? В
деревню, в гости к Марко Прандини, одному из друзей Ринальди.
   - Тот, который  всегда  стрелял  первым?  Наверное,  он  того...  -  Надя
покрутила указательным пальцем у виска.
   - Как ты его себе представляешь?
   - Здоровенный лысый грубиян.
   Но Прандини  оказался  худощавым,  ростом  под  метр  семьдесят.  Военная
выправка, волосы седые,  вьющиеся,  еще  густые.  Глаза  темные,  маленькие,
посаженные близко к носу.  В  разговоре  тембр  его  голоса  часто  менялся,
казалось, что он принадлежит разным людям. Прандини держал  руки  на  груди,
соединив растопыренные пальцы. Под черным пиджаком у него был надет жилет на
кнопках.
   Одноэтажный дом конца прошлого  века  напоминал  маленький  патрицианский
дворец: окрашенный в желтую охру, с коваными балконными  решетками,  окна  с
зелеными ставнями. Калитка справа, с каменными фигурками львов  на  столбах,
вела к подъезду с колоннами. Дом был  накрыт  черепицей  и  затенялся  летом
большим деревом, которое росло возле кирпичной стены.
   Открыла им пожилая женщина, одетая в черное, похожая на  крестьянку.  Она
впустила всех в просторный холл с расписным потолком и стеклянной  дверью  в
глубине, сквозь которую виднелась  английского  типа  лужайка,  перемежаемая
кустами. За ними темнел длинный ряд высоких тополей.
   - Там, за тополями, течет По. - Прандини с любопытством  разглядывал  их,
взгляд его то и дело задерживался на Наде.
   Из холла они прошли в отделанную вишневыми панелями комнату, дубовый  пол
в ней устилали старинные ковры. Мебель тоже была старой, почти античной,  но
прочной, видимо, недавно отреставрированной. Рабочий стол завален  бумагами,
в углу - несколько кожаных кресел, на стенах - эстампы,  изображающие  сцены
охоты. У зажженного камина, поблескивая круглыми желтыми  глазами-пуговками,
лежала немецкая овчарка.
   - Я уединился здесь после многих лет путешествий. Работаю еще, но уже  не
так, как прежде. Догадываюсь, зачем  вы  пришли.  Мне  звонил  Джорджио.  Вы
видели, в каком состоянии бедная Анжела? Для нее Этторе...
   - Синьор Прандини,  -  перебил  его  Амброзио,  -  мы  зашли  в  тупик  с
расследованием. Никак не можем, например, найти, кто убил и  ограбил  вашего
друга на Центральном вокзале.
   - "Город наводнен жуликами, бандитами, всякими подонками. Что вы  хотите?
Отыскать, кто это? Но  ведь  легче  найти  иголку  в  стоге  сена.  Говорят:
сравните с тем, что происходит в Нью-Йорке или Вашингтоне, и поймете, что  у
нас все не так уж плохо. Какая-то сотня жертв в год. Глупцы. Ведь  Милан  не
Нью-Йорк, и сравнивать нужно с прежним Миланом. - Он протянул руки к  камину
и зябко потер их. - Я хотел бы до обеда - надеюсь вы пообедаете со  мной?  -
предложить вам белого  вина  из  Кусторы.  Уверяю  вас,  такого  вы  еще  не
пробовали.
   - Затем произошли другие события, например, убийство  из  мести  молодого
парня,  потом  случай  на  вокзале  Гарибальди,  где  нашел  смерть  Альваро
Датури...
   -  Бедный  Альваро...  -  Прандини  щелкнул  пальцами,  овчарка  бесшумно
приблизилась к нему и преданно потерлась о его  ногу.  Он  ласково  потрепал
собаку по загривку и позвал женщину, открывшую им.
   - Принесите, пожалуйста, вина.
   Женщина вышла, но почти тотчас же вернулась, как будто предвидела желание
Прандини, и внесла серебряный поднос,  на  котором  стояли  три  хрустальных
бокала и бутылка вина.
