ко смотри
никому, кроме своего отца, не говори того, что сейчас услышишь, иначе всем
нам конец! Понял?
     - Понял, - отвечает Кари, хотя и не может еще представить себе, о чем
пойдет речь.
     - Так  вот,  брата твоего отца и  Харуди взяли зря,  они ни  в  каких
грабежах не участвовали.  Подстроил это все Панеб,  а ему помог Пауро.  На
самом же деле Панеб-то и замешан в этих грабежах. Посоветуйся с отцом, как
тут быть. Может, что и придумаете.
     Кари слушает маджая затаив дыхание.  Конечно, ничего нового Монту ему
не  сказал,  мальчик  все  это уже знает,  но его поражает другое - откуда
Монту узнал все это и почему он ему решился рассказать? И точно в ответ на
последний вопрос Монту говорит:
     - Я этого Панеба давно не терплю,  он раз попробовал и меня втянуть в
свои дела, да я, конечно, не поддался!
     - А почему же ты никому не сказал про это? - спрашивает Кари.
     - Кому же мне было сказать? Самому Пауро, что ли? И потом, разговор у
нас был один на один, значит, свидетелей нет, и Панеб от всего бы отперся!
     - А как ты узнал про наших каменотесов? - решается спросить Кари.
     - Неважно,  как... Главное, узнал!.. - говорит маджай с необычной для
него резкостью.
     Кари,   видимо,  задал  неуместный  вопрос.  Больше  он  не  решается
спрашивать и молча раздумывает,  откуда Монту мог узнать обо всем,  что он
сейчас рассказал.  И внезапно мальчик догадывается - ведь Тути же говорил,
что  какой-то  маджай стоял под  окном у  Пауро и  все  слышал.  Еще Пауро
приказал найти его!  Может быть,  это и был как раз Монту? Спросить его об
этом,  конечно,  нельзя -  пришлось бы выдать Тути и вообще показать,  что
Кари знает об этом деле гораздо больше самого Монту.  Но ведь Пауро обещал
убить того маджая...  Значит,  если под окном стоял Монту,  то  ему грозит
смертельная опасность.  А  ведь он был так добр к  Таиси,  и  если девочка
поправится, то это именно благодаря Монту...
     Как бы все-таки узнать, он ли там был? Кари колеблется, придумывая то
один вопрос,  то другой,  и не замечает, как они доходят до поселка. Тогда
он наконец говорит:
     - Ну,  так  я  все  скажу отцу.  Спасибо тебе!  А  отсюда ты  пойдешь
обратно?
     - Да,  надо выспаться,  -  отвечает Монту.  -  Меня ведь не в очередь
послали, я уже всю ночь дежурил.
     - Где, на кладбище? - хитрит Кари.
     - Нет, при доме Пауро. Ну, прощай, мальчик, да смотри помни!
     - Не беспокойся,  я  не забуду,  что болтать об этом нельзя,  я  ведь
понимаю,  что  если Пауро узнает,  что кому-нибудь стало известно обо всем
этом,  так такому человеку тут же и смерть! - Мальчик выразительно смотрит
прямо в  глаза маджаю,  тот отвечает ему тоже пристальным взглядом,  и они
расходятся.
     Кари бежит домой.  Так,  все  ясно -  Монту действительно и  был  тем
маджаем под окном Пауро!  Но...  раз он на свободе,  значит, Пауро и Панеб
ничего не узнали.  Замечательно.  Значит Монту пока ничто не угрожает!  И,
сообразив это, Кари облегченно вздыхает.
     Дома мальчик застает отца в том же тяжелом состоянии.  Правда, Онахту
оживляется при рассказе сына о том,  как хорошо отнеслись в доме Бекенмута
к Неши и Таиси.  Особенно светлеет лицо столяра,  когда Кари говорит,  что
врач уже начал лечить девочку и что он уверен в удачном исходе лечения.
     Но зато новости,  которые принес Кари о судьбе каменотесов, не только
снова возвращают Онахту к  его мрачным думам,  но  приводят в  еще большее
уныние.  Ему начинает казаться,  что никакого выхода уже не найти,  и даже
прежняя  надежда  на   заступничество  Хеви   теперь   представляется  ему
несбыточной. Он не говорит об этом сыну, не желая огорчать мальчика, пусть
он верит еще хоть немного в возможность счастливого исхода.  Еще успеет он
нагореваться,  когда осудят Нахтмина и  Харуди,  да и  потом -  когда беда
придет в их собственный дом!  Этого,  очевидно, тоже не избежать - вон как
Панеб расправляется с неугодными ему людьми,  значит,  дойдет очередь и до
него, Онахту.
