й стоянки на Берестове. Услыхав рев медведя,
отряд задержался как  раз  там,  где оставили следы насильники.  Несколько
всадников отделилось от отряда, и вскоре их глазам представилась печальная
картина:   висевшие  на  дубах  мертвецы,  над  которыми  кружили  вороны,
испуганные ревом зверя.  В  стороне сидел медведь и с любопытством смотрел
на девушку, стоявшую на коленях возле мертвого тела...
     Всадники недоумевали,  что бы это значило.  Спокойно сидевший медведь
возбудил  желание  попытать  счастья.   Вот  один  воин  и   попробовал...
Прицелился,  и  стрела попала в  медведя.  Именно после  этого  всадники и
выехали на поляну, где Люда и увидела их. Дальше, за ними, в густых кустах
орешника, еще мелькали смуглые, обветренные, с длинными усами лица ляхов.
     Ехавший  впереди воин,  убивший медведя,  по-видимому,  принадлежал к
богатому роду. Его рослый конь имел красивый стальной нагрудник и такой же
чешуйчатый наголовник;  у  всадника на  голове  блестел стальной шлем,  на
груди -  чешуйчатая кольчуга,  на ногах - наколенники; сбоку висел длинный
меч, через плечо - лук и сайдак*.
     _______________
          * Сїаїйїдїаїк (саадак, сагайдак) - чехол для лука.

     Этот рыцарь был один из приятелей короля Болеслава;  он был несколько
старше  его,  считался неразлучным товарищем его  ратных  дел,  звали  его
Болех,  был он  из  рода Ястржембец.  Он спрыгнул с  коня,  бросил поводья
находившемуся при нем отроку и  подошел к девушке.  Долго недоумевал,  что
ему делать дальше.
     - Успокойся,  девушка,  -  заговорил наконец ласково Болех,  - теперь
косолапый безопасен...
     Слыша  за  собою  хруст сучьев,  ломавшихся под  тяжестью всадников и
коней, Людомира еще больше испугалась и молчала. Болех долго стоял над нею
в полном молчании, не понимая, что же здесь произошло.
     - Скажи, что с тобой, милая девушка? - спросил он.
     Голос,  в  котором  звучало сочувствие,  заставил Люду  выпрямиться и
поднять  глаза.  Ее  глаза,  в  которых  стояли  слезы,  показались Болеху
нестерпимо тоскливыми.
     - Отец, - произнесла она, показывая на тело, подле которого стояла на
коленях. - Я пришла похоронить его...
     Эти слова вызвали сочувствие и у окружающих.
     - Отец...  отец!  -  отозвались несколько человек, но никто из них не
понимал, что все-таки случилось и почему здесь столько повешенных.
     На  поляну въезжали остальные всадники;  они окружили Люду и  убитого
медведя, все смотрели на лежавшие на земле и болтавшиеся еще на дубах тела
несчастных.
     Кто-то из отряда, по-видимому, слыхал от киевлян о расправе Мстислава
и знал, как он расчищал своему отцу путь в город.
     - Ого-го!..  - воскликнул этот человек. - Так вот где Мстислав вершил
свое правосудие!
     Эти слова вызвали у девушки жалобный вопль,  она нагнулась над трупом
отца и стала покрывать его поцелуями и слезами.
     - Бедный мой,  бедный отец!..  Чем же ты провинился, что они отняли у
тебя жизнь?
     Сцена эта  произвела тяжелое впечатление на  присутствующих,  но  все
хранили молчание, не зная, что делать.
     Один из всадников обратился к Болеху:
     - Не плакать же ей здесь целый день!
     - Надо бы отвезти ее домой!  -  заметил Болех и потом как бы про себя
прибавил:  -  Дать бы знать на княжий двор...  да похоронить старика...  и
других - тоже... Не ждать же, пока их растерзают дикие звери!
     Кто-то из всадников громко заметил:
     - Изяслав велел своему сыну  повесить их,  а  теперь станет хоронить?
Вздор какой!
     Разговор прекратился,  но  вопрос,  что  делать с  молодой девушкой и
мертвым, не был решен.
     - Ну-ну,  довольно плакать,  красавица! - произнес Болех. - Я прикажу
отвезти тебя  домой,  при  мертвых оставлю стражу,  а  потом пришлю людей,
чтобы похоронить твоего отца.
     Речь Болеха привела Люду в чувство.
     - Не  пойду,  -  отвечала она.  -  Не  могу я  оставить его  здесь на
поругание.