   - Чувствуете аромат? А какой изумительный соломенно-желтый цвет. Там, где
его делают, есть дом Тамбурино Сардо, героя Эдмондо Де Амичиса.
   - Отличное вино, - сказал Амброзио,  зачарованный  бокалом  с  изумрудным
отливом на ножке больше, чем вином из исторической зоны Соммакампанья:
   - Мы проиграли два сражения в тех местах.
   - И оба летом, вы заметили?
   - Не помню.
   - В июне и в июле. Июль - несчастливый месяц.
   - Вы большие друзья с капитаном Де Пальма, не так ли?
   - Мы всегда дружили,  дружим  и  сейчас.  Он  вам  рассказывал  о  первом
батальоне в Мармарике? Потом я вернулся в Италию и оказался на  севере,  где
полтора года принимал участие в говняной войне.  Извините  меня,  синьорина.
Война, хуже которой не могло быть: итальянцы убивали итальянцев, а за что?..
Если я уцелел, то лишь благодаря своему инстинкту. Я  не  хотел,  чтобы  эти
любители военных игр схватили меня и поставили к стенке.
   - Вас могли расстрелять?
   - Элементарно. В Музокко, на кладбище  полторы  тысячи  могил  тех,  кому
повезло меньше, чем  мне.  Среди  них  есть  три,  одна  возле  другой.  Там
похоронены три брата,  младшему  было  шестнадцать  лет.  Их  приговорили  и
расстреляли через несколько дней после окончания войны. Представляете, какой
ужас! Война уже окончилась, а их расстреляли...
   - Какое оружие у вас было?
   - "Люгер". Потом пистолет-автомат МР-40, отличная вещь. Вдоволь  патронов
и несколько ручных гранат. Кто меня мог задержать?
   - В четырех трупах, которые мы обнаружили, были  пули  девятого  калибра.
Как у вашего пистолета.
   - У меня его уже нет, комиссар, почти полвека. Между прочим,  таких,  как
я, уже давно амнистировали, - улыбнулся Прандини. -  И  вернули  все  права.
Теперь мое дело - вооружаться или  нет.  У  меня  сейчас  есть  "беретта"  и
охотничье ружье.
   - Вы случайно не знаете, почему Ринальди не женился на Анжеле?
   - Потому что Анжела уже замужем.  За  одним  негодяем.  После  нескольких
месяцев супружества он уехал в Голландию или Бельгию, захватив с  собой  все
ее деньги. Жулик.
   - Она его искала, подавала в суд?
   - Не думаю, уж очень все это противно. Она осталась  одна,  замкнулась  в
себе,  пока  не  встретила  Этторе.  Этторе  был  святой  человек.   Добрый,
внимательный, ласковый... Вот почему Анжела так привязалась к  нему.  А  эти
проклятые...
   - Синьор Прандини, - впервые  подала  голос  Надя,  -  Анжела,  возможно,
видела одного из убийц. Ключи, которыми он пытался открыть  дверь  квартиры,
доказывают...
   - Что доказывают? Квартирные кражи сегодня в порядке  вещей.  Нет  семьи,
которая не пострадала бы от этих бандитов, ублюдков, наркоманов...
   - Вы не думаете, что ключи, которые  у  него  были,  принадлежали  Этторе
Ринальди?
   - Думать можно о чем угодно, комиссар. Беда в том,  что  Анжела  даже  не
смогла увидеть этого негодяя в лицо.
   - Я знаю, он убежал. Может, на улице был соучастник, который его ждал?
   Прандини снова сложил руки на груди,  замком  сцепив  пальцы,  и  ядовито
усмехнулся.
   - Я понял. Вы думаете, что Анжела могла увидеть машину или  мотоцикл,  на
котором они задали деру, но не сказала вам об этом? Но тогда зачем ей вообще
было говорить о парне с  ключами?  Я  понимаю,  вам  хочется  соединить  два
убийства чем-то, кроме пуль девятого калибра, но боюсь,  что  вы  на  ложном
пути.