     Поэтому столяр  охотно соглашается на  просьбу Кари  отпустить его  в
семью Тути на Праздник Долины. "Пусть развлечется мальчик", - думает отец.
     Пообедав,  Кари идет к Паири,  которого он находит с кувшином в руках
около его дома на улице -  Паири несет домой воду. Кари молча идет за ним,
молча ждет,  пока Паири выльет воду в большой сосуд около печи. Ни матери,
ни  сестер Паири нет -  их  увела к  себе сестра матери,  и  мальчики одни
усаживаются на циновки.  Только теперь начинают они разговаривать. Сначала
говорит Паири.  Не глядя на Кари,  внешне спокойно,  но с подергивающимися
губами он рассказывает,  как пробовал пробраться в тюремный двор,  как его
прогнали и избили стражники... Так ничего он и не узнал.
     Кари слушает друга с  тяжелым сердцем.  Чем он может помочь Паири или
хотя бы утешить его? Ведь надежды так мало... Да есть ли она вообще?
     Но Кари берет себя в руки и все-таки пытается убедить Паири, что суд,
может быть, отложат, что Хеви успеет вернуться и спасти его отца.
     - А я завтра опять иду в Святилище и,  как только  что-нибудь  узнаю,
сразу же приду, слышишь? - добавляет Кари.
     - Да, спасибо, - тихо отвечает Паири.
     Они  вместе выходят на  улицу и  тут  же  расстаются:  Паири идет  за
матерью, Кари - домой.


                            9. ПРАЗДНИК ДОЛИНЫ

     Яркое,  солнечное  утро.  Необычное оживление царит  на  реке,  около
пристани храма Амона-Ра. По всему восточному берегу теснятся толпы народа.
Празднично одетые люди,  украшенные гирляндами цветов,  с цветами в руках,
вс„ приходят и  приходят сюда из  разных концов Города.  На реке множество
лодок,  больших и  маленьких,  тоже украшенных цветами.  На  одной из  них
сидят, тесно прижавшись друг к другу, Тути и Кари.
     Мальчики с любопытством оглядываются вокруг. Больше всего их внимание
привлекают три  странных корабля,  которые покачиваются у  самой пристани.
Кажется,  они отлиты из золота.  Но разве золотой корабль может удержаться
на  воде?  И  Тути рассказывает товарищу,  что  эти  три  гигантские ладьи
сделаны  из  великолепного дерева,  привезенного  издалека  -  со  склонов
Ливана. А сверкают они потому, что обиты листовым золотом! Солнце блистает
на их бортах, на скульптурных украшениях, прикрепленных к носу и корме, на
палубах.
     Первым  у   ступенек  пристани  стоит  самый  большой  корабль.   Это
"Усерхет",  священная ладья бога Амона-Ра,  на которой будет перевезена на
западный берег статуя царя  богов,  хранящаяся в  храме Ипет-Сут,  главном
святилище столицы Египта.  Второй корабль,  меньших размеров, предназначен
для статуи богини Мут, третий - для статуи бога луны, Хонсу.
     Каждый из  этих  трех  кораблей привязан крепкими канатами к  большим
ладьям с гребцами, на самих же кораблях гребцов не видно.
     Но вот толпа зашевелилась,  все головы поворачиваются к воротам храма
Амона-Ра. Оттуда доносится отдаленное пение. Кари и Тути приподнимаются на
лодке, чтобы лучше видеть. Сегодня на высоких мачтах храма укреплены новые
флаги.  Тяжелые бронзовые створки ворот  между  двумя  гигантскими башнями
раскрыты  настежь,   и   вот   оттуда  показывается  начало  торжественной
процессии.  Сперва издали заметны только белые  одеяния жрецов,  сверкание
чего-то  золотого над  ними,  клубы дыма от  благовонных смол,  тлеющих на
углях кадильниц.
     Шествие медленно движется между двумя рядами сфинксов к пристани. Вот
уже  видны  обитые  золотом носилки,  на  которых стоит  золотая ладья  со
статуей бога Амона-Ра.  На  носу,  на высокой подставке,  укреплен золотой
сфинкс, над ним большое опахало из великолепных белых и красных страусовых
перьев.  Вокруг каюты золотые статуэтки божеств. Все ослепительно сверкает
в лучах солнца.
     - Смотри, смотри! Вон носилки с ладьей царя богов. Их несут духи двух
древнейших городов Египта - Нехена и Пе! - возбужденно говорит Тути.
     Кари с удивлением видит,  что у носильщиков,  на плечах которых лежат
шесты от носилок,  необычайные головы:  у  одних -  соколиные,  у других -
черные  головы  шакалов  с   вытянутыми  острыми  мордами  и  настороженно
торчащими ушами. Не может быть, чтобы это были сами духи. А если?! Ох!
     За  первыми носилками видны вторые и  третьи.  На  них  тоже  ладьи с
золотыми статуями богини Мут и бога Хонсу.
     Но вот шествие приближается к  ступенькам пристани,  и  Кари невольно
хватает Тути за руку.
     - А это кто? - шепчет он. - Смотри - один с волчьей головой, другой с
бараньей, третий с соколиной. Тоже духи? И кто этот человек между ними?
     - Это не духи,  это сами боги,  -  шепчет Тути.  -  А  человек -  это
Аменхотеп,  верховный жрец великого храма Амона-Ра.  Смотри,  они вошли на
ладьи, которые поведут "Усерхет" на буксире!
     Действительно,  на высоком,  богато украшенном помосте головной ладьи
появляются четыре фигуры.  Впереди становится тот, у кого на плечах голова
волка.
     - Это Вепуат, бог - открыватель путей! - поясняет Тути.
     Вторым встает верховный жрец Аменхотеп,  а за ним существа с головами
барана и  сокола.  Тути говорит,  что  это  боги Хнум и  Гор.  У  Кари вс„
путается в  голове.  Не  верить Тути он  не  решается,  а  в  то  же время
совершенно невозможно представить себя так близко от богов!
     Между тем Аменхотеп и "боги" берутся за канат,  привязанный к кораблю
Амона-Ра.
     Конечно,  канат прочно прикреплен сначала к корме буксирной ладьи,  а
"боги" и  жрец держат только его  свободно висящий конец,  но  впечатление
получается такое,  точно  это  именно  они  сами  повлекут вперед  тяжелый
корабль "царя богов".
     В   это  время  носильщики  со  статуей  Амона-Ра  уже  поднялись  на
"Усерхет",  поставили принесенную ими  золотую ладью на  помост посередине
палубы корабля.  Вот они опускаются на  одно колено с  двух сторон ладьи -
"духи" с  головами шакалов слева,  "духи" с  головами соколов справа -  и,
подняв кверху одну руку,  другой начинают медленно ударять себя в  грудь в
такт музыке и пению.
     Устанавливают носилки и  на  других  кораблях.  Вот  уже  поднимаются
длинные,  украшенные слоновой костью и золотом весла на передней ладье,  и
сидящие на ней шестьдесят гребцов дружно опускают их в воду. Торжественное
плавание начинается.
     Люди  на  лодках начинают грести изо  всех сил,  чтобы скорее достичь
противоположного берега и  встретить процессию.  А  там,  на  великолепной
пристани Святилища,  уже  ждут,  вдоль  всего берега стоит народ,  низкими
поклонами и молитвами встречающий "царя богов".
     Тути и  Кари уже совсем ничего не видят.  На реке столько лодок,  что
многие,  в том числе и их лодочка, могли причалить только значительно ниже
пристани Святилища,  и,  пока мальчики добегают до его ворот,  шествие уже
скрывается в них.
     - Эх,  обидно, опоздали! - говорит с досадой Тути. - Ну, да ничего уж
не  поделаешь.  Зато  завтра  постараемся прибежать  пораньше,  чтобы  все
увидеть с  самого начала.  А  теперь идем к  нам.  Мать приготовила разные
вкусные вещи,  мы с тобой будем пировать в саду одни - отец уйдет в гости,
а мать и сестры принимают своих гостей на крыше. Правда, здорово?
     Мальчики идут  к  дому  садовника Паседи.  Всюду полно народа -  свои
жители,  приезжие гости с  восточного берега столицы и  из  других городов
заполняют улицы, группами сидят на плоских крышах домов. Все в праздничных
одеждах,  слышится веселый  говор.  Мальчики с  трудом  пробираются сквозь
шумную толпу.
     Но вот наконец они в саду дома Тути.  Под большой сикоморой,  в тени,
разостланы  циновки,  и  сестры  Тути  уже  принесли  и  расставили разные
кушанья,  лепешки, сладости, плоды. Мальчики усаживаются и с удовольствием
принимаются за вкусный обед.
     - Брат,  к тебе еще гость,  - неожиданно говорит старшая сестра Тути,
подходя к мальчикам. За ней стоит хорошо знакомая Кари фигурка в жреческой
одежде и с бритой головой.
     - Это Рамес!  Здравствуй!  -  вскакивает Кари.  -  Знакомьтесь, - вот
Тути, помнишь, я тебе о нем рассказывал?
