ны отчетливо.
     - Ваша правда, мои верные благодетели, - сказал царь царей, наматывая
на  руку  поводья.  -  Надо  выслать  разведку.  Каменная  броня  зубчатых
крепостей, которые мы брали яростным штурмом, устрашала  нас  меньше,  чем
эта ловушка из бревен.
     - Укрепление возведено хотя и из  дерева,  однако  по  всем  правилам
военного искусства, - сказал Гобрий.  -  Взгляни,  государь:  вал,  стены,
ручей, подающий воду, - все на месте. Ров по  низу  пустить  -  и  тот  не
забыли. Склон крутой. Верно, многим пришлось погибнуть, не  добравшись  до
стен, поднимаясь, они служили хорошей мишенью защитникам города.
     Дул ветер. Облака, похожие  на  клочья  шерсти,  вползли  на  небо  и
затемнили солнце. В неярком свете бревенчатая крепость  казалась  тяжелой,
мрачной, почти непреступной.
     - Первый город на нашем пути, - задумчиво произнес Дарий.
     Ему виделся штурм, он обдумывал план атаки.
     - Город пуст, - доложила вернувшаяся разведка. - Люди покинули  город
недавно: зола в очагах не успела остыть.  Скот  угнан,  не  осталось  даже
собак.  В  хозяйственных  ямах  пусто,  если  не  считать  зерен  пшеницы,
присохших к глиняной обмазке ям.
     Неважная досталась добыча. Но врытые в землю хижины с соломенными, на
два ската, кровлями все же  лучше,  чем  гарь,  или  болотная  дымка,  или
скифская конница, неуловимая, как мираж.
     Дарий и его окружение  расположились  в  просторном  вытянутом  доме.
Слуги прикрыли ковром глинобитный пол, разложили подушки,  внесли  высокое
кресло царя царей и зажгли бронзовые светильники. Стало светло. Обнажились
черные, покрытые копотью стены.
     - Должно быть, здесь проживал  важный  вождь  со  своей  дружиной,  и
местные жители называли эту лачугу "дворцом", - сказал Дарий, презрительно
усмехнувшись.
     "Благодетели" и "сотрапезники"  расхохотались.  Достаточно  вспомнить
собственные дома в Сузах, не говоря о чуде-дворце повелителя стран,  чтобы
стало понятно, как мало название "дворец" подходило  к  темной,  с  низким
потолком и без окон постройке. Царские конюшни - и те нарядней.
     - Скажи, царь царей, а как по-твоему местные жители называли  это?  -
спросил Бэс. Он встал на носки и протянул Дарию глиняную форму для отливки
оленя.
     В Египте маленькие пальцы Бэса оплетали  золотой  проволокой  цветную
эмаль и низали узорчатые бисерные ожерелья. Толк в красивом Бэс знал. Но и
Дарий в своих руках воина подержал немало искусных изделий, поступавших  в
Суздальский дворец из покоренных стран. Царь  царей  умел  оценить  смелые
линии и выразительный силуэт.
     - Скорее всего это вдавленный в глину олень  совершает  прыжок  через
пропасть, - сказал он, принимая от карлика форму. - Копыта сложены вместе,
голова и шея сильно вытянуты вперед. Развесистые рога  настолько  красивы,
что напоминают волны критских орнаментов. Где ты сыскал это чудо?
     - Возле плавильных печей, - сказал карлик. - В западной части города,
на  берегу  ручья   расположилось   литейное   производство   с   горнами,
наковальнями и другими приспособлениями.
     - Ты вовремя показал форму, и твой урок справедлив, малыш.  Нельзя  с
пренебрежением  относиться  к  народу,  который  уже  не  раз  удивил  нас
изделиями своих мастеров. Но  назовем  ли  мы  это  жилище  "хижиной"  или
почтительно поименуем "дворцом", так или иначе, впервые за много  дней  мы
выспимся под надежной крышей.
     Повелитель стран снова ошибся. Надежность крыши оказалась обманчивой.
Едва сморил сон, раздался истошный крик: "Горим!"
     Огонь занялся одновременно во многих местах. Пламя, сглатывая солому,
перекидывалось с кровли на  кровлю.  Пытаться  тушить  было  бессмысленно,
хорошо   что   успели   вырваться   из   огненного   кольца,   стрелявшего
кроваво-красными головешками. Установить причину пожара не удалось. Ночная
стража призывала в свидетели  Ахурамазду,  что  ни  человек,  ни  зверь  к
городским стенам не приближались.  Ночевавшие  в  городе  клялись  тем  же
великим именем, что костра ни один из них не разводил.
