торе ее  настоящий  отец,  хоть  она  и  носит
другую фамилию. Кстати, они похожи  друг  на  друга,  как  две  капли  воды.
Странно, правда, - юная девушка и седой  старик...  И  все-таки  удивительно
похожи. Глаза, губы, овал лица... Этторе постоянно посылал ее матери деньги,
каждый месяц. По правде говоря, он чувствовал себя виноватым  перед  ними  -
все-таки эта женщина потеряла мужа... Говорил, что  должен  был  развестись,
несмотря на болезнь жены. Он очень любил Джулию, ведь других детей у него не
было. Но ее мать не любил, вот в чем дело, если бы любил, наверное, все было
бы иначе.
   - Джулия приезжала в Милан?
   - Только на его похороны. Но  вскоре  она  должна  приехать  надолго.  Мы
переписываемся, звоним друг другу. Очень славная девушка. - Анжела заметила,
что комиссар достал сигареты, но закурить не решается. - Курите, пожалуйста.
- И поставила перед ним пепельницу.
   Амброзио с наслаждением закурил.
   - В чемодане у Этторе было две сорочки, их украли. Почему  две,  если  он
уезжал всего на один день?
   - Он был очень осмотрительным. Всегда говорил:  всякое  может  случиться.
Может, придется остаться еще на день, и у  меня  не  будет  чистой  сорочки.
Чистота была его манией, как температура и атмосферное  давление.  Я  покажу
вам его термометры и барометры, вы ахнете.
   - Кто были его друзья, кроме Капитана?
   - Некоторые коллеги из банка, хозяин одного  магазинчика,  тоже  ветеран,
врач, который его лечил много лет. К сожалению, он уехал  в  Аргентину.  Его
жена родилась в Резарио,  унаследовала  там,  как  она  говорила,  гасиенду.
Этторе очень любил доктора Прандини и болезненно переживал его отъезд.
   - Прандини? Я уже слышал эту фамилию. Если не ошибаюсь, Прандини есть еще
инженер.
   -  Это  его  старший  брат,  он  строит  дома.  Анжела  погладила   кота.
Чувствовалось, что говорить об  инженере  Прандини  ей  неприятно.  Амброзио
терпеливо ждал.
   - Он из тех людей, с  которыми  встречался  Этторе,  -  наконец  неохотно
произнесла Анжела. - В сущности, это они его уводили  от  реальности  в  мир
воспоминаний, в мир призраков.
   - Этот Прандини, как рассказывал Капитан, был человек одержимый, на войне
стрелял без разбора.
   - Этторе восхищался им. Говорил, что всегда нужно выбирать:  убивать  или
быть убитым. У Прандини на этот счет не было сомнений.
   Она открыла фрамугу. Комната наполнилась холодом.
   - Зачем вы ко мне пришли? Чего вы хотите от меня? Я понимаю,  вы  тут  не
только из-за смерти Этторе. - Анжела пристально посмотрела на Амброзио. - Не
рассказывайте мне сказки, комиссар.
   - Я не собираюсь вас обманывать, синьора, это  не  в  моих  правилах.  Мы
расследуем целую серию убийств, которые, на первый взгляд, никак не  связаны
с гибелью Этторе Ринальди. Но я почти уверен, что именно смерть двух  давних
приятелей - Ринальди и Датури - вызвала, скажем так, цепную  реакцию  других
преступлений. Преступлений, которые без этой связи просто нельзя объяснить.
   - Джорджио говорил, что эти подонки всегда плохо кончают.  Стреляют  друг
друга за наркотики, за деньги, из мести.
   - Часто так и бывает. Мы тоже думали об этом. Однако на этот раз  оружие,
убившее четверых, - одно и то же. Боевое оружие.
   - Значит, вы подозреваете, что Джорджио Де Пальма...
   - Нет. В настоящий момент нет.
   - Понятно. И что же - я должна помочь вам найти того, кто  расправился  с
убийцами Этторе?
   - Нет. Того или тех, кто убил Этторе.
   - Вы их не найдете.
   - Вы уверены?
   - Я читаю газеты. Кое в  чем  Джорджио  прав.  Например,  утверждая,  что
полиция работает хорошо  только  тогда,  когда  нужно  сопровождать  больших
чинов. Извините.
   - Вы часто ходите в дом на улицу Баццини?
   - Несколько раз была. Вместе  с  Джулией;  Я  плохо  себя  чувствую  там,
комиссар. Вещи, к которым он прикасался, зубная щетка, кофеварка,  мыльница,
крем для бритья, записная  книжка  с  телефонами,  исписанная  его  красивым
прчерком, подголовник кресла... Нет, я не могу там  быть.  Посижу  несколько
минут и бегу домой. Я просила Джулию пожить там во время каникул.