     Тути здоровается с Рамесом и с любопытством смотрит на него:  еще бы,
ведь он из прославленного храма Амона-Ра!
     Тути усаживает своего нового гостя и  начинает его  усиленно угощать.
Рамес не  отказывается -  он  очень торопился повидать Кари и  не  остался
обедать с  дедом.  Некоторое время мальчики молча едят,  то и  дело бросая
вопросительные взгляды на Рамеса.
     Понимая,  как им хочется поскорее узнать новости,  Рамес решает,  что
надо рассказать все немедленно.
     - Так вот, - говорит он. - Третьего дня состоялся суд Города. Решено,
что  медник  Пахар  ни  в  чем  не  виноват,   а  жалоба  Пасера  признана
неправильной. Медника тут же освободили.
     - А кто были судьи? - перебивает Кари.
     - Обычный  состав  главного  суда  Города,   -   отвечает  Рамес.   -
Председателем,  как всегда, был везир, а судьями верховный жрец Аменхотеп,
потом мой дед, как второй жрец того же храма Амона-Ра, потом другие важные
люди,  например, царский писец... Знаете, ведь и сам Пасер - один из судей
главного  суда  Города.   Представляете,   что  он  чувствовал,  пока  шло
разбирательство! Дед сказал, что никогда еще не видал ни одного человека в
таком страшном гневе, в каком Пасер ушел после окончания суда!
     - Еще бы! - горячо говорит Кари. - Ну, а как же с другими?
     - Их  дело отложено.  Сказали,  что их  надо еще допросить.  Так вот,
вчера  их  снова  допрашивали,  а  потом вечером привезли в  тюрьму нашего
храма. Это твой дядя Нахтмин и Харуди. Они очень избиты, потому что до сих
пор не сознаются в грабежах.
     Мальчики так поражены, что сразу даже ничего не могут сказать.
     - Мне удалось переслать им еду и мазь для ран,  -  говорит Рамес. - И
еще я успел обо всем рассказать Бекенмуту.
     - Ты их сам видел? - спрашивает Кари.
     - Нет, это невозможно, - отвечает Рамес.
     - А как же ты передал им все?
     - Ну,  передал...  у меня есть друзья...  В общем, это неважно. А мне
самому ведь нельзя даже показать,  что  я  интересуюсь этим делом или знаю
этих людей.
     - А что, дед рассердился бы? - спрашивает Тути.
     - Конечно!  Но главное не это,  а то,  что я больше не смог бы ничего
для них сделать или даже про них узнавать. И никто другой тоже, потому что
за ними стали бы так следить, что ни один человек и близко не подошел бы к
ним! Да, все это очень сложно, друзья!
     - Еще гораздо сложнее,  чем ты  думаешь,  Рамес,  -  говорит Кари.  -
Сейчас Тути тебе расскажет, что ему удалось узнать. Говори, Тути.
     И Тути повторяет Рамесу все, что он рассказал Кари вечером после пира
у Пауро.
     Пока  Рамес слушает,  у  него все  сильнее и  сильнее хмурятся брови;
одной рукой он,  сам  не  замечая того,  разрывает на  мелкие кусочки край
циновки, на которой сидит.
     - Так,  -  говорит он,  выслушав Тути.  -  Теперь не только ясно, что
Панеб -  прямой участник грабежей,  но и то, что через него все нити этого
мерзкого дела идут к Пауро!
     - Ну и что же,  Рамес? Что все-таки можно сделать, чтобы спасти наших
людей?  Известно ли хотя,  когда будет суд над ними?  - Голос Кари дрожит,
хотя он всеми силами старается сохранить спокойствие.
     - Суд будет еще не  скоро,  дней через десять.  А  что делать -  одна
надежда на  Хеви.  Может,  ему удалось бы  доказать верховному жрецу,  что
Нахтмин и  Харуди схвачены незаконно.  А  для  этого нужно рассказать Хеви
все, что вы знаете о Панебе и Пауро, обо всех их преступлениях. Это очень,
очень нужно!
     - Что Панеб -  негодяй,  Хеви и сам хорошо знает, - говорит Кари. - А
вот про все, что услышал Тути в доме Пауро, ему надо рассказать подробно.
     Мальчики задумываются, а потом Тути говорит:
     - Надо не забыть рассказать Хеви,  что когда медника Пахара схватили,
то  до  суда он  находился в  доме у  самого Пауро.  И  ведь недаром Пауро
приказывал хорошенько кормить медника. Это ведь недаром, правда?