   Он встал. Амброзио и Надя тоже поставили свои бокалы, ожидая  дальнейшего
шага. Прандини вел себя как-то особенно, с намеками, то казался искренним  -
и опасным, то - ироничным, открытым, гостеприимным.
   - Хочу вам кое-что показать. Оденьтесь, выйдем.
   В сопровождении собаки они направились к небольшому строению из  красного
кирпича, с высокой крышей и белой трубой, из  которой  в  холодное  утреннее
небо вился  тонкий  дымок.  Внутри  было  что-то  вроде  выставочного  зала.
Просторную комнату украшали флаги,  в  центре  висело  трехцветное  знамя  с
орлом, распростершим крылья.
   - Это знамя моего полка.
   - А остальные?
   - Видите вымпел? Это  восьмой  королевский  танковый.  А  это  -  шестого
африканского эскадрона, дивизиона броневиков.  Боже,  какие  шли  бои!  Если
кто-то выживал, тот уже ничего в жизни не боялся.
   - Вы создали частный музей.
   - Только знамен, касок и шлемов.
   Действительно, на длинном столе вдоль одной из стен были разложены  шлемы
и каски разных родов  войск,  колониальные  шлемы  с  очками  против  песка,
береты. На стенах висели военные топографические карты.
   - Не так-то просто было собрать это все. Когда я начал, прошел слух,  что
один сумасшедший богач скупает военные  сувениры.  И  тогда...  В  общем,  я
должен был спасаться, особенно от ветеранов и их реликвий. Я покупал  только
то, что меня  близко  касалось.  Например,  меня  не  интересовали  действия
военного флота.
   - Как и оружие, - подсказал Амброзио, с любопытством  разглядывая  черный
шлем.
   - Я бы с удовольствием собрал коллекцию оружия, но как это  сделать?  Все
не так просто, как кажется, комиссар. Может, когда-нибудь...  Кстати,  а  вы
каким пистолетом пользуетесь?
   - "Беретта". Как и вы.
   - Отличное оружие. Правда, когда-то я предпочитал  "люгер".  А  вообще-то
"люгер", или парабеллум, или Р-38 -  не  имеет  значения.  Красивое  оружие.
Капризное? Кое-кто и впрямь так  говорит.  А  что  до  меня,  я  никогда  не
пожалел, что верил в него. - Он посмотрел на Амброзио, потом на Надю Широ. -
Это как сказать, что "ролле ройс" не нравится механикам.  Кто  так  говорит?
Те, у кого руки, извините, в заднице.
   - Вы знаете некоего Клема Аббатанджело, синьор Прандини?
   - Аббатанджело? Никогда не слышал. Кто это?
   - Деловой человек, - ответила Надя. - Хозяин одного гаража.
   - Гаража? - Прандини покачал головой и взял Амброзио под руку.
   - Я покажу вам речку, пойдемте.
   Они пошли по дорожке, посыпанной  белой  галькой,  которая  едва  заметно
поднималась на возвышение. Наверху ряд тополей  замыкал  пейзаж,  видный  из
окна виллы. За деревьями, внизу, метрах  в  двухстах  текла  река,  намывшая
кое-где по берегам полоски светлого песка. На другом берегу  тоже  виднелись
тополя - вскоре под апрельским солнцем они заиграют блестящей зеленью.
   - Я просыпаюсь рано, почти с рассветом,  и  прихожу  сюда  наблюдать  По.
Разве это не чудо? Я купил этот дом, потому что  По  -  моя  река.  Она  мне
спасла жизнь.
   - Вы были в этих местах в конце войны?
   - Примерно в этих. Я прятался в одном шалаше, потом в  другом.  Все-таки,
что ни говори, я не был невезучим. Знаете, сколько мне было?  Двадцать  два.
Вот смотрю я на нее и вижу, как над водой поднимается  туман.  Летом  краски
яркие, пронзительные,  осенью  -  пастельные,  мягкие.  Как  я  хочу,  чтобы
какой-нибудь хороший художник нарисовал все это.
   Ветер от реки растрепал ему волосы, белый  чуб  мягко  шевелился,  отчего
Прандини казался старым мальчиком.
   - А где теперь ваш "люгер"? -  одна  и  та  же  мысль,  казалось,  точила
Амброзио, как жук-древоточец дерево.
   Прандини обернулся, его лицо исказила болезненная гримаса, годы  страстей
и разочарований, как в зеркале, отразились в ней.
   - Я же говорил вам: я вернулся домой ночью. Отец спрятал меня на чердаке.
Пистолет лежал в ранце вместе с гранатами. Отец все уничтожил.
   - Ваш брат... Вы жалеете, что он уехал в Южную Америку?
   -  Мы  виделись  редко.  Жена   его   педантка,   вечно   всех   поучала.
Предубежденность и невежество. Моя жена с ней были подругами, они  и  сейчас
дружат.
   - Вы женаты?
   - Она не живет со мной. Мы  разошлись.  Без  судов,  печатей,  адвокатов.
Частный развод, -  он  улыбнулся.  -  Я  купил  ей  квартиру,  нанял  одного
педераста-архитектора,  чтобы  обставил  ее,  как  она  хотела,  нашел  даже
девушку-филиппинку, которая умеет готовить итальянские блюда. Вдали от  меня
она считает, что выиграла в лотерею. Хотите знать, как она  проводит  время?
Парикмахеры, выставки, массажи и  концерты.  Королева!  Королева  в  ссылке,
комиссар. - Прандини оживился, у него прошла меланхолия.
   - Надо полагать, она была не такой уж плохой женщиной, синьор Прандини? -
с нарочитой наивностью спросила Надя.
   - Вы правы, когда-то была. Хоть она уверена, что осталась такой  же.  Она
моложе меня, и намного. Но шея, девочка моя, шея и щеки у женщин  -  больное
место. Настоящие предатели, наглые и бесстыдные.
   - Она живет в Милане?
   - А где же еще? Тильда захотела поближе  к  Сан  Бабила.  Ей  никогда  не
нравился этот дом, эти поля, даже река. Что она понимает в реке? Я  влюбился
в нее, когда она была совсем юная. Непохожая на меня. Ей нравились  кремовые
пирожные, а меня от сладостей тошнит. Я всегда пил кофе без сахара.
   - Вы часто видитесь?
   - Когда бываю  в  Милане  по  делам,  случается,  останавливаюсь  у  нее.
Специально для меня одну комнату оклеили зелеными обоями. Под цвет  леса.  -
Он с шумом втянул в себя воздух. -  Посмотрите  в  небо.  Видите,  это  стаи
мартовок.  Непонятно?  Утки.  Чувствуете  запах  воды   и   горелой   травы?
Замечательно, правда?  И  я  должен  был  бросить  все  это,  чтобы  жить  в
бензиновой вони?
   Он повернулся к Наде, которая, сунув руки в карманы пальто, глядела вниз,
на реку.
   - Вам холодно?
   - Наверно, мне было бы одиноко в деревне. Как вашей жене...
   - А я уже привык. С тех пор как... - оборвав фразу, он  подобрал  камень,
бросил с ловкостью, необычной для его лет, и овчарка рванулась за ним. -  Но
мы люди сумасбродные. В Африке я носил с собой книжечку стихов. Одно из  них
я  иногда  читал  товарищам.  "Река,  протекая,   меня   шлифовала,   словно
собственный камень..."
   Они переглянулись удивленно.
   Полчаса спустя в столовой с накрытым овальным столом и  запахами  специй,
под веселый треск горящего камина они продолжили разговор.
