Ублюдок ушастый ваш Аста  Зангаста!  -  взревели  вдали  ригелиане,
доводя свою эпическую поэму до победного конца.
   Раздались  удары,  прогремели  выстрелы,  звуки  потасовки,  яростные
вопли. Двадцать охранников в  полном  вооружении  промчались  мимо  окна
Лайминга, спеша к невидимой свалке.
   Бедлам продолжался полчаса, а потом постепенно сошел на нет. Повисшая
вслед за этим тишина была почти ощутима.
   Во время ежедневной прогулки весь тюремный  двор  оказался  в  полном
распоряжении Лайминга. Больше никого из пленников  не  было.  Мрачный  и
озадаченный, он слонялся взад-вперед,  пока  не  наткнулся  на  Марсина,
стоящего на карауле.
   -  А  где  остальные  заключенные?  -  спросил  он.  -  Что  с   ними
приключилось?
   - Они нарушили дисциплину, опоздали на работу. Теперь их  задержат  в
мастерских, пока они не  выполнят  дневную  норму.  Сами  виноваты.  Они
нарочно затянули начало работы, чтобы уменьшить выработку.  Мы  даже  не
успели провести перекличку.
   Лайминг ухмыльнулся ему в лицо.
   - Некоторым из охранников не поздоровилось?
   - Было дело, - признался Марсин.
   - Однако травмы небольшие, - подсказал Лайминг. - именно такие, чтобы
они смогли почувствовать, что их ожидает. Вот и пораскинь мозгами!
   - Что вы хотите этим сказать? - Марсин даже отступил на шаг.
   - Только то, что сказал.  Сам  пораскинь  мозгами.  -  Потом  Лайминг
добавил:
   - Но с тобой-то ничего не случилось.
   Призадумайся и на этот счет!
   Он лениво удалился, оставив Марсина в  тревоге  и  недоумении.  Потом
сделал шесть кругов по двору, напряженно размышляя. Внезапное  нарушение
дисциплины, допущенное ригелианами, несомненно, взбаламутило всю тюрьму,
теперь суматохи хватит на целую неделю. Он ломал себе голову,  чего  они
добивались. Может быть, они пошли на это,  чтобы  хоть  как-то  развеять
отчаяние от тяготы жизни взаперти.  При  приступе  зеленой  скуки  можно
решиться на самые безумные выходки.
   На седьмом круге он  все  еще  терялся  в  догадках,  пока  вдруг  не
вспомнил  случайную  фразу  Марсина:  "Мы  даже   не   успели   провести
перекличку". Понимание обрушилось на него, как удар дубины. Черт возьми!
Вот  вам  и  повод  для  утреннего  тарарама.  Хоровое  общество  решило
увильнуть от  переклички.  И  причина  их  стремления  избежать  обычной
процедуры могла быть только одна.
   Подойдя к Марсину, он пообещал:
   - Завтра кое-кто из охранников пожалеет, что родился на свет.
   - Вы угрожаете?
   - Нисколько, всего  лишь  предсказываю  будущее.  Передай  мои  слова
дежурному офицеру. Это поможет тебе избежать неприятностей.
   - Хорошо, передам,  -  сказал  Марсин,  заинтригованный,  но  все  же
благодарный.
   Следующий день подтвердил его правоту на сто  процентов.  Лайминг  не
ошибся, предполагая,  что  ригелиане  -  слишком  трезвый  народ,  чтобы
навлечь на себя синяки и шишки, не имея на то веских причин.  Противнику
понадобился целый день, чтобы прийти аналогичному выводу.
   Через час после рассвета ригелиан выгнали во двор, барак за  бараком,
группами по пятьдесят  человек,  вместо  обычной  нескончаемой  колонны.
Пересчитывать по пятьдесят было проще. Но даже столь простая  арифметика
отказала,  когда  в  одном  из  бараков  обнаружилось  всего  двенадцать
человек, причем все как один слабые, болезненные, раненые, словом, ни на
что не годные.
   Разъяренные охранники ворвались  в  барак,  чтобы  вытащить  тридцать
восемь недостающих. Но барак оказался пуст.
   Дверь была  в  целости  и  сохранности,  оконная  решетка  невредима.
Охранники долго метались в панике, пока кто-то из них не  приметил,  что
одна из плит в полу чуть-чуть сдвинута.  Они  подняли  ее  и  обнаружили
глубокую яму -  начало  тоннеля.  Один  из  охранников  весьма  неохотно
спустился в яму, залез в тоннель и вскоре благополучно  выбрался  наружу
на порядочном расстоянии  от  стены.  Стоит  ли  говорить,  что  тоннель
оказался пуст.
