не  лучше ли
остаться навсегда здесь.  Ведь у  нас  власть раскинулась во  все стороны.
Каждый  епископ,  каждый  кастелян* и  каждый воевода -  все  считают себя
королями.  Мы сильны, но разделены, и народ не знает, кого слушать, потому
что для него каждый деревенский панок -  и  судья и король.  Ведь ты и сам
знаешь, как трудно всех этих маленьких корольков наставить на путь истины,
обуздать их гордость и упрямство.
     _______________
          * Кїаїсїтїеїлїяїн - комендант укрепленного замка.

     Болеслав замолчал и снова задумался.
     - Пока власть и  силы не соединятся в  одно целое,  не будет толку...
Если нас не  победят немцы,  то  съедят половцы,  а  если не  половцы,  то
найдутся другие рты...  Я сижу здесь не потому,  чтобы только сидеть:  мои
мысли и  сердце в  родной стороне,  но я должен здесь сидеть,  как сидел в
Венгрии и Перемышле... Должен!
     Он поднял руку и обвел ею полукруг.
     - Видишь эту  страну,  какие  здесь богатства,  какой спокойный народ
и...  какая сила!  Если бы ее соединить с  нашею и направить этот народ на
бой с немцами, то какого могущества можно было бы достигнуть!
     Едва король окончил свою речь,  как раздался конский топот, и Варяжко
подъехал к королю.
     - Милостивый король,  - крикнул он, - прикажи пускать соколов, лебеди
поднимаются!
     Болеслав улыбнулся:
     - О-го!..  Господин посадник, вы, кажется, боитесь, чтобы ваши лебеди
не улетели?
     И он кивнул сокольничему:
     - А ну-ка, сними колпачок с Русинка!
     Русинок был любимый сокол короля.
     Сокольничий снял колпачок, но птица неподвижно сидела на плече, затем
слегка  повертела  головой  налево  и  направо,  как  бы  присматриваясь к
восходящему солнцу и окрестностям,  выпрямилась, раскинула крылья и в одно
мгновение бросилась вверх.  Сокол, как стрела, заметно уменьшался, и через
какую-нибудь минуту в  синеве небес виднелась только неопределенная точка,
которая вскоре совсем исчезла.
     Между тем начали подниматься стаи диких уток и  гусей,  но  сокола не
было  видно.  Казалось,  он  утонул  в  синеве  небес.  Вдруг  со  стороны
Шулявского холма послышался какой-то неопределенный крик.
     - А!  Вот  и  лебеди  сейчас  поднимутся!  -  сказал Варяжко.  -  Они
поднимутся, тогда и сокол найдется.
     Скоро сокольничий снова заметил над Лыбедью черную точку, которая как
бы висела в небе и долгое время казалась всем неподвижною.
     - Ну, вот и сокол, - заметил Варяжко. - Видно, кого-нибудь высмотрел.
     Почти в  тот  же  момент над ивняком Лыбеди показалась целая вереница
лебедей,  которые,  поднявшись над водою, образовали треугольник и тяжелым
летом шли по-над рекою к Соколиному Рогу.
     Охотники невольно посмотрели вверх,  в направлении, где была замечена
в  выси черная точка,  но  этой точки уже  не  было;  вместо нее как будто
развивался клубок,  который с быстротой молнии стремился к земле и по мере
ее  приближения становился толще.  Это  был  Русинок,  стрелой падавший на
лебедей.  Еще  минута,  и  он  уже впился когтями в  спину самого сильного
лебедя,  летевшего во главе треугольной вереницы,  и,  схватив его, тут же
направился к Соколиному Рогу. Лебедь жалостно кричал в когтях кречета.
     - Молодец,  Русинок!  -  послышалось со всех сторон. - Здорово он его
схватил!
     Сокол  приближался к  толпе охотников,  кружась над  Соколиным Рогом.
По-видимому,  он  измучился,  а  может,  почувствовал,  что его жертва уже
мертва,  поэтому он  выпустил лебедя из  когтей,  и  лебедь упал  к  ногам
охотников. Раздались радостные крики и шутки.
     А  Русинок опускался все ниже и  ниже,  описывая круги все меньше,  и
сразу сел.
     Сокольничий уже  приготовил для  него кусок конского мяса,  которым и
попотчевал его.  Русинок сидел нахохлившись,  но глаза его все еще горели;
наступив одной лапой на мясо, он принялся рвать его острым клювом в клочья
и быстро глотать.
     Охота  с  соколами продолжалась,  сокольники пускали  других  соколов
поочередно,  но  ни  один из них не нападал на жертву с  такою ловкостью и
отвагой, как Русинок. Охотники разъехались по всему Соколиному Рогу.
     Король обратился к Болеху:
     - Пора  вернуться,  поедем теперь через  Дебри.  По  дороге мы  можем
поохотиться с собаками. Прикажи трубить, пусть люди собираются.
     Болех кивнул трубачу,  который быстро подъехал,  взял в  руки большой
буйволовый рог,  отделанный серебром,  и начал громко трубить.  Звуки рога
понеслись по всей окрестности,  замирая лишь в  ярах,  глубине лесов и над
Лыбедью.
     Люди стали собираться вокруг короля.  Громкий говор дружинников,  лай
собак и ржание коней смешались в один общий гам. Отряд медленно двинулся к
Дебрям.
     Болеслав,  по-видимому,  остался очень доволен охотою и Русинком,  но
Болех ехал рядом задумчивый и угрюмый и отвечал королю односложно.
     Когда они въехали в Дебри, Болеслав обратился к молчаливому товарищу:
     - Однако, лебедь, которого победил наш Русинок, был очень силен!
     - Лебедь... да... силен.
     - Долго он пел, пока тот не задушил его.
     - Ну,  наши не поют так долго,  -  отвечал Болех, не поднимая головы,
как будто про себя.
     Король взглянул на него.
     - Какие наши?  -  спросил он.  - Мне кажется, Болех, у тебя что-то на
уме... Случилось что-нибудь, чего я еще не знаю... но должен знать.
     В свою очередь и Болех посмотрел на короля.
     - Да,  дело скверное!  Ты сам знаешь,  милостивый король,  в  чем оно
заключается. Наши люди гибнут, точно их кто в землю зарывает... Ты знаешь,
что они гибнут, и не догадываешься, от чьей руки.
     - Гибнут,  -  повторил король, - но ведь люди не родятся в войсках...
Можно ли винить кого-нибудь, кроме случайности?
     Болех покачал головой.
     - Да,   так  мы  все  думали,   и  долго  думали,   но  теперь  можно
утвердительно сказать, что всем этим управляет рука Изяслава.
     Болеслав даже подпрыгнул в седле.
     - Его рука!  -  воскликнул он. - Значит, та самая рука, которая тайно
убивала своих братьев, убивает и моих воинов?
     Болех смело взглянул на короля.
     - На Руси,  милостивый король, у тебя нет таких друзей, на которых ты
мог бы рассчитывать...  твои друзья сеют и  пашут в поле...  При княжеском
дворе нет таких друзей,  и ты никогда их не приобретешь, потому что ты там
- бельмо на глазу.
     Болеслав задумался и долго молчал, рассеянно глядя вокруг.
     - Не для себя я искал друзей, но для Польши.
     - Ну,  так ты знаешь,  милостивый король,  какие у  тебя приятели,  и
бойся их,  потому что,  когда настанет час нашего возвращения домой, у нас
уже не будет дружины.
     Король вскипел гневом, но смолчал.
     Уже  собаки,  что называется,  насытились охотой;  между тем всадники
были так заняты своим разговором, что еле поспевали за охотниками по узкой
лесной тропинке,  ведшей в  Кловскую долину.  За  ними  следовал небольшой
вооруженный отряд королевской стражи.
     Они уже приближались к  оврагу,  как вдруг Болех заметил седобородого
старца,  который, стоя на повороте тропинки, смотрел и как будто к чему-то
прислушивался. Завидев отряд издали, он быстро повернулся и исчез в кустах
орешника.
     Болех заметил, в какую сторону он скрылся, и на подходе к этому месту
поехал осторожнее, с оглядкой.
     - Мне кажется, здесь мелькнула чья-то фигура, - сказал он.
     - Быть может, кто-нибудь из охотников.
     - Нет, уж если прячется - значит, не охотник.
     Они  двинулись дальше,  вдруг  Болех остановил коня  и  устремил свой
взгляд на орешник.
     - Эй ты, старый! - воскликнул он. - А ну-ка, покажись!
     Хотя он не видел никого, но был убежден, что там кто-то есть.
     Эхо разнесло его голос по лесу, но никто не появился.
     - Эй,  малый!  -  крикнул Болех одному из отроков. - Ступай в кусты и
посмотри, не спрятался ли там кто-то.
     Едва  он  успел произнести эти  слова,  как  вдали,  между деревьями,
показался старик, который, подходя к ним, то и дело кланялся.
