Вышата,  -  пока
Изяслав не придет в себя... а он скоро опомнится!
     - Конечно! - отвечал как бы нехотя Чудин. - Дело клонится к тому, что
скоро  мы  не  будем знать,  кто  княжит у  нас  на  Руси  -  Болеслав или
Изяслав?.. Всеслав бежал, а на его место беда принесла ляхов.
     Наступило минутное молчание.
     - Да,  навел ляхов, - продолжал, помолчав, Чудин, - на свою голову...
Жрут наш  хлеб,  насилуют женщин,  Бог  весть чем еще кончится эта ляшская
дружба...
     Вышата разозлился.
     - И зачем это князь держит при себе этих ляхов?  - воскликнул он. - К
чему он  пьет с  ними и  охотится?..  Гнать бы их прочь...  Ведь мы прежде
обходились без ляхов и теперь можем жить без них.
     - Еще бы не жить!  -  поддакивал Чудин.  -  Как прогнать их...  Он не
смеет: ляхи посадили его на отцовский стол.
     Они опять замолкли.  Чудин исподлобья посматривал на  Вышату,  как бы
желая убедиться,  какое впечатление произвели его слова, но Вышата молчал.
Видно было,  что  каждый думал про себя и  скрывал свои мысли.  Но  Чудину
хотелось прощупать своего спутника.
     - Впрочем, не ахти как трудно избавиться от ляхов, - пробурчал он под
нос, - русских много, ляхов мало...
     - Не драться же нам с ними.
     - Драться!.. Гм! Все может быть...
     Вышата бросил на Чудина недоверчивый взгляд.
     - Сами-то не уйдут,  - отвечал он, - им привольно у нас, а Изяслав не
прогонит... не посмеет...
     Боярин улыбнулся и, наклонившись к уху Вышаты, таинственно сказал:
     - Князь давно прогнал бы  их  ко  всем чертям,  да только он не хочет
накликать беды на  свою голову.  Отпусти он  ляхов,  так  Всеслав коршуном
набросится на Русь, а пока ляхи здесь - боится.
     - Коли так, то нечего делать... либо брататься с ляхами, либо...
     Чудин сычом посмотрел на Вышату.
     - Есть средство,  -  сказал он.  - Убирать их по одному, так, чтобы и
родная матушка не могла отыскать костей!
     Вышата  отпустил поводья  лошади,  свободно шедшей  по  узкой  лесной
тропинке, и молча разгладил усы и бороду.
     - Этаким путем мы ничего не достигнем!  -  заговорил он.  - Пока этот
королек будет сидеть у  нас,  -  он  показал рукою в  направлении Красного
двора, - до тех пор мы не успокоимся. Одних уберем, ему пришлют других.
     Лицо  боярина  Чудина  в  оспинах,  поросшее волосами,  просияло.  Он
улыбнулся во весь рот,  растянув его до ушей, потом громко рассмеялся. Эхо
подхватило его голос и разнесло по Дебрям.
     - Ты говоришь словами Изяслава,  -  заметил он. - Сегодня после пира,
когда  Варяжко уже  успокоился и  Болеслав уехал домой,  князь мигнул мне,
чтобы я подошел к нему. "Скверное дело, - сказал он. - Болеслав расположил
к себе сердце киевлян!  Пока он будет сидеть на Красном дворе..." Князь не
кончил, но я угадал его думу.
     Чудин как бы умышленно поджигал Вышату.
     - Да,  ты прав!  -  воскликнул последний.  - Довольно нам дружиться с
ляхами!..
     Его губы сжались,  и две глубокие складки образовались над носом.  Он
стиснул кулак и, грозно махая им в воздухе, произнес:
     - Я скоренько бы справился с ними!..
     Боярин  широко  улыбнулся,   бросил  взгляд  вокруг,   как  бы  желая
убедиться,  не  подслушивает ли  их кто,  нагнулся к  Вышате и  вполголоса
сказал:
     - Князь Изяслав так же думает...  Он сам мне сказал:  "Слушай, Чудин,
если  Вышата  не  свернет  головы  корольку,  который ухаживает за  нашими
девушками, так уже, видно, никто не свернет..."
     - Откуда князь-то знает,  что ляхи сидят у меня вот здесь?  - спросил
Вышата, помолчав и показывая на затылок.
     Чудин искоса посмотрел на Вышату.
     - Как откуда?..  Ты  имеешь право,  -  потом неохотно прибавил:  -  И
возможность...  Король и  вся его дружина у  тебя под боком...  Ты  можешь
воспользоваться случаем... Князь все это знает.
     Разговор опять оборвался.  Оба ехали молча по  лесной тропинке.  Было
прекрасное  тихое   утро.   Солнце  только  начало  всходить,   пронизывая
золотистыми лучами лесную чащу и  отражаясь бриллиантовым блеском в каплях
утренней  росы,   повисшей  на   листьях   деревьев.   Это   была   тишина
просыпавшегося дня:  до их слуха доносились крики летящих лебедей, гусей и
уток,  они прерывались пением и чириканием мелких лесных пташек.  Время от
времени громко стучал дятел, слышался голос черного дрозда, пробудившегося
от ярких лучей солнца, а издалека, из гущи высоких лип Крещатой долины, со
стороны  Кловского  ущелья,  доносились соловьиные трели,  рассыпавшиеся в
Дебрях. В тростниковых зарослях болот не переставая квакали лягушки.
     Всадники вслушивались в это шумно пробуждавшееся утро, продолжая свой
путь по тропинке,  ведшей коротким путем к  Берестову.  Фыркали их лошади,
вдыхавшие утренний свежий воздух.
     Каждый  думал  свою  думу,  оба  хранили глубокое молчание.  Они  уже
подъезжали к горе,  из-за которой виднелся угол Соколиного Рога, как вдруг
Чудин нарушил молчание:
     - Однако соловьи славно приветствуют Добрыню с добрым утром...
     По-видимому,   боярин  хотел  снова  завязать  разговор  с   какою-то
особенною целью.
     При имени Добрыни Вышата быстро обернулся.
     - Добрыню!..  -  повторил он и  невольно взглянул в сторону Клова.  -
Разве он еще там?.. Ведь говорили, он ушел в Псков.
     - Да  где же  ему быть?..  Ходил в  Псков,  да  едва унес оттуда свои
ноги...  Там не любят шутить...  Князь Глеб приказал своим отрокам казнить
всех колдунов... Наш старик и сбежал.
     - Давно он вернулся?
     - Нет,  зимою,  пока Всеслав княжил в Киеве...  О, это умная башка! -
прибавил боярин.  -  Знает, что случится с каждым... Добрыня же предсказал
Всеславу, что тот недолго будет княжить в Киеве... и угадал.
     Они доехали до поворота небольшой тропинки, ведущей направо.
     Чудин вдруг остановился.
     - Знаешь, - молвил он Вышате, - что мне в голову запало?
     - А что? Молви, боярин.
     - Эта тропинка ведет к  Добрыне...  Не  мешало бы заехать...  Спросим
старика,  пусть скажет нам всю правду...  Он  должен знать,  менять ли нам
князя еще раз? - Он ехидно улыбнулся и лукаво взглянул на товарища.
     Вышата тоже принужденно улыбнулся,  но  видно было,  что он не против
предложения боярина.
     - Эх-ма,  боярин! - отвечал он с напускною веселостью. - Видно, очень
захотелось знать,  что тебя ожидает завтра...  Но ведь с колдуном не легко
справиться.
     Чудин угадал желание Вышаты.
     - Правду люди говорят,  колдуны -  бесовское наваждение...  а  что-то
тянет к нему... Коли Добрыня гадает князьям, так, может, и нам...
     - Да что тут бобы разводить!  -  перебил его Вышата. - Надумал ехать,
так поедем... Не Бог весть какой крюк сделаем.
     Оба всадника повернули на тропинку, ведущую к Кловскому ручью, но так
как дорога была узка,  то они ехали друг за другом:  Чудин впереди, Вышата
сзади.
     Чудин все время заговаривал с Вышатой,  но он отделывался полусловами
и почти не поднимал головы,  свесившейся на грудь.  Видно,  его беспокоила
какая-то  мысль...  Он  не  был сторонником Изяслава,  не  пользовался его
милостями и  не  боялся говорить правду-матку,  что  он  доказал во  время
посольства.  Прежде он  боялся ляхов,  как и  другие,  но  не  имел причин
ненавидеть их. Когда король приехал на вече к киевлянам и Вышата убедился,
что он расположен к народу,  то почувствовал даже уважение к нему.  Все об
этом знали,  потому что  Вышата не  скрывал своих чувств.  Тем не  менее в
данную минуту он думал совсем иначе. На княжеском пиру он защищал Изяслава
и  спорил с  боярами,  потому что любил Люду и охотно отдал бы за нее свою
жизнь,  а  между тем Люда находилась на  Красном дворе как бы в  роли жены
короля,  которого она полюбила.  Поэтому не  мудрено,  что он беспокоился.