     - Ну,  ясно,  -  говорит Кари.  - Я думаю, что медник грабил вместе с
Панебом и что Пауро об этом прекрасно знает!  Он его,  наверное, и научил,
что говорить на суде, а все следы его грабежей приказал уничтожить!
     - Да,  это все надо передать Хеви,  -  соглашается Рамес.  -  Ну, мне
скоро  надо  уходить,   дед  велел  не  задерживаться.  Надо  еще  кое-что
приготовить к  шествию,  завтра ведь  статую Амона понесут по  всем  вашим
храмам, а потом на кладбище. Вы оба, конечно, придете?
     - Непременно,  -  отвечает Тути и сразу оживляется.  -  Это будет так
интересно,  особенно когда пойдут в горы.  Знаете,  говорят,  что во время
шествия будет "суд  бога"!  Амон  будет разбирать жалобы некоторых жителей
твоего поселка,  Кари.  Почему ты  улыбаешься,  Рамес?  Ну  да,  ведь  ты,
наверное,  так часто бывал на "божьем суде",  что тебе непонятно,  что тут
интересного!  Но  я-то  ведь никогда при этом не  был,  вот мне и  хочется
посмотреть, как Амон будет судить!
     - Амон? - В тоне Рамеса слышится странный оттенок насмешки.
     - Ну  конечно,  Амон!  Он передаст свою волю через свое изображение -
золотую статую.  Кто же этого не знает? - удивляется Тути. - А особенно ты
- ведь тебе-то это должно быть известно лучше, чем, например, нам!
     - Да,  ты прав,  мне все это очень хорошо известно,  - теперь уж не с
иронией,  а с какой-то горечью отвечает Рамес и, словно вспомнив о чем-то,
плотнее сжимает губы. Но, заметив, что Тути смотрит на него с недоумением,
он   быстро  говорит:   -   Да,   наше  шествие  будет  очень  красивое  и
торжественное. Тебе все это, конечно, очень понравится, Тути.
     - А что ты будешь делать в процессии?  Понесешь что-нибудь?  Где  нам
тебя искать? - спрашивает Тути.
     Рамес опять улыбается той же странной улыбкой и отвечает:
     - Я  буду  около самой статуи Амона-Ра,  совсем-совсем близко к  ней!
Только вы не старайтесь меня разглядеть, все равно не увидите.
     - Ну  конечно,  где  тебя  увидишь  среди  всех  взрослых  жрецов!  -
недовольно  говорит  Тути.  -  Ну  уж  зато  ты  нам  потом  все  подробно
расскажешь! Хорошо?
     - Хорошо, - отвечает Рамес и встает. - А теперь мне пора идти.
     - Тути,  я провожу Рамеса и сразу же вернусь,  -  говорит Кари и тоже
встает.
     Когда они выходят на улицу, Кари спрашивает:
     - Ты действительно думаешь,  что Хеви сможет убедить верховного жреца
в невиновности дяди Нахтмина и Харуди?
     - Да,  если доказательства будут основательными. Аменхотеп очень умен
и опытен и легко разбирается в самых сложных делах.
     - Ох,  как было бы  замечательно,  если бы  удалось их освободить!  -
говорит Кари с надеждой.
     Рамес смотрит на него и медленно говорит:
     - Убедить Аменхотепа в  невиновности людей еще не  значит получить от
него приказ об их освобождении или даже оправдание на суде.
     - Я тебя не понимаю,  -  растерянно говорит Кари.  -  Разве Аменхотеп
станет их задерживать или обвинять,  если он будет убежден в том,  что они
невиновны?
     - Может даже и осудить...
     - Как? Почему же?
     - А  это  зависит от  многого.  Если  бы  участь этих людей никого не
интересовала,  Аменхотеп, может быть, и решил бы дело так, как нам с тобой
кажется правильно. Но ты знаешь, что обвинение против твоего дяди и Харуди
выдвинул Пауро.  И  я  убежден,  что  их  судьба  будет  решаться только в
зависимости  от  того,  чью  сторону  в  распре  Пауро  с  Пасером  примет
Аменхотеп.
     - Не может быть! - в ужасе говорит Кари. - Он же верховный жрец!
     Мальчики останавливаются и  смотрят  друг  на  друга.  Они  незаметно
прошли по  улицам Святилища до ворот,  ведущих к  реке,  и  стоят около их
северной башни.  Кругом никого нет.  Рамес  тянет Кари  за  руку  в  тень,
падающую от башни, и говорит:
     - Кари,  разве ты  мало видел и  слышал в  вашем поселке?  Неужели ты
считаешь, что жрецы всегда все делают правильно?
     - Нет,  я  не  так глуп!  -  горячо возражает Кари.  -  Но  ведь то -
об