дить   конфликт
дипломатическим  способом, разбирая  со всех  сторон вопрос,  который  скоро
сделался общеевропейским.
     Пока   дипломаты  спорили,  Россия  вооружалась,  император  Николай  I
успокаивал Англию, предлагая ей разделить Турцию и подарить Египет.
     В  разговоре  с  английским   посланником  Николай  I  выразился  очень
энергично и красиво, назвав Порту "больным человеком".  Это  выражение стало
историческим.
     -- Человек  больной  умрет  своей смертью,  -- сказал он, --  будем  же
готовы наследовать ему!
     Англия, однако, почему-то отказалась от подарка.
     Вопрос  о  "святых местах" не подвинулся вперед. Положение  осложнилось
назначением  князя  Меньшикова  русским  посланником в Константинополе. Этот
генерал, очень заслуженный человек, был плохим дипломатом и поступал слишком
резко и решительно.
     Меньшикову  приказано  было  решить  вопрос,  и  он  предложил  султану
условия,  совершенно унижавшие  силу и достоинство Турецкой  Империи (21 мая
1843  г.).  Чаша  переполнилась. Абдул-Меджид отказался, а Меньшиков  сказал
дерзость министрам и уехал в Петербург.
     -- Удалось ли тебе дело? -- спросил его император.
     -- Да, государь, "je suis sorti en claquant la Porte!"[1]
     Этот каламбур заставил русского монарха смеяться до слез.
     Понятно, что война была неизбежна.
     Тогда Англия, Австрия,  Франция  и  Пруссия устроили в  Вене знаменитую
конференцию,  которая   должна  была  помешать   войне.  В   ответ   на  это
вмешательство держав Николай I захватил все дунайские провинции.
     Недовольная  Англия присоединилась  к Франции, чтобы остановить Россию,
грозившую европейскому равновесию.
     30 ноября  1853 г. Россия уничтожила  турецкий флот в Синопе. Очевидно,
русский  император   желал   войны.  Однако  Англия  и  Франция,  к  которым
присоединился Пьемонт, ждали до следующего года.
     Только  27 марта была  объявлена  война России. Маршал де-Сант-Арно был
назначен главнокомандующим  французской  армии, отплыл 27  апреля 1854  г. в
Марсель и 7 мая прибыл в Галлиполи.
     Лорд Раглан,  старый  ветеран  Ватерлоо, командовал английской  армией.
Соединенные флоты  Франции  и  Англии,  под командой  адмиралов  Гамелина  и
Дундаса, перевезли войска и материалы, готовясь к долгой кампании.  Странное
зрелище представляли  английские  корабли рядом  с  трехцветным  французским
знаменем!
     Прибыв в  Галлиполи, узнали, что  семидесятитысячная  русская армия под
командованием   генерала   Паскевича   осаждает   Силистрию   --   крепость,
прикрывающую Дунай.
     Тогда Сент-Арно  ведет войска  в  Варну, чтобы настигнуть русских перед
Силистрией.  Переезд  занимает  не   мало   времени.  В  тот  момент,  когда
французские  войска  готовятся покинуть  Варну, было получено известие,  что
генерал  Горчаков,  занявший  место  Паскевича,  снял осаду  после  жестокой
бомбардировки и ушел (23  июня 1854 г.).  Этот поступок русских  приводит  в
отчаяние  маршала. Действительное ли  это отступление, или ловушка? Нужно ли
сконцентрировать войска  в Бухаресте? Маршал  нисколько не доверяет Австрии.
Что делать? Ждать?
     Среди всех этих колебаний  и беспокойств вдруг  появляется страшный бич
-- холера. Болезнь охватывает Пирей, Галлиполи, Константинополь, Варну.
     Сент-Арно  решается  идти  в  Добруджу,  надеясь задержать  русских. Но
русские уходят, избегая  холеры, которая  опустошает обе армии. В две недели
французские  войска  потеряли  три  тысячи  человек.   А   сколько  больных,
выздоравливающих!  Тогда маршал решил атаковать русских в Крыму,  уничтожить
Севастополь, эту страшную и  таинственную твердыню, прикрывающую собой южную
Россию.
     Эпидемия заметно  ослабела.  Необходимо было  соединить войска,  добыть
продовольствие, короче -- организовать экспедицию.
     Французские  войска  отплыли из Варны в Крым  1 сентября 1854 г.  Около
четырех  месяцев находились  они  на  Востоке,  потеряв  три тысячи  пятьсот
человек, так и не  увидав  неприятеля. 14 сентября союзная армия  высадилась
близ Евпатории,  19-го  пустилась  в дальнейший путь,  расположилась лагерем
между Булганаком и Альмой и 20-го одержала победу на реке Альме.
