земцы.
   Осторожно держа спиральное сооружение в левой руке, Лайминг подошел к
двери, прижал  ухо  к  закрытому  глазку  и  прислушался.  Только  через
двадцать минут он услышал глухой звук  приближающихся  шагов  охранника,
делающего обход.
   -  Ты  меня  слышишь?  -  спросил  Лайминг,  не  напрягая  голос,  но
достаточно громко, чтобы его услышали в коридоре. - Ты меня слышишь?
   Быстро отступив, он лег на пол,  растянулся  на  животе  и  установил
спираль прямо перед собой.
   - Ты меня слышишь? - продолжал он взывать к конструкции.
   Глазок щелкнул и приоткрылся,  в  нем  появился  свет,  а  за  ним  и
недовольный зрачок.
   Полностью  игнорируя  наблюдателя,  действуя  как  человек,   слишком
погруженный в свое дело, чтобы замечать  окружающее,  Лайминг  продолжал
вещать в спиральную петлю:
   - Ты меня слышишь?
   - Что ты делаешь? - грубо спросил часовой.
   Узнав прозвучавший голос, Лайминг  решил,  что  на  этот  раз  судьба
поворачивается к нему лицом. Этот тип по имени Марсин был способен разве
что прицелиться и выстрелить или,  в  крайнем  случае,  поднять  крик  и
позвать на помощь.
   Ни для чего другого  он  умом  не  вышел.  Пожалуй,  при  медицинском
освидетельствовании ему бы  пришлось  основательно  поработать  мозгами,
чтобы сойти хотя бы за полудурка.
   - Что ты делаешь? - Марсин повысил голос.
   - Вызываю, - ответил Лайминг, как будто только сию секунду очнулся  и
заметил постороннего.
   - Вызываешь? Кого вызываешь и куда? - удивился Марсин.
   - Не твое хрюндячье дело, - с явным нетерпением ответил Лайминг.
   Демонстративно сосредоточив все внимание на спирали, он  повернул  ее
на пару градусов и снова позвал:
   - Ты меня слышишь?
   - Не положено! - рявкнул Марсин.
   Лайминг  громко  вздохнул  с  видом  человека,  вынужденного  терпеть
дурацкие выходки, и спросил:
   - Что именно не положено?
   - Вызывать.
   - Перестань нести чушь! Нам, землянам, вызывать разрешается  везде  и
всегда. Что бы с нами стало, если бы мы не могли этого делать, энк?
   От такого откровения у Марсина совсем ум за разум зашел. Он ничего не
смыслил в землянах вообще и в особых привилегиях, которые считались  для
них жизненно необходимыми, в частности. К тому же  он,  естественно,  не
имел ни малейшего понятия, что с ними станет без этих привилегий.
   Марсин топтался за дверью, не решаясь войти в камеру,  чтобы  пресечь
непонятные действия узника. Вооруженному охраннику запрещалось  заходить
в камеру в одиночку, и это правило строго соблюдалось  с  тех  пор,  как
отчаявшийся ригелианин пристукнул часового, схватил его оружие и порешил
шестерых, пытаясь вырваться на свободу.
   По уставу, если  возникала  необходимость  вмешаться,  предписывалось
отыскать начальника караула и потребовать унять розоволицего  чужеземца,
нарушающего тишину разговорами с какой-то непонятной  петлей.  Начальник
же был пренеприятным типом и имел привычку громко обсуждать вслух детали
интимной жизни своих подчиненных. Сейчас  был  самый  глухой  час  между
полуночью и рассветом, время, когда больная  печень  начальника  караула
бурчала особенно громко.
   К тому же он, Марсин, и без того  слишком  часто  оказывался  у  него
ублюдочным фаплапом.
   - Прекрати вызывать! - приказал Марсин с ноткой отчаяния в голосе.  -
Ночью заключенные должны спать. Иначе утром я доложу дежурному офицеру о
твоем неповиновении.
   - Покатался бы лучше на верблюде, - отмахнулся Лайминг.  Он  повернул
спираль, как будто тщательно ее настраивая. - Ты меня слышишь?
   - Я тебя предупредил! - не отставал Марсин,  не  спуская  со  спирали
глаз.
   - Сказано, фибли отсюда! - взревел Лайминг.
   Марсин захлопнул глазок и отфиблил.
   Утром Лайминг естественно, проспал:  он  почти  всю  ночь  провел  за
работой. Пробуждение было грубым и внезапным.
   Дверь с грохотом распахнулась, и в камеру  ворвались  три  охранника.
