.
     - Меня полковник Лесли в Рязань посылал, стрельцов учить, а я...
     - Будешь сына моего учить! - с улыбкой перебил князь. - Не бойся! Я в
Рязань отписку дам, а Леслею сам скажу!..
     Эхе успокоился и улыбнулся.
     - А будет война, со мной пойдешь! - добавил князь.
     В вотчине князя царила шумная радость.  Княгиня  в  ноги  поклонилась
князю и обняла его колени.
     - Простишь ли ты меня, окоянную, что не досмотрела?... - сказала она.
     - Бог с тобой! - взволнованно сказал  князь,  поднимая  жену.  Теперь
надо бога благодарить. Стой! Я обет дал выстроить у нас  церковку  Николаю
Чудотворцу! Пойдем помолимся!
     - Помолимся! - радостно ответила княгиня.
     Князь послал нарочного за священником для молебна. К  вечеру  приехал
священник.
     В то время  было  много  священников,  оставшихся  после  московского
разорения без церкви. Они ютились при чужих  приходах,  выходили  днем  на
базар, и иной священник за калач служил молебен, а за алтын обедню.
     Седенький, в лаптях и онучах, в рваной, заплатанной рясе, с  бородкою
клинушком, он робко переступил порог  княжеских  хором  и  дрожащей  рукой
благословил князя с княгиней.
     Князь поклонился ему в землю, потом принял  благословение,  поцеловал
ему руку и сказал:
     - Как звать, отче?
     - Отцом Николаем, родимый, Николаем! При Козьме и Демьяне  стоял,  да
вот пришли ляхи; церковь опозорили  поначалу,  потом  сожгли,  доченьку  в
полон взяли, жена умерла от горя, сначала ослепнув  от  слез,  и  оставила
меня сиротинку, без паствы, без друга, как былиночку!
     Голос его задрожал и пресекся, из глаз скатились  слезы,  он  опустил
голову.
     Князь тихо взял его под локоть.
     - Бог не оставит тебя своей милостью, как нас не  оставил,  -  сказал
он, улыбаясь жене. - Вот пропадал сынок наш, - скоморохи украли.  -  Нынче
нашли его мы к своей радости. По тому случаю обет дали церковку выстроить.
Будь у нас попом и живи спокойно!
     Священник заглянул на него  растерянно,  смущенно  улыбнулся  и  тихо
сказал:
     - Сон въявь! Истинно, Господь Бог указует пути нам; а  мы,  что  дети
малые, неразумные, и не знаем Его помысла!
     В это время вошла Наталья с девушками и спешно уставила стол  питиями
и явствами.
     - Откушай с дороги, а там отдохни! Завтра сослужим Богу...
     - Во имя Отца и Сына и  Святого  Духа!  -  благословил  отец  Николай
трапезу.
     На другой день князь не мешкая указал место для церкви и отрядил слуг
за лесом. И, все устроив, с радостным сердцем поехал в Москву.
     А спустя три дня к княжеской усадьбе подъехали два  воза  со  скарбом
немчина Эдуарда Штрассе.
     Сам он с сестрой шли позади возов. Эхе их встретил и указал им место,
где селиться, а потом свел их в избу, временно для них назначенную.
     Княгиня не побоялась позвать к себе Каролину и обласкала ее.
     Миша, увидев ее, бросился ей на шею и весело смеялся.
     - Расскажи мне все, девушка! - сказала княгиня.
     - И рассказывать нечего, - тихо отвечала Каролина. - Счастливы мы  от
княжеской милости теперь на всю жизнь.
     И потом она все-таки рассказала все от первого появления у них  ночью
Эхе с мальчиком до встречи с князем. Рассказала про испытанный ужас, когда
взяли ее брата, про то, как она с Мишей пряталась, как боялась  за  брата,
как все говорили, что его казнят. А потом, как приехал князь, словно ясное
солнце, и все обернулось к хорошему.
     И до конца.
     Народ, прослышав, что брат ее на свободе,  хотел  сам  расправится  с
ним, и некуда было им податься, если бы князь не оказал им приюта.
     При этом Каролина опустилась на колени и поцеловала руки княгини.
     - И Бог с тобой, девушка! - ласково сказала ей княгиня. -  Живите  на
здоровье! А что не нашей вы веры, так слышала  я,  что  в  Бога  верите  и
Христа нашего чтите!
     Однако, княгиня, все-таки, после ухода Каролины позвала отца  Николая
и велела  ему  окропить  свои  горницы  святой  водой,  с  соответствующей
молитвой.
     Всем было весело и радостно.
