдут
на открытые действия. Не такие они дураки.
   Амброзио, который хотел быть единственным  пессимистом  на  земле,  почти
ненавидел его.
   - Неужели у тебя нет и проблеска веры?
   - Комиссар, извините, но это отдельная история. Я предпочитаю убийства  с
целью грабежа или из ревности. А  тут  маленькие  негодяи,  которых  убивает
какой-то шизик. Но почему он их ненавидит и уничтожает без жалости?
   - Я тоже задаю себе  этот  вопрос,  -  к  нему  почти  вернулось  хорошее
настроение. - Что, по-твоему, случится, когда этот маленький жулик,  который
сейчас гриппует, заявит, что никого не  боится,  потому  что  ни  в  чем  не
виноват? Они с другом, в сущности, хотели только взять сумку старухи. Однако
тот, второй, из-за этой мелочи, из-за полупустой простой сумки, когда вокруг
воруют на миллионы, поплатился жизнью. Не слишком ли дорого  -  за  какие-то
восемьдесят тысяч лир?
   - Некоторые приходят в ярость вовсе не из-за суммы.  Возмущает  сам  факт
посягательства на их собственность.
   - Я это учитываю.
   Амброзио налил  себе  кофе  из  кофеварки.  Просмотрел  несколько  газет,
лежавших на столе, повернулся к Де Луке.
   - Когда ты встречаешься с Валенти? Инспектор посмотрел на часы.
   - Сразу после завтрака.
   - Да поможет нам Бог, - сказал Амброзио, закурив сигарету. Первый раз  за
неделю он с удовольствием затянулся после чашечки крепкого кофе.
   Заголовок, придуманный Валенти, так и лез в глаза с  разворота  миланской
хроники. "Смертный приговор за восемьдесят тысяч" -  эти  слова  определенно
должны были разбередить душу тому, кто был уверен в своем  праве  казнить  и
миловать.
   Автор писал, что паренек,  укравший  сумку  у  вдовы  хозяина  траттории,
оправдывал свое бездельничество отсутствием постоянной работы.  Сегодня  же,
чтобы прожить в городе с  множеством  соблазнов,  которые  дразнят  тебя  из
каждой витрины бесчисленных магазинов, случайных заработков мало.
   - Тогда что бы ты хотел делать? - спросил репортер.
   - Деньги, - не задумываясь, ответил он. - Стать богатым. Ходить по  самым
шикарным кабакам. Ездить на черном "порше".
   - Где же взять столько денег?
   - Пока не знаю. Но знаю одно: денег вокруг много. И  есть  люди,  которые
умеют их взять.
   - Однако все твои соседи встают  рано  утром  и  уходят  на  работу.  Они
вкалывают до седьмого пота в своих офисах, на фабриках, в мастерских, делают
карьеру. Потом заводят семью, покупают автомобиль - чаще всего не  роскошный
"порше", а что-нибудь попроще, одеваются, путешествуют. Всему свое время.
   - Мне это не подходит. Я не хочу вкалывать до седьмого пота и откладывать
жизнь на потом. Мой отец...
   - Кстати, где он, чем занимается?
   - В Сардинии, на каторге. Чем там занимаются, я пока не знаю.
   Валенти рассчитал точно: симпатий парень не вызывал, но какие-то струны в
душе затрагивал.
   Две главные проблемы стояли теперь перед комиссаром Амброзио: выкурить из
его логова убийцу или убийц и при этом не пожертвовать Филиппе,  за  которым
шла охота.
   - Джулиани, тебе придется сыграть его роль.
   - Превосходно, - кивнул Джулиани. - У меня есть такая же  куртка,  как  у
него, глаз можно прикрыть черной повязкой. Думаю, сойдет.
   Джулиани жевал  американскую  жвачку,  на  пальце  у  него  поблескивало,
золотое кольцо с выгравированным сердечком.