   - Синьор Прандини, человек, которого я ищу, полагаю, не понимает, что  он
обыкновенный убийца. Он считает себя  судьей,  который  действует  от  имени
попранного в нашей стране закона. Он сам выносит и  вершит  свои  приговоры,
потому что не верит в правосудие.
   - Разве можно называть страной эту мусорную свалку?
   - Об этом же говорил ваш приятель  Де  Пальма.  И  все-таки  мы  живем  в
демократической стране, где порядок должны наводить не  отдельные  мстители,
взявшие на себя функции  господа  Бога,  присвоившие  себе  право  карать  и
миловать, а правосудие, и только оно.
   - Правосудие?! - гневно повторил Прандини. - Как же  оно  допустило,  что
целые области оказались в руках организованной преступности? Что героин стал
чуть ли не  базой  нашей  экономики?  Что  похищение  детей  превратилось  в
процветающий бизнес, к которому в нашей стране бездельников уже привыкли,  и
плюют на все, лишь бы не грозила беда их собственным чадам.  Нет,  комиссар,
мы сделаны из другого теста. Ищите, если хотите, тот "люгер". Но знайте, что
это не мой, у меня его нет. Ни разу с тех пор не видел.
   - Это могло быть оружие капитана Де Пальма.
   - Не представляю,  чтобы  Джорджио  с  пистолетом  в  руках  охотился  за
какими-то негодяями. Он мрачно настроен, презирает философию "возлюбим  друг
друга" и "проживем кое-как", которая господствует сегодня в  республике,  но
из-за этого превратиться в самозваного шерифа он не способен.
   Прандини обнажил зубы в насмешливой улыбке. Или горькой?
   - Синьор Прандини, простите, вы любите поэта,  который  написал  стихи  о
реке? - вмешалась в разговор Надя.
   - Унгаретти? Это самый великий поэт Италии, моя милая.
   - Оказывается, у вас есть идеалы. Он вздохнул.
   - Вы слышите, комиссар? Идеалы... Кажется, я вернулся назад на целый век.
Идеалы... Я растерял их все по пути. Между одним выстрелом и другим.  В  тех
шалашах, где скрывался от людей. Не  стоит  их  хранить,  идеалы.  Весь  мир
заботится о том,  чтобы  тебя  от  них  вылечить.  Не  так  ли?  Без  них  я
почувствовал себя ненужным, но зато легким,  как  водяная  курочка,  и  стал
пристальнее смотреть вокруг  и  замечать  вещи,  которые  раньше  не  видел.
Например, лавочников. Они становились зажиточными. Были невеждами, дураками,
обманщиками, но, богатея, покупали  себе  дома,  драгоценные  украшения  для
своих дам и автомобильчики для сыновей. Хо, сказал я себе, каким  дураком  я
был, и тоже начал стараться побыстрее стать на ноги. Это и погнало  меня  на
Ближний Восток, где я сделал состояние. Мои любимые клиенты - эмиры. Знаете,
что значит эмир, синьорина? Принц.
   - Очень интересно, - заметил Амброзио, - однако вернемся к нашим баранам.
Все преступления,  которыми,  я  занимаюсь,  начались  после  насильственной
смерти Этторе Ринальди, друга Капитана  и  вашего  друга.  После  того,  как
Анжела Бьянкарди встретила возле его  квартиры  молодого  парня  с  ключами.
Поэтому я должен проверить алиби всех.  Включая  вас,  синьор  Прандини.  Не
припомните ли, где вы находились ночью, когда был убит Гаспаре Аддамьяно?
   - Не помню.
   - Тогда вам придется приехать в квестуру. Там мы все проверим.
   - Но это невозможно. Я не веду дневник. Это Ринальди всегда отмечал,  был
ли дождь, или туман, или снег, и сколько выпало сантиметров. Он - да, а я  -
нет. Это смешно. Как я могу вспомнить, где я был, где болтался в такой-то  и
такой-то день...