     Его  подвели к  королю.  У  старика была в  руках корзинка из  лозы с
несколькими грибами.
     - Кто ты? - спросил Болеслав.
     - Бедный нищий,  милостивый король.  У  меня тут избушка над Кловским
потоком...
     - Что же ты здесь делаешь и зачем прячешься?
     Старик как будто удивился.
     - Прячусь?..  Зачем  же  мне  прятаться  пред  твоим  светлым  ликом,
милостивый король?  Вот за этим орешником моя хата и  мельница.  Я  только
вышел на минутку собрать грибков...  Да и что же мне,  старому, делать? На
мельнице мало работы, ну я и хожу по грибы.
     Говоря это, старик смотрел на короля и как бы что-то обдумывал.
     - Слава Богу!  -  продолжал он.  -  Я очень счастлив,  что хоть раз в
жизни увидел твое  ясное лицо,  милостивый король.  Хоть  ты  и  молод,  -
продолжал он  с  расстановкой,  -  а  ум у  тебя старческий,  к  тому же и
железная рука.
     Болех, смотревший на старца с недоверием, прервал его:
     - Как звать тебя, старина? - спросил он.
     Старик поклонился.
     - Добрыней, батюшка, Добрыней. Все здесь знают Добрыню.
     Действительно, имя этого старика король слышал уже не раз и не два; о
нем говорили все... и Болех, и все остальные в дружине.
     - Стало быть,  Добрыня! - повторил король. - Какой же леший нас занес
к тебе?
     На лице старца мелькнула довольная улыбка.
     - Так,  видно,  написано в  книгах судеб,  чтобы я хоть перед смертью
увидел твои ясные очи.
     Болеслав улыбнулся.
     - Говорят,  ты предсказываешь будущее и ведаешь, что каждого встретит
в известную минуту. Значит, ты знал и о том, что встретишь меня сегодня? -
прибавил он шутя.
     Добрыня не растерялся.
     - Да,  знал,  милостивый король,  знал.  Старуха мне сказала, - зачем
тебе шляться по лесу,  обойдемся и без грибов, но я все-таки пошел, потому
- знал, что встречу тебя.
     Он замолк на минуту и затем таинственно прибавил:
     - Знал,  милостивый король,  не только то, что встречу тебя, но и то,
что ожидает тебя.
     - А,  и это знаешь,  -  отвечал король. - Любопытно узнать, что же ты
знаешь. Ну-ка, говори, старик!
     И  они медленно поехали по  тропинке,  ведшей,  по-видимому,  к  избе
Добрыни. Старик шел рядом с конем Болеслава.
     - Что же мне говорить, милостивый король?
     Тут он оглянулся.
     - У тебя велика дружина.  Одних княжеских бояр сколько,  да и Варяжко
здесь.  О!  Этот хорошо знает,  где пьют хороший мед, - прибавил он не без
злости.
     - Ну,  говори  же,  говори,  старина!  Мне  любопытно знать,  что  ты
скажешь, - настаивал Болеслав.
     Добрыня посмотрел вперед.  Уже виднелась мельница,  пруд,  а  за  ним
из-за кустов выглядывала избушка старика.
     - Ну, вот и моя усадьба, милостивый король, - сказал он, как бы желая
переменить начатый разговор.
     Королевский отряд  мало-помалу заполнил небольшой дворик,  а  длинный
ряд сокольничих и псарей остановился на тропинке.  Большая часть охотников
осталась еще на занятых ими местах; хотя рог, протрубивший сбор, отзвучал,
затерявшиеся в  болотах собаки продолжали лаять и  искать зверя.  Охотники
все еще надеялись сделать королю подарок,  но, как назло, в этой местности
ничего  не  было.  Только  время  от  времени испуганный заяц  или  лисица
мелькали в кустах и, притаясь где-нибудь в укромном местечке, настороженно
прислушивались к лаю собак.  Настоящего крупного зверя не было и в помине.
Очевидно, болота были пусты.
     Ничего не  оставалось,  как  протрубить сбор  второй раз...  Охотники
наконец начали собираться,  чтоб затем отправиться на Берестово,  а оттуда
на Красный двор.
     - Ну,  так как же, Добрыня? - спросил король перед отъездом. - Ты мне
ничего не поведаешь?
     - Надо прежде поспрошать у звезд,  луны и солнца,  - отвечал Добрыня,
кланяясь королю.  - Дай срок, милостивый король, посоветоваться, и тогда я
сам приду на Красный двор и все перескажу.