Мысль о любимой женщине,  которая обнимала другого человека,  целовала его
губы,  шептала слова любви,  лишала его покоя.  Он  любил ее совсем не как
сестру,  которая росла на его глазах и которую он нашивал на руках,  и эту
девушку он потерял.
     Ему было жалко себя,  ее,  еще чего-то - и стыдно. Жалко собственного
счастья,  растаявшего как дым;  стыдно -  своих ровесников и  приятелей из
дружины: ведь та, которую он любил, быть может, услаждала короля за наряды
или золото...  По временам ему нашептывал какой-то голос:  "Чем же виноват
король?.."  Но  Вышата не мог простить королю,  что его любила Люда.  Быть
может, он ее охотно простил бы, хоть она не любила его, Вышату, но если бы
знал,  что она никого другого не  любит...  Но она любила короля,  жила на
Красном дворе как  королева,  окруженная почестями и  любовью.  Она забыла
своих подруг, старый отцовский терем и даже себя. И зависть пробуждалась в
сердце Вышаты. Часто на пирах княжеских или на охоте, глядя на счастливое,
сияющее лицо молодого короля,  он чувствовал, как им овладевало бешенство.
Он  готов был  выхватить меч из  ножен и  вонзить его в  грудь счастливого
соперника.
     Из-за одного ляха он возненавидел всех и метался,  как тигр в клетке.
Им  овладели ненависть и  зависть.  На  пирах  он  напивался,  на  охоте -
рисковал:  ходил один с рогатиною на медведя, с одним луком - на волка; он
по целым дням не слезал с коня и проводил время в поле с любимым кречетом.
Однако не  мог  он  залить свое горе вином,  рев медведя не  мог заставить
забыть любимую.  Измученный и  усталый,  он возвращался домой,  в  горячке
бросался на  постель и  не находил покоя;  счастливые лица короля и  Люды,
обвивавшей его своими руками, преследовали несчастного.
     - Будь ты трижды проклята!  -  восклицал он сквозь сон. - Ты, которая
забыла  дом  своего  родителя,  девичью  честь,  старика отца,  который не
пережил бы этого позора... И ради кого!..
     И он вскакивал с постели,  хватался за меч, будил отрока и приказывал
ему зажигать лучину...
     Неудивительно,  что Вышата,  находясь позади Чудина, неохотно отвечал
на  его вопросы:  его мысли были заняты Людою,  перед его глазами являлись
одни и  те же грустные картины.  Чудин,  воспитанный в княжеской гриднице,
ловкий, осторожный и услужливый, если это оплачивалось, легко догадался, о
чем печалится Вышата,  и решился извлечь из этого для себя пользу; поэтому
он  бросал ему  слово за  словом,  заставляя его разговориться.  Он  давно
заметил его  тайную ненависть к  королю и  радовался,  что  приобретет для
князя такого приверженца,  который мог  знатно ему послужить.  Убедившись,
что ненависть эта существует,  он сам направился в гости к Вышате и теперь
ехал с ним в Берестово,  чтобы вместе поохотиться несколько дней. Ему было
необходимо сблизиться с Вышатой.
     Тропинка, по которой они ехали уже с полчаса, была не особенно удобна
для  путешествия,  так  как  вилась между  деревьями,  густо сплетавшимися
верхушками,   отчего  приходилось  часто  нагибаться,   иначе  при  каждом
прикосновении головы к ветвям крупные капли росы обдавали их дождем. После
получасовой езды кони стали беспокойно прядать ушами,  словно почуяв зверя
или  близкое  жилье.  И  правда,  жилье  было  недалеко,  так  как  вскоре
послышался лай собаки, хотя всадников все еще окружали высокие непролазные
чащи из лип и  кленов.  В  утренней тишине,  нарушаемой шелестом листьев и
лаем собаки, можно было различить журчание воды.
     - Теперь  недалеко,  -  проговорил  Чудин,  поворачиваясь  к  Вышате,
ехавшему сзади.
     - Он дома? Как ты думаешь? Чтобы даром не сделали крюк...
     - Дома!..  Слышишь,  собака лает,  вода шумит по  лотку,  должен быть
дома.
     Лай собаки становился отчетливее, тропинка как будто делалась шире, и
вскоре послышался рев скота в  поле.  По  обочинам тропинки росла крапива;
далее  виднелась  сквозь  разреженные  ветви  деревьев  поляна,   за   нею
показались  почерневшие  соломенные  крыши.  Как  бы  приветствуя  их,  на
тропинку выскочила собака и начала громко лаять и бросаться на лошадей, но
видя, что не может их остановить, бросилась в кусты, заливаясь еще громче.