Вслед за ними вошел офицер. Пленника  бесцеремонно  стащили  со  скамьи,
раздели  и  совершенно  голым  вытолкали  в  коридор.   Пока   охранники
обыскивали его одежду, офицер слонялся по камере,  внимательно  наблюдая
за ними.
   "Вылитый гомик", - вынес приговор Лайминг.
   В одежде они ничего не обнаружили и стали обыскивать камеру. Один  из
них сразу же нашел петлю на подставке и отдал ее офицеру.  Тот  взял  ее
так осторожно, как будто это был букет, в котором притаилась бомба.
   Другой охранник  наткнулся  на  вторую  деревяшку,  отфутболил  ее  в
сторону и позабыл о ней. Оттащив скамью от стенки, они заглянули за нее,
но перевернуть и поискать под днищем не  сообразили.  Однако  их  долгая
возня со скамьей начала действовать Лаймингу на нервы, и он  решил,  что
пора прогуляться. Нисколько не смущаясь своей наготы,  он  повернулся  и
пошел по коридору.
   Увидев  такое  вопиющее  нарушение  правил  поведения,  офицер  издал
яростный рев и напустил  на  него  охранника.  Тот  пробкой  вылетел  из
камеры, вопя вслед Лаймингу, что бы тот  остановился.  На  поднятый  шум
из-за угла коридора появился четвертый  охранник  с  угрожающе  поднятым
ружьем. Лайминг повернулся и пошел обратно.
   Приблизившись к офицеру,  который  уже  стоял  в  коридоре,  кипя  от
злости, Лайминг принял скромную позу и сказал:
   - Здрасьте, я - ваша тетя.
   Офицер не обратил внимания на этот пустой для него звук.
   Размахивая петлей, он подпрыгивал от ярости и орал:
   - Это что такое? Что это такое?!
   - Это моя собственность, - с неприкрытым достоинством заявил Лайминг.
   -  У  заключенного  нет  права  ни  на  какую  личную  собственность!
Военнопленным не разрешается ничего иметь при себе.
   - Кто это сказал? - спросил Лайминг.
   - Я вам это говорю! - довольно злобно ответил ему гомик.
   - А кто вы, собственно, такой?  -  поинтересовался  Лайминг  с  чисто
научным интересом.
   - Клянусь Великим Голубым Солнцем, вы сейчас узнаете,  кто  я  такой!
Стража, запереть его в камеру и...
   -  Вы  здесь  не  начальник,  -  перебил   его   Лайминг   с   наглой
самоуверенностью. - Насколько мне известно, здесь все решает  комендант.
В этом мы с ним заодно. Если не верите, пойдите и спросите его.
   Дюжие   охранники   притормозили   и    стали    переглядываться    в
нерешительности. Они единодушно решили уступить инициативу  офицеру.  Но
герой что-то поутратил свой пыл.
   Недоверчиво уставившись на узника, он колебался.
   - Вы утверждаете, что комендант позволил вам держать  при  себе  этот
предмет? - спросил он, снизив тон.
   - Я утверждаю только, что он не возражал.  Значит,  и  вы  не  можете
возражать. Катитесь-ка в свое стойло и не пытайтесь  перепрыгнуть  через
голову начальства.
   - Стойло? Это еще что такое? - взвизгнул гомик.
   - Не ваше дело, - отрубил Лайминг.
   - Я справлюсь у коменданта, - с угрозой в голосе пообещал офицер.
   Он явно подрастерял спесь, да и самоуверенности  поубавилось.  Офицер
повернулся охранникам.
   - Верните его в камеру и пусть ему принесут обычный завтрак.
   - Надеюсь, мне вернут мою собственность, энк? - напомнил Лайминг.
   - Не раньше, чем я увижусь с комендантом, - заявил офицер.
   Охранники затолкали Лайминга обратно  в  камеру.  Пока  он  не  спеша
одевался, прибыл завтрак - обычная миска размазни. Лайминг  отвел  душу,
обругав стражников за то, что ему  не  принесли  яичницу  с  беконом,  и
сделал это нарочно, с дальним прицелом. Демонстрация  самоуверенности  и
некоторой агрессивности была необходимым условием для продолжения игры.
   Пришло время ежедневных занятий, но учитель почему-то не явился,  так
что Лайминг провел все утро, шлифуя по книгам беглость речи.  Днем  его,
как всегда, выпустили во двор,  и  он,  смешавшись  с  толпой,  не  смог
обнаружить признаков какой-то особой слежки.
   Его знакомый ригелианин прошептал:
   - Сегодня утром мне удалось стащить еще моток проволоки.  Я  захватил
его с собой на случай, если он тебе понадобится. -  Он  сунул  проволоку
Лаймингу и, убедившись, что она исчезла в его кармане, добавил:
   - Это все, что я сумел достать. Больше не проси. Нельзя слишком часто
испытывать судьбу.
   - Что-нибудь случилось? Тебя в чем-то подозревают?
   - Да нет, пока все тихо. - Ригелианин настороженно  огляделся.  -  Но
если другие узнают, что я  таскаю  проволоку,  то  немедленно  последуют
моему примеру. Они разворуют ее на  всякий  случай,  надеясь  пронюхать,
зачем она мне понадобилась, чтобы потом использовать таким  же  образом.
За два года в тюрьме все мы стали отъявленными эгоистами. Каждый  так  и
старается оттяпать у ближнего лишний  кусок  -  неважно,  настоящий  или
воображаемый. От этой собачьей  жизни  все  худшее  в  нас  вылезает  на
поверхность - как, впрочем, и лучшее.
   - Понятно, - Лайминг действительно  понимал,  о  чем  идет  речь,  он
только удивился, насколько регилиане похожи на его соплеменников.
   - Пары моточков никто не хватится, - продолжал собеседник. - Но  если
проволока начнет исчезать в огромных количествах, то поднимется  паника.
И тогда не миновать пристального внимания охраны,  а  я  вовсе  не  хочу
давать повод для повального обыска.
   - Короче, ты хочешь сказать, что как  раз  сейчас  твои  товарищи  не
могут рисковать, подвергая себя тщательному обыску?
   Ригелианин шарахнулся, как испуганная лань.
   - Я тебе ничего не говорил.
   - Не говорил, но я не хуже других знаю, сколько будет дважды  два.  -
Лайминг ободряюще подмигнул собеседнику. - Не волнуйся, я  умею  держать
язык за зубами.
   Он   задумчиво   проводил   взглядом   быстро   поковылявшего   прочь
ригелианина.  Потом  принялся  обыскивать  двор  в  надежде  найти   еще
какие-нибудь деревяшки, но безуспешно.
   Ну да ладно, не в них суть. В крайнем случае можно обойтись и так.
   Как ни странно, впервые за  все  время  пребывания  на  этой  планете
Лайминг почувствовал себя спокойно и уверенно. Он начал  действовать,  а
значит,  снова  становился  хозяином  своей   судьбы,   а   не   жертвой
обстоятельств. Все послеобеденное время он посвятил  занятиям  языком  и
смог легко сосредоточиться на учебе. В  тюремной  жизни  есть,  пожалуй,
один положительный момент:  никто  не  отвлекает  по  пустякам  и  можно
всерьез заняться самообразованием.
   День закончился без происшествий. Когда сквозь решетку засияли первые
бледные звезды, Лайминг закончил занятия, встал из-за стола, потянулся и
подошел к двери. Он постоял около нее в задумчивости, а  потом  решил  -
пора! От грохота ударов земного каблука по двери камеры содрогнулось все
здание.
 
Глава 8 
 
   Коридор заполнился топотом бегущих ног. Глазок  открылся.  За  дверью
был все тот же Марсин.
   - А, это  ты,  фаплап!  -  презрительно  фыркнув,  приветствовал  его
Лайминг. -  Ты,  конечно,  сразу  же  побежал  доносить.  Растрепал  все
офицеру, чтобы выслужиться. - Землянин выпрямился во весь  рост.  -  Мне
тебя искренне жаль.
   Сейчас я бы ни за что не согласился поменяться с тобой местами.
   - Ты жалеешь меня? - Марсин занервничал. - С какой стати?
   - Бедняга, - притворно вздохнул Лайминг, - тебе несдобровать.
   - Это мне-то? - Марсин попытался изобразить недоверие.
   - А кому же еще? Кто донес на меня офицеру? Расплата придет не сразу,
если тебе от этого легче. Какое-то время еще подождешь,  помучаешься.  А
уж потом получишь сполна.
   Можешь, конечно, мне не верить - во всем сам убедишься.
   - Я только выполнял свой долг, - чуть ли не  извиняясь,  оправдывался
Марсин,  на  которого  угрозы  землянина  произвели  тем  более  сильное
впечатление, чем меньше он понимал, что именно ему грозит.
   - Тебе все зачтется, и хорошее, и плохое, - утешил его Лайминг, -  за
все получишь по заслугам.
   - Ничего не понимаю, - заскулил Марсин, нутром ощущая беду.
   - Понимание  тебя  не  обрадует.  И  тех  вонючих  фаплапов,  которые
дубасили меня во дворе, - тоже. Можешь их  предупредить,  что  наказание
уже назначено.
