Я ему так и сказала, но он настаивает. Говорит, что  он  муж  нашей
пациентки.
   - Пожалуй, поговори с ним, Гарри. Я подожду, - улыбнулся О'Доннел.
   - Ладно. Так и быть. - Томаселли протянул руку к одному из телефонов.
- Администратор вас слушает. -  Голос  Томаселли  был  дружелюбным,  но,
услышав первые слова мистера Брайана, он нахмурился.
   О'Доннел мог слышать лишь отдельные слова,  доносившиеся  из  трубки:
"...безобразие.., взвалить такие  расходы  на  семью...  Необходимо  еще
разобраться..."
   Прикрыв трубку рукой, Томаселли сказал:
   - Он вне себя. Что-то там с его женой, я ничего не могу понять. -  И,
обращаясь к Брайану, попросил:
   - Начните, пожалуйста, с самого начала. Когда вашу жену  поместили  в
больницу? Кто был ее врачом? Так, ясно.
   О'Доннел  опять  услышал   слова   Брайана:   "...Невозможно   ничего
добиться..."
   - Нет, мистер Брайан, мне ничего не известно об  этом  случае,  но  я
обещаю вам навести справки. Я понимаю, что  такое  больничный  счет  для
семьи, - сказал Томаселли. - Однако только лечащий врач решает,  сколько
больному следует находиться в больнице. Вам надо еще  раз  поговорить  с
врачом, а я, со  своей  стороны,  попрошу  нашего  бухгалтера  тщательно
проверить счет. До свидания, мистер Брайан.
   Во время разговора с Брайаном Томаселли что-то  записывал  на  листке
бумаги. Окончив разговор, Томаселли положил его в лоток с надписью: "Для
диктовки".
   - Он считает, что его жену слишком долго держали в больнице, и теперь
он вынужден залезать  в  долги,  чтобы  оплатить  счет.  Она  пробыла  в
больнице три недели. Что-то слишком много стало таких жалоб.
   - Кто был лечащим врачом? - спросил О'Доннел. Томаселли  взглянул  на
свои записи.
   - Рюбенс.
   - Давай проверим.
   Томаселли нажал кнопку внутренней связи.
   - Кэти, найдите доктора Рюбенса.
   Через несколько секунд Рюбенс был на проводе.
   - Я к твоим услугам, - ответил он О'Доннелу, взявшему трубку.
   - У тебя есть больная Брайан? - спросил О'Доннел.
   - Есть, а что? Ее муж жаловался?
   - Ты знаешь об этом?
   - Разумеется, знаю. - Чувствовалось, что Рюбенс раздражен. - Лично  я
считаю, что у него есть все основания жаловаться.
   - В чем дело, Рюб?
   - А в том,  что  я  поместил  миссис  Брайан  в  больницу  по  поводу
предполагаемого рака молочной железы. Опухоль я  удалил,  она  оказалась
доброкачественной.
   - Почему же ты ее продержал в больнице три недели?
   - Об этом лучше спросить Джо Пирсона.
   - Будет проще,  если  ты  объяснишь  сам.  Помолчав  немного,  Рюбенс
сказал:
   - О том, что опухоль доброкачественная, я узнал только  через  две  с
половиной недели. Именно столько  времени  понадобилось  Пирсону,  чтобы
положить препарат под микроскоп.
   - Ты напоминал ему?
   - Не один, а десять раз. Если бы не мои напоминания, я бы, наверно, и
сейчас еще не получил заключение.
   - Значит, поэтому ты продержал миссис Брайан  в  больнице  целых  три
недели?
   - Разумеется. Или вы считаете, что я должен  был  ее  выписать?  -  В
голосе Рюбенса сквозили явные нотки сарказма.  -  Есть  еще  вопросы?  -
спросил он.