     - Скифий Папай метнул огонь с неба, - зло сказал Дарий.
     Отъехав на пол перелета стрелы, он придержал коня  и  обернулся.  То,
что недавно было городом, превратилось в огненный столб. Пламя  рвалось  к
ночному небу. Красные языки слизывали черноту, рассыпая тысячи искр. А  на
самом верху огненного столба плясала, и веселилась злобно,  и  прыгала  по
остриям метавшихся языков огромная багряно-золотая пантера.
     Дарий прикрыл ладонью глаза, чтобы избавиться от наваждения.  Пантера
преследовала его, словно злой рок.
     В  течение   нескольких   дней   продвигались   вслепую.   Скифы   не
показывались. Высланные вперед разведчики не возвращались.  Зато  появился
пастух, отправленный к Иданфирсу. Его-то никто не ждал.
     - Кругом ни людей, ни дорог! Как тебе удалось разыскать мое войско? -
воскликнул Дарий, когда невр предстал перед ним.
     - Ветер разносил вести. Откуда  гарь  принесет,  откуда  овечий  дух,
откуда - конский, где гарь - там войну ищи.
     - Царя Иданфирса тем же путем нашел?
     - Иданфирса чего искать? Его место известное.
     - Где он? Скорей говори, пастух!
     - Царь Савлий в последнее кочеванье отправился.  Где  еще  Инданфирсу
быть, если не рядом с отцом? Сын отца до самой могилы сопроводить  обязан,
иначе нельзя. А Инданфирс сын жалостливый, - растроганно сказал пастух,  -
от жалости к отцу он и  сам  поседел.  Со  спины  поглядеть  -  широкий  и
крепкий, а с лица - как есть старый дед.
     - Не пойму о чем ты толкуешь. Передал ли мои слова?
     - Передал, великий царь, все твои слова передал.
     - Что Инданфирс ответил?
     - В обмен на твои слова царь Инданфирс прислал тебе много  других.  -
Пастух закрыл глаза и заговорил медленно, подражая чужому голосу:  -  "Мое
положение таково, царь Дарий! Я и прежде никогда  не  бежал  из-за  страха
перед кем-либо и теперь убегаю не от тебя, а поступаю так же, как обычно в
мирное время. Если вы желаете во что бы то ни стало сражаться с  нами,  то
вот у нас есть отеческие могилы. Найдите  их  и  попробуете  разрушить,  и
тогда узнаете, станем ли мы сражаться за эти могилы или  нет.  Но  до  тех
пор, пока нам не заблагорассудится, мы не вступим в  бой  с  вами.  Это  я
сказал о сражении. Владыками же моими я признаю  только  Папая  и  Табити.
Тебе же вместо даров - земли и воды - я  пошлю  другие  дары,  которые  ты
заслуживаешь. А за то, что ты назвал себя моим владыкой, ты мне еще дорого
заплатишь!" [обращение Дария к Иданфирсу и полученный  им  ответ  приводит
Геродот в четвертой книге своей "Истории"]
     Пастух перевел дыхание, видно радуясь, что сбросил тяжкую ношу  слов,
которую нес в своей памяти.
     Брови Дария гневно сомкнулись.
     - Скажи, пастух, - вмешался Отан, - где ты встретил царя Иданфирса  и
куда он держал путь?
     Кто их живущих в степи, к какому бы племени  ни  принадлежал,  выдаст
тайну царских жилищ Вечности? Месть мертвой руки страшнее всего другого.
     - Там, - кивнул пастух на закат,  хотя  Савлия  увозили  на  север  и
пастух это знал, сам оттуда только вернулся.
     - Пастух! - взревел Дарий. - Мы видели Иданфирса там!  -  царь  царей
указал на восток.
     - Так все от того, великий царь, что Иданфирс  по  воле  Папая  может
сразу во многих местах находиться. Степь это знает.
     - Ветер разнес?
     - И ветер, и люди. - Пастух достал из  дорожной  сумки  два  кубка  и
протянул Дарию, ожидая награды.
     - Дать что обещано! И чтобы духа вруна не было в лагере!