   - Монашек все еще под наблюдением? - поинтересовался  Амброзио.  -  Прошу
вас, не спускайте с него глаз. Вы понимаете, что его жизнь  может  оказаться
под угрозой? И не только из-за ранения. Он опасный свидетель для  того,  кто
стрелял. Даже если слегка чокнутый.  Как  только  появится  возможность,  мы
попробуем вытащить из него все, что он знает и помнит.
   Но намерениям комиссара не суждено  было  осуществиться.  Оказалось,  что
Альдо Торресанто, по прозвищу Монашек, ночью скончался.  Еще  одна  ниточка,
которая могла бы привести к преступникам, оборвалась.
   Валенти был доволен  комплиментами,  которые  Амброзио  высказал  ему  по
телефону.  Известие  о  смерти  Монашка  взбудоражило  его,  он  мог  теперь
подготовить новый репортаж.
   - Джулио, ты настоящий друг, даже если заинтересован в этом  деле.  Давай
поужинаем вместе как-нибудь. Конечно, с Эмануэлой. Могу я рассчитывать?
   За работой, за телефонными звонками,  совещаниями,  просмотром  донесений
прошел день. И вот настал момент, которого Амброзио ждал если не с тревогой,
то с нетерпением. Момент, когда предстояло увидеть,  осуществляются  ли  его
предположения и планы, которые он так тщательно вынашивал.
   Выехав на машине из квестуры, он решил перекусить с Надей  Широ  в  одном
местечке возле Порто Людовико, которое называлось остерия делла Лантерна.  В
остерии в небольшом зале рядом с фотографиями боксеров висел на стене правый
ботинок Примо Карнеры, чемпиона мира в тяжелом весе 1933 года.
   Красное вино, ячменный суп, тонко нарезанная нежная форель  -  Надя  даже
решила, что это семга, розовый свет торшеров - все это вызывало в  комиссаре
чувство легкого,  почти  веселого  покоя.  Под  конец  ему  даже  показалось
несправедливым наслаждаться такой радостью без Эмануэлы. Она-то считала -  и
это было в принципе верно, - что он охотится за преступниками и  так  занят,
бедняга, что не может прийти к ней на ужин. Что ж, они увидятся позже.
   - Комиссар, какого размера туфли носил этот  боксер?  -  Надя  промокнула
губы салфеткой.
   - Мальчишкой я это знал, сейчас уже не помню. Спросим у Аттилио, хозяина.
   - Одна машина будет стоять на площади Аркинто, другая на улице Пастренго.
Джулиани придет в бар вместе с Ольми,  он  чемпион  по  карате.  Думаю,  что
справимся.
   - Должны справиться.
   У  Аттилио,  хозяина  остерии,  была  короткая  борода,  его  легко  было
представить в латах и шлеме тевтонского дойна.
   - Торжественно клянусь, что это не семга, а форель, - он налил  в  бокалы
красное "пино". - У меня такое впечатление, что присутствующая здесь синьора
родилась очень подозрительной.
   - Она работает со мной. Думаю, что она и мне не верит.
   Надя наклонилась, подняла салфетку.
   - Какой размер обуви носил чемпион?
   - Говорят, пятидесятый, но точно никто не знает. Могу  лишь  подтвердить,
что ростом он был два метра и пять сантиметров и  весил  сто  двадцать  пять
килограммов.
   Когда они вышли из теплого  зала,  их  обдало  холодом.  Поднялся  ветер,
очистил небо: над улицей Санта София появились  звезды.  "Дельта"  комиссара
стояла у дома страхового агентства. Ему захотелось  прогуляться  пешком,  но
времени не было.  Пришлось  въезжать  в  еще  интенсивный  поток  машин.  На
окружной, в районе верфей, у каждого светофора возникали  знакомые  картины:
аптека Фалья  с  террасой  на  крыше,  летом  вся  в  зелени;  кафе  Таведжа
напоминало об Эмануэле, их  первой  встрече;  дворец  Сербеллони  -  сколько
воскресений в давние годы провел он  тут,  в  картинной  галерее  Бергамини!