   - Нет, - ответил О'Доннел  и  повесил  трубку.  -  Гарри,  я  намерен
созвать совещание во второй половине дня, - обратился он к Томаселли.  -
Человек пять-шесть из старшего врачебного персонала. Соберемся у тебя, и
я хочу, чтобы ты тоже присутствовал.
   - Хорошо, - кивнул Томаселли.
   - Пригласим  главного  терапевта  Гарвея  Чандлера,  затем  Руфуса  и
Рюбенса и обязательно Чарли Дорнбергера. Скольких я уже назвал?
   - С  нами  шестеро.  А  Люси  Грэйнджер?  После  минутного  колебания
О'Доннел сказал:
   - Хорошо, пусть будет семь человек.
   - Повестка дня? - спросил Томаселли, держа карандаш наготове.
   О'Доннел покачал головой:
   -  Никакой  повестки.  У  нас   лишь   один   вопрос:   реорганизация
патологоанатомического отделения.

***

   Когда администратор  назвал  Люси  Грэйнджер,  О'Доннел  вспомнил  их
последнюю встречу. Они пообедали в хорошем  ресторанчике,  поговорили  о
себе, об общих знакомых, о работе и о  вещах,  не  имеющих  отношения  к
медицине. Затем он отвез Люси домой, в ее новую  уютную  квартирку.  Она
пригласила его зайти. Когда она готовила коктейли, стоя спиной  к  нему,
он вдруг спросил, была ли она замужем.
   - Нет, - ответила она не оборачиваясь.
   - Я часто думаю, почему ты не вышла замуж.
   - В сущности, все очень просто. - Люси  повернулась,  держа  в  руках
стакан. - Во-первых, мне  давно  уже  никто  не  делает  предложений,  а
раньше, когда делали, я думала только о карьере врача, и  это  для  меня
было самым главным. Карьера и семья казались мне несовместимыми.
   - И ты не жалеешь?
   - Нет, - сказала она, подумав. - Я достигла того, к чему  стремилась,
и во многих отношениях удовлетворена. Правда, иногда я задумываюсь,  как
бы сложилась моя жизнь, если бы я решила иначе. Ведь, в сущности, все мы
люди прежде всего.
   - Да, - промолвил О'Доннел. Признание Люси тронуло его. Ей надо  было
иметь детей, быть матерью и женой, подумал он и вдруг спросил:
   - Ты по-прежнему считаешь, что семья и карьера несовместимы?
   - Нет, я перестала быть столь категоричной в этом вопросе, - ответила
она. - Жизнь кое-чему меня научила.
   О'Доннел подумал, каким бы был его брак с Люси. Была бы в нем  любовь
и нежность? Или их работа помешала бы им приспособиться  друг  к  другу?
Что бы они делали, встречаясь после работы дома, о чем говорили? Неужели
обсуждали бы больничные дела за обедом и диагнозы за десертом? Был бы  у
него  домашний  очаг  или  же  дом  стал  бы  естественным  продолжением
привычной рабочей обстановки? Однако вслух он сказал:
   - Мне давно кажется, что у нас с тобой много общего.
   - Да, и мне тоже, Кент, - ответила  Люси.  Допив  коктейль,  О'Доннел
собрался уходить. Он понимал, что они сказали друг другу гораздо больше,
чем то, что выразили словами. Теперь он знал, что опять будет  думать  о
Люси и анализировать свои чувства к ней. Здесь не должно быть  поспешных
решений: слишком многое ставится на карту.
   - Ты можешь не уходить, Кент. Останься, если хочешь. Люси сказала это
так просто. Он знал, что все теперь  зависит  от  него.  Осторожность  и
привычка взяли верх.
   - Спокойной ночи, Люси.
   Когда дверь лифта захлопнулась за ним. Люси все еще стояла  в  дверях
своей квартиры.