   Завыли сирены,  по  всей  тюрьме  затопали  сапоги  рядовых,  офицеры
заорали взаимоисключающие приказы. Словом,  вся  тюрьма  превратилась  в
дурдом.  Ригелиане  получили  сполна  за  то,  что   сорвали   вчерашнюю
перекличку и тем самым дали беглецам дневную фору. Заработали  сапоги  и
ружейные приклады.  Изувеченных  и  потерявших  сознание  оттаскивали  в
сторону...
   Всю ответственность за побег свалили на  старосту  из  провинившегося
барака  -  высокого  хромого  ригелианина.  Его   схватили,   допросили,
приговорили, поставили к стенке и расстреляли. Лайминг этого  не  видел,
зато отлично слышал хриплые выкрики "на караул..,  целься..,  огонь!"  и
последовавший за ними залп.
   Он метался  по  камере,  как  сумасшедший  маятник,  взад-вперед,  со
злостью сжимая кулаки. Живот скрутило, как будто там угнездился  змеиный
выводок. Про себя он крепко ругался. Его разбирало  одно  желание,  одна
пламенная мечта: свернуть  шею  какой-нибудь  занганской  шишке.  Глазок
открылся и тут же захлопнулся. Лайминг не успел  плюнуть  надзирателю  в
глаз.
   Суматоха не утихала.  Распалившиеся  охранники  обыскали  все  бараки
подряд, проверяя двери, решетки, полы, даже потолки. Офицеры выкрикивали
кровожадные угрозы в адрес мрачно сбившихся в кучки  ригелиан,  если  те
допускали секундное промедление при выполнении приказа.
   На закате солдаты наружной охраны,  посланные  в  погоню,  приволокли
семерых измученных, вывалянных в грязи беглецов. Прием их ждал  короткий
и суровый: "На караул... целься.., огонь!" Лайминг бешено забарабанил  в
дверь, но глазок не открылся и никто не подал голоса. Через два часа  он
сделал из оставшейся проволоки последнюю спираль. Полночи он провел,  во
всю глотку выкрикивая в нее страшные угрозы. Никакой реакции.
   В середине следующего дня  им  овладела  глубокая  безысходность.  Он
прикинул, что у ригелиан на подготовку побега  ушел  почти  год.  И  вот
результат: восемь трупов и тридцать один человек пока не  пойманы.  Если
им удастся держаться вместе и не растерять друг друга, то тридцать  один
человек - достаточная команда, чтобы захватить любой корабль  вплоть  до
истребителя. Но, полагаясь на собственный опыт, он знал, что их шансы на
успех ничтожно малы.
   Такой крупный побег  наверняка  переполошил  всю  планету.  Теперь  в
каждом космопорту выставят усиленную вооруженную охрану и не  снимут  ее
до тех пор, пока не поймают последнего из беглецов. При удаче они смогут
продержаться  на  свободе  довольно  долго.  Но,  в  любом  случае,  они
привязаны к планете и в итоге обречены на поимку и последующую расправу.
   Сейчас же их товарищи расхлебывают кашу, которую они заварили,  да  и
его собственные планы оказались под угрозой.
   Нет, он ничуть  не  против  побега.  Пусть  им  повезет.  Вот  только
случился бы он месяца на два раньше или позже...
   Когда за Лаймингом явились четверо охранников, он  мрачно  заканчивал
обед.
   - Комендант срочно требует вас к себе.
   Вид у конвоиров был злой и подавленный. У одного на чешуйчатой  башке
красовалась повязка, у другого глаз совсем заплыл.
   "Другого времени не нашли", - досадливо подумал  Лайминг.  При  таком
положении дел в тюрьме комендант взовьется, как ракета,  при  первом  же
намеке на любое возражение.
   Попробуй поспорить с  начальственным  олухом,  доведенным  до  белого
каления, - одни эмоции, никакой логики,  слова  не  даст  сказать.  Весь
вымотаешься, пока чего-нибудь добьешься.
   Его повели по коридору в обычном порядке - двое спереди, двое позади.
Левой, правой, левой, правой, бух, бух, бух.
   Это порождало ассоциации  с  церемониальным  шествием  на  гильотину.
Казалось, за углом, в треугольном дворике, поджидают священник, топор на
веревке, плетеная корзина да деревянный ящик с опилками.
   Его привели в ту же комнату, что и в прошлый раз.