     Князь, приехав в Москву, говорил Шереметеву:
     - Всем радостен и для полного счастья только бы мне вора поймать!  Не
могу успокоится, лишь о нем думаю. Так вот кровь и бурлит от гнева.
     - Горячка ты, княже! - шутя  отозвался  Шереметев,  гладя  бороду.  -
Однако я так смекаю, что этот Федька не без напущения действовал.  Ну,  да
правда наверх, как масло на воде всходит. Дождемся!



                                    17

     Во время беседы князя с Шереметевым в горницу вошел дворецкий.
     - Чего тебе? - спросил Шереметев.
     - Да вот за князь Терентием Петровичем засыл.
     - От кого?
     - От боярина Колтовского!
     Князь быстро встал.
     - Кто прислан?
     - А надо быть, стрелец.
     Князь вышел в сени, оттуда на крыльцо. Внизу  стоял  стрелец.  Увидев
князя, он низко ему поклонился.
     - Будь здоров, князь, на многие годы! Боярин Яков Васильевич  заказал
кланяться тебе да сказать, что вор тот, Федька Беспалый у него в приказе с
утра сегодня. Не соизволишь ли заглянуть?
     - Благодари боярина на доброй вести, - взволнованно сказал  князь,  -
да и тебе спасибо! Лови!
     Князь кинул ему из кошеля,  что  висел  у  пояса,  толстый  ефимок  и
возвращаясь крикнул дворецкому:
     - Коня мне!
     Полчаса спустя князь снова был в знаменитом Зачатьевском монастыре и,
сидя с боярином в избе, с нетерпением расспрашивал его о Федьке.
     Боярин опять прихлебывал из сулеи, на этот раз вино аликантное, опять
заедал его добрым куском буженины и объяснял все по порядку.
     - Ишь ведь горячка ты, князь! Сейчас: что  сказал?  Я  же  его  и  не
допрашивал вовсе! Как обещал тебе, так и сделал: чини сам допрос,  а  меня
потом каким ни на есть добром отблагодаришь. Слышь, ты ныне к царю близок.
     - Взял-то ты его откуда? - спросил князь.
     - Да вот поди! Людишки-то мои везде толкаются, опять и средствия  тут
у нас разные есть. Потянули это мы  единожды  одного  скомороха,  а  он  и
укажи: в Ярославле,  дескать,  теперь  Федька  этот,  там  рапату  держать
собирается. Ну сейчас туда отписку, да там его и взяли, а оттуда сюда. Что
ж, пойдем, поспрошаем?
     Боярин поднялся и кивнул князю.
     Князь пошел за ним.
     Они перешли грязный двор и вошли в застенок.
     Обстановка и убранство внутри сарая были то же что и в Рязани, только
сарай был побольше, да и мастеров числом тоже  больше.  Мастера  сидели  у
нехитрых снарядов, приказный дьяк уже сидел за столом.
     Боярин перекрестился на образа, пролез за стол, указал место князю  и
сказал дьяку:
     - Князь Теряев на место меня допрос чинить будет, а  ты  пиши  да,  в
случае что, указывай!
     Дьяк поклонился поясно князю и снова сел, готовя бумагу и перья.  Его
взрытое оспой широкое лицо с огромным сизым носом и крошечными глазками, с
жиденькой   бородкой   и   толстыми    губами,    приняло    омерзительное
подобострастное выражение.
     Он прокашлялся и сказал мастерам:
     - Федьку, по прозванию Беспалого!
     Один из мастеров скрылся.  Князь  нетерпеливо  повернулся  на  месте.
Минуты ожидания показались ему часами. Наконец послышалось бряцание цепей,
скрипнула дверь, и в сарай ввели Федьку. Он был жалок,  опутанный  цепями;
невыразимый ужас искажал и без того обезображенные черты его лица.
     Войдя он упал на колени и завыл.
     - Пресветлые бояре, кому что худо я  сделал?  Разорили,  сожгли  меня
тута посадские да ярыжки; ушел в Ярославль, греха подальше  и  там  сымали
меня сыщики и сюда уволокли. По дороге поносили и заушали, в яму  бросили,
а чем я, сиротинушка пови...
     - Молчи, смерд! - закричал на него вдруг князь. - Ты Федька Беспалый?
Отвечай?
     - Я бояр... - начал Федька, но взглянув на князя, вдруг побледнел как
бумага и не смог окончить слова.
     - Знаешь кто я?
     Федька собрался с духом.
     - Как не знать мне тебя, князь Терентий Петрович! Кто тебя по  Москве
не знает...