     - Приходи, приходи, старина! - смеясь, отвечал король. - Я угощу тебя
и медом, и добрым словом.
     Добрыня продолжал кланяться.
     - Ты  со  всеми добр,  милостивый король,  ну,  значит,  и  для  меня
останется твоей милости хоть малая толика.
     Отряд медленно двинулся в путь.
     В  тот же день князь Изяслав приехал в  Берестово к  вечерне в церкви
Спаса, не предупредив Вышату. Его появление было неожиданно. Но в сущности
план   этот  был   давно  обдуман  князем.   Тысяцкий  вынужден  был   его
приветствовать как  начальник.  Неприятности и  борьба,  которую он  вел с
самим собою,  отражались на молодом лице Вышаты.  Изяслав будто не замечал
его печали и по-приятельски приветствовал его. Прежде всего он спросил его
о  здоровье,  потом о половцах и в каком положении находится его небольшой
отряд стражи. Вышата отвечал.
     Князь остался доволен его ответом. Беседуя, они подошли к воротам.
     - А, это ворота твоего дома! - сказал Изяслав.
     - Это только мое жилье, а дом твой, милостивый князь!
     Князь как будто не слыхал этого.
     - Угости же меня,  боярин,  кубком меда,  а затем мы двинемся в путь,
чтобы засветло миновать Дебри.
     Вышата  поклонился  и   пригласил  князя  в  дом.   За  первой  чашей
последовала  вторая.   Изяслав  с  каждой  минутой  становился  веселее  и
милостивее. Наконец настало время уезжать; князь поднялся...
     - Что  ты,   друг,   не  весел?   Или  тебя  что  тревожит?   Видать,
неприятности?
     - У кого же их нет, милостивый князь!
     Изяслав приятельски положил руку на плечо Вышаты.
     - Если б ты мне раньше сказал, то, может, я помог бы тебе давно.
     Слова эти прозвучали так, будто Изяслав обо всем знал!
     - Не смел тревожить тебя, милостивый князь, моей бедой.
     Князь похлопал Вышату по плечу.
     - Ведь все вы -  мои верные друзья и помощники,  и ваша печаль -  моя
печаль.
     Вышата молчал.
     - Я знаю обо всем и помогу тебе.  Этот королек похитил у тебя девушку
и  держит ее  на  Красном дворе.  Будь спокоен,  Вышата,  мы  вырвем ее из
ляшских лап. Не долго уже осталось тебе тужить по ней.
     С этими словами князь уехал.  Речь князя нисколько не утешила Вышату,
он-то  знал  -  на  Красном дворе дела обстоят иначе:  его  Люда не  цепью
привязана к королю, а чувством, что сильнее всяких цепей.
     Много обещали ему князь и Добрыня, но Вышата не верил этим обещаниям.
     Однако же обманывал себя и ждал, как обманывают себя люди, надеющиеся
на будущее.


                                   VII

                           ЧЕГО НЕ ЗНАЛ ДОБРЫНЯ

     Разговор  Болеха  с   королем  на   охоте   открыл  Болеславу  глаза.
Исчезновение  и   убийство  солдат  обыкновенно  приписывались  случаям  и
самовольству.  Меж тем это не было ни то,  ни другое.  Всем управляла рука
Изяслава.  Очевидно было,  что он двурушничал: говорил одно, делал другое.
Он угадывал намерения и  цели короля,  но открыто противостоять им не имел
отваги,  предпочитая действовать тайно.  Расположение народа  и  киевлян к
королю росло по  мере  строгости Изяслава.  Люди потихоньку группировались
около  короля  и  неоднократно доказывали  ему,  что  следует  низвергнуть
нелюбимого  ими  князя...   К  тому  же  и  народ  предпочитал  видеть  на
великокняжеском престоле  Болеслава,  чем  князя  Изяслава.  Но  у  короля
замыслы были гораздо шире, чем он вначале предполагал: для их исполнения у
него не  хватало воинов,  а  с  этой горсткой он  не мог начать серьезного
дела; он ожидал подкрепления.
     Именно в это время он узнал, что Изяслав разгадал его замысел и тайно
ему противостоит;  возникала опасность, о которой он прежде не подозревал.
Следовало  действовать  осторожно,   и,   сохраняя   военную   дисциплину,
предотвратить гибель воинов.
     Взаимная настороженность испортила их отношения.  Князь с каждым днем
все реже ездил на охоту с  королем и  очень редко приглашал его к  себе на
пиры.