     - Но и тебе здесь нельзя оставаться, - заметил Болех.
     Люда как будто не слыхала его слов,  но, когда Болех повторил, что он
поставит стражу подле мертвых,  перестала плакать и  недоверчиво взглянула
на него.
     Он понял ее сомневающийся взгляд.
     - Мечек!  -  крикнул он  одному из  всадников.  -  Возьми еще двоих и
останься здесь, пока я не пришлю людей похоронить умерших.
     От отряда отделилось несколько охотников. Болех посадил Люду к себе в
седло.  Она  не  сопротивлялась и  не  произнесла ни  одного слова,  точно
онемела.  Отряд в беспорядке выехал из чащи на тропинку, построился в ряды
и медленно двинулся в направлении Крещатика,  вступив на мостик,  небрежно
перекинутый через  ручей,  который  стремил свое  течение между  вербами к
Днепру.
     За ручьем тропинка круто взяла в гору. Проехав порядочное расстояние,
отряд спустился вниз,  где лес уже редел.  Направо тянулась дикая пуща,  а
налево,  между разбросанными там и сям деревьями,  отражался Днепр широкой
длинной лентой.  За ним зеленел Турханов остров и  блестел на солнце крест
монастыря Святого Николая.
     Здесь дорога разветвлялась:  одна развилка вела на Берестово, другая,
налево,  за  Печерскую лавру,  на  Выдубичи,  где  стоял  княжеский терем,
называвшийся  Красным  двором.   Расположен  он   был   над   Днепром,   в
очаровательной местности,  всего за год до этого построенный и  отведенный
для короля Болеслава.
     Людомира блуждающим взором скользила по окрестностям, не понимая и не
чувствуя, что вокруг нее происходит.
     По  дороге отряд не  встретил ни  одной живой души;  люди прятались в
хаты и мазанки,  а то уходили с женами,  детьми и скотом в Дебри,  так как
вести о расправе Мстислава облетели все окрестности и нагнали страху.
     Когда отряд выехал на поляну, Людомира спросила;
     - Куда ты меня везешь?
     - На Красный двор, - отвечал Болех.
     В  ту  же  минуту  между  деревьями замелькал частокол  и  показались
постройки Красного двора.
     Детинец  был  переполнен  солдатами.   Когда  Болех  въехал  в  него,
дружинники, видя в седле женщину, по обыкновению стали шутить.
     - Эге, брат! - говорили они развязно. - Ты, кажись, не зевал.
     Болеху не понравилось шутливое замечание.
     - Да, не зевал... - холодно отвечал он.
     - Где же ты поймал эту лань?
     - Это мое дело!
     - Конечно, если поймал, так твое, и никто у тебя не отнимает...
     Пока Болех огрызался,  его  спутники успели уже рассказать другим обо
всем случившемся и вызвали своим рассказом сочувствие к девушке.
     Молчаливая и задумчивая, Люда стояла неподвижно перед рундуком.
     Дали  знать  королю,  который находился в  горнице.  Спустя несколько
минут он вышел в сени под рундуком и,  удивленный,  загляделся на красивую
девушку.
     Людомира,  сложив опущенные руки,  безучастно смотрела перед  собой и
ничего не видела.
     Король обратился к кучке стоявших воинов:
     - Откуда ты взял, Болех, эту пленницу?
     - Это сирота,  милостивый король,  - отвечал тот, подходя, и принялся
рассказывать ему о приключившемся.
     Их беседа вывела Люду из оцепенения.
     Она  подняла на  короля свои  прекрасные голубые глаза  и  пристально
взглянула на него,  будто узнавая.  Затем окинула взглядом весь двор, и ей
показалось,  что рыцари,  кони и тот,  кого называли королем, были знакомы
ей, что она уже видела их где-то... Она силилась припомнить.
     Вдруг девушка закрыла лицо обеими руками и вскрикнула:
     - Боже, Боже!..
     В  ее  воображении возник образ,  который еще  так недавно был вызван
силою заклинаний...  Она узнала воинов, коней и короля... Король - это тот
самый  человек,  который представлялся ей  ехавшим впереди отряда  воинов,
когда она в памятный ей вечер смотрела в оконце своей девичьей светелки, и
которого она видела стоящим на верхушках деревьев в саду ее отца.
     "Суженый" явился ей во второй раз.
     Однако никто из окужающих не понял ее внезапного возгласа.
     Болеслав подошел к Людомире.
     - Успокойся,  красавица!  -  заговорил он. - Мы не причиним тебе зла.