   - У Этторе был автомобиль?
   - Был, но в ноябре он продал его. Собирался купить новый,  да  так  и  не
собрался.
   - Я хотел бы надеть наручники на того, кто его убил  и  ограбил.  Клянусь
вам. У него украли бумажник. Сколько там могло быть денег?
   - У меня уже спрашивали. Точно не знаю. Знаю только, что  он  пользовался
чеками банкомата, которые у него нашли в кармане  пиджака.  Значит,  ему  не
нужно было носить с собой много наличных. В бумажнике могло быть сто, двести
тысяч лир, не больше.
   - А ценности? Золотые часы, перстень?
   - Нет. Единственные золотые часы, которые у него были, он хранил в сейфе,
их подарил ему отец, когда Этторе вернулся с войны. Он очень дорожил ими, но
только как памятью об отце. На руке носил обыкновенные пластмассовые.
   - Золотые часы могли бы навести на след. Обычно от них  стараются  спешно
избавиться. Вам удалось открыть сейф?
   - Я знала комбинацию. У нас не было  друг  от  друга  секретов.  Мой  год
рождения. Номера комбинации сейфа - год моего рождения.
   - Я не хочу знать его.
   - Спасибо.
   - Хотите посмотреть его квартиру?
   - Охотно.
   Амброзио и Надя в сопровождении хозяйки подошли  к  вешалке  в  прихожей.
Возле вешалки стояла большая медная ваза с двумя цветными  зонтами  и  одним
черным, мужским.
   - Этторе держал свой зонт  здесь,  -  сказала  Анжела,  трогая  ручку  из
темного дерева. - Он был убежден - если любишь женщину, должен почувствовать
желание оставить у нее свой зонт.
   Она надела волчью шубу.
   Туман опал, огни фонарей  стали  ярче.  Покрытая  мелкими  каплями  влаги
машина комиссара дремала на стоянке у дома. Он предложил Анжеле  доехать  до
дома Ринальди, но она отказалась.
   - Давайте пройдемся пешком. Я еще сегодня не выходила на улицу.
   Пройдя какую-то сотню метров, она остановилась перед  небольшим  домиком,
возле которого росла пальма. Пальма не представляла ничего особенного: сухой
веник на войлочной ручке. Однако, когда он был мальчишкой, она казалась  ему
чудом из чудес - высокой стройной красавицей. Господи, куда же  девалась  ее
высота! Забавная это штука - память.
   Амброзио взглянул на соседний дом. В окнах первого этажа  горел  свет.  В
молодости комиссар жил там  с  родителями.  Он  взял  под  руку  Надю  Широ,
чувствуя, как поднимается внутри какое-то бессильное отчаяние.
   В двери было два замка, и Анжела Бьянкарди при тусклом освещении подъезда
заставила их наконец открыться.
   На дверях висела овальная бронзовая табличка с одной фамилией - Ринальди.
   Квартира имела странный вид, как  будто  в  ней  никогда  никто  не  жил.
Мебель, посуда в горках, книги на стеллажах - все было  расставлено,  как  в
музее,  с  маниакальной  тщательностью.  Барометры,   термометры,   часы   с
маятником, пожелтевший план Милана прошлого века в рамочке,  стол,  покрытый
тканью цвета лаванды, с блюдом фруктов из майолики в центре, диванчик и  два
кресла, обитых кармазиновым бархатом, казалось, простояли  на  своих  местах
лет двести. На стенах  висели  две  картины:  крестьянин,  ведущий  волов  с
плугом, и гора с заснеженной  вершиной:  на  переднем  плане  был  нарисован
мостик, под которым бежала речка.
   - Сколько раз говорила ему, что они ужасны, эти картины, а  он  объяснял:
их купил на аукционе его отец, пусть висят.
   Спальня была почти пустая:  столик,  комод,  встроенный  шкаф.  На  одной
дверке шкафа - зеркало.
   - Это единственная комната, в которой Этторе все поменял, не мог спать  в
кровати, на которой умерла жена.
   Резная книжная полка с цветными стеклами в дверцах, кресло, обитое темной
кожей, низкая тумбочка под окном, покрытая бежевым  лаком.  На  полу  новый,
амарантового цвета ковер.
   - Этторе купил его перед Рождеством,  -  пояснила  Анжела.  Это  был  его
кабинет, тут он хранил все свои вещи, книги о войнах,  письма,  альбомы.  За
этой картиной - сейф, о котором я говорила. Собственно, это  не  картина,  а
увеличенная и вставленная под стекло фотография, но Этторе ее любил.
   На фотографии маршал Бастико вручал отличившемуся солдату награду.
   - Где он держал пистолет?
   - В нижнем ящичке столика, у кровати.
   - Хотелось бы взглянуть.
   Они вернулись в  спальню.  Амброзио  открыл  ящичек  и  достал  пистолет.
"Беретта" девятого калибра с семью патронами в обойме.
   - Могу я взять его на несколько дней?
   - Конечно.
   Он передал пистолет Наде, она обернула его носовым платком и  положила  в
сумочку.
   Анжела ничего  не  спросила,  ее  как  "будто  не  удивило,  что  полиция
проверяет оружие, принадлежащее жертве.
   - Капитан говорил, что он ходил стрелять в тир.
   - Не знаю. Я не люблю оружия. Я даже немного боюсь его. Мы об этом  почти
никогда не разговаривали. У каждого из нас была своя зона, куда мы старались
не вторгаться. У меня были свои друзья, я ходила на концерты, в  театры.  Он
редко сопровождал меня. Только если я настаивала, раз или два в году.
   - Дом содержится в большом порядке.
   - Видели барометры? Он их вечно проверял. Помню один  случай,  мы  только
недавно познакомились, я увидела  их  и  удивилась.  Ты  похож  на  морского
капитана, сказала я. Именно тогда он рассказал мне  о  своем  приключении  в
Турине.
   - Чемодан, с которым он ездил, у вас?
   - Наверное, в квестуре.
   - Я скажу, чтобы вам вернули.
   Она сняла шубу, положила на диван, пошла  на  кухню.  "Хотите  что-нибудь
выпить?" Вернулась с бутылкой коньяка, поставила на стол,  достала  из  бара
три рюмки.
   - А что, комиссар, ключи, которые он носил с собой, так и не нашлись?
   - В донесении об этом ничего нет.
   - Впрочем, я поменяла замки. - Анжела налила  в  рюмки  коньяк.  Амброзио
почувствовал, что она что-то недоговаривает.
   - И хорошо сделали, сегодня опасно рисковать. Может быть, тот же  убийца,
или убийцы, если  их  было  двое,  как  мы  думаем,  взяли  ключи  вместе  с
документами. Где он их обычно носил?
   - В левом кармане пиджака. Или в пальто. По-моему, той ночью они  были  в
пальто. Он любил чувствовать их под рукой. Кстати, и трамвайные  билеты,  он
их тоже носил в пальто, чтобы  не  расстегиваться  каждый  раз,  и  какие-то
мелкие деньги, телефонные жетоны... Вы не пьете, синьорина?
   Надя поднесла к губам широкую рюмку,  глотнула,  как  горькое  лекарство,
закашлялась.
   - Ужасно крепкий...
   Амброзио с удовольствием осушил  свою  рюмку  и  наполнил  ее  вновь.  Он
чувствовал, что в воздухе витает что-то, готовое вот-вот взорваться  фразой,
замечанием, чем-то таким, что изменит все его представления о расследовании,
даст мысли новый мощный толчок. Ему показалось, будто  именно  здесь,  среди
вещей Этторе, Анжелу начали одолевать мучительные сомнения и она  терзалась,
не зная, поделиться ими с ним или нет. Ее надо было, что называется, дожать,
и комиссар вновь завел разговор, от которого его самого уже подташнивало.
   - Вы водите машину?
   - У меня "фиат-500", почти музейный.
   - Где вы его держите?
   - На улице, перед домом. Этторе всегда говорил мне, что это  неосторожно.
У меня есть бокс в нашем дворе, но так сложно  открывать  ворота,  засовы..,
ради микролитражки вековой давности. Я страхуюсь от угона  с  помощью  цепи,
которая весит, наверное, центнер, и обыкновенного замка.  До  сих  пор  воры
относились к ним с уважением.
   - Я все думаю, если бы он не продал машину, может быть...
   Фраза родилась у него случайно, он не задал бы  этого  вопроса,  если  бы
лихорадочно не искал способа как-то заставить женщину заговорить.
   - Я тоже этим мучаюсь, я всегда думала, если бы Этторе не продал  машину,
он поехал бы в Турин на ней.
   - Даже в туман?
   - Определенно. Почему,  черт  возьми,  он  ее  продал?  Она  еще  была  в
приличном состоянии. Но он, со  своей  страстью  к  порядку,  аккуратностью,
продал ее, чтобы купить новую, последней модели, в январе. И не успел.
   - Можно было погибнуть и на автостраде, в катастрофе.  Мне  жаль,  что  я
опечалил вас.
   - Не ваша вина.
   Анжела допила свой коньяк, поставила пустую рюмку на  стол  и,  мгновение
поколебавшись, сказала:
   - А знаете, комиссар, я видела парня, который  пытался  вставить  ключ  в
замочную скважину двери.
   - Этой квартиры? - чуть не подскочил от радости Амброзио, все  еще  боясь
верить в удачу.
   - Да. На нем была лыжная шапочка. Он обернулся, увидел меня  -  я  только
вошла, - и убежал. Я вышла за ним на улицу, но был сильный туман, и я ничего
не увидела.
   - Когда это случилось? Подумайте хорошенько.
   - В феврале, примерно месяц назад.
   - Вы кому-нибудь об этом рассказывали?
   - Не нужно было этого делать? К той поре я  уже  поменяла  замки.  Да,  я
говорила Джорджио.
   - Не могли бы вы спокойно повторить мне все подробности?

Глава 8

   Кто-то  недоговаривает,  но  теперь  я  почти  уверен,  что  нахожусь  на
правильном пути. Эмануэла налила комиссару бокал белого вина.
   - Этот незнакомец знал адрес жертвы?
   - Ключами он завладел в ночь убийства или ему их дал тот, кто  ограбил  и
убил Ринальди. В бумажнике были документы, они исчезли, установить адрес  не
составляло труда.
   - Это было крайне неосторожно - идти в дом убитого человека.
   - Да, разумеется. Думаю, что  он  несколько  дней  следил  за  подъездом.
Анжела Бьянкарди ходит туда редко, вот он и решил, что ничем не рискует.
   - Она смогла бы узнать парня?
   - Не знаю. Очень уж мало она его видела, к  тому  же  он  нагнул  голову.
Запомнила только голубой помпон на лыжной шапочке.
   Эмануэла говорила из кухни, где в кастрюльке варился рис.
   - А что ты думаешь об этой синьоре Бьянкарди?
   - Она изучала Пруста, Бодлера. Сейчас  преподает  французский.  По-моему,
милая и скромная женщина.
   - Чувствительная и даже мнительная.
   - Откуда ты взяла?
   - Ей нравится Пруст. Сезон цветущей сирени, бульвары в настурциях, синьор
Свэн, рассказывающий об умершей жене...
   - Вот уж не знал, что и ты этим интересуешься.
   - Читала кое-что недавно. Мне нравится и в то же время угнетает, вызывает
скуку.
   - Не говори этого никому. Ты права, это женщина  с  обнаженными  нервами.
Для нее Ринальди был опорой, защитой, вроде отца, как я  понял.  Его  смерть
нарушила равновесие.
   - Не думаю, что он был ей только отцом.
   - Я этого и не утверждаю. Он был ее любовником.  Но  еще  и  опекуном,  и
защитником, и опорой...
   Они обедали в мягко освещенной комнате, выходившей окнами на улицу Чезаре
Корренти; торшер с белым абажуром у дивана создавал приятный уют.
   - Ты подозреваешь друзей этого пенсионера?
   - Называть его  пенсионером  было  бы  не  совсем  правильно.  При  слове
"пенсионер" представляется старый, дряхлый человек. А  он  был  мужественным
солдатом, как утверждают все, кто его знал, и не выглядел на свои годы.
   - И что ты намерен делать?
   - Все останется как было, по  крайней  мере  еще  несколько  дней.  Будем
следить за парнем, которому угрожали. Хочу познакомиться с неким Прандини.
   - Кто он такой?
   - Друг и сослуживец Ринальди, специалист по оружию, точнее, специалист  в
стрельбе по живым мишеням. Дай взглянуть на этикетку этого вина.
   - Это прислал папа из провинции Ла  Специи.  Очень  приятный  аромат,  не
правда ли? Амброзио посмотрел бокал на свет.
   - Все друзья Ринальди хорошо владеют оружием.
   - Значит, легко будет выяснить, кто из них смог бы...
   - Стать мстителем? Нет, это сложно. Они не дураки и связаны между  собой.
У них застарелая ненависть ко всему, что  не  соответствует  их  убеждениям.
Считают, что они за закон. Но в их руках закон становится орудием мести.  Не
то что я их не понимаю: слишком много в нашей жизни легковесного  отношения,
вызванного равнодушием, терпимостью, нежеланием  связываться.  А  у  полиции
каждый шаг регламентирован инструкциями, порой и мы ничего не можем сделать.
Или почти ничего.
   - И в больнице у нас то же самое...
   - Я знаю, дорогая.
   - Джулио, мне сейчас пришло в голову.., ты говорил, что  в  этих  четырех
преступлениях общее - это калибр оружия.
   - Пока удалось связать убийство грабителя  и  смерть  хозяина  траттории.
После разговора с вдовой Датури я убедился,  что  именно  среди  его  друзей
нужно искать мстителя.
   - Я думаю, если.., если кто-то из  убитых  молодых  людей  был  в  лыжном
берете с голубым помпоном...
   - О Боже, - произнес Амброзио, схватившись за  голову.  -  Дай  подумать.
Анжела сказала, что этот парень появился на  улице  Баццини  примерно  месяц
назад. А Аддамьяно убили в дни карнавала, в последнюю неделю февраля.  -  Он
прервался и посмотрел на нее:
   - Да, может быть. Ты подала хорошую идею.
   - Синьора Бьянкарди утверждает, что  не  видела  парня,  который  пытался
ограбить квартиру, в лицо. Может, она солгала тебе?
   - Но зачем? И почему тогда она сказала о лыжной шапочке?
   - Не знаю. Она говорила об этом  и  Капитану,  так  ведь?  Может,  у  нее
мелькнула мысль, что в этих убийствах замешаны друзья Этторе; разве в  таком
случае она сказала бы тебе всю правду?..
   Пока Эмануэла говорила, у Амброзио возникло странное ощущение, словно  он
в двух шагах от разгадки тайны и в то же время  отдаляется  от  нее.  Трудно
было сосредоточиться, нужны были календарь и блокнот, чтобы записать одну за
другой все даты, имена, названия улиц, данные научных экспертиз...
   - Ты плохо себя чувствуешь? - встревожилась Эмануэла.
   - Нет, прекрасно. У этого вина, Эмануэла, божественный аромат.  Вроде  бы
пахнет свежими фруктами.., а может, и нет. Не  могу  уловить.  Как  с  нашим
убийцей.
   Она подошла сзади, обняла его, он почувствовал затылком тепло ее груди.
   - Ты тоже пахнешь свежими фруктами, - шепнул он.
   - Останешься сегодня, да?
   - Я был у сестры Аддамьяно полчаса назад, - сказал Де Лука, - а  потом  у
матери Монашка. Бог мой, какая толстуха! Ни у кого из парней не было  лыжной
шапочки, а тем более с голубым помпоном.
   - Ты уверен, что они говорили правду?
   - Думаю, что да.
   - А зимой что эти паршивцы надевают на голову?
   - Ничего. Молодежь не носит ничего.
   - Даже когда температура ниже нуля?
   - Я спрашивал. Мать Аддамьяно показала мне  синюю  шапочку  с  козырьком.
Гаспаре надевал ее в исключительных случаях, когда водил машину фирмы.
   - Гаража на Лорентеджо?
   - Думаю, да.
   - Значит, синяя шапочка с козырьком, - повторил комиссар.
   Весь день Амброзио пытался представить себе Гаспаре  Аддамьяно,  слесаря,
шофера, угонщика автомобилей - мастера на все руки - в мотоциклетной  куртке
и в коротких сапожках.
   Но возникало только его лицо, залитое кровью, обезображенное выстрелом. А
эта яркая ленточка, найденная среди мусора в трех метрах от трупа?  Куда  ее
прикажете прилепить?
   - Как вы  думаете,  синьор  Аббатанджело,  Гаспаре  мог  повязать  голову
ленточкой на манер индейцев, хотя бы ради шутки, чтобы пооригинальничать?
   - Ни в коем случае. Он был другого склада. Те все получеловеки, по-моему.
А Гаспаре был мужчиной, не придурком.
   - Вы его использовали как шофера?
   - Иногда посылал с поручениями за город. Подарил синюю форму.
   - Шапочку с козырьком?
   - Конечно. А когда он водил фургончик...
   - Тогда он форму не надевал. Может, когда было холодно, он  носил  лыжную
шапочку?
   - Никогда я не видел Гаспаре в лыжной шапочке.
   - Можно взглянуть на фургончик?
   Машина была добитая, кузов выкрашен красной  краской,  на  нем  виднелись
пятна. На дверцах надпись: "Гараж Лорентеджо".
   - А на других машинах он ездил?
   - Иногда  я  ему  давал  старенький  "рено".  В  субботу  вечером  или  в
воскресенье. Он ездил на дискотеку.
   - Этот человек мне  не  нравится,  -  заявила  Надя,  когда  они  шли  по
бульвару. В небе торжественно плыли белые облака, отливая серебром. - У него
вид беспардонного мошенника.
   - Скоро весна, - заметил Амброзио. - Знаешь, куда мы сейчас направимся