   - Ночью, между часом и двумя, когда на улице Мессина...
   - Я даже не знаю, где эта Мессина. Где это?
   - В конце улицы Луиджи Девятого, рядом с Мемориальным кладбищем.
   - Полная чепуха. Я не смогу вспомнить, что я делал день за днем, где был,
с кем встречался.
   - Синьор Прандини, я уверен, что это будет не так уж трудно  сделать.  Вы
деловой человек, у вас, наверное, есть записная  книжка,  где  вы  отмечаете
время встреч. Немного терпения, и вы вспомните, в какие дни  были  здесь,  а
когда в Милане, у своей жены.
   - Я не всегда живу у жены, - казалось, он успокоился. - Будете  проверять
также алиби Джорджио?
   - Вас это забавляет?
   - Еще бы! Мне смешно от мысли, что такой рассеянный человек,  как  он,  с
вечно затуманенной головой, должен будет  доказывать  вам  с  документами  в
руках, где он был в тот или иной день. Это будет та еще потеха.
   Пообедав, они на несколько минут присели у горящего камина, потом пожилая
домработница принесла Прандини букет оранжерейных розочек,  и  он  с  легким
поклоном вручил цветы Наде.
   В прихожей пахло мандаринами.
   - Когда я привожу розы из нашей оранжереи, Анжела сразу бежит ставить  их
в железную вазочку на вокзале.
   - На месте гибели Этторе?
   - Да. Она привязала проволокой к фонарному столбу вазочку и ставит в  нее
цветы.
   - Этот человек - загадка, - прокомментировала Надя уже за рулем "дельты".
   - Почему?
   - Убивал людей направо и налево -  и  читает  наизусть  стихи  Унгаретти.
Большой оригинал!
   - Завтра он придет в квестуру, сядем с  календарем  и  сделаем  кое-какие
подсчеты. То же самое с Капитаном. Хочу проверить каждую деталь.
   - Пойдем еще раз к Анжеле Бьянкарди?
   - Сначала на Центральный вокзал, вернее, на бульвар Дория.
   - Комиссар, у меня возникла странная мысль. Ринальди обнаружен между двух
автомобилей на стоянке. Анжела ставит цветы  в  вазу  под  фонарем.  Почему?
Фонарь должен быть в нескольких десятках метров  от  места  преступления.  К
тому же почти никогда не убивают при ярком свете.
   - Ну, а куда, по-твоему, ей девать свою вазочку?  Поставить  на  асфальт,
под  колеса  машин?  Нужно  поскорее  побывать  на  месте,  может,  это  нам
что-нибудь даст? Хоть какую-то зацепку. Знаешь такую пословицу:  волка  ноги
кормят?
   - Это мы-то волки? - улыбнулась Надя. - Ох и выдумщик вы, комиссар...

Глава 9

   Намаявшись у светофоров, Надя наконец  пробилась  к  вокзалу.  Они  нашли
фонарный столб, окрашенный, как и все остальные, в зеленое. Плотно,  один  к
одному, стояли автомобили. Но все выглядело  мирно,  спокойно.  За  стоянкой
виднелся сад, расположенный ниже уровня  улицы,  как  бы  в  котловине.  Его
украшали свежевыкрашенные скамейки, мраморный  фонтан,  среди  голых  яблонь
темнели стройные кедры. Несколько арабов разговаривали  между  собой.  Среди
этих парней с темной кожей была девушка. Ярко освещенный вокзал  -  огромный
цементный мавзолей, вывеска отеля, зеленые и красные огни баров и магазинов,
переполненные людьми улицы - вся атмосфера раннего вечера  дышала  покоем  и
размеренностью. Трудно было вообразить,  что  именно  здесь,  в  этой  точке
города,  чуть   ли   ни   ежедневно   происходят   многочисленные   страшные
преступления.
   Проехал фургон с карабинерами.
   - Вазочки