                            15. КАМЕНЬ И ЩИТ

     Дарий напрасно решил, что пастух его обманул. Пастух  рассказал  все,
как было. Одно утаил - направление, в котором двигался Савлий. Так про  то
говорить не следовало. Про мертвых  чем  меньше  болтаешь,  тем  спокойней
живешь.
     Оу! Хорошо провожали скифы царя. Вопли висели, как  белый  туман  над
болотом. Капли крови горели цветами в зеленой траве. Всадников  и  кибиток
не счесть - по всей степи растянулись.
     Пастух дождался, когда молодцы, сновавшие возле  Савлия,  ринулись  в
степь, и поравнял своего Булатку с важным всадником,  крепко  сидевшим  на
сером коне. Сперва пастух людей расспросил, какой из себя  царь  Иданфирс.
"Роста не так, чтобы большого, - сказали ему, -  из  себя  крепкий,  плечи
широкие, спина прямая". - "Молод ли?" - "Лет ему не считали, одно  сказать
можно - для воина в самый раз. Да тебе, невр, на что?" - "Поручение есть".
- "Поезжай вперед, сразу увидишь.  Царь  Иданфирс  бок  о  бок  с  вороной
упряжкой едет. Конь под ним серый в богатой сбруе - не ошибешься".
     Пастух так и сделал, всадника отыскал. Плечи у всадника были широкие,
спина - не обхватишь. Борода и  волосы  оказались,  правда,  седыми,  а  в
остальном - все, как люди описывали.
     - Дозволь слово молвить, царь Иданфирс, - сказал пастух.
     - Говори, невр.
     - Встретился я в степи с царем персов Дарием.
     О том, что он стадо царю персов  пригнал,  пастух  на  всякий  случай
умолчал. Зачем без толку болтать?
     - Так встретились. Дальше что было?
     - Дальше царь Дарий слова произнес и велел их тебе отвезти как  можно
скорее, потом с твоими назад вернуться.
     Пастух все слова передал. Ему слова для ответа вручили, и  он  поехал
разыскивать персов. Вспоминая  седую  бороду  и  белые  волосы,  торчавшие
из-под башлыка, он сокрушался: "Люди сказывали, воин в рассвете, а  вышло,
что старый дед".
     Мог ли догадаться пришлый, чужого  племени  человек  о  том,  что  не
каждому скифу было  известно?  Многие  продолжали  считать,  что  рядом  с
вороной четверкой ехал царь Иданфирс. На самом деле это был  его  дядя  по
матери, родной брат старшей жены Савлия.
     "Порода одна, башлык  нахлобучил,  со  спины  не  поймешь,  -  думала
обвешанная золотом Гунда. Даже  она  не  сразу  сообразила,  что  Иданфирс
вместо себя оставил возле повозки дядю. - Все они крепкие, словно  дубы  с
корнями. На земле стоят - с места не сдвинешь, на коня взобрались - вросли
в седло. Старшая жена старухой стала, в засохшую кору превратилась,  а  на
самого Савлия могла узду накинуть. Умела старая  ему  печенку  клевать  не
хуже орла, что летал на Кавказский хребет".
     - Эй, рабыня! - крикнула Гунда. - Как звали  того,  что  людям  огонь
добыл, а  боги  его  за  это  цепями  к  нашим  горам  приковали  орлу  на
растерзание? Печень орел клевал.
     - Прометей - имя гордого титана, не пожелавшего унизиться перед самим
Зевсом, - сказала Миррина, подъехав.
     - Правильно сделали, что приковали, нечего  против  Папая  идти.  Его
воля превыше всего, превыше человеческой.
     - Против Зевса, царица.
     - Папай ли Зевс - все равно царь богов, так же молнии с неба на землю
мечет. Сказывай, что  еще  на  скифской  земле  происходило,  какие  такие
истории приключались?
     - Изволь, царица. Про златорунного барана помнишь?
     - Чего там помнить? Его для Папая зарезали, шкуру на дереве  укрепили
и огненного змея стеречь приставили.
     - Благодарственная жертва была принесена Зевсу, не Папаю.
     - Если на ваших землях - то Зевсу, на наших -  Папаю.  Барану-то  все
едино было, для кого его в жертву зарезали. Сказывай дальше, что с золотой
шкурой случилось?
