ему
приказано   поступить   в  арриергард,   когда  он   приблизится.
Генерал-адъютант   граф   Орлов-Денисов   послан   за   Двину   с
лейб-казачьим полком для наблюдения за неприятелем: ему приказано
сведения о приближении его доставлять прямо в Витебск и отступать
по той стороне реки.

Армия пришла в Витебск, 6-й корпус оставался в большом марше, при
селении Старом. Арриергард выгодно расположился, прикрытый речкою
и   озерами.   Пост   из   Бешенковичей   присоединен.   Действия
преследующего   неприятеля    были   незначительны.   Между   тем
французская конница  на левом  берегу Двины показалась  на равной
высоте  с арриергардом,  но пехота  была в малом  еще количестве.

Армия два уже дня покойно пребывала в Витебске, полагая, что граф
Орлов-Денисов   [за]  благовременно  предупредит   о  приближении
неприятеля; но вероятно нехорошо расставлены были передовые посты
и нерадиво  делались разъезды,  так что в трех  верстах от нашего
лагеря    усмотрена   неприятельская    партия.    Это   побудило
главнокомандующего послать  навстречу неприятелю несколько полков
конных при  одном корпусе пехоты.  Я предложил генерал-лейтенанта
графа  Остермана-Толстого,  который отличился  в последнюю  войну
храбростию и  упорством в сражении. Надобен  был генерал, который
дождался бы  сил неприятельских и они  бы его не устрашили. Таков
точно Остерман, и он пошел с 4-м корпусом.

Дано  приказание 6-му  корпусу расположиться против  города. Мост
чрез  Двину   был  цел   и  еще  устроен   понтонный.  Арриергард
приблизился,   чтобы  не   быть   отрезанным  с   левого  берега.

Граф  Остерман  встретил  в  двенадцати верстах  часть  передовых
неприятельских  постов  и   преследовал  их  до  Островны.  Здесь
предстали ему силы несоразмерные,  и дело началось весьма жаркое.
Неприятель  наступал   решительно.  Войска   наши,  роптавшие  на
продолжительное отступление,  с жадностию воспользовались случаем
сразиться; отдаление подкреплений, казалось, удвояло их мужество.
Лесистые и скрытые места препятствовали неприятелю развернуть его
силы; кавалерия действовала  частями, но по малочисленности нашей
они  совершенно были  в пользу  нашу. Граф Остерман,  имея против
себя всегда свежие войска,  должен был наконец уступить некоторое
расстояние,  и   ночь  прекратила  сражение.  Неосмотрительностию
командира  двух эскадронов  лейб-гусарского полка  потеряно шесть
орудий конной артиллерии[12]. Урон был значителен с обеих сторон.
В  подкрепление графу  Остерману послан  с 3-й  пехотною дивизиею
генерал-лейтенант  Коновницын[13] .  В другой  день рано  поутру,
заняв  выгодную позицию,  с свойственною ему  неустрашимостию, он
удержал ее  долгое весьма  время, ни шагу  неприятелю не уступая.
Граф   Остерман,  ему   содействуя,  составлял   резерв;  прибыла
кирасирская  дивизия,  но  по  свойству  местоположения  не  была
употреблена.  Артиллерия   постоянно  оказывала  большие  услуги.
Главнокомандующий,  желая  иметь  точные  сведения, приказал  мне
отправиться на место  боя. Вскоре после прислан генерал-лейтенант
Тучков 1-й с гренадерскою дивизией, и положение наше было твердо!
В два  дня времени неприятель сражался  с главными своими силами,
которых чувствуемо  было присутствие по  стремительности атак их.
Ни храбрость войск, ни  самого генерала Коновницына бесстрашие не
могли  удержать  их.  Опрокинутые  стрелки наши  быстро  отходили
толпами.  Генерал Коновницын,  негодуя, что команду  над войсками
принял  генерал Тучков,  не  заботился о  восстановлении порядка,
последний   не   внимал   важности   обстоятельств  и   потребной
деятельности   не   оказывал.  Я   сделал   им  представление   о
необходимости  вывести  войска  из  замешательства и  обратить  к
устройству. Они  отдалили кирасир, прибывших с генерал-адъютантом
Уваровым,  и  другие излишние  войска,  производившие тесноту,  и
сделали  то,  по  крайней мере,  что  отступление  могло быть  не
бегством. Невозможно оспаривать, что, продолжая с успехом начатое
дело,  приятно  самому его  кончить,  но  непростительно до  того
простирать  зависть и  самолюбие,  чтобы допустить  беспорядок, с
намерением обратить  его на  счет начальника. В  настоящем случае
это было слишком очевидно!