     Князь нетерпеливо махнул рукой.
     - Ответствуй теперь, для чего, по чьему наговору, или по  собственной
злобе, или корысти ради, моего сына заказал скоморохам  скрасть,  а  потом
заточил его?
     Федька сделал изумленное лицо.
     - Смилуйся, государь! - завыл он. -  Николи  твоего  сына  в  очи  не
видел, ведом не ведал. Кто оплел меня, сиротинушку?
     - Брешешь пес! Говори по правде!
     - Дыбу!.. - коротко сказал дьяк кивая мастерам.
     Федьку вмиг подхватили под руки, в минуту  сняли  с  него  цепи,  еще
минута, и слух присутствующих поразил раздирающий душу крик.
     Трудно сказать, взяли ли мы  с  запада  (через  Польшу)  всю  целиком
систему допросов "пристрастием" и весь  инвентарь  дьявольского  арсенала,
или дошли до него сами,  только  печать  нашей  самобытности,  несомненно,
лежала и тут. Известно, что от татар мы взяли только кнут да правеж, но ко
времени описываемой эпохи у нас был так полон застеночный  обиход,  что  в
пору любой испанской инквизации. Правда, все  у  нас  было  проще:  вместо
знаменитой "железной девы", которая пронизывала  жертву  сотнею  кинжалов,
оставляя нетронутым только сердце, у  нас  имелись  две  доски,  утыканные
гвоздями. Клали на одну доску, прикрывали другой и для верности ложился на
нее заплечный мастер, вместо не  менее  знаменитой  "механической  груши",
разрывавшей рот, у нас забивался просто клин с расклинием,  вместо  обруча
надевалась на голову простая бечевка и закручивалась, пока у пытаемого  не
вылезали глаза, ну, а клещи, смола и сера с тем же  успехом,  хотя  и  без
знаменитых сапог... Рубили у нас головы, четвертовали, колесовали, жгли  и
в дополнение сажали на кол и зарывали в землю.
     Несомненно, все это осталось нам в наследство от Ивана Грозного.
     Федьку потянули на дыбу; дюжий мастер повис у него на ногах, и  руки,
хрястнув в предплечьях, мигом вывернулись и вытянулись, как канаты. Другой
мастер сорвал с Федьки рубаху и замахнулся длинником...
     - Спустите! - тихо приказал дьяк.
     Веревку ослабили.
     Федька упал на пол.
     Мастер плеснул ему в лицо водой из ковша.
     - Скажешь? - спросил Федьку дьяк, когда тот очнулся.
     - Ох, батюшки мои, скажу! Ох, светики мои,  все  скажу!  -  простонал
Федька.
     - Все?
     - Как перед Истинным Богом все! Ох, косточки мои! Ох!
     - Знал, что мой сын? - глухо спросил Теряев.
     - Ох знал! Знал, государик мой!
     - Сам скоморохов заказывал?
     - Ой, нет! Просто привели, я и признал... да!
     - Сына-то? Что ты брешешь?! - не утерпел боярин.
     - Подтяни! - сказал дьяк.
     Блок заскрипел снова.
     - Ой, не надо! Ой, милые, не надо!
     - Ты так говори, стоямши, с усмешкой пояснил дьяк.
     Федьку поставили на ноги и слегка приподняли его руки, одно  движение
мастера и он мог висеть на четверть аршина над полом.
     Федька стал давать показания. Князь торопил его. Бывали минуты, когда
Федька заминался, его подтягивали  или  оглушали  ударом  длинника,  и  он
продолжал свою повесть.
     Приезжала до него  бабка  колотовка  из  Рязани,  Матрена  Максутова,
прозвищем  Огневая.  Была  красавицей,  ныне  воеводством  занимается.   И
привезла она ему наказ от воеводы рязанского, Семена Антоновича  Шолохова,
чтобы он де извел щенка князя Растеряева, за что посулил сорок рублей, а в
задаток полсорока. Бил он, Федька, с ней по  рукам,  а  потом  засылал  на
княжию вотчину скоморохов, сговорившись на  десяти  рублях.  Привели  его,
мальца, как есть в канун въезда Филарета в Москву от плена  польского,  он
схоронил его, а там, на другой день рапату разбили, сожгли и мальца у него
скрали... Только ему и ведомо.
     Князь сидел сжавши голову  руками  и,  казалось,  ничего  не  слышал.
Признание Федьки изумило его и совершенно сбило с толку.  Боярин  Шолохов,
воевода  Рязанский?  Был  он  в  думе  на  Москве,  потом  был  послан  на
воеводство... вот и все. Не было про меж них ни ссор, ни какой зацепки.  С
чего ему?
     - Что Матрена тебе говорила? Для чего воеводе мое сиротство нужно?  -
наконец, спросил он.
     - Не сказывала, светик мой, не сказывала! Ой, не  тяните!  Как  перед
Богом говорю, не знаю!
     Князь махнул рукой и встал. Колтовский вышел за ним.
     - Ну, вот, князь, и дознались! Теперь ищи своего врага...
     - Все мне враги!
     - Что ты? Кто все?
     - Воевода этот, Матрена, Федька Беспалый, скоморохи... всех изживу!
     Боярин усмехнулся.
     - Ну, Федьку я на себя возьму. Поспрошаем его насчет казны, а  там  и
на виселицу. Воеводу  с  Матрешкою  этой,  может  и  сам  доймешь,  ну,  а
скоморохов... - боярин развел руками, - много их больно, князюшка!
     - Травить псами у себя на вотчине заказал, а сам бить их буду!
     - Не перебить всех! - засмеялся боярин и сказал. - Однако, не  помяни
лихом! Прощай, князь! А я пойду Федькину казну искать.
     И хрипло засмеявшись, он пошел в застенок. Князь вскочил  на  коня  и
поехал в дом Шереметева.



                                    18

     Пылкий князь рвал и метал в нетерпении, горя местью к мало  знакомому
воеводе рязанскому.
     Вскоре поехал он на Верх, чтобы бить челом царю, и вдруг  узнал,  что
царь с матушкой своей поехал к Троице, а оттуда на Угрешь, на богомолье. А
там, поехали по городу бирючи клич  кликать:  девиц  на  царские  смотрины
собирать. Потянулись вереницею по  Москве  возки,  колымаги,  забегали  по
дворцу царские слуги, размещая всех.
     Приехал царь, начались смотрины, не до князя и  не  его  жалобы  царю
было.
     Кинулся князь  к  патриарху,  тот  хоть  и  принял  его  ласково,  но
ответствовал:
     - Невместно мне в столь суетное дело вязаться. Бей челом царю на том,
чтобы он  выдал  тебе  воеводу  головою,  а  я  в  стороне;  у  меня  дела
государские, а не сия пустяшь.
     - Но, святый отче, до того же царю теперь? - взмолился князь.
     - Потерпи!
     А тем временем дочь боярина, князя Владимира Тимофеевича Долгорукова,
княжну Марию Владимировну на Верх взяли и царской невестой нарекли.
     Не медлил царь и вскорости была назначена свадьба.
     Поскакал бы в Рязань князь и глаз на глаз переведался бы с  воеводою,
если бы не удержали его Шереметев да жена. Для своего успокоения на  время
взялся он за  постройку  и  стал  выводить  себе  палаты  на  Москве-реке,
недалеко от немецкой слободы.
     Из слободы вызвались охотно помогать ему чертежник да  кровельщик,  и
действительно на удивление всем строились пышные хоромы князя. В три этажа
выводил немчин терем, а за ним становилась церковь маленькая, а там летник
да бани, да службы,  да  клети,  да  кладовки,  да  подклети,  и  наконец,
садовник, тоже из слободы, наметил богатый сад с прудом и фонтаном.
     Строилась церковка и на вотчине, и не будь этих  строек,  умер  бы  с
досады и нетерпения князь. Только  и  отвел  он  душу  свою,  что  длинную
отповедь своему другу Терехову послал, моля его в то  же  время  ни  своей
бабе о том не говорить, ни воеводе словом не намекнуть.
     "А коли можешь окольностью правду допытать, в  кую  стать  он  черную
злобу на меня имеет, то допытай и допытавши отпиши. А я,  царя  повидавши,
бить челом буду, чтобы выдал он мне пса смердного головою, и ужо  от  него
правды с дыбы дознаю".


     19-го  сентября  праздновалась  свадьба   царя   Михаила   с   Марией
Долгорукою. Пышная была свадьба.
     Царь был светел и радостен, как Божий день.
     Молодая невеста сияла царственной красотою,  и  патриарх  со  слезами
умиления на глазах соединил их руки.
     Великое ликование  было  и  по  всей  Москве.  Царь  приказал  народу
выкатить две сотни бочек меду и триста пива, и в то время, как пировал сам
в терему, народ пил на площади, гулял и оглашал воздух радостными криками.
     В царских палатах в четыре ряда  были  поставлены  столы,  каждый  на
двести человек, а наверху стоял на особом возвышении под балдахином  малый
стол, за которым сидели царь с венчанной царицей  и  патриарх.  Подле  них
стояли шесть стольников, два кравчих и четыре  подносника,  что  разносили
жалованные от царя кушанья.
     Когда пир дошел до половины и  был  дан  роздых,  во  время  которого
гостям разносили вина: барц, аликантское и венгерское,  -  молодая  царица
встала, поклонилась гостям и вышла из покоев.
     Пир продолжался. Время от времени стольники подходили то к одному, то
к другому боярину и,  поднося  ему  кубок  с  вином  или  блюдо  с  ястью,
говорили:
     - Великий государь, царь Михаил Федорович жалует тебя, боярин,  чашею
вина (или блюдом)...
     Боярин вставал и кланялся царю.
     Вставали все и кланялись отличенному, а он в ответ  кланялся  каждому
особняком. Стольник возвращался на место, кланялся царю и говорил:
     - Великий государь, боярин бьет тебе челом на твоей милости.
     Потом пир продолжался.
     Царь особенно жаловал князя Теряева то чашею, то блюдом,  а  к  концу
пира подозвал его к себе и стал милостиво говорить с ним:
     - Слышал, князь, строишься на Москве?
     - Строюсь, государь! - ответил, стоя на коленях Теряев.
     - Что ж, как стройка идет?
     - Ладно, государь: немцы из слободы радуют очень!
     - То-то, стройся, чтоб ко мне ближе быть. Люб ты мне,  князь!  Еще  с
того времени люб,  как  со  мной  на  соколиную  охоту  выезжал,  спускать
кречетов учил.
     Князь поклонился.
     - А теперь на  радостях  я  тебя  порадовать  охоч.  Слышал,  ты  все
собирался селом мне бить, да мне-то все недосуг был.  Сказывай  теперь,  в
чем твоя просьба!
     - Великий государь, на обидчика своего бью  челом  тебе!  -  и  князь
крепко ударился трижды лбом об пол.
     - Что ты, князь  Терентий?  Вставай  скорее!  Говори,  кто  тебя  чем
забидел,  -  мы  тут  думой  рассудим!  -  и  царь  шутливо   показал   на
присутствующих.
     Князь поднялся и начал рассказ про свою обиду от  первого  часа,  как
узнал про пропажу сына.
     Рассказал  он  про  страдания  жены  своей,  про  свои  мучения,  про
напрасные розыски, потом про немцев, про то, как сына  нашел  и,  наконец,
про допрос Федьки Беспалого и его оговорь.
     - Что я сделал тому боярину, не ведаю; за что он  на  мня  такое  зло
замыслил, не удумаю. Прошу, государь, об одном тебя, не  прости  ты  моему
супротивнику, отдай его мне, чтобы я от него  правду  дознал!  -  и  князь
снова повалился царю в ноги.
     - Великое злодейство! - сказал содрогаясь царь. -  Ну,  да  не  тужи"
Выдам я его тебе головою: сам правду доведаешь. Приди завтра утром, -  при
тебе указ велю написать; а теперь выпей чашу во здравие!
     И пир снова пошел своим чередом.
     Далеко за полночь разъехались гости по домам своим. Шереметев дорогою
говорил Теряеву:
     - Отличил тебя нынче государь супротив  всех!  Держись  теперь  Верху
ближе; выведешь хоромы и сейчас княгиню перевози.
     - Теперь правды дознаюсь! - не слушая его, повторял князь, и лицо его
светилось злобной радостью.
     На другой день, сейчас после заутрени,  князь  явился  на  Верх  бить
снова челом царю на вчерашнем посуле.
     Странное смятение поразило его в покоях.  В  сенях  князь  Черкасский
озабоченно говорил о чем-то  с  Иваном  Никитичем.  С  царициной  половины
спешно вышел князь Владимир Долгорукий. Иван Никитич обратился к нему:
     - Ну, что?
     Князь скорбно качнул головой.
     - В аптекарский приказал послать!
     Князь Теряев подошел к ним и поздоровался.
     - Али что случилось? - спросил он тревожно.
     Князь Черкасский кивнул.
     - Царице занедужилось, как с пира ушла; в  ночь  похужило,  а  теперь
криком кричит...
     Все в унынии смолкли.
     Дворецкий вышел и сказал:
     - Государь князя Теряева перед очи зовет!
     Князь вышел и через минуту бил челом своему царю.
     Вчерашняя радость сошла с лица Михаила и сменилась скорбной тенью.
     - Встань, сказал он князю. - Жалую тебя к руке моей.
     Князь порывисто поцеловал царскую руку.
     - Вот то, о чем просил ты. Подай, Ону