   Комендант  сидел  за  столом,  но  младших  офицеров  поблизости   не
наблюдалось. Кроме коменданта в комнате был только  пожилой  господин  в
штатском, занимавший кресло по правую руку  местного  начальника.  Когда
пленник вошел, старик устремил на него острый, пронзительный,  изучающий
взгляд, столь нехарактерный для стеклянного взгляда рептилий.
   - Это Паллам, - представил его комендант  таким  неожиданно  радушным
тоном, что Лайминг даже несколько опешил.
   Затем комендант добавил с оттенком благоговения:
   - Его направил к нам сам Зангаста.
   - Психиатр, как я полагаю? - предположил Лайминг, подозревая ловушку.
   - Ничего подобного, - спокойно ответил  Паллам.  -  Меня  в  основном
интересуют различные аспекты симбиоза.
   Волосы у  Лайминга  так  и  зашевелились.  В  его  планы  не  входили
откровения с учеными мужами. У таких типов, как правило, цепкий,  совсем
не военный ум и скверная привычка испортить хорошую байку,  обнаружив  в
ней противоречия.
   "Определенно, этот безобидный на вид дедок  -  самая  большая  угроза
моему плану", - решил он и постарался собраться.
   - Паллам хотел бы задать вам несколько вопросов, -  радостно  сообщил
комендант, - но  это  потом.  -  На  лице  его  появилось  самодовольное
выражение. - Для  начала  я  хочу  сказать,  что  очень  обязан  вам  за
сведения, которые вы сообщили в нашей прошлой беседе.
   - Вы хотите сказать, что они сослужили вам пользу? - спросил Лайминг,
с трудом веря собственным ушам.
   - Да, и весьма существенную, в ввиду серьезного и  в  высшей  степени
глупого побега. Все охранники, отвечавшие за четырнадцатый барак,  будут
переброшены в районы боевых действий,  где  их  отправят  в  космопорты,
которым  угрожает  нападение.   Впредь   неповадно   будет   так   грубо
пренебрегать  своими  обязанностями.  -   Он   задумчиво   взглянул   на
собеседника и продолжал:
   - Меня ожидала  бы  такая  же  участь,  не  посчитай  Зангаста  побег
пустяком по сравнению с теми важными данными, которые я получим от вас.
   Несмотря на изумление, Лайминг не преминул этим воспользоваться.
   - Когда я обратился к вам с просьбой, вы лично  распорядились,  чтобы
меня кормили получше. Вы, разумеется, ожидали ответного подарка?
   - Подарка? - комендант опешил. - Я ни о чем таком не думал.
   - Тем лучше, - одобрительно  заметил  Лайминг,  изобразив  восхищение
великодушием тюремщика, - Благое дело  -  благо  вдвойне,  если  оно  не
сопряжено ни с какими скрытыми мотивами. Джустас это непременно учтет.
   - Вы хотите  сказать,  -  вставил  Паллам,  -  что  его  нравственные
принципы идентичны вашим?
   Черт бы побрал этого типа! Сидит как заноза в  заднице,  и  только  и
ждет на чем подловить. Теперь держи ухо востро!
   - Они, безусловно, во многом сходны, иначе  мы  не  смогли  бы  иметь
такую крепкую связь, но не идентичны.
   - Каково же самое важное отличие? - вцепился ученый.
   - Видите ли, - ответил Лайминг, стараясь выиграть время, - это трудно
сформулировать. - Он потер лоб, а  в  голове  его  в  это  время  бешено
роились мысли. - Например, у нас разный подход к вопросу о мести.
   - Объясните разницу, - потребовал Паллам, устремляясь по  следу,  как
голодная ищейка.
   - С моей точки зрения, - признался Лайминг,  мысленно  не  переставая
посылать собеседника ко всем чертям, - он слишком склонен к садизму.
   Неплохо, теперь он сумеет оправдаться, если к нему начнут  приставать
со всевозможными претензиями.
   - Ив чем это выражается? - не отставал Паллам.
   - Лично я предпочитаю действовать сразу, не откладывая дело в  долгий
ящик. Он же норовит продлить мучения жертвы.
   -  Ну-ну,  продолжайте,  -  настаивал  Паллам,  проявляя  невыносимое
занудство.
   -  Возьмем  к  примеру  такую  ситуацию:  если  бы  мы  с  вами  были
смертельными врагами и если бы у меня, в отличие от вас, было  ружье,  я
бы сразу выстрелил и убил вас.
   Джустас же, стремясь кого-то уничтожить, поведет  дело  медленно,  не
торопясь.
   - Опишите его метод.