Глава 6

   - Я  вас  пригласил  сюда,  -  обратился  О'Доннел  к  собравшимся  в
конференц-зале, - потому что мне нужна ваша помощь. Думаю,  для  вас  не
секрет, что в отделении патанатомии неблагополучно. Речь идет не  только
о работе  отделения,  есть  и  другая  проблема,  так  сказать,  личного
характера.
   - Что за проблема? - спросил Дорнбергер. - Мне не совсем  понятно,  о
чем речь, Кент.
   О'Доннел этого и ждал. Дорнбергер и Пирсон были старыми друзьями.
   - Постараюсь  объяснить,  -  сказал  он  спокойно  и  начал  детально
излагать претензии к отделению патанатомии, рассказав и о категорическом
отказе Пирсона принять в отделение второго врача. - Я убежден,  что  нам
нужен еще один специалист. Помогите мне убедить Пирсона в  необходимости
произвести перемены, - закончил он.
   - Мне не нравится, как мы решаем этот вопрос, - заметил Билл Руфус.
   - Почему, Билл? - О'Доннел отметил  про  себя,  что  сегодня  на  нем
вполне приличный галстук.
   - Я не думаю, чтобы несколько человек,  собравшись  вместе,  как  это
сделали мы, были вправе обсуждать перемены в  отделении.  -  Билл  Руфус
посмотрел на присутствующих. - Разумеется, у меня  были  столкновения  с
Пирсоном, как и у большинства из нас. Но это  не  значит,  что  я  готов
участвовать в каком-то сговоре, чтобы выжить его отсюда.
   О'Доннел был даже рад такой откровенности Руфуса.
   - Разрешите вас заверить, - сказал он, - что никаких  намерений,  как
вы выразились, - он посмотрел  на  Руфуса,  -  "выжить  отсюда"  доктора
Пирсона у нас нет.
   Его слова были встречены одобрительным гулом голосов.
   - Давайте подойдем к этому вопросу следующим образом, - продолжал он.
- Мы все согласны, что  в  отделении  патанатомии  необходимы  перемены.
Задержка хотя бы на день там, где необходимо  немедленное  хирургическое
вмешательство, грозит жизни больного. Это вам хорошо известно.
   - И не следует забывать, - прервал его Гарри Томаселли, - что  всякие
задержки отнимают больничные койки у тех, кто в них остро  нуждается.  У
нас огромный список больных, ожидающих госпитализации.
   -  Конечно,  -  снова  продолжал   О'Доннел,   -   я   могу   созвать
исполнительный комитет, и не премину это сделать, если  понадобится,  но
вы все знаете, к чему это может привести.  Зная  Пирсона,  мы  можем  не
сомневаться, что любая дискуссия приведет к  конфликту,  тем  более  что
Пирсон сам член комитета. Чего мы добьемся? Пирсон уже  не  сможет  быть
заведующим отделением, и мы только повредим себе и больнице. -  О'Доннел
подумал также, хотя и не мог сказать об этом, что Пирсон  имеет  влияние
на "старую гвардию" в  попечительском  совете  и  конфликт  может  иметь
далеко идущие последствия.
   - Я не обещаю, что смогу разделить  вашу  точку  зрения,  но  что  вы
предлагаете? - сказал Чарли Дорнбергер, попыхивая трубкой.
   О'Доннел решил раскрыть карты.
   - Я предлагаю, Чарли, чтобы вы поговорили с Пирсоном  от  имени  всех
нас.
   - Ну нет, увольте! - Иного ответа О'Доннел и не ожидал. Но  Дорнберга
надо было уговорить.
   - Чарли, мы знаем, что вы близкий друг Пирсона. Вы  один  можете  его
убедить.
   - Короче говоря, удар должен нанести я, - отметил сухо Дорнбергер.
   - Какой же это удар, Чарли?
   Дорнбергер заколебался. Он  видел,  что  все  ждут  его  ответа.  Его
терзали два противоречивых чувства - тревога за благополучие больницы  и
личная симпатия к Джо Пирсону.
   То, что говорилось сегодня, не  было  новостью  для  Дорнбергера;  он
давно подозревал неладное. Тем не  менее  случаи  с  больными  Руфуса  и
Рюбенса просто потрясли его. Дорнбергер также понимал, что  О'Доннел  не
собрал бы их здесь, если бы это  все  не  было  так  серьезно.  Главного
хирурга он уважал.
   И  в  то  же  время  он  хотел  помочь  Пирсону.  Казалось,  он  один
противостоял натиску событий, могущих  погубить  старого  врача.  Должно
быть, О'Доннел был искренен, когда  говорил,  что  не  намерен  выживать
Пирсона  из  больницы,  и  остальные  разделяли  его  чувства.  Да,  как
посредник  он  лучше  других  сможет   помочь   Джо.   Окинув   взглядом
собравшихся, Дорнбергер спросил:
   - Вы все так считаете?
   Люси Грэйнджер, подумав немного, сказала:
   - Я очень его люблю. Мне кажется, мы все его  любим.  Но  я  все-таки
считаю, что в отделении необходимы перемены.
   Это были ее первые слова, до этого она сидела молча и раздумывала над
тем, что произошло в  ее  квартире  в  тот  вечер,  когда  к  ней  зашел
О'Доннел. Давно ничто так не волновало ее. Не влюбилась ли она?  Но  она
заставила  себя  снова  вернуться  к  проблемам   патологоанатомического
отделения.
   - А ты, Билл? - обратился О'Доннел к Руфусу.
   - Если Чарли поговорит с Пирсоном, я согласен.
   - Я лично уверен, что именно так можно будет наилучшим образом решить
эту проблему, - сказал Гарвей Чандлер, обращаясь  к  Дорнбергеру.  -  Вы
окажете больнице огромную услугу.
   - Хорошо, - сдался Дорнбергер. - Я постараюсь. На  мгновение  в  зале
наступила тишина, и О'Доннел почувствовал наконец облегчение. Он  понял,
что важность затронутого вопроса дошла до всех  и  теперь  что-то  можно
будет сделать.
   - Итак, - сказал негромко Томаселли, - нужно подыскивать специалиста.
У меня есть список возможных кандидатов.
   Собственно, у Томаселли было два  списка.  Так  называемый  "открытый
список" свободных врачей и "закрытый список" -  тех,  кто  работает,  но
недоволен своим местом и готов переменить его. Когда он передал материал
О'Доннелу,  того  заинтересовал  один  из  кандидатов  именно   второго,
"закрытого списка", некий Дэвид Коулмен 31 года. Он с  отличием  окончил
Нью-Йоркский университет, прошел практику в больнице  Белвью,  прослужил
два года в армии и пять лет проработал в трех хороших больницах.
   Присутствующие,  да  и   сам   О'Доннел,   выразили   сомнение,   что
патологоанатом такой высокой квалификации согласится работать в больнице
Трех Графств. Но оказалось, что Томаселли уже вел  с  ним  неофициальные
переговоры.
   Про  себя  О'Доннел  подумал,  что  Томаселли  следовало  бы   прежде
согласовать это с ним. Но он только спросил:
   - Вы думаете, его  заинтересует  наше  предложение?  Дорнбергер  взял
карточку с данными Коулмена.
   - Что я должен с ней делать?
   О'Доннел оглядел присутствующих, словно спрашивая одобрения:
   - Я думаю, Чарли, вам надо  взять  ее  с  собой  и  показать  доктору
Пирсону.

Глава 7

   В помещении, примыкающем к секционному залу,  все  было  подготовлено
для работы, и Макнил ждал лишь прихода доктора Пирсона.  Ему  доводилось
бывать в секционных залах других больниц, там все оборудование  было  из
нержавеющей стали. Подобная модернизация не коснулась отделения Пирсона.
   Макнил услышал знакомые шаркающие шаги, и в зал  в  облаке  сигарного
дыма вошел Пирсон.
   - Не будем терять время, -  сразу  же  начал  он,  не  утруждая  себя
излишними церемониями. - Прошло полторы недели,  как  я  разговаривал  с
О'Доннелом, а дело так и не сдвинулось. Когда закончим  разбор,  сделаем
биопсию всех присланных на исследование материалов.
   Надев черный резиновый фартук  и  натягивая  резиновые  перчатки,  он
подошел к столу. Макнил сел напротив.
   - Больная пятидесяти пяти лет. Медицинское заключение: смерть от рака
молочной железы.
   - Покажите историю болезни. -  Иногда  он  довольствовался  тем,  что
докладывал  ему  Макнил.  Иногда  же  внимательно  просматривал  историю
болезни сам.
   Пирсон  приступил  к  тщательному  исследованию  всех  органов  после
вскрытия.
   - Кто работал над сердцем? - спросил он. - Вы?
   - Нет. Кажется, Седдонс.
   - Плохая работа. Кстати, почему его нет?
   -  Он  в  хирургии.  Там  какая-то  операция,  на  которой  он  хотел
присутствовать.
   - Скажите ему,  что  я  требую  его  присутствия  на  каждом  разборе
результатов вскрытия.
   Макнил приготовился записывать.
   - Сердце несколько увеличено, - диктовал Пирсон. - Обратите  внимание
на митральный клапан. Видите?
   - Да, - сказал Макнил, нагнувшись над столом.
   - Больная страдала ревмокардитом, хотя умерла совсем не от этого.
   Покончив с осмотром сердца, он занялся легкими.
   - В легких многочисленные метастазы, - продолжал он диктовку. И снова
заставил Макнила внимательно осмотреть исследуемый орган.
   В эту минуту отворилась дверь, и чей-то голос спросил:
   - Вы заняты, доктор Пирсон?
   Пирсон  раздраженно  обернулся.  Это  был  Карл  Баннистер,   старший
лаборант, за ним виднелась чья-то фигура.
   - Разумеется, занят. Вы что, не видите? Что  там  у  вас?  -  спросил
Пирсон полудобродушно-полуворчливо.
   Они с Баннистером работали уже много лет  и  давно  привыкли  друг  к
другу. Поэтому Баннистера ничуть не обескуражил тон Пирсона.
   - Это Джон Александер, наш новый лаборант. Вы приняли его  на  работу
на прошлой неделе. Сегодня он должен приступить, - пояснил он Пирсону.
   Макнил с любопытством взглянул на новичка -  ему  не  более  двадцати
двух, решил он. Он слышал, что Александер только  что  окончил  колледж,
имеет диплом специалиста  по  медицинскому  оборудованию.  Именно  такой
человек и нужен их лаборатории, ибо  Баннистер  далеко  не  Луи  Пастер.
Макнил невольно перевел взгляд на старшего лаборанта. Грязный, в пятнах,
халат был не застегнут и открывал неряшливый,  мятый  костюм.  На  лысой
голове кое-где еще торчали жидкие пряди волос, не знавшие расчески.
   Макнил знал историю его появления здесь. Он появился в этом отделении
спустя два года после  прихода  Пирсона  и  стал  у  него  чем-то  вроде
мальчика на побегушках. Он был  учетчиком  и  посыльным,  мыл  посуду  в
лаборатории. С годами  Баннистер  как-то  незаметно  стал  правой  рукой
Пирсона. Официально он занимался серологией и биохимией,  но  так  долго
работал здесь, что мог в случае необходимости заменить лаборантов  и  на
других участках. В конце концов Пирсон  взвалил  на  него  добрую  часть
своих административных обязанностей по лаборатории. Опыта  у  Баннистера
было достаточно, но не было никаких теоретических знаний. Баннистер  мог
делать серологические и биохимические  анализы,  но  абсолютно  не  знал
научной основы этих исследований. Макнил не раз думал,  как  бы  однажды
это не обернулось трагедией.