Пославши  генерала  Коновницына  с  дивизиею к  графу  Остерману,
главнокомандующий  приказал  6-му  корпусу  и  арриергарду  графа
Палена  присоединиться  к   армии;  сообщение  с  правым  берегом
прервано, мост разрушен и понтоны сняты.

В тот  же день утром осматривал  главнокомандующий занимаемую для
армии позицию полковником Толем. Я сопровождал его и удивлен был,
что  он не  обратил  внимания на  множество недостатков,  которые
заключала в себе позиция. Местоположение по большей части покрыто
было до  того густым  кустарником, что квартирьеры,  не видя один
другого,  откликались  на сигналы;  позади  трудный переход  чрез
глубокий ров; сделать спуски  не доставало времени. Главною целию
было закрыть город. Я возразил против неудобств позиции, объяснив
следующее  мое мнение.  Дать генеральное сражение  опасно, будучи
отдаленными  от  средств  пополнить  потери.  Еще  не  уничтожена
совершенно надежда соединиться с 2-ю армиею - главным предметом с
некоторого времени, нашего отступления. При неудаче большая часть
войск должна  проходить чрез  город, остальная -  необходимо чрез
ров. Если решено принять  сражение, то лучше несравненно устроить
армию по  другую сторону города, имея  во власти своей кратчайшую
на Смоленск дорогу. Уступивши  Витебск, мы прибавим одним городом
более ко  многим потерянным  губерниям, и легче  пожертвовать им,
нежели  другими  удобствами, которых  сохранение гораздо  важнее.
Главнокомандующий изъявил согласие,  но готовился дать сражение и
приказал  избрать  место  за   городом  на  дороге  к  Смоленску.

Сражение при местечке Островне  началось с наступлением вечера и,
возвратясь уже  ночью, я донес обо  всем главнокомандующему, а от
него  узнал  о  приуготовлении новой  позиции.  Я  осмотрел ее  с
началом  дня, когда  в нее  вступили уже  войска. Нашел,  что она
также лесистая,  также трудные между войск  сообщения, обширная и
требует гораздо большего числа  сил. На правом фланге два корпуса
- графа  Остермана и Багговута -  отрезаны глубоким оврагом, чрез
который и в отсутствие неприятеля с трудом перевозили артиллерию.
На левом фланге были  высоты, на которых устроенные батареи могли
действовать в продолжение  наших линий; переменить боевой порядок
невозможно, не  затрудняя отступления.  Предположив атаку правого
крыла,  надобно  было подкрепить  его,  а  с поспешностию  совсем
невозможно, разве без артиллерии.

Генералу  графу  Палену  составлен  особый  авангард,  с  которым
вступил он  в дело, сменивши войска  генерала Тучкова 1-го, графа
Остермана  и Уварова,  недалеко  уже от  занятой армиею  позиции.
Долго  в  виду   ее  удерживал  стремление  неприятеля.  Наконец,
отступивши  за речку  Лучесу,  искусно воспользовался  крутыми ее
берегами  для  защиты  находящихся  в нескольких  местах  бродов.
Французская армия, заняв все против лежащие возвышения, казалось,
развернулась для того, чтобы каждому из своих воинов дать зрелище
искусного сопротивления  с силами  несравненно меньшими, показать
пример порядка, словом, показать графа Палена и вразумить их, что
если  российская армия  имеет  ему подобных,  то нужны  им усилия
необычайные, опыты  возможного мужества! Не  были вы свидетелями,
достойные  его  сотоварищи:  Раевский,  равный ему  непоколебимым
хладнокровием  и  предусмотрительностью,  граф Ламберт,  подобный
мужеством  и  распорядительностию, и  ты, Меллер-Закомельский,  в
коем соединены лучшие  их свойства, достоинства замечательные, по
которому   можно    упрекнуть   одною   чрезмерною   скромностию.

Неприятель успел переправить часть  войск, и видно было намерение
его, отброся авангард к  реке, заставить его отходить чрез город.