     - Рассказ пойдет о царе Пелии и о племяннике его  Ясоне.  Пелию  было
предсказано, что Ясон отнимет у него власть и  воссядет  на  царство,  вот
Пелий  и  задумал  избавиться  от  опасного  родича.  "Отправляйся,  милый
племянник, в Колхиду и привези золотое руно", -  так  сказал  Пелий.  Ясон
задумался. Каждому в Греции было известно, что руно  сторожит  дракон.  Ни
днем ни ночью он не смыкает глаз.
     - Огненный змей вроде наших дружинников, я  -  как  руно,  -  сказала
Гунда и  коротко  рассмеялась.  Золотые  цепочки  дрогнули  на  полных,  с
наведенным румянцем щеках.
     Миррина от жалости отвернулась.
     - Чего морду воротишь, рабыня? Сказывай знай.
     За время пути Миррина притерпелась к грубым окрикам.  Разве  можно  в
полную силу сердиться на обреченную?
     -  Пелий  приказал,  и  Ясону  пришлось  повиноваться,  -  стала  она
рассказывать. - Корабельный мастер по имени Арго построил славный  корабль
с высокой мачтой и белым парусом. Корабль в честь мастера "Арго"  назвали.
Потом Ясон стал скликать  аргонавтов  -  тех,  кто  на  "Арго"  в  Колхиду
[Колхида - древнее название  Западной  Грузии]  отправится.  Много  героев
откликнулось на его зов. Явился даже Геракл. Он шел, и земля  дрожала  под
тяжелой стопой.
     - Сказывают, когда он на нашу землю ступил, то след в камень вдавился
длиной в два локтя.
     - А когда Геракл на палубу "Арго"  вступил,  то  доски  погнулись,  -
сказала Миррина и повела повествование  дальше:  -  Едва  заря  расцветила
небо, якорь был поднят, весла взлетели  двумя  крылами,  и  "Арго"  чайкой
помчался по вспененным волнам. Каждому аргонавту было определено место  на
скамье у весел. Один Орфей сидел на носу корабля.  Его  пальцы  перебирали
струны, он пел, и от сладостных звуков стихали бурные волны и зачарованные
рыбы поднимались с морского дна.
     - И ты меня зачаруй, колдунья, заговори тоску.
     - Я не колдунья, царица, а петь сколько угодно могу, хотя  и  не  так
прекрасно, как пел Орфей. Возьми меня вместо Одатис.
     - Тьфу, привязалась, как лихорадка. Сказывай дальше.
     - Подвигов без числа совершили герои. Обо всем рассказать времени  не
хватит. "Арго" достиг берегов Фракии,  где  бурный  Истр  выходит  в  море
свирепыми рукавами.
     - Широкая, знать, река. Сказывают,  персы  длинный  мост  перекинули,
чтобы на нас войной идти,  да  той  же  дорогой  с  битыми  мордами  назад
уберутся. Запомнят скифские степи и Понт.
     - Так и будет, царица, - сказала Миррина. - А в те  времена  каждого,
кто входил в Понт, подстерегали каменные Семплигады. Теперь-то они  стоят,
как положено скалам, а тогда сходились и расходились непрестанно. И стоило
живому существу  оказаться  между  ними,  тут  же  расплющивали  его,  как
огромные жернова. Аргонавты на хитрость пошли: выпустили  сначала  голубя.
Полетел голубок, двинулись с двух сторон  Семплигады.  Море  вспенилось  и
небо вздрогнуло, когда скалы столкнулись.  Да  не  успели  они  раздробить
быстрокрылую птицу, вырвали перышко  из  хвоста  и  разошлись  ни  с  чем.
Аргонавты только и ждали,  когда  скалы  расступятся.  Взметнулись  легкие
весла. Чайкой помчался "Арго" и выскочил невредим. Руль  на  корме  успели
задеть Семплигады, другой добычи им не досталось. С той поры  смертоносные
скалы стали навеки недвижны. Открылась дорога в Понт  эллинским  кораблям.
Вот какой подвиг совершили  аргонавты  по  пути  в  Колхиду.  Да  про  все
геройства рассказать времени не хватит.
     - Думаешь, персы время нам сократят? - спросила вдруг  Гунда.  От  ее
внимания не укрылось, что Миррина два раза произнесла: "Рассказать времени
не хватит".