   - Сначала он сделает все, чтобы вы почувствовали себя  обреченным.  А
затем затаится и ничего не будет  предпринимать  до  тех  пор,  пока  вы
полностью не поверите, что все это только иллюзия,  что  вам  ничего  не
грозит. Тут он напомнит о себе легким ударом. Когда возникшие  страхи  и
опасения снова улягутся, он снова ударит, уже посильнее. И так далее,  и
так далее, по нарастающей - причем столько раз, сколько ему потребуется.
   - Потребуется для чего?
   - Для того чтобы вы полностью осознали вашу участь, и  муки  ожидания
превратились  в  невыносимую  пытку.  -  На  мгновение  задумавшись,  он
добавил:
   - Ни один Джустас  еще  никого  не  убил  сам.  Они  используют  свою
оригинальную тактику. Либо устраивают несчастный случай, либо  вынуждают
жертву наложить на себя руки.
   - То есть доводят жертву до самоубийства? - уточнил Паллам.
   - Вот именно.
   - И что ж, нет никакой возможности избежать подобной участи?
   - Почему же, есть, - возразил Лайминг. - Жертва может в любую  минуту
обезопасить себя и освободиться  от  всех  страхов,  если  искупит  зло,
нанесенное партнеру Джустаса.
   - Такое искупление немедленно прекращает вендетту?
   - Совершенно верно, - подтвердил Лайминг.
   - А как лично вы к этому относитесь, одобряете?
   - Да. Если  моя  обида  перестает  быть  реальной  и  превращается  в
воображаемую, Джустас ее больше не замечает и никак на нее не реагирует.
   - Значит, все сводится к тому, - многозначительно произнес Паллам,  -
что его метод дает время и возможность противнику для раскаяния, а ваш -
нет?
   - Можно посмотреть и с такой точки зрения, - не стал спорить Лайминг.
   - Возможно, это означает, что у его  чувство  справедливости  развито
более гармонично, чем ваше?
   - Но часто он бывает совершенно безжалостен, - возразил Лайминг, не в
силах придумать ничего более удачного.
   - Это к делу не относится, - отрезал Паллам.
   Он задумчиво помолчал, потом заметил коменданту:
   - Похоже, что в данном союзе партнеры не равны.  Невидимый  компонент
выше по развитию. В сущности, он является господин  материального  раба,
но проявляет свое  господство  так  тонко,  что  раб  первый  же  начнет
отрицать свою зависимость.
   Паллам испытующе взглянул на Лайминга, но тот молча  сжал  губы.  "Ах
ты,  хитрая  ящерица,  -  подумал   Лайминг,   -   если   ты   пытаешься
спровоцировать пленного на бурный спор, то  ничего  у  тебя  не  выйдет.
Оставайся в заблуждении, что  ты  взвесил  меня  на  весах  и  обнаружил
недовес: нет ничего зазорного в том, что меня  считают  менее  развитым,
чем плод моего же собственного воображения".
   Теперь уже явно лукавя, Паллам кинул пробный шар:
   - Ваш Джустас берет отмщение в свои руки тогда, когда  обстоятельства
не позволяют ни вам, ни сообществу землян свершить надлежащую кару?
   - Примерно так, - осторожно подтвердил Лайминг.
   -  Говоря  откровенно,  он  действует  только  в  том  случае,  когда
конкретный человек или закон бессильны?
   - Он  берется  за  дело,  когда  возникает  необходимость,  -  упрямо
настаивал на своем Лайминг.
   - Чего-то вы не договариваете. В этот вопрос необходимо внести полную
ясность. Допустим, вы сами или ваши товарищи могут  кого-то  наказать  и
приводят приговор в исполнение, в  таком  случае  станет  ли  кто-то  из
Джустасов его наказывать тоже?
   - Нет, - ответил Лайминг, беспокойно ерзая на стуле.
   - Уточню вопрос: если вы сами или  ваши  товарищи  не  могут  кого-то
наказать или не наказывают, по тем или  иным  причинам,  вмешивается  ли
тогда Джустас, чтобы привести приговор в исполнение?
   - Иногда, но только в том случае, если оставшийся  в  живых  землянин
пострадал безвинно... Тогда  Джустас  пострадавшего  действует  от  лица
своего партнера?
   - Да.
   - Пока все ясно! - заявил Паллам. Он  подался  вперед  и,  пристально
уставившись на собеседника, зловеще произнес:
   - А теперь представим следующую ситуацию.  Предположим,  ваш  Джустас
имеет вескую причину, для  наказания  другого  землянина.  Как  в  таком
случае поступит Джустас жертвы?