Правда, может, ты опасаешься нас, но мы не так злы, как ты думаешь.
     Девушка хранила молчание, она дрожала.
     - Как же нам звать тебя, милая?
     - Люда, - тихо ответила она.
     - Ну,  успокойся, моя днепровская русалка! - И король положил руку на
ее плечо.  -  Я сейчас пошлю людей привезти твоего отца...  Где ты желаешь
его похоронить?
     Людомира подняла на него голубые глаза.
     - Не... знаю...
     - Где хочешь, там и похороним.
     - У могилы Аскольда...  а то на Выдубичах,  - отвечала она. - Там ему
будет спокойнее.
     Ободренная   вежливостью   и   добротою   Болеслава,   Люда   немного
успокоилась.
     Король  велел  ее  поместить в  верхних горницах терема,  намереваясь
отослать к родным, когда немного утихнет военный шум.
     Как  только  прошел  первый  страх,  вызванный ее  присутствием среди
незнакомых людей и  она  уже могла дать себе хоть какой-то  отчет во  всем
происшедшем, у нее возникло чувство, повергшее ее в изумление. Она увидела
вокруг  богатство,   роскошь,   точно  волшебная  рука   перенесла  ее   в
заколдованное царство,  чтобы она  скорее позабыла только что пережитые ею
страдания.  Ее нарочно окружили всем этим таинственным блеском?  А  как же
еще  объяснить эту  перемену?  Горенка в  тереме была  украшена мрамором и
позолотою,  потолок  и  стены  расписаны цветными узорами.  Все  было  так
царственно,   великолепно,   будто   какая-то   королевна  жила   в   этом
заколдованном тереме и  лишь  на  время покинула его,  чтобы поохотиться в
ближайшем лесу.
     Воображение дорисовывало эту  таинственную картину,  на  которой была
изображена сама она.  Разгоряченная фантазия девушки нуждалась в ответе на
собственную мысль,  она копалась в  своей памяти,  но  не могла его найти.
Вдруг ей подумалось,  что это Изяслав приказал привести ее насильно в  его
дворец,  чтобы замучить,  как  замучил ее  отца,  и  тогда снова перед нею
возникла та  ужасная картина,  которую она  видела в  Дебрях.  Потом  Люда
решила,  что ее похитил змий крылатый и унес в хоромы королевича Валигоры.
Ей даже померещилось далекое пение:  это ее убаюкивали для того, чтобы она
уже никогда не проснулась.
     По-прежнему загадка оставалась неразгаданной.
     Вдруг она как бы пробудилась от волшебного сна и спросила себя:  "Где
я?" Подойдя к окну,  прислушалась и глядела,  глядела -  кругом незнакомая
местность...  Вдалеке блестела какая-то  река,  вероятно Днепр;  шумели  в
синеве вершины деревьев,  и  совсем рядом  шел  разговор на  непонятном ей
языке. И снова в ее головке зарождался безответный вопрос: "Где я?"
     Неуверенность,  неизвестность и  тревога сменяли одна  другую;  перед
глазами  мелькали таинственные картины,  написанные на  громадном кровавом
полотне поляны,  где  она  отыскала тело  повешенного отца.  Среди  прочих
волнений девичьего сердца ей как будто кто-то шептал: "Не бойся... это он,
твой суженый,  запер тебя здесь...  Это  королевич Валигора,  искавший для
себя самую красивую жену...  Это  он  ехал за  нею  во  главе вооруженного
отряда, нашел и привез в свои хоромы... Чего тебе бояться! Посмотри, какое
здесь богатство и роскошь,  сколько золота,  тебе будет здесь хорошо...  О
ком тебе тужить? У тебя был лишь отец, но его уже никто не воскресит..."
     И она на минуту успокаивалась.
     Потом  опять,  откуда-то  из  глубины  сердца,  что-то  накатывало...
Неужели совесть?..
     Уже  смеркалось,  а  она  сидела одна в  полумраке светелки и  руками
сжимала голову,  а  какой-то  голос  все  шептал настойчиво:  "Возвращайся
домой,  здесь тебе не место! Ты оставила девичий терем в отцовском доме...