   - Я не имею права разговаривать  с  заключенными,  -  сказал  Марсин,
прекрасно сознавая, что чем  дольше  он  стоит  у  глазка,  тем  труднее
оторваться от разговора. - Мне пора идти.
   - Ступай. Только принеси мне кое-что.
   - Что? - Марсин был настолько выбит из колеи, что даже не возмутился.
   - Верни мой бопамагилви - это та штука, которую забрал офицер.
   - Без разрешения коменданта, тебе не имеют права ее  вернуть.  А  его
нет и не будет до завтрашнего утра.
   - Как забрали без разрешения коменданта, так и верните. Мне он  нужен
сейчас.
   - Сейчас нельзя.
   - Что ж, ладно. - Лайминг небрежно махнул рукой. -  Придется  сделать
еще один.
   - Не положено, - крайне неуверенно напомнил ему Марсин.
   - Ха-ха! - ответил Лайминг.
   Только после того, как совсем стемнело, Лайминг вынул  из-под  скамьи
проволоку и принялся сооружать вторую самоделку - точную  копию  первой.
Его дважды прерывали, но ни разу не застукали.
   Окончив работу, он привычным движением поставил скамью на попа и влез
на нее. Достав из кармана полученный сегодня  моток  проволоки,  Лайминг
крепко привязал один его конец к среднему пруту  решетки,  а  сам  моток
подвесил за окном. Плюнув на палец,  он  старательно  размазал  пыль  по
блестящей поверхности проволочного кольца, так что  заметить  его  можно
было разве что уткнувшись в решетку носом.
   Потом  соскользнул  на  пол  и  водворил  скамью  на  место.   Оконце
располагалось так высоко, что нижняя часть решетки с пола была не видна.
   Приведя камеру в порядок, Лайминг прислушался  и,  выбрав  подходящий
момент, спросил:
   " - Ты меня слышишь?
   В открывшемся глазке показался свет. Лайминг  нюхом  почуял,  что  за
дверью сгрудилась целая толпа охранников, а глаз в отверстии принадлежит
вовсе не Марсину.
   Самозабвенно  изображая  человека,  с  головой  погруженного  в  свое
занятие,  он  принялся  медленно   и   осторожно   поворачивать   петлю,
одновременно вопрошая:
   - Ты меня слышишь? Ты меня слышишь?
   Повернув устройство градусов на сорок, он остановился, придал  голосу
выражение нескрываемого восторга и воскликнул:
   - Ну наконец-то явился! Ты уж лучше держись неподалеку,  чтобы  можно
было поговорить нормально, а не вызывать тебя каждый раз через спираль.
   Потом он замолчал,  с  застывшим  выражением  внимательно  слушающего
человека. Глаз в отверстии выпучился, затем  исчез  и  тут  же  сменился
другим.
   - Ты абсолютно прав, это возмутительно, - сказал Лайминг, устраиваясь
поудобнее, как будто для задушевной беседы. - При первой же  возможности
я их тебе покажу, можешь делать с ними, что пожелаешь. Знаешь,  практика
практикой, но лучше перейдем на свой язык, а  то  вокруг  слишком  много
любопытных. - Набрав побольше воздуха, он стремительно  затараторил  без
всяких пауз:
   -  Отверзлась  хляби  небесные  в  тот  же  миг  подгорела   яичница,
свершилось пророчество, возопила владычица...
   Отверзлась дверь, и в тот же миг два  охранника  чуть  не  рухнули  в
камеру головами вперед, споткнувшись  о  порог,  в  стремлении  поскорее
завладеть добычей. Еще двое маячили в коридоре,  между  ними  красовался
вчерашний гомик. На заднем  плане  боязливо  топтался  Марсин,  стараясь
вжаться в стену.
   Один охранник схватил спираль и с воплем "готово!" выскочил обратно в
коридор. Его спутник пулей вылетел следом. Оба были  в  таком  восторге,
что в первый  момент  забыли  закрыть  дверь.  В  распоряжении  Лайминга
оказалось секунд десять, и он не преминул этим  воспользоваться.  Сделав
охранникам "козу", он потыкал в их сторону  растопыренными  пальцами.  В
детстве они  называли  это  "чертовы  рожки"  -  классический  жест  для
насылания порчи.
   - Теперь убедился? - произнес он с выражением, обращаясь к невидимому
собеседнику. - Вот это они и есть, те самые  с  чешуйчатой  шкурой,  про
которых я тебе говорил.
   Сами ведь напрашиваются на беду. Наверное, они просто не  могут  жить
спокойно, без трагедий и неприятностей! Ты уж выдай им от души!