Всадники выехали на  небольшую поляну,  служившую вместо двора перед домом
Добрыни.  Они остановились посередине,  тихо разговаривая и посматривая на
избу, ютившуюся под двумя ветвистыми деревьями.
     Изба была невелика,  старая, покрытая соломою и почерневшая от дождей
и непогоды.  Вся крыша поросла зеленым мхом и травою,  из  которой,  точно
гиганты,  выглядывали  колосья  ржи  и лесной спорыньи.  Через темно-бурый
покров  прорывался  дым  и,  черными  клубами  прокатившись   по   соломе,
поднимался   к   вершинам  деревьев,  расплывался  в  воздухе,  исчезал  в
золотистой солнечной  выси.  Услышав  топот  коней  и  лай  Бурки,  чья-то
невидимая  рука отодвинула слуховое оконце в стене избы,  выглянуло чье-то
лицо, спряталось, и окошечко снова задвинулось.
     Невдалеке  от  всадников,  в  густой  траве,  виднелась  протоптанная
тропинка,  она  вела через кусты калины и  орешника к  ручью.  За  кустами
мелькало колесо мельницы, слышался шум воды.
     - Кто-то показался и спрятался, - заметил Вышата. - Видно, боятся!
     - Ну,  здесь некого бояться, да и нечего, - отвечал Чудин и, как бы в
подтверждение своих слов, повернулся к избе и громко крикнул:
     - Эй ты, старуха!.. Дома Добрыня?
     Дверь  избушки открылась,  и  на  пороге  показалась дряхлая старуха,
опиравшаяся на клюку.  Она посмотрела на всадников с  любопытством,  но не
без подозрения.
     - Дома,  -  отвечала она,  - где же ему быть... Видно, на мельнице...
Сейчас позову его к вашей милости.
     И  старуха,  боязливо  озираясь,  потихоньку поплелась по  тропинке к
мельнице.
     В  ту  же  минуту на  тропинке среди пышных кустов показалась высокая
фигура  еще  довольно  сильного  старика,  шедшего  с  непокрытой головой.
Впереди с лаем бежала собака. Макушка у старика была довольно плешивой, но
вокруг волосы были,  они спускались на плачи длинные,  седые.  Борода тоже
была седая и длинная. Он шел не торопясь и рассматривал всадников.
     Старушка увидела его прежде других и остановилась:
     - Да вот и Добрыня!
     Вышата и Чудин повернулись в ту сторону.
     Старик, подходя к ним, поклонился в пояс с притворной покорностью.
     - А мы к тебе, Добрыня, приехали в гости! - сказал Чудин.
     Оба  всадника сошли с  коней,  взяли их  под  уздцы и  медленно пошли
навстречу старику,  между тем как Добрыня, приближаясь к ним, кланялся, но
глядел подозрительно.
     - Много чести для нищего и одинокого старца!  -  отвечал он. - Но мне
кажется, что-то у вас другое на уме?
     Все  трое  остановились,   переглядываясь  и   перекидываясь  редкими
словами.
     - Простите,  бояре,  что не  приглашаю вас в  избу,  там тесно,  да и
незачем задыхаться нам в душной хате,  когда перед нами такая прекрасная и
просторная изба!
     И  Добрыня обвел  рукою  вокруг,  показывая ту  избу,  крышею которой
служило голубое небо, сверкающее на востоке ярко восходящим солнцем.
     - Лучше пойдем к мельнице,  -  прибавил он,  - там по крайности можно
привязать лошадей и свободно поговорить!
     И Добрыня повернул назад.  За ним гуськом пошли Вышата и Чудин,  ведя
за собою коней.
     - Вот,  видите,  сколько здесь места,  как изба-то велика!  - заметил
Добрыня.
     Всадники привязали коней к  шлюзу.  Чудин подошел к Добрыне и положил
ему руку на плечо.
     - Так как же, старина? Что ты на все это скажешь?
     Поначалу  показалось,   что  Добрыня  знает  действительно  обо  всем
происходящем.
     - Что же я могу сказать?  -  равнодушно спросил лукавый старик.  - Вы
сидите за столом князя и знаете,  с кем он ест,  с кем пьет,  с кем дружбу
водит,  кто ему приятель, а кто ворог. А я что!.. Вот иногда мне листья, а
то и вода, падающая с желоба на колесо, а иногда и звезды, которые смотрят
на нас... ну вот иногда кое-что все они и говорят мне, а от людей я ничего
не узнаю.
     Чудин выказывал нетерпение.
     - Нам все равно,  кто с тобою говорит...  благо ты все знаешь, а коли
знаешь,  то  должен сказать,  за  тем мы  и  приехали к  тебе.  Ведь ты же
предсказал Всеславу...
     - Правда... предсказал. - Добрыня призадумался. - Скажите мне, бояре,
как думает князь поступить с  тем?  -  И он показал в направлении Красного
двора.
     Чудин взглянул на колдуна исподлобья.
     - Плохо,  - сказал он как бы про себя, - народ льнет к нему, что мухи
к меду.
     - Да,  ты прав, боярин! - отвечал Добрыня, гладя свою длинную бороду.
- Льнет народ, льнут девушки, только до добра это не доведет!
     Тут он  посмотрел на  Вышату,  тому явно не понравилось это замечание
Добрыни. Он верил, что колдун знает все, и ему хотелось спросить о чем-то,
но было совестно.
     - Ну, так как же, Добрыня? - приставал Чудин.
     - Гм!  Как  же?  Ляхов нужно прогнать,  вот и  все!  Пусть идут себе,
откуда пришли.  Пока этот королек и  его  дружина сидят на  Красном дворе,
Изяслав бесится от злости, не то он князь, не то нет! Ну, а если прогоните
ляхов, так и успокоится.
     Чудину понравилась речь колдуна.
     - Так-так,  ты прав, Добрынюшка... Видишь, и Добрыня то же говорит! -
прибавил он, обращаясь к Вышате.
     Вышата молчал. Добрыня улыбнулся ему, похвала боярина пришлась ему по
душе, он сам принялся себя хвалить.
     - Старик все может угадать,  - говорил он. - Старик видит там, где вы
ничего не видите.
     Это послужило поощрением Чудину.
     - А если ты так далеко видишь,  старик,  то скажи, как нам избавиться
от ляхов?
     - Это уже дело ваше.  У вас на то есть боярская дума, есть дружина...
при вас вся сила...
     - Ну, а как бы ты поступил на нашем месте? - допытывался Чудин.
     Но Добрыня не давал решительного ответа.
     - Ну,  я сам пособил бы своему горю,  - пробурчал он,  -  пока  течет
Днепр... пока на дне лежат камни... пока есть липовое лыко...
     Он не кончил, как будто испугался.
     Чудин понял его намеки,  повернулся к Вышате, многозначительно кивнул
ему головой и, нагнувшись к уху Добрыни, полушепотом таинственно сказал:
     - Ты  правду молвил,  и  за  эту правду милостивый князь подарит тебе
соболью шубу и кафтан боярский.
     - На то его воля... а по-моему, он должен делать так, как я говорю.
     Настала  минута  молчания,  во  время  которого  Добрыня  взглянул на
призадумавшегося Вышату.
     - Ну, а что думает ваша милость? - спросил он.
     Захваченный врасплох Вышата не знал, что ответить.
     - Да что?  -  сказал он неохотно.  - Князю беда от ляхов, но и мне не
веселее.
     - Так-то оно так,  -  проговорил Добрыня,  как будто знал,  в чем тут
дело. - Ведь он отнял у тебя твою сизокрылую.
     Вышата нахмурился.
     - Отнял... пусть держит... потом расплатится.
     Добрыня покачал головой.
     - Да  тебе-то  от  этого не легче,  когда он станет расплачиваться...
Нужно теперь вырвать ее из его рук. Зачем кровь воеводы позорить в теремах
королевских?
     - Я  то  же  говорю ему,  -  вмешался Чудин.  -  На  силу нужно силою
отвечать.
     Оба, по-видимому, подстрекали его к мести. Вышата недоверчиво покачал
головой.
     - Оберегают ее!  Нам с тобою не отнять... если князь за себя не умеет
постоять, так что ему наша обида?
     - Вот  как!  -  гневно воскликнул Чудин.  -  Хотя князь боится ляхов,
которых привел сюда на свою голову,  но и то надо сказать - не так страшен
черт, как его малюют. Как, Добрыня?
     И Чудин выразительно посмотрел на Добрыню.
     - Не видал его, не знаю, - тихо отвечал колдун.
     Боярин не переставал шутить:
     - Давно уже не видал?  Люди бают,  ты каждый четверг ездишь к нему на
Лысую гору вечерять.
     Добрыня пасмурно посмотрел на прибывших.
     - Вольно вам смеяться надо мною, бояре. А вот тысяцкому из Берестова,
верно, не до смеха!
     Вышата, задетый за живое, не мог удержаться.
     - Мне не жаль девушки,  Добрыня! Пусть ее любит, кого хочет, на то ее
воля,  но  мое сердце болит при виде ляхов.  Да  разве одна моя Люда в  их
руках? А все-таки ни одной не вырвали из рук ляхов.
     - А я скажу ваше