вернись...  не доверяйся обольстительному пению русалок. Они увлекают тебя
в  хрустальные дворцы подводного царства,  усыпляют твою совесть роскошью,
приручают,  а  потом  схватят  и  защекочут и  вместо  хрустальных дворцов
похоронят тебя на дне Славутича... Теперь они манят к себе, а потом, когда
ты  проснешься,  столкнут в  глубину,  и  ты  никогда не  увидишь горячего
солнца,  голубого неба и  сада,  окружающего дом  твоего батюшки,  где  ты
играла  ребенком  и  засыпала  в  тени  деревьев,  убаюкиваемая матерью  и
Добромирой".
     Этот  невидимый голос  сжимал  ее  сердце и  грудь  тоской,  исторгал
рыдания  и  говорил на  понятном ей  одной  языке:  "Вернись,  вернись!.."
Заслушавшись, она продолжала сидеть в темноте.
     Вдруг дверь тихо отворилась,  и  в комнату вошли на цыпочках покорные
служанки и спросили:  не прикажет ли она чего-нибудь?  Она не знала и даже
не  думала о  них,  они  сами пришли,  точно их  нарочно для  нее  прислал
волшебник.
     Этот долгий и  тяжелый день слез,  страха и волнений уложил девушку в
постель, она - заснула. И снился ей прежний, знакомый сон: ее суженый, тот
самый,  которого видела она,  возвратившись с посиделок,  в окошечке своей
светелки,  видела,  как он проезжал над деревьями отцовского сада,  видела
потом  на  крыльце  Красного  двора,  окруженного  воинами,  закованными в
доспехи.  Ей  грезилось,  что это королевич Валигора,  который похитил ее,
унес и спрятал в заколдованных хоромах... Там она жила одна, и ей там было
спокойно  и  хорошо,  она  чувствовала себя  счастливою возле  королевича.
Убаюкиваемая приятным сном, девушка проспала до утра...
     Людомира поселилась на  Красном дворе.  Хотя Болеслав обещал отослать
ее домой, как только стихнет шум в городе, он этого обещания не выполнил.
     Пережитое так повлияло на девушку,  что она не могла себе дать отчета
в своем положении,  ее охватили равнодушие и тоска - она не могла ни о чем
думать.
     В продолжение нескольких дней,  кроме девушек,  прислуживавших ей как
королевне, никто к ней не входил. Из окна она видела только широкий Днепр,
уходивший далеко-далеко к  горизонту,  да  на  дворе  -  движение коней  и
солдат. И больше ничего.
     Через  несколько дней  она  пожелала  вернуться домой,  просьбу  свою
передала через одну из девушек.
     Вскоре после  этого  в  терем  к  ней  вошел красивый рыцарь,  и  она
осталась с ним наедине.
     Неизвестное ей  доселе  чувство овладело ею,  когда  она  встретилась
взглядом с  этим человеком.  Ей  опять показалось,  что  это  он  и  есть,
суженый,  предсказанный бесчисленными сказками и  песнями,  на которых она
была воспитана.  При виде его она не могла вымолвить ни слова.  Ею овладел
страх,  она не знала,  что делать,  а кто-то все нашептывал ей,  что это и
есть ее суженый, и он король ляхов.
     Несмотря на  свое суровое лицо,  он так ласково,  так нежно говорил с
ней, что его слова казались песнями.
     - Ты хочешь вернуться? - спросил он.
     - Мне скучно здесь,  - отвечала она, глядя ему прямо в глаза, и голос
ее дрожал от волнения.
     - Подожди еще,  - ласково сказал король, привлекая ее к себе и целуя.
- Потом, быть может, тебе не будет скучно.
     Она не отвергала его поцелуев, хотя до этой минуты ее лица и даже лба
не  касались ничьи губы.  Ей  показалось,  что от  его поцелуя по  ее лицу
пробегает огонь, и в волнении она не знала, что ответить.
     - Милостивый... господин... - только и пролепетала она.
     И они встретились взглядом и будто все сказали друг другу.
     - Останься,  дитя мое... - проговорил король. - Ты можешь вернуться в
любое время, когда захочешь.
     И  Людомира осталась.  Какая-то  могучая сила привязывала ее к  этому
смуглому лицу и голубым глазам. Она любила короля и скучала по нему. Когда
он  был дома,  искала его взглядом во  дворе среди вооруженной дружины.  А
когда он  уезжал,  следила за  ним  глазами,  пока  его  золоченый шлем не
скрывался из  виду,  и,  если  он  долго не  возвращался,  стояла у  окна,
смотрела и  ждала...  ждала с  беспокойством каждый день.  Зато,  когда он
возвращался, ей казалось, с ним возвращались спокойствие и счастье.
     Прежде  она  больше тосковала по  дому,  а  теперь привыкла к  новому
жилищу и тосковала только тогда, когда король долго не возвращался. Стоило
ему появиться на пороге терема,  она радостно кидалась к  нему.  В  сердце
девушки зарождалась любовь,  она все росла и приковывала ее к королю. Люда
была благодарна ему за  доброту и  ласки.  Она чувствовала себя одинокой и
все больше привязывалась к королю. Она любила его за любовь к ней.
     Ей  не  было  нужды скрывать это  чувство ни  перед собой,  ни  перед
людьми;  она  любила и  не  считала это преступлением,  любила,  как может
любить только молодая девушка.  С  каждым днем она все больше чувствовала,
что  эта  любовь становится для нее потребностью.  Поэтому изо дня в  день
откладывала свой отъезд с  Красного двора в  оставленный ею отцовский дом.
Потом в конце концов этот отъезд стал совершенно невозможным...  Теперь ей
нечего было тужить по  прежней жизни,  она нашла новую,  еще незнакомую ей
жизнь -  в  сердце короля:  расстаться с нею было чересчур тяжело,  просто
невозможно.
     Через  несколько недель своего пребывания на  Красном дворе  Людомира
вспомнила о своей доброй старой мамушке Добромире и заскучала по ней.
     Между  тем  мамка одиноко жила  в  опустевших хоромах Коснячко.  Едва
услышав, что воеводу увез на княжий двор Славоша, известный всем киевлянам
разбойник и палач,  все отроки и гридни со страха разбежались. Все еще шло
кое-как, пока Люда жила дома, но вот и Люды не стало, она ушла и бесследно
пропала.
     Добромира,  сидя  в  светелке Людомиры,  по  целым дням пряла пряжу и
смотрела в  оконце,  не  увидит ли  дорогого лица  своей Люды.  Посередине
двора, свернувшись кренделем, лежал верный пес; при каждом шорохе на улице
он  поднимал голову и  прислушивался,  уж  не  знакомый ли это голос,  но,
убедившись,  что нет,  клал голову между лапами и  опять лежал неподвижно.
Добромира и он охраняли дом и добро воеводы.
     Однажды за  два  или  за  три  часа  до  захода  солнца кто-то  робко
постучался в  калитку.  Добромира не  слыхала стука,  услышал его пес,  он
поднял голову и зарычал.  Вскоре он замолчал и,  насторожив уши,  повернул
голову  к  воротам;  затем  встал,  потянулся,  тряхнул лохматой шерстью и
медленно пошел к  воротам.  Подойдя к  калитке и  воткнув нос в  щель,  он
понюхал воздух и завилял хвостом...  Какое-то беспокойство овладело им: он
отбегал от калитки, становился посреди двора и смотрел на окно, у которого
сидела Добромира,  как бы желая обратить ее внимание; потом опять вернулся
к калитке, понюхал воздух, помахал хвостом и наконец завизжал.
     Стук в калитку усилился.  Услыхала ли старуха стук на этот раз или ее
внимание было привлечено визгом собаки,  но она встала,  спустилась вниз и
подошла к калитке.
     - Кто там? - спросила она.
     - Отворите!   -   отозвался  чей-то  женский  голос.  -  Я  пришла  с
весточкою...
     Сердце  старухи дрогнуло.  С  горячечной поспешностью она  отодвинула
засов и отперла калитку, в нее вошла незнакомая ей девушка.
     - Люда прислала меня за вами, - сказала она.
     - Люда... Люда... Да где же она?! - радостно воскликнула Добромира. -
Бедное дитя!..
     У девушки был несколько смущенный вид.
     - Где Люда?.. Говори скорее.
     - На Красном дворе...
     Мамка сразу не поняла.
     - Где, где? - переспросила она.
     - Около Выдубичей... На Красном дворе... в обозе ляшского короля.
     Добромира всплеснула руками от страха и удивления.
     - Бедная Люда!  - воскликнула она и вперила свои глаза в девушку, как
бы спрашивая о подробностях, но девушка ответила другим восклицанием:
     - О,  она так счастлива,  так счастлива!..  И только желает, чтобы вы
были при ней.
     - Счастлива?
     - Да. Ее король так любит...
     - Король? Какой король? Ляшский?
     - Ну да, Болеслав...
     Все  это для Добромиры было загадкой:  как Люда очутилась на  Красном
дворе,  где ее  увидел король,  что это за  счастье и  любовь,  о  которых
упомянула девушка!  Однако  сердце старухи преисполнилось радости,  п