 
Глава 10 
 
   Это была коварная и ловко расставленная западня. Лайминг, возможно, и
попался бы в нее, если бы комендант не предупредил, что Паллам - ученый.
Но сейчас он  был  сосредоточен  и  ожидал  подвоха,  поэтому  сразу  же
вспомнил  нудные  наставления  военных  психологов.   Подобные   ловушки
основываются  на  том,  что  ответы  на  вопросы,  касающиеся  реальных,
знакомых, привычных вещей,  должны  вылетать  автоматически,  почти  без
раздумий. Вруну же для поиска спасительной  лжи  всегда  нужно  какое-то
время, чтобы составить правдоподобный ответ.
   Лайминг знал, что нужно отвечать быстро, но не знал что.
   Его мысли все еще беспорядочно метались, но рот сам собой открылся  и
из него вылетели слова:
   - Да ничего особенного.
   В первый безумный миг мелькнула мысль: уж не сам ли Джустас пожаловал
сюда, чтобы разделить их компанию?
   - Почему же? - спросил въедливый Паллам.
   Воодушевленный ловкостью,  с  которой  его  язык  овладел  ситуацией,
Лайминг предоставил ему полную свободу.
   - Раньше я уже объяснял вам,  что  обида,  которая  является  целиком
воображаемой, ни на мгновение не привлечет внимания никого из Джустасов.
Поэтому землянин, виновный в преступлении, с  точки  зрения  Джустаса  -
действительно виновен.
   Ему не на кого жаловаться: он сам навлек на себя месть и  только  сам
может себя спасти. Если он не мазохист, то ему нужно срочно исправить то
зло, которое он кому-то причинил.
   - А Джустас преступника  будет  принуждать  или  подталкивать  своего
партнера к совершению поступка, необходимого  для  того,  чтобы  отвести
наказание? - Паллам никак не мог угомониться.
   - Сам я  никогда  не  бывал  в  роли  преступника,  -  с  глубочайшим
достоинством произнес Лайминг, - поэтому не могу сообщить на  этот  счет
ничего определенного. Полагаю, что не особо погрешу против истины,  если
скажу, что земляне потому ведут себя в рамках правил, что их вынуждает к
этому связь с Джустасами. У них просто нет особого выбора.
   - Это с одной стороны. Но с другой стороны, имеют ли земляне какую-то
возможность принудить Джустасов вести себя в рамках правил?
   - Этого не требуется. Любой Джустас всегда прислушивается  к  доводам
своего  партнера  и  действует   в   рамках   общепринятых   понятий   о
справедливости.
   - Я был прав,  -  сказал  Паллам,  обращаясь  к  коменданту,  -  этот
землянин - низшая половина данной парочки.
   Он снова обратился к пленнику:
   -  Все  то,  что  вы  нам  рассказали,  вполне  приемлемо,  поскольку
соответствует действительности. До известной степени.
   - Что значит "до известной степени" ? - опешил Лайминг.
   - Дайте мне закончить,  -  попросил  Паллам.  -  Тут  есть  небольшая
неувязка. Я не вижу никакой разумной причины, по которой Джустас  любого
преступника, даже самого  мерзкого,  позволил  бы,  чтобы  его  партнера
довели до самоубийства. Так как само  существование  этих  двух  существ
зависит  от  существовании  напарника,   то   бездеятельность   Джустаса
противоречит основному закону самосохранения.
   - Вы были бы правы, но ведь никто  не  кончает  жизнь  самоубийством,
пока не получит сдвига по фазе.
   - Пока что?.. - Паллам непонимающе уставился на Лайминга.
   - Пока не сойдет  с  ума,  -  пояснил  землянин.  -  Сумасшедший  как
интеллектуальный партнер никуда не годен.
   Для Джустаса он все равно что умер. Нет никакого смысла его оберегать
или мстить за него. Джустасы водятся только с нормальными людьми.
   Паллам уцепился за это и взволнованно спросил:
   - Гм... Так, значит, польза, которую они  извлекают  из  партнерства,
коренится где-то в  умах  землян?  Может  быть,  они  извлекают  из  вас
необходимую для себя умственную пищу?
   - Вот уж не знаю, - ответил Лайминг.
   -  Бывает  так,  что  вы  устаете  от   своего   Джустаса,   ощущаете
изнеможение, может быть даже некоторое отупение?
   - Да! - с энтузиазмом подхватил землянин.
   Приятель,  до  чего  же  ты  прав!  Сейчас   Лайминг   с