     - Как сократят, царица? Еще двадцать два дня!
     Стражники на мосту через быстротекущий Истр развязывали узелки, Арзак
вел счет, выбрасывая серые камушки, Миррина вырезала зарубки на деревянном
гребне. Зарубка - день.
     - Ишь, сосчитала, - с усмешкой произнесла Гунда. - А персы  со  своим
царем Дарием возьмут да счет спутают. Двадцать деньков себе  отнимут,  два
нам на потеху оставят.
     Миррине сделалось страшно. Она  ждала  Арзака  дней  через  пять  или
шесть. Ей было известно, что царь Иданфирс увел персов в земли буддинов, и
путь через степь свободен. Помехи она не предвидела.
     - Царица, как могут персы сократить наши дни?
     - Не твоего ума дело. Сказывай, что дальше произошло.
     - Что ж,  слушай,  коли  желание  есть.  -  Миррина  откашлялась,  от
волнения у нее сорвался голос. - "Арго" прибыл в Колхиду и  бросил  якорь.
Аргонавты отправились в царский дворец. Был этот  дворец  прекрасней  всех
других, хоть весь мир обойди, второго такого не встретишь. Сам Гефест  его
строил. Вокруг пышный сад раскинулся и четыре источника протекали. В одном
источнике молодое вино  играло,  в  другом  молоко  пенилось,  третий  бил
ключевой водой, в четвертом мед разливался.
     - Царица, - прервала  Миррина  рассказ,  -  позволь  передать  Одатис
горшочек меда. Тебе не в ущерб, а ей утешение.
     Миррина достала из сумки маленький амфориск с двумя ручками и высоким
горлом. Она предполагала, что снотворный настой будет налит в  похожий,  и
хотела приучить Гунду к виду сосудика, чтобы  потом  передать  настой  без
помех.
     - Держи при себе свои колдовские зелья или корми ими пса,  -  сказала
Гунда со злостью.
     - Я не колдунья, царица. Это обычный мед.
     - Сказано, ничего девчонке не передашь, и дело  с  концом.  Продолжай
про баранью шкуру. Заполучил ее этот герой?
     - Ценой великого  подвига  заполучил,  царица.  Царь  Колхиды  сказал
Ясону: "Я отдам тебе руно, чужеземец.  Только  раньше  запряги  медноногих
быков, дышащих пламенем, вспаши поле бога войны, засей драконьими  зубьями
и собери урожай. Не простой урожай. Из каждого зуба воин в латах  и  шлеме
поднимется, вот с ними и справься. Исполнишь все это - руно  твое".  Смело
Ясон вскинул голову: "Выполню, что велишь, но и ты  не  забудь  обещание".
Привели медноногих быков. Страшные. Ноздри пламенем  пышут,  из-под  копыт
искры несутся, крутые рога воздух секут...
     Сколько раз эти истории Миррина рассказывала Арзаку. Вечерами,  когда
наступал конец работе, они, оставив Одатис и  Старика,  вдвоем  уходили  в
степь. Там, на приволье Миррина разматывала длинную нить повествования,  а
Арзак протягивал руки к всходившей  луне  и  говорил:  "Смотри,  показался
"Арго".
     "Где сейчас Арзак? Скоро ли будет рядом? Везет ли настой?"  -  думала
Миррина. При мысли о том, что Арзак  видел  Ликамба,  ее  сердце  тоскливо
сжималось.


     - Арзак, давай сосчитаем камушки, - сказал Филл.
     - Двадцать два, знаю без счета, - ответил Арзак.
     - Вдруг вышла ошибка и камушков меньше?
     - Я не ошибся, Филл. Через пять или шесть дней мы догоним кибитку,  и
Одатис выпьет сонное зелье.
     - Ты придумал, как передать амфору? Кто-нибудь поможет?
     Каждый раз, когда Филл начинал разговор о настое, Арзаку делалось  не
по себе. Филл что-то выпытывал. Его слова имели два смысла.  Второй  смысл
был темный. И сейчас, когда кони скакали рядом,  голова  к  голове,  Арзак
решился.
     - Филл, - сказал он, - ты спрятал вопрос и носишь его, как  камень  в
праще. Будет плохо, если камень вылетит неожиданно и попадет мне в спину.
     - Почему мы никого не встречаем? - спросил Филл.  -  Куда  подевались
люди, стада? Отