- Спасибо за хорошую мысль, собака, - бросила она на ходу.
     Я  поспешил за  ней,  шутка Мозеса и  меня надоумила,  что надо делать.
Хватит отчаиваться, решил я, пора действовать, надо призвать на помощь любую
сверхъестественную силу,  за  которую можно расплатиться либо любовью,  либо
деньгами,  -  богородицу,  астролога Балтасара или  Вечно  Молящихся Сестер.
Благословенная мысль!  Катрина подивилась моей сообразительности.  Она сразу
же  загорелась новой идеей и  вогнала меня в  краску своими похвалами.  Я  и
впрямь заслуживал похвалы,  но по другой причине: я велел Катрине изъять мою
прежнюю  "просьбу" у  монахинь (обращаясь к  Вечно  Молящимся Сестрам,  люди
высказывают пожелание, именуемое "просьбой") и передать им, чтоб молились не
о  моем  спасении -  пусть  вовсе забудут про  меня,  -  а  горячо заклинали
господа,  чтоб  вездесущий печатник Навсенаплюй пришел  на  помощь  мастеру.
Катрина  сочла  такое  самопожертвование благородным и  прекрасным;  бог  не
позабудет о нем и воздаст тебе сторицею,  обещала она, и я, разумеется, тоже
думал о воздаянии - оно было бы справедливым.
     Катрина  согласилась  и  с  другим  моим  предложением  -  пусть  Сорок
четвертый уговорит  своего  повелителя-мага  обратить  колдовство на  пользу
мастеру.  И  мы  с  Катриной  воспрянули  духом:  тучи  у  нас  над  головой
рассеивались,  нам  снова улыбалось солнце.  Более разумного решения было не
найти: мы складывали акционерный капитал, а не расточали его, ставили деньги
сразу на  три  карты,  и  хоть  одна из  них  должна была выиграть.  Катрина
заявила,  что за час приведет все три великие силы в  действие и заставит их
работать непрестанно, пока не взовьется флаг нашей победы.
     Я ушел от Катрины,  ног под собой не чуя от радости.  В душе я, правда,
опасался,  что мы зря поставили на одну из карт -  на мага.  Он,  само собой
разумеется, мог принести победу нашему флагу, если пожелает, да вот пожелает
ли? Пожелает, если его уговорят Мария и ее мать, но кто их об этом попросит?
Катрина? Они, конечно, не хотят, чтоб мастер разорился, ведь это означало бы
разорение и для них, но Мария и ее мать поддались на уговоры забастовщиков и
заблуждались, наивно полагая, что забастовка не причинит вреда никому, кроме
Сорок четвертого.  А  в  то,  что  Сорок четвертый может повлиять на  своего
могущественного хозяина, я не очень верил: с таким же успехом можно ожидать,
что монарх благосклонно отнесется к просьбе жалкого лакея.
     Я  уповал на то,  что выигрышной окажется карта Катрины,  да и  в своей
нисколько не  сомневался.  Она  приведет сюда  Навсенаплюя,  где  бы  он  ни
находился,  - это уж как пить дать. Что он сумеет сделать, появившись здесь,
- ну,  это  другой  вопрос.  В  одном  на  него  всегда  можно  положиться -
Навсенаплюй примет сторону побежденного, прав он или не прав, и сделает все,
что в его силах, - все, что в человеческих силах.
     Навсенаплюй был странствующим печатником, работавшим по найму. Никто не
знал  его  настоящего имени,  его  давно вытеснило прозвище,  точно и  метко
определявшее его  суть.  Какие бы  козни против него  ни  строили,  какие бы
помехи ему ни чинили,  какие бы пакости ни делали, ему было на все наплевать
- так  он   сам  говорил.   Навсенаплюй  был  весел  и   беззаботен,   щедр,
доброжелателен к  людям  и  был  конечно же  мот  без  гроша  за  душой,  не
мысливший,  как можно жить иначе.  Но  несмотря на  все превратности судьбы,
Навсенаплюй,  прирожденный франт и волокита,  одевался с иголочки. Красивый,
стройный, изящный, как Сатана, Навсенаплюй очень нравился женщинам и знал об
этом.  Он  не  боялся ни  бога,  ни  черта и  слыл задирой по рождению и  по
наклонностям.  Все печатники хорошие фехтовальщики,  но Навсенаплюй считался
непревзойденным мастером в искусстве фехтования,  проворным и подвижным, как
кошка.  При  всем при том он  был чрезвычайно просвещенный человек и  мог по
праву  занять  sanctum sanctorum{14},  как  именуется на  жаргоне печатников
кабинет редактора. Обладая прекрасным голосом, прекрасным сильным баритоном,
Навсенаплюй имел  серьезные  познания  в  музыке,  хорошо  играл  на  разных
инструментах,  разбирался в  живописи и  ругался на  девяти языках.  Он  был
примерным сыном церкви,  честно выполнял свой долг христианина,  а  о лучшем
друге трудно было и мечтать.
     Но ему не сиделось на одном месте,  и Навсенаплюй бродяжничал, слонялся
по всей Европе.  Если и  существовал когда-нибудь вечный "пом."  (помощник),
Навсенаплюй и был им.  Он мог бы иметь свою наборную кассу везде,  где бы ни
пожелал обосноваться,  но если такой факт и имел место, он стерся из людской
памяти. Навсенаплюй появлялся у нас несколько раз в году, как, впрочем, и во
Франкфурте, и в Венеции, и в Париже, и в Лондоне, и в других городах Европы;
через неделю,  от  силы -  две-три он снимался с  места,  устроив прощальную
пирушку друзьям и  оставив себе  денег  ровно столько,  сколько требовалось,
чтобы перепорхнуть на новое место.
     Мы замерли на мертвой точке,  а дел было -  выше головы!  Дел много,  а
времени  в  обрез;  заказ  предстояло выполнить  к  следующему понедельнику.
Прибудут заказчики из  Праги и  потребуют свои  две  сотни Библий -  вернее,
отпечатанные  листы:   мы  не  условились  их  переплетать.  Половина  наших
печатников корпела над  этим большим нудным заказом вот  уже восемь месяцев;
еще 30000 "m"{15} - и набор закончен; на худой конец, мы могли приналечь все
вместе и  завершить дело  за  четырнадцать часов,  потом еще  за  пару часов
отпечатать два последних сфальцованных листа и выполнить заказ досрочно, - и
вот мы бездельничаем, а мастеру грозит разорение.
     Всю  пятницу  и  субботу  я  бегал  сам  не  свой  к  Совиной  башне  -
высматривал,  не покажется ли внизу,  на извилистой тропинке Навсенаплюй,  а
потом возвращался в  кухню к  Катрине за советом и новостями.  Но вот прошла
суббота,   спустилась  ночь,  никаких  перемен  не  произошло,  мы  все  еще
находились между небом и землей. Маг дал Сорок четвертому нагоняй и перестал
использовать его  как  посредника для  своих  чудес.  Тогда Катрина запугала
Марию и ее мать,  растолковав,  какая им угрожает опасность,  и они попытали
счастья у  мага.  Балтасар Хофман  был  очень  учтив,  исполнен сочувствия и
желания помочь,  но  при этом не связывал себя никакими обязательствами.  По
его мнению,  дело было не в печатниках - они против своей воли стали орудием
в  руках  трех  самых  могущественных и  злобных  демонов  ада,  которых он,
Балтасар Хофман,  знал по именам;  он сражался с ними и одолел демонов, едва
не  поплатившись за  это жизнью.  Демоны устроили заговор не  против мастера
(мастер им нужен лишь для отвода глаз) -  они наметили жертвой его, мага, он
еще сам не знает,  чем кончится эта битва; и все же он обратится к звездам и
сделает все,  что  в  его  силах.  Балтасар Хофман полагал,  что в  заговоре
участвуют еще  три  могучих демона и,  если  его  догадка подтвердится,  ему
придется просить помощи у самого Князя тьмы.  Последствия, несомненно, будут
ужасны:  много невинных людей умрет со страху от грома и  молний,  неизбежно
сопутствующих появлению Князя тьмы,  и от одного его грозного вида,  но если
леди пожелают...
     Но леди не пожелали,  как,  впрочем,  и все остальные.  Итак,  если три
новых демона не вступят в  борьбу,  маг,  возможно,  померится силою с тремя
прежними, одолеет их, и для мастера все обернется наилучшим образом, но если
вступят - игра, разумеется, проиграна: никто не захочет, чтоб за биту взялся
сам Люцифер.  Дело было нешуточное,  оставалось лишь ждать, как поведут себя
три новых демона.
     Тем временем Балтасар работал истово -  мы это видели. Непрерывно шепча
заклинания,  он бросал в котел порошки,  сушеных ящериц, тритонов, человечий
жир и прочие действенные колдовские средства;  мага окутывал дым, а от котла
поднималась такая вонь,  что хоть беги из замка;  ее,  наверное,  чуяли и на
небесах.
     Я  все еще сидел в  Совиной башне в надежде на чудо,  пока не стемнело;
долина и дорога засеребрились в лунном свете, а Навсенаплюй так и не пришел;
на сердце у меня было очень тяжело. Но, как говорится, утро вечера мудреней;
воскресная служба в  нашей  церкви возымеет двойную силу,  потому что  перед
алтарем встанут четыре монахини вместо двух. Эта мысль вселяла надежду.
     Очевидно,  все времена хороши для встречи влюбленных -  и печальные,  и
радостные.  Внизу,  на крыше замка,  две парочки отрабатывали сверхурочные -
Фишер и Маргет,  Мозес и Мария.  Мария мне безразлична, но будь я постарше и
пожелай Фишер завести помощника... Впрочем, все это увлечения давно минувших
дней, теперь я такими пустяками не занимаюсь. Но как она красива - Маргет!


                                  Глава X

     Утро в воскресенье выдалось чудесное -  мирное,  благостное, солнечное.
Даже не  верилось,  что в  таком прекрасном мире могут существовать распри и
вражда.  К полудню к церкви потянулись разодетые обитатели замка - женщины в
самых нарядных платьях,  мужчины в бархатных камзолах, рубашках с кружевами,
в  бархатных  плотно  прилегающих штанах,  подчеркивающих мускулистость ног.
Мастера и  его сестру внесли в  церковь на  кушетках,  чтобы и  они изведали
благодать  молитвы;   мастер,  бледный,  отрешенный,  еще  не  оправился  от
потрясения;  вслед за  ними  вошли остальные домочадцы -  все,  кроме мага и
Сорок четвертого. Колдунам и их посредникам в церкви не место. Потом явились
сельчане, и церковь заполнилась.
     Она  блистала  роскошью новой  отделки  и  позолоты;  у  всех  на  виду
возвышался орган -  недавнее изобретение, вряд ли кому из прихожан знакомое.
Вот он тихо зарокотал,  жалобно запел,  и лица людей, внимавших божественным
звукам, засветились восторгом. Я никогда не слышал музыки, исполненной такой
сладкой грусти и нежности, такой глубокой утешительной веры. Будто в сладкой
грезе орган стенал и плакал,  вздыхал и пел; стенал и плакал, вздыхал и пел;
нежные звуки то взлетали в  небо,  то опускались на землю,  стихали,  таяли,
замирали где-то в  туманной дали и,  оживая,  возвращались,  врачуя душевные
раны,  утоляя печаль,  все  глубже и  глубже погружая нас  в  умиротворяющий
покой;  и  вдруг  -  раскатами грома  -  звуки  захватывающей дух  радости и
торжества,  и в этот момент нам явились - один за другим - служители церкви.
Поверьте,  все  мирские  заботы,  все  недобрые  мысли  разом  оставили нас;
поверьте,  все  воспарившие  страждущие  души  уподобились  саду,  жаждущему
животворной  росы  истины,  готовому  жадно  ее  впитать  и  сохранить,  как
величайшую ценность.
     Лицо  нашего священника,  отца Питера,  лучившееся добротой и  любовью,
казалось,  даровало  нам  благословенную надежду  на  спасение.  Отец  Питер
поведал прихожанам,  как возникла сама идея Вечного Моления. Оказывается, ее
заронил в сердце святой Маргариты Алансонской сам господь,  посетовав на то,
что люди не чтят его, как подобает, после всего, что он для них сделал. Отец
Питер пояснил:
     - Цель Вечного Моления -  возрадовать нашего господа, внести хоть малую
лепту  во  искупление неблагодарности рода  человеческого.  Вечно  Молящиеся
Сестры  денно  и  нощно  творят молитву перед  алтарем вездесущего,  вознося
забытому  людьми  спасителю  хвалу  и  благодарение,  возрождая  его  культ.
Молитвенное бдение не прерывается ни в  жару,  ни в  холод.  Сестры неусыпно
славят бога и днем, и ночью. Какое высокое призвание! Кроме праведного труда
священника невозможно вообразить более возвышенное занятие. Культ отправляет
монахиня-девственница,  она простирает к небу безгрешные руки,  вкладывает в
молитву   безгрешную  душу   и   молит   бога   смилостивиться,   ниспослать
благоденствие всем людям,  но особенно тем,  кто просил Сестер помянуть их в
своих святых молитвах.
     Отец Питер говорил о благословении,  материальном и духовном,  даруемом
господом всем, кто внесет деньги на восстановление монастыря Вечно Молящихся
Сестер и его новой церкви.
     - В  новой церкви святое причастие{16} будет выставлено для  поклонения
большую часть года, - обещал отец Питер. - Но наша самая сокровенная мечта -
воздвигнуть господу  нашему  и  спасителю прекрасный алтарь,  величественный
трон господень. Великолепное убранство и море света должно окружать господа.
Господь изъявил волю свою рабе божьей Маргарите,  сказав:  "Я стражду, чтобы
люди почитали меня в святом причастии,  я стражду,  чтобы люди воздавали мне
почести в царских чертогах".
     Осознав разумность желания господа, многие прихожане поднялись со своих
мест  и  пожертвовали деньги  на  восстановление храма,  я  же  раньше отдал
монахиням  все,   что  имел.   Отец  Питер  продолжил  проповедь  и   привел
свидетельства очевидцев о  сверхъестественности происхождения культа Вечного
Моления и многочисленные тому доказательства.
     - Чудеса,  о  которых не  говорится в  Библии,  не следует принимать за
чистую монету,  - пояснил отец Питер. - В них можно поверить, лишь когда они
подтверждены достойными свидетелями.  Но  время от времени господь совершает
чудеса, чтобы укрепить нашу веру или обратить грешников на путь истинный.
     Отец Питер горячо убеждал нас быть начеку и не принимать на веру чудеса
или  то,  что  кажется  чудесным,  по  собственному  разумению,  не  услышав
просвещенного мнения прозорливого священника или епископа. Он сказал, что не
всякое  из  ряда  вон  выходящее явление -  чудо,  ибо  истинное чудо  -  не
обязательно чрезвычайное, но часто вполне вероятное происшествие. Вероятное,
ибо  в  данных  обстоятельствах  оно  имело  особое  предназначение,  -  при
обстоятельствах,  указующих на то,  что послано оно не зря,  а  с  высокой и
оправданной целью.  Отец  Питер  подтвердил  свою  мысль  несколькими весьма
интересными примерами,  они  выявляли  особенно ярко  вероятность событий  и
вместе с тем их необычную природу,  это было ясно не только искушенному уму,
но и младенчески неопытному. Одно из этих чудес называлось "туринское чудо",
и вот что отец Питер поведал о нем.
     В  1453  году  воры  ограбили церковь в  Исигло и  среди прочего унесли
драгоценную  дарохранительницу,  в  которой  лежало  святое  причастие.  Они
спрятали дарохранительницу в  большом мешке и навьючили свои трофеи на осла.
6  июня воры проезжали с  награбленным добром по  улицам Турина.  Вдруг осел
заартачился и, как его ни били, не двигался с места. Веревки, которыми мешок
был привязан к спине осла,  разом лопнули,  мешок открылся,  и взору явилась
дарохранительница.  Она поднялась высоко в небо и чудесным образом застыла в
неподвижности  к  удивлению  многочисленных зрителей.  Весть  о  необычайном
происшествии быстро  распространилась по  городу.  Явился  епископ Людовик с
капитулом и  местным  духовенством.  Они  сподобились лицезреть новое  чудо.
Святое  причастие покинуло дарохранительницу,  которая опустилась на  землю,
само   же   святое  причастие  по-прежнему  неподвижно  висело  в   воздухе,
величественное и сияющее,  как солнце,  посылая во все стороны ослепительные
лучи.  Толпы  потрясенных людей  кричали  от  радости и,  пав  ниц,  славили
бога-спасителя,  явившего так зримо свое величие и славу.  Епископ,  стоя на
коленях, заклинал господа низойти в потир. И тогда святое причастие медленно
опустилось в  потир и  было унесено в  церковь святого Иоанна при  небывалом
ликовании народа.  На том месте,  где произошло это чудо, отцы города Турина
воздвигли огромный храм{17}.
     Отец  Питер заметил,  что  здесь мы  имеем двух  неоспоримых свидетелей
чуда,  которые не  могут  солгать,  -  епископа и  осла.  Многие  прихожане,
проявлявшие до  сих пор сдержанность,  пожертвовали деньги на храм.  А  отец
Питер продолжал:
     - А теперь подумайте, как господь наш, желая вызвать у людей раскаяние,
явил свое величие в городе Марселе, во Франции. В 1218 году святое причастие
было  выставлено для  поклонения в  церкви монастыря францисканцев на  сорок
часов.  Многие благочестивые миряне помогали отправлять службу. Вдруг святое
причастие исчезло,  и молящимся предстал сам творец мира.  Лик его светился,
взор был взыскующ,  но милостив,  и люди не могли его выдержать. Они стояли,
не в силах шевельнуться от страха, но потом осознали, что значит это великое
явление.  Епископ Белсун собрал более  шестидесяти свидетельств,  данных под
присягой.
     Но,  невзирая на чудо,  люди жили в  грехе,  как и  раньше,  и  господу
пришлось послать новое знамение. Отец Питер рассказал, как это случилось:
     - Двум  праведникам было видение,  что  господь вскоре нашлет на  город
страшную напасть,  если горожане не обратятся на путь истинный.  И через два
года чума скосила большую часть жителей города.
     А  еще  отец Питер поведал нам  о  том,  как двумя столетиями раньше во
Франции Вельзевул и  еще  один Дьявол вселились в  женщину и  ни  за  что не
хотели покинуть свою жертву, хоть сам епископ приказал:
     - Изыди, Сатана!
     Но  при  виде  святого  причастия  Дьяволы  бежали,   богохульствуя,  и
свидетелями тому были сто пятьдесят тысяч человек.  Рассказал отец Питер и о
том,  как  изображение святого причастия на  окне церкви,  в  которую раньше
часто ударяли молнии, отныне оберегало ее в грозу. Развивая свою мысль, отец
Питер сказал,  что молния ударяет в  церковь не случайно,  а  лишь с высокой
целью.
     - В нашу церковь молния ударяла четырежды,  -  напомнил он, - вы можете
спросить: почему господь не отвел удара? Во всем есть мудрый умысел божий, и
нам не  дано судить о  нем.  Но одно можно сказать наверняка:  не посети нас
господь таким путем,  мы  не воззвали бы к  щедрости благочестивых прихожан,
любящих бога.  Мы  были бы счастливы,  ходя во тьме.  Может,  в  этом и  был
божественный промысел.
     Некоторые прихожане,  не дававшие денег на храм с  того самого времени,
как  молния  ударила  в  него  впервые,  не  уразумевшие тогда  ее  высокого
предназначения,  теперь  с  радостью внесли свое  пожертвование.  Другие же,
вроде  пивовара  Хуммеля,   прожженного  дельца,  лишенного  всяких  чувств,
заявили,  что  разрушение храма  -  слишком расточительный способ  рекламы и
богу-отцу  следовало бы  передоверить ее  деловым практичным людям,  имеющим
опыт в  рекламном бизнесе.  Хуммель и  ему подобные так и  не  дали денег на
храм.  Потом  отец  Питер припомнил еще  одно  чудо,  и  все  пожалели,  что
проповедь заканчивается,  мы  были  готовы  слушать часами  про  волнующие и
поучительные чудеса, извлекая при этом для себя огромную пользу.
     Вот какой случай произошел днем 3  февраля 1322 года в церкви Лоретто в
Бордо.  Ученый пастырь,  доктор Делор,  профессор теологии в Бордо, выставил
святое  причастие  для  поклонения.  Пропели  "Восславим господа",  и  вдруг
ризничий, тронув священника за плечо, говорит:
     - Господь явился в святом причастии!
     Доктор Делор  поднимает взор  на  святое причастие и  лицезрит господа.
Полагая видение игрой  света,  он  меняет положение,  чтобы лучше разглядеть
святое причастие.  Доктор Делор видит,  что оно как бы  разделилось надвое и
посредине  появился  юноша  неописуемой  красоты.   Грудь  Иисуса  была  над
дарохранительницей,  левая  рука  прижата к  сердцу.  Он  милостиво кивнул и
благословил молящихся правой  рукой.  Господа лицезрели ризничий,  несколько
детей и  множество взрослых прихожан.  Видение длилось все  время,  пока шло
причащение.  Нечеловеческим усилием священник поднял дарохранительницу и, не
отрывая взгляда от божественного лика, благословил молящихся. С тех пор день
явления господа отмечается в церкви Лоретто каждый год.
     В  глазах у  слушателей заблестели слезы.  И  в этот миг в нашу церковь
ударила молния, и она сразу опустела - прихожане в ужасе разбежались.
     Не оставалось сомнений в  том,  что произошло еще одно чудо:  в небе не
было   ни   облачка.   Позднее  отец  Питер  привел