     Изяслав был жесток с людьми,  которых подозревал в измене, поэтому не
только тюрьмы были переполнены узниками,  но все подвалы княжеского двора,
в которых содержались те, кто якобы совершил политическое преступление.
     Следовало предпринять решительные шаги.  Можно было ожидать,  что  не
сегодня,  так завтра между ляхами и дружиной князя произойдет ожесточенная
резня.  Поэтому киевляне приготовились к  защите,  и  хотя они не созывали
вече, чтобы не возбуждать подозрения, но постоянно советовались тайно. Они
хотели снова  прогнать нелюбимого князя,  но  боялись делать это  на  свой
собственный риск.  Было мало людей и оружия,  да и ту малость Изяслав то и
дело у них отнимал.  Киевляне рассчитывали на помощь Болеслава, припоминая
его речь.  Но  этого было мало.  Им нужно было его торжественное обещание,
уверенность, что он их защитит. И они решили послать Варяжко к королю.
     Хотя Варяжко приехал на Красный двор ранним утром, там уже все было в
движении.  Добромира уже поднялась и,  стоя у окна,  молилась, крестясь на
Печерскую церковь.
     Заметив въезжавшего на  Красный двор всадника,  она сразу узнала его.
Это был Варяжко,  который,  сидя на коне, кланялся и махал шапкой знакомым
ему  воинам.  Остановившись посередине двора,  он  сошел с  коня  и  начал
разговаривать с  Болехом.  Добромира ничего не сказала об этом Люде и даже
не намекнула, но его ранний приезд без свиты предвещал что-то недоброе.
     Скоро Варяжко был вызван к королю.
     - Что это ты так рано приехал, посадник? - спросил король.
     Варяжко поклонился.
     - Да я, милостивый король, послом к тебе.
     Король спокойно посмотрел на него.
     - От кого?
     - Киевляне послали меня к тебе... Когда ты приезжал к нам на вече, то
обещал любить наш  народ и  защищать его...  Теперь настало время доказать
свою любовь. Долее мы не можем терпеть владычества Изяслава. На него нашло
безумие.  Он бросается на людей и мечет громы,  как окаянный. Все тюрьмы и
темницы переполнены народом,  но  этого ему мало;  каждый день новые трупы
болтаются на сучьях в Дебрях.
     Болеслав обрадовался,  но  не  выказывал этого.  Посол от киевлян был
приятен ему и входил в его расчеты.
     - Радуюсь,  -  отвечал он, - что вы вспомнили мои слова и приглашаете
защитить вас. Однако дайте срок поразмыслить.
     Король  не   посмел  высказаться  откровенно  и   стал  ссылаться  на
необходимость обдумать предложение Варяжко. Но тот резко отвечал:
     - Да что тут думать, милостивый король, только начни... Теперь лучшая
пора,  все войско у тебя в сборе...  Завтра же ступай на Киев, окружи его,
подожги княжеский двор и поджарь в нем Изяслава и его палачей.  В  случае,
если  его  дружина  станет  сопротивляться,  мы  ударим  сзади и поголовно
вырежем ее...  Теперь,  пока все еще недовольны им,  пока  еще  не  зажили
свежие  раны,  ты  его  легко  победишь  и  сам  сядешь  на престол,  если
пожелаешь. А то посади кого другого... по своей воле...
     Болеслав внимательно слушал  Варяжко и  примерял его  мысли  к  своим
планам.
     - Будьте терпеливы, посадник, - уговаривал он. - К таким делам нельзя
приступать необдуманно.  Ведь дело не во мне,  а  в вас...  Если вы хотите
бить ваших врагов, то бейте их так, чтобы они завтра вас не побили. Теперь
я  не могу дать вам определенного ответа.  Повремените немного,  и  я  вас
уведомлю.
     - Внуши тебе Бог,  милостивый король,  прислать нам  добрую весточку.
Князь и его дружина до того досадили нам... и на тебя вся наша надежда.
     Они  еще  поговорили  некоторое  время  об  общем  положении  Руси  и
поступках Изяслава.  Варяжко уже хотел уйти,  как вдруг что-то  вспомнил и
сказал:
     - Милостивый король,  не  погнушайся моим  советом  и  не  сердись на
старого Варяжко.
     - Советом!  Каким?  Говори смело: кто предан мне, тот должен говорить
все, что думает.
     Варяжко поклонился.
     - Не  езди больше на пир к князю.  Поговаривают,  он готовит для тебя
кровавый пир. Если ему надобно, пусть приезжает к тебе на Красный двор, но
ты  к  нему не езди.  Он окруж