   Компания  в  коридоре  явно  оробела,  потом  дверь  захлопнулась  со
зловещим  лязгам.  Припав  ухом  к  глазку,  Лайминг  услышал  торопливо
удаляющиеся шаги и монотонное бормотание.
   За десять минут он отломал новый  кусок  проволоки  от  висевшего  за
окном мотка  и  снова  замаскировал  разведенной  в  слюне  пылью  конец
проволоки, привязанной и решетке.
   Через полчаса очередной безупречно выполненный бопамагилви был готов.
Благодаря  постоянной  практике  Лайминг  становился   специалистом   по
быстрому и точному изготовлении этих фиговин.
   Деревяшек для подставок больше не осталось,  и  он,  воспользовавшись
вывернутым гвоздем, выкопал  ямку  в  грязи,  забившейся  меж  каменными
плитами, которыми был вымощен пол его камеры. Вставив  концы  спирали  в
ямку, он покрутил штуковину туда-сюда, чтобы облегчить ритуал  вращения.
Потом яростно заколотил в дверь.
   Дождавшись нужного момента, он улегся на живот и, припав  к  спирали,
принялся декламировать третий параграф Статьи 27, Раздела 9,  Подраздела
"В" Космического Устава.
   Лайминг   специально   выбрал   его   как   шедевр   бюрократического
словоблудия. Параграф представлял собой  одно  единственное  предложение
длиною в тысячу слов, смысл которого известен одному Всевышнему.
   "В случае, если заправка производится в качестве  аварийной  меры  на
станции, не включенной в  официальный  перечень  базовых  станций  и  не
определенной в качестве базовой станции для особых  случаев  в  Поправке
"А"  (5)  "В"  к  Разделу  "А"  (5),  вышеупомянутую  станцию   надлежит
рассматривать так, как если бы она была определена  в  качестве  базовой
станции в Поправке "А" (5) "В" к  разделу  "А"  (5),  при  условии,  что
авария подпадает под утвержденный перечень  технических  неисправностей,
приведенных  в  Разделе   (29-33)   с   последующим   приложением,   как
соответствующая базовым станциям, если таковые..."
   На секунду лучик света из коридора проник в камеру, и глазок  тут  же
захлопнулся.  Кто-то  крупной  рысью  уносился  в  сторону   караульного
помещения. Через минуту коридор затрясся, словно по  нему  мчался  отряд
кавалерии. Снова открылся и закрылся глазок. Дверь распахнулась.
   На этот раз его  раздели  догола,  обыскали  одежду,  перетрясли  всю
камеру, причем в повадках  тюремщиков  не  было  и  намека  на  братскую
любовь. Они перевернули скамью, простукивали, ковыряли ее -  только  что
не разложили на атомы.
   С  удовольствием  наблюдая  за  трудовой  деятельностью   охранников,
Лайминг поощрял ее зловещим хихиканьем мультяшного злодея. До  сего  дня
он был уверен, что никогда не сможет издать подобные звуки даже на спор,
суливший крупный выигрыш. Теперь  же  это  давалось  ему  без  малейшего
труда. Воистину нет пределов человеческому саморазвитию!
   Глянув на Лайминга с  неприкрытым  злорадством,  один  из  охранников
вышел и вернулся, волоча тяжеленную лестницу. Приставив ее к стенке,  он
с величайшей подозрительностью обследовал оконный проем.
   Лайминг не слишком переживал: такой осмотр не мог раскрыть его тайну,
ведь занг думал исключительно о  сохранности  решетки.  Каждый  прут  он
хватал обеими  руками  и  энергично  тряс.  Замазанное  пылью  маленькое
проволочное  колечко  ускользнуло  от  его  внимания.  Закончив,  он   с
удовлетворенным видом спустился вниз и убрался вместе с лестницей.
   Следом за ним  потянулись  остальные,  так  ничего  и  не  обнаружив.
Лайминг оделся и прижал ухо к двери. За ней слышалось слабое сопение  да
иногда шорох одежды. Он сел на скамью и стал ждать. Вскоре блеснул  свет
и глазок отворился.
   Направив  на  отверстие  два  растопыренных  пальца,  Лайминг   изрек
замогильным голосом:
   - Умри, фаплап!
   Глазок резко захлопнулся, и послышались удаляющиеся шаги. Вот  только
звучали они что-то уж слишком громко.
   Лайминг замер в ожидании. Через полчаса  мертвой  тишины  глаз  снова
появился, получив за  свою  хитрость  еще  одну  "козу",  сопровождаемую
проклятием.  Есл