     Такова,  в общих  чертах,  история этой  знаменитой кампании, где  было
пролито  столько  крови,   вынесено  столько  страданий,  совершено  столько
геройских подвигов с обеих  сторон, где враги  научились понимать  и уважать
друг друга.
     Торжествующий  маршал отправил императору  и  военному министру длинную
телеграмму. Измученный, нервный главнокомандующий нуждается в отдыхе, уходит
в  свою палатку,  состоящую из трех отделений: салона, столовой  и спальной,
убранных складной мебелью. Очень воздержанный, не пьющий ничего, кроме воды,
маршал, однако,  поддерживает себя теперь только  шампанским.  Он падает  на
свою  постель,  но  дежурный  докладывает  ему  о приходе  сержанта Лебрэ  в
сопровождении дамы. Маршал  хорошо  знал старого  солдата, верного, честного
служаку.
     -- Что случилось,  мой друг? --  спрашивает  главнокомандующий ласковым
тоном.
     -- Господин маршал! Зуавы захватили  шпионку... окружили коляску верхом
на лошадях...
     -- Верхом? Зуавы? Сумасшедшие! Так шпионка?
     --  Я нашел  при  ней  важные  бумаги  --  она  заслуживает,  чтобы  ее
расстреляли! Кроме  того, она  предлагала  мне  две  тысячи  франков, если я
отпущу ее!
     -- Ты, конечно, отказался? Лебрэ, я очень доволен тобой!
     -- Это мой долг, господин маршал!
     -- Подай мне бумаги!
     Маршал просматривает их и ворчит:
     -- Негодница! Жалкие  изменники! Приведи эту женщину и держись недалеко
от палатки!
     Лебрэ уходит и возвращается с дамой в черном.
     Маршал  думал,   что  имеет  дело  с  какой-нибудь   авантюристкой,   и
приготовился встретить ее.  Но  при виде  незнакомки,  которая  идет  гордой
поступью,  при виде ее  благородной  аристократической фигуры  он  удивленно
встает и восклицает:
     -- Как! Это вы, княгиня? Вы?
     -- Да, я, маршал!
     -- Вы, которую удостаивала  своей симпатией императрица Франции, вы  --
лучший друг моей жены? Вы -- идол всего Тюльери?
     -- Да, маршал!
     -- Вот как мы свиделись! При каких ужасных, трагических условиях!
     -- Трагических для моего дорогого отечества... для святой Руси!
     -- И тяжелых для вас, княгиня!
     -- Это правда: я -- ваша пленница!
     -- Положим, мы  не  воюем с женщинами, но  вы  --  в подозрении,  скажу
правду, вас подозревают в шпионстве, а шпионство не имеет пола.
     --  Фи,  маршал! Какое гадкое слово! И вы говорите  это  мне,  невестке
князя Меньшикова, русского генерала и главнокомандующего?
     --  Но...  княгиня,  как  прикажете  назвать  это?   Я  имею  в   руках
доказательства!
     --  Я люблю, я обожаю мое  отечество!  Я -- русская с головы до ног, до
последней капли крови! До самой смерти!
     -- Это очень почтенное чувство, и я уважаю его в вас, но...
     --  Но  я  --  женщина!  Не  могу  воевать,  не  могу  встать  во главе
эскадрона... испытывать дикую радость... опьянение  кровью врагов, позорящих
землю моей родины...
     --  Да, -- холодно прерывает ее маршал,  -- вы предпочитаете пистолетам
-- наполеондоры, или золотые рубли по-вашему. С  помощью денег вы  собираете
нужные сведения о нашей армии?
     -- Разве это преступление? Говорите и делайте, что хотите, но  повторяю
вам: я -- патриотка, но не шпионка!
     -- Бог мой!  Сударыня, название  тут ни при  чем!  Патриотка,  пожалуй,
опаснее шпионки, особенно если она молода, прекрасна, богата и смела!
     -- Эта любезность неуместна, маршал!
     -- Истинная правда,  княгиня! И эта  патриотка покупает совесть солдат,
измену  офицеров, наносит бесчестие нашей армии... Не отрицайте, княгиня!  У
меня в руках список имен,  чинов и полков... сведения, которые  сообщили вам
эти предатели! Я прикажу арестовать, судить и казнить их!
     -- Вы велите расстрелять меня?
     -- Следовало бы! Я ограничусь тем,  что вышлю вас во Францию и  запру в
крепость до окончания войны!
     Маршал встал с места и зашагал взад и вперед.
     Дама в черном, спокойная с виду, смотрит на него со странным выражением
ненависти и иронии.
     Подле  нее,  на столе,  стоит  бутылка шампанского  и  полный бокал. На
пальце  княгини блестит  перстень  с  большим алмазом. Этот  алмаз  свободно
двигается и герметически закрывает собой маленькую впадину.
     Княгиня  осторожно и  незаметно сдвигает  его, и,  пользуясь  моментом,
когда маршал  поворачивается к ней  спиной, делает  быстрый  жест  рукой над
бокалом.
     Бесцветная капля падает из кольца в бокал и смешивается с вином.
     Маршал ничего не замечает, не подозревает. В эту  минуту слышен быстрый
галоп лошади и голоса. Дежурный солдат кричит:
     -- Адъютант  его превосходительства милорда Раглана просит немедленного
свидания с господином маршалом!
     -- Иду! -- отвечает маршал. -- Княгиня, извините, я на минуту!
     Дама в черном кивает головой. Маршал,  чувствуя слабость, берет бокал с
вином, выпивает его и уходит.
     -  Депеша  вашему превосходительству,  -- говорит по-английски  молодой
звучный голос. -- Мне приказано передать вам и ждать ответа!
     -- Хорошо, лейтенант!
     -- Им  нужно не менее десяти минут! -- шепчет княгиня. -- Время дорого!
За дело! О, как хорошо отомстить за себя, оскорбить и убить врага!
     Она вынимает  из кармана перочинный нож, прорезает отверстие в  полотне
палатки.
     Ей   ясно   виден   адъютант  Раглана,  молодой,   красивый  шотландец.
Дьявольская усмешка искажает ее прекрасное лицо. Она отходит и оглядывается.
Никого! Никто не видит ее. На шкатулке лежит дорожное клетчатое покрывало.
     С удивительной  ловкостью княгиня  расстегивает и снимает свою атласную
юбку.  Оставшись  в короткой  юбке  и русских сапогах,  она быстро  отрывает
полотнище  покрывала, прикрывает  им свою юбку, что  делает  ее  похожей  на
шотландский костюм, а остальной кусок ткани  перекидывает через плечо в виде
пледа. С лихорадочной поспешностью она обрезает поля своей фетровой  шляпы и
делает ее похожей на шотландскую шапочку.
     Это  переодевание  продолжается  не  более четырех  минут.  В  соседнем
отделении оживленно беседуют маршал и адъютант.
     Чтобы дополнить свое  превращение, княгиня  вынимает  карандаш, которым
светские дамы  подрисовывают себе  брови и ресницы,  и  кладет  легкую  тень
усиков на верхнюю губу. Готово! Поразительно по ловкости и хладнокровию.
     Затем она прорезает ножом отверстие в задней  части палатки, высовывает
голову и смотрит.
     С этой  стороны нет никого.  Только привязанные лошади кусаются  и бьют
копытом. Княгиня берет со стола сигару, закуривает ее, пролезает в отверстие
и, подражая надменной осанке английских офицеров, подходит к лошадям.
     Верный  сторож  Лебрэ  медленно  ходит  взад и  вперед  перед  палаткой
маршала. Ему поручено сторожить даму в черном  и некогда заниматься каким-то
офицером  в юбке,  форма которого кажется ему смешной. Он  отворачивается  и
продолжает  свою прогулку.  Княгиня отвязывает  лошадь, вскакивает в седло и
уезжает рысью, пока часовые отдают ей честь.
     В этот момент маршал де Сент-Арно упал без  чувств. Прибежавший штабной
доктор оказал  ему  первую  помощь. Найдя  состояние больного  серьезным, он
распорядился послать за главным врачом.
     Мишель Леви, личный друг маршала, совершенно расстроенный, заключил:
     -- Холера или отравление! Маршал не проживет и недели. Он погиб!

ГЛАВА VI


     После битвы. -- Среди неприятеля. -- Раненый лейтенант. -- Снова дама в
черном. --  Выстрелы. --  Отчаянная погоня. -- Мертвая лошадь. -- Засада. --
Французский  главный  штаб в  опасности.  -- В  сетях.  --  Бравада.  -- Под
кинжалом.
     Битва  продолжалась недолго.  В  половине  шестого  все  было  кончено.
Неприятель отступил. Все заняты ранеными, которые громко стенают и жалуются.
Между ними  много  русских. Бедняги уверены, что для  них наступил последний
час. По опыту  зная  дикую жестокость  турок,  русские думают, что  союзники
обладают такими же кровавыми наклонностями.
     Когда к ним подходят носильщики и лазаретные служители с окровавленными
руками, несчастные смотрят на них с ужасом. Окровавленные и изувеченные, они
покорно  подставляют шею и  просят покончить  скорее.  Но  французы  ласково
наклоняются над  ними, осторожно  поднимают их, дают пить, говорят несколько
участливых  слов.   Одному   подают  стакан   воды,   другому   перевязывают
искалеченную ногу, там -- вытирают  запекшуюся кровь или очищают наполненный
землей и пеной рот.
     Большая часть раненых начинают рыдать, как дети. Некоторые крестятся...
     -- Эх... дружище... тебя  славно  зацепили...  что поделаешь!  Война...
сегодня  --  ты, завтра -- я.  Бодрись! Выпей глоток!  Доктор живо  поправит
тебя!
     Раненый не понимает слов, но угадывает смысл.
     Печальная улыбка появляется на бледных губах, которые шепчут:
     -- Добрый француз!
     Спаситель-француз ласково отвечает:
     -- Добрый Москов!
     Эти четыре слова делаются основой всех  разговоров между врагами. Такие
сцены повторяются на каждом шагу.  Медленно, шаг за шагом, тянутся печальные
носилки к  походному лазарету Поле  битвы снова оживляется. Зуавы  ищут  Там
брошенные  мешки  со  своим  скромным  хозяйством. Там --  пакет с  табаком,
трубка, несколько безделушек,  письмо  с  родины...  Солдаты веселы  нервной
лихорадочной  веселостью людей, избежавших  смерти. Курят, поют, шутят. Один
из зуавов свистит и кричит: -- Сюда! Азор! Иди сюда, лентяй!
     Азор -- это название мешка. Но Азор не идет.
     Его находят среди других мешков, потерявших своих хозяев.
     -- Азор --  сирота!  Сиротка! -- говорит  один солдат,  и в голосе  его
слышатся слезы.
     Вдруг раздается долгий печальный вой.
     -- Постойте! Это настоящий Азор воет... надо посмотреть!
     Сорви-голова  и  его неразлучные  товарищи  вышли из  боя без  малейшей
царапины.  Они  стоят  теперь  около  батареи. Тут  какая-то  каша из людей,
лошадей,   сломанных  орудий.  Трупы   русских   кавалеристов,   пехотинцев,
артиллеристов лежат кучами, свидетельствуя об ожесточенности битвы. Заслышав
вой,  Сорви-голова  подходит  ближе  и  находит собаку-грифона,  старающуюся
лапами и зубами разгрести груды трупов.
     Собаке не  удается это, она визжит, потом поднимает морду вверх, издает
протяжный  вой,  затем снова возобновляет  попытки.  При виде  зуава собачка
настораживается и показывает острые зубы.
     -- Ах ты, моя храбрая собачка! Мы будем друзьями! -- ласково говорит ей
Жан.
     С помощью Бокампа он поднимает трупы трех гусар и  находит французского
офицера. Очень юный, со шрамом на  лбу,  несчастный все еще сжимает рукоятку
изломанной сабли. На нем артиллерийская форма. Собака бросается к нему, тихо
визжа, лижет его залитое кровью лицо.
     --  Гром  я  молния!  -- вскрикивает  Сорви-голова. -- Это  наш храбрый
лейтенант! Тело еще теплое, но дыхания не слышно!
     -- Быть может, он жив? -- говорит Бокамп.
     Сорви-голова  расстегивает мундир офицера, прикладывает  ухо к груди  и
слышит слабое биение сердца.
     -- Надежда есть... скорее! Понесем его!
     Но  как быть?  Лазарет  --  далеко, темнеет... Зуавы делают носилки  из
ружей,  кладут  на  них русские  шинели  и помещают  туда  раненого.  Словно
понимая,  что  солдаты  хотят спасти ее господина, собака перестает лаять  и
ворчать. Она виляет хвостом, бегает взад и  вперед и начинает прыгать, когда
шествие пускается в путь.
     Два зуава несут  ружья,  два  следуют позади, Сорви-голова поддерживает
раненого. Кругом тихо и пустынно. На каждом шагу зуавы натыкаются на трупы.
     Сильный толчок вырывает стон у раненого лейтенанта.
     -- И худое бывает к хорошему, -- замечает Сорви-голова.  --  По крайней
мере, мы знаем, что он жив!
     -- Хорошо бы дать ему выпить! -- говорит Робер.
     -- Это  мысль! -- одобряет Бокамп. --  Человек, который  может пить, --
наполовину спасен!