Садик перед домом Сената, сам дом, который уже много  лет  красят  в  разные
цвета. Ему нравился цвет светлой охры. Городской сад с  высокими  оголенными
деревьями за черной оградой напоминал иллюстрации тушью к рассказам  ужасов,
которые он читал в детстве, хоть весной  те  же  деревья  с  нежной  листвой
казались перенесенными сюда с английских эстампов.
   - Мы будем в машине?
   - Не думаю.
   - Появится тот, на мотоцикле?
   - Возможно. Кто его знает. Я пробовал влезть в его шкуру: на его месте  я
бы воспользовался транспортом, который не слишком бросается в  глаза.  Нужно
следить за машинами, стоящими  в  определенных  местах,  например,  рядом  с
метро.
   Башня вокзала  Гарибальди  показалась  среди  зданий  Центра  управления,
казалось, она построена из деревянных кубиков, как старые игрушки.
   - Думаю, прежде чем действовать, он изучит  поведение  следующей  жертвы.
Или заставит сделать это кого-то другого. Их может быть и двое, и трое.
   - Скорее всего двое, - ответил  Амброзио.  Хоть  с  самого  начала  чутье
рисовало ему убийцу-одиночку. В этом была  его  сила:  выследить  намеченную
жертву, не спеша изучить места передвижения, поведение и  потом,  в  удобный
момент, не колеблясь, выстрелить в упор. Все свидетельствовало  о  том,  что
между выбором мишени и решением нажать на курок проходили считанные секунды,
две или три. А потом?  Потом  убийца  исчезал  так,  что  никто  не  успевал
заметить. Не считая мотоциклиста на улице Таджура. Но он ли виновник? Может,
убийца, выстрелив, спрятался в какой-нибудь машине? Или исчез за углом дома?
   Амброзио остановился на улице Борсьери. Они сидели в машине и курили, как
влюбленная парочка. Надя говорила  вполголоса.  Комиссар  понимал,  что  она
переживает первое настоящее приключение в своей карьере.
   - А что теперь?
   - Теперь я  докурю  сигарету,  потом  пойдем  на  площадь  Аркинто  и  по
окрестностям.  Смотри  в  оба,  прошу  тебя,  наблюдай  за   припаркованными
машинами.
   Они шли медленно, комиссар взял ее под руку. Девушка  была  невысокая,  в
длинном утепленном плаще. Если бы их увидела Эмануэла!
   Перед баром, к которому они подошли, остановилась малолитражка.  Амброзио
сжал Наде локоть, потом обнял за плечи, она прижалась к нему.
   - "Беретта" с тобой?
   - С патроном в стволе, - прошептала Надя,  коснувшись  рукой  сумочки  на
плече.
   - Идем выпьем кофе.
   Они вошли в бар. В глубине, между бильярдной  и  залом,  Ольми,  сидя  за
столиком, делал вид, что читает газету; Джулиани наблюдал за двумя  парнями,
которые гоняли шары на бильярде.
   - Хотите партию? - спросил Джулиани. - Кто хочет проиграть? - С  повязкой
на глазу он казался настоящим бандитом.
   Амброзио заказал два кофе и рюмочку граппы.
   - Сегодня холодно, - взяв рюмку, он разлил водку  в  две  чашки.  -  Тебе
будет лучше, дорогая.
   Ольми глянул на них, засмеялся и опять погрузился в чтение. С чашечками в
руках они  подошли  к  двери:  малолитражка  все  еще  стояла  перед  баром.
Неожиданно красные огоньки скрылись за деревьями площади.
   - Я тебя не знаю и не желаю с тобой играть, - громко,  с  вызовом  сказал
один из бильярдистов.
   Комиссар почувствовал: что-то идет не так. Но что?
   - Ах, не желаешь? Зато я хочу, понял? А когда я хочу, ты  должен  играть.
Ясно?
   - О Боже! - с досадой воскликнул игрок.
   Бармен с бритой головой, весивший не меньше центнера, двинулся к  ним  от
стойки. Он был настроен решительно. Амброзио сделал ему знак не вмешиваться,
показав уголок удостоверения.
   У входа в зал висел  телефон-автомат,  но  табличка  с  красной  надпис