Приближалась та  минута, в которую все  усилия графа Палена могут
сделаться  тщетными. Не  опрокинув  авангарда, не  мог неприятель
сделать    наблюдение   позиции,    занимаемой    нашею   армиею.
Главнокомандующий  послал  в  подкрепление  несколько  баталионов
пехоты:   приказал   генерал-майору   Шевичу   с   полками   1-го
кавалерийского  корпуса приблизиться  к левому  флангу авангарда,
наблюдая пространство между им и армиею.

Внимательно рассмотрев  невыгодное расположение  армии, решился я
представить главнокомандующему  об оставлении позиции немедленно.
Предложение   всеконечно    смелое,   предприимчивость   молодого
человека, но расчет впрочем был с моей стороны: лучше предпринять
отступление с некоторым сомнением, совершить его
беспрепятственно,  нежели принять  сражение  и, без  сомнения, не
иметь надежды  на успех, а может  быть подвергнуться совершенному
поражению. В  одном случае, по мнению  моему, можно не отвергнуть
сражения,  если  другая  армия  готова остановить  торжествующего
неприятеля  и  преодолеть  его,  обессиленного потерею.  Мы  были
совсем  в другом  положении. Ближайшие  к нам  войска в  Калуге -
малые числом, слабые составом,  и начальствовавший ими генерал от
инфантерии  Милорадович  по  единообразному  одеянию  называл  их
воинами. Если бы дождались  мы неприятеля в позиции, вероятно, не
с фронта начал бы  он атаку, но частию войск занимая нас, перешел
со всеми силами через реку Лучесу выше, где повсюду есть броды, и
обратился  бы на левое  наше крыло  - слабейший пункт,  о котором
сказал  я  выше.   Невозможно  предположить  неудачи  со  стороны
неприятеля, но  и тогда  беспрепятственно отходил он  на дорогу к
Борисову,  усиливался всем  корпусом маршала  Даву и  переходил к
наступательным действиям.

Сей  день сделал  я первый  над собой  опыт и  удостоверился, что
крайность  -  лучшее  побуждение  к решительности,  и  что  самая
трудность  предприятия в  глазах исчезает.  Надобно, чтобы  то же
убеждение,  тот  же  дух  руководил  исполнителями.  Нет  времени
размышлению, где одному действию  место. Решит часто одна минута!

Главнокомандующий колебался  согласиться на  мое предложение. Ему
как военному министру известно было во всем объеме положение наше
и конечно требовало глубокого соображения! Генерал-квартирмейстер
Толь, вопреки мнению многих, утверждал, что позиция соединяет все
выгоды,  что должно  принять сражение.  Генерал Тучков  1-й, видя
необходимость  отступления, об  исполнении  его рассуждал  не без
робости. Решительность не была его свойством: он предлагал отойти
ночью[14]. Генерал-адъютант  барон Корф был моего мнения, не смея
утверждать  его.  Не  ищет  он стяжать  славу  мерою  опасностей.
Подобно мне  и многим душа  его доступна страху и  ей сражение не
пища.  Простительно  чувство  боязни,  когда  опасность  угрожает
общему благу!  Я боялся непреклонности главнокомандующего, боялся
и его согласия. Наконец он дает мне повеление об отступлении. Пал
жребий,   и   судьба   исхитила   у   неприятеля   лавр   победы!

Был  первый час  пополудни,  авангард в  жесточайшем огне,  между
армиями близкое расстояние,  и о присутствии Наполеона возвестили
нас пленные.

О дерзость, божество, пред жертвенником которого человек не раз в
жизни  своей   должен  преклонить  колена!   Ты  иногда  спутница
благоразумия,  нередко оставляя  его в удел  робкому, провождаешь
смелого  к  великим  предприятиям;  тебе  в  сей  день  принесена
достойная жертва!

В  нашем   лагере  всеобщее  движение.   Войска  тремя  колоннами
совершают выступление:  левая из  5-го и 6-го  корпусов и большей
части  резервной  артиллерии кратчайшею  на  Смоленск дорогою.  В
арриергарде   ее   был  генерал-майор   Шевич   с  полками   1-го
кавалерийского  корпуса, граф  Остерман  со 2-м  и 4-м  корпусами
большою дорогою на  Поречье; ему приказано подкрепить арриергард,
если  бы неприятель  решительно преследовал его.  Среднюю колонну
составляли 3-й  корпус и главная квартира;  в арриергарде его 2-й
кавалерийский корпус барона  Корфа. Чрез полчаса времени лесистое
местоположение  скрыло все  войска  от глаз  неприятеля. Все  шли
ускоренным  шагом.  Генерал-лейтенант  Лавров, командующий  пешей
гвардиею, должен  был пробудить летами  усыпленную живость, чтобы
явить  нужное  по обстоятельствам  проворство. Таковы  требования
всех и каждого усилия!

Не  скрою  некоторого  чувства  гордости, что  главнокомандующий,
опытный    и   чрезвычайно   осторожный,    нашел   основательным
предположение мое об отступлении.

Глаза  мои не  отрывались от  авангарда и славного  графа Палена.
Отдаляющаяся  армия,  вверив   ему  свое  спокойствие,  не  могла
оградить  его  силами,  неприятелю  соразмерными,  но  поколебать
мужества  его ничто  не в  состоянии! Я  скажу с  Горацием: "Если
разрушится   вселенная,   в   развалинах   своих   погребет   его
неустрашенными".  До пятого  часу продолжалось сражение  с равным
упорством, и  арриергард отошел на другую  сторону города, оставя
неприятеля,  удивленного порядком,  и  город им  занят не  прежде
следующего утра с большою осторожностию.

В  самый день  отступления  от Витебска  прибыл князя  Багратиона
адъютант  князь  Меньшиков с  известием  о  сражении при  селении
Дашковке,  и что  армия его  идет беспрепятственно  в соединение.
Отправляя атамана Платова с его войском, князь Багратион приказал
ему ускорить  движение, и по расчету  времени он должен был скоро
прийти.

В   одном   переходе   от   Витебска  арриергард   имел   сильное
кавалерийское  дело.  Граф  Пален,  лично  распоряжая  действиями
конницы,  удержал  успех на  нашей  стороне,  и далее  неприятель
ограничился   одним  наблюдением   за  движением   наших  колонн.

Посыланные от меня с письмом к атаману Платову Бугского казачьего
полка один офицер и урядник привезли ответ. На возвратном пути не
раз проезжали  они вблизи  неприятеля. Главнокомандующий наградил
их чинами.

Маршал  Даву,  пропустя князя  Багратиона,  мог войсками  своими,
расположенными  в  Орше  и  Дубровне, занять  временно  Смоленск,
воспрепятствовать составлению  ополчения, приуготовляемого в нем,
истребить  запасные магазины  и  разорить город.  Потеря магазина
была бы нам чувствительна, ибо продовольствие армии производилось
и  недостаточное и  неправильное.  Главнокомандующий, имея  сие в
виду,  5-му  и  6-му  корпусам приказал  следовать  поспешнее,  а
атаману Платову заслонить их движение.

Из  Витебска   главнокомандующий  дал  поручение  великому  князю
Константину Павловичу отправиться в Москву к государю. Неизвестно
мне,  но   сомневаюсь,  чтобы   он  сделал  то   по  собственному
побуждению.  Великий князь  весьма  огорчен был,  подозревая, что
поручение не заключало в себе такой важности, чтобы не могло быть
исполнено другим. Я заметил  многих, сожалевших об его отъезде, и
к  чести его,  людей,  непосредственно ему  подчиненных. Командуя
гвардейскою дивизиею,  я в том же был отношении  к его особе и не
припомню  случая ни  малейшего неудовольствия  или неприятностей.

Армия выступила в Поречье;  5-й и 6-й корпуса прибыли в Смоленск.
Государь,  проезжая сей  город, поручил  генерал-адъютанту барону
Винценгероде составление ополчения. Часть небольшая оного, весьма
худо   вооруженная,   с   несколькими   резервными   эскадронами,
формирования  генерал-адъютанта  барона  Меллер-Закомельского,  и
запасною,  бывшею в  Смоленске артиллериею, составляла  отряд под
командою генерал-майора  Оленина, вступившего пред  тем в службу.
Отряд, к  которому прислан  один полк от  войска атамана Платова,
расположился далее Красного у селения Ляд.

Неприятель  с  несколькими эскадронами  ворвался  в город  Велиж,
изрубил  часть  рекрут   построенного  на  площади  баталиона  и,
рассеявши прочих,  захватил мост  чрез реку Двину.  Проходивши из
Невеля с восемью баталионами  рекрут штаб-офицер, имея сведения о
близости французов, расставил в городе караулы, строго смотрел за
исправностию их,  всю ночь держал баталион  под ружьем, а патроны
укладены были в возах и ни одного на людях! Прочие все баталионы,
бывши на правом берегу, уклонившись с дороги, избежали поражения.

Неприятель  истребил один  артиллерийский  небольшой парк  на 166
лошадях, по худому их состоянию отставший от прочих. Посланный за
сим  парком из  Поречья  артиллерии полковник  Тишин едва  спасся
бегством[15].

В   Поречье  генерал-провиантмейстер  Лаба   докладывал  военному
министру,  что комиссионер,  в похвальном намерении  не допустить
неприятеля воспользоваться магазином,  сжег его. В нем находилось
несколько  тысяч  четвертей  овса  и  64 тысячи  пудов  сена.  Не
восхитился  министр  восхваляемою  расторопностию,  а я  испросил
позволения  его  справиться по  делам,  как  давно об  учреждении
магазина дано  было повеление: нашлось, что  от подписания бумаги
две недели. Есть ли возможность в один пункт свезти такое большое
количество  запасов   в  том   месте,  где  во   множестве  взяты
обывательские  подводы  в  пособие  армии?  Я  осмелился  сказать
министру, что за столь  наглое грабительство достойно бы вместе с
магазином сжечь самого комиссионера[16].

Поречье - первый старый русский город на пути нашего отступления,
и  расположение к  нам жителей  было другое. Прежде  проходили мы
губернии   литовские,    где   дворянство,   обольщенное   мечтою
восстановления Польши, возбуждало  против нас слабые умы поселян,
или   губернии  белорусские,   где  чрезмерно   тягостная  власть
помещиков  заставляла   желать  перемены.   Здесь,  в  Смоленской
губернии, готовы  были видеть в нас  избавителей. Невозможно было
изъявлять  ни более  ненависти к  врагам, ни живейшего  усердия к
преподанию  нам   всех  способов,   предлагая  содействовать,  ни
собственности не жалея, ни жизни самой не щадя!

Поселяне  приходили  ко мне  с  вопросом: позволено  ли им  будет
вооружиться   против  врагов   и  не   подвергнуться  ли   за  то
ответственности?  Главнокомандующий приказал  издать  воззвание к
жителям   Смоленской    губернии,   приглашая   их   противостать
неприятелю, когда дерзнет поругаться  святыне, в жилища их внесет
грабеж, в семейства бесчестие.

Из Поречья вышли мы ночью, избегая сильных жаров. Желая знать дух
солдата  и   мысли  о  беспорядках  и   грабеже,  которые  начали
размножаться  посреди   их  в   темноте,  не  узнаваемый   ими  я
расспрашивал:  солдат  роптал  на  бесконечное  отступление  и  в
сражении ожидал найти конец ему; недоволен был главнокомандующим,
виновным  в глазах  его,  почему он  не русский.  Если  успехи не
довольно  решительны,  не  совсем  согласны с  ожиданием,  первое
свойство, которое русский солдат приписывает начальнику иноземцу,
есть измена, и он не избегает недоверчивости, негодования и самой
ненависти. Одно  средство примирения - победа!  Несколько их дают
неограниченную    доверенность     и    любовь.    Обстоятельства
неблагоприятны были главнокомандующему,  и не только не допускали
побед, ниже малых успехов.  В Поречье тогда оставалось мало очень
жителей; в опустелых  домах рассеянные солдаты производили грабеж
и разбой. Я сам  выгонял их и скажу, к сожалению, даже из церкви.
Никого не встретил я  из ближайших начальников их, которые должны
были  заметить   их  отлучку.  В  равнодушии   сем  к  исполнению
обязанностей надобно искать причин чрезвычайного уменьшения людей
во фронте. В этом  возможно упрекнуть не одних командиров полков.

На  первом  переходе от  Поречья  неожиданно возвратился  великий
князь Константин  Павлович из Москвы. Получено  известие от князя
Багратиона, что  он приближается беспрепятственно  к Смоленску и,
если нужно, вступит одним  днем после нас. Непонятно намерение, с
каким сообщил  мне главнокомандующий  следующее рассуждение: "Как
уже  соединение  армий не  подвержено  ни малейшему  затруднению,
полезнее,  полагает  он, действовать  по особенному  направлению,
предоставив   2-й    армии   операци