     Носилки  останавливаются. Сорви-голова  вливает  в рот  раненого  каплю
водки, каким-то чудом найденной на дне котелка.
     -- Выпил! -- произносит Бокамп. с интересом следивший за операцией.
     --  Это  --  молодец, держу  пари, что он  скоро поправится!  Лейтенант
шевелится, открывает глаза и видит лицо  Жана, озаренное доброй  улыбкой. Он
вздыхает, узнает его и тихо говорит:
     -- Вы снова... спасли меня! Спасибо!
     При звуках дорогого голоса собачка взвизгивает и скачет как бешеная.
     --  Только по  милости собачки  мы  нашли  вас, господин лейтенант!  --
говорит Сорви-голова.
     -- Митральеза! Верная моя собака! -- шепчет раненый.
     -- Славное имя для собаки артиллериста!
     Пока  доброе   животное  старается   всячески  выразить  свою  радость,
лейтенант спрашивает слабым голосом:
     -- Мы победили?
     -- Да, господин лейтенант, по всей линии!
     -- Я счастлив и могу умереть!
     С ним  опять  делается обморок. В этот момент зуавы замечают  в темноте
сумерек скачущего всадника.
     --  Смирно!  --  говорит  Сорви-голова  товарищам... --  Мне  пришло  в
голову... увидите!
     Он протягивает  руки к лошади,  останавливает ее, потом, отдавая честь,
вежливо говорит  офицеру английской  армии,  смотрящему на него сквозь дымок
сигары.
     -- Простите, господин офицер! У меня к вам просьба... У нас тут умирает
лейтенант... не можете  ли вы послать ему на  помощь...  или не  одолжите ли
лошади,  чтобы  доставить  его  в  лазарет?  -- Англичанин,  флегматичный  и
холодный, спокойно курит и не отвечает.
     Сорви-голова,  от  которого не ускользает  ничто, замечает  французскую
упряжь лошади, всадника без шпор, в смешном костюме... Это очень странно.
     -- Что это? -- думает он. -- Шутка, измена?
     Жан подходит ближе и,  разглядывая всадника, видит тяжелые черные косы,
едва прикрытые,  подрисованные  усики, портящие это  лицо античной  статуи с
безукоризненно  правильными чертами.  Яростный  взгляд больших  черных  глаз
сразу объясняет ему все... Он схватывает лошадь за поводья и кричит:
     --  Черт меня  побери! Это  дама в черном! Во второй  раз -- вы  -- моя
пленница!
     Незнакомка  наклоняется,  сжимает колени и хлещет лошадь. Измученная  с
утра,  возбужденная битвой,  лошадь встает на  дыбы,  толкает Жана  и  летит
стремглав.
     Несмотря на атлетическую силу, Сорви-голова отлетает в сторону и слышит
злобный хохот незнакомки.
     -- Проклятый! -- кричит она. -- Я убью тебя при третьей встрече!
     Сорви-голова спокойно поднимается в то время, как его товарищи отчаянно
ругаются,  берет   карабин,   прицеливается  в  лошадь  и  стреляет.  Лошадь
подпрыгивает и стонет от боли.
     -- Готово! Через четверть часа конь падет! -- кричит Бокамп.
     -- Надо бы погнаться за ней!
     --  Что  ж! Ты, Жан  -- лучший стрелок в полку и лучше всех бегаешь! На
твоем месте... я побежал бы за ней!
     -- Да,  это хорошая мысль. Эта негодяйка еще наделает  нам зла!  Как же
лейтенант?
     -- Не беспокойся! Мы доставим его в лазарет!
     Этот  разговор занял не более четырех минут. Сорви-голова  решился.  Он
бросается бежать за незнакомкой.
     На  первый  взгляд, эта погоня кажется  безумием, но  для Жана возможно
невозможное.
     Какая смелость! Какая твердость и  выдержка! При  этом умение  бегать и
легкие  из бронзы!  Сорви-голова прыгает  через трупы, бежит и видит впереди
себя коня,  видимо замедляющего  шаг. Благородное  животное ранено, но будет
бежать до последнего вздоха.
     Темнеет все более. Кругом пустынно и  тихо. Жану не попадаются более ни
раненые, ни трупы. Он оставил позади себя поле битвы и бежит вперед.
     Видимо, незнакомка хорошо знает местность и сумела ловко избежать линии
войск, авангардов, часовых. Она несется вперед по дороге, и конь ее начинает
храпеть.
     Сорви-голова,  бодрый  и свежий, прыгает за ней  с ловко