   Александер - это то, что  им  нужно.  У  него  за  плечами  три  года
колледжа, практика в средней медицинской  школе.  В  аккуратном  халате,
отутюженных брюках и начищенных до блеска  ботинках  он  казался  прямой
противоположностью Баннистеру.
   - Садитесь, Джон, - сказал Пирсон, кивая новичку.
   - Благодарю вас, доктор, - вежливо ответил Александер.
   - Вы уверены, что вам понравится у нас? - спросил  Пирсон,  продолжая
работу.
   - Уверен, доктор.
   "Неплохой парень", - подумал Макнил.
   - Может, не все вам здесь понравится. Мы работаем  по  старинке,  как
говорят, но кое-что и мы делаем, а, Карл?
   - Да, доктор, - с готовностью подтвердил Баннистер. Пирсон  продолжал
работу.
   - ..Язва двенадцатиперстной кишки прямо под привратником  желудка,  -
диктовал он Макнилу, перелистывая лежащую перед ним историю болезни.
   - Интересный случай. Больная умерла от рака груди.  За  два  года  до
смерти дети безуспешно пытались убедить  ее  обратиться  к  врачам,  но,
видимо, у нее было какое-то предубеждение против  медицины.  Сделай  она
это раньше, она могла бы еще жить.
   Александер внимательно следил за работой Пирсона,  время  от  времени
задавая вопросы.
   "Это не просто вежливость, - подумал Макнил,  -  парня  действительно
все это интересует".
   После небольшой паузы Пирсон неожиданно спросил Александера, женат ли
он, есть ли дети и когда он привезет жену.
   -  Простите,  доктор  Пирсон.  -  В  голосе  Александера  послышалась
нерешительность. - Я как раз хотел кое о чем  вас  попросить.  Моя  жена
ждет ребенка. Мы здесь  никого  не  знаем.  -  Александер  умолк.  -  Мы
обязательно должны сохранить этого ребенка, первого  мы  потеряли  через
месяц после его рождения. Я хотел просить вас рекомендовать мне акушера,
к которому моя жена могла бы обратиться.
   -  Что  ж,  это  очень  легко  сделать.  -  С  лица  Пирсона  исчезла
появившаяся было настороженность. - Доктор  Дорнбергер.  Он  работает  в
нашей больнице. Хотите, я сейчас позвоню ему?
   Разговор  с  Дорнбергером  был  коротким.  Акушер   попросил,   чтобы
пациентка сама позвонила ему.
   - И еще! - крикнул в трубку Пирсон. - Не вздумайте присылать им  ваши
фантастические счета. Я не хочу,  чтобы  парень  тут  же  начал  просить
надбавку.
   У себя в  кабинете  доктор  Дорнбергер  сделал  пометку  на  карточке
"сотрудник больницы", а в трубку сказал:
   - Джо, у меня к тебе дело.
   - Только не сегодня. Чертовски перегружен. Вот разве завтра.
   - Нет, тогда лучше послезавтра, - сказал Дорнбергер,  справившись  со
своим расписанием.
   - Что у тебя там? - Скажу при встрече.
   -  Как  хочешь,  Чарли.  Пока  все  в  порядке,  -   повернувшись   к
Александеру, сказал Пирсон. - Когда придет срок,  вашу  жену  положат  в
родильное отделение нашей больницы. Как нашему сотруднику  вам  положена
скидка двадцать процентов.

Глава 8

   - Я не совсем уверен, что борьба с полиомиелитом  так  уж  полезна  и
необходима.
   Эти  слова  произнес   Юстас   Суэйн,   миллионер,   король   империи
универсальных  магазинов,  филантроп  и  член   попечительского   совета
больницы Трех Графств.
   - Разумеется, вы  шутите!  -  воскликнул  председатель  совета  Ордэн
Браун. Происходило это в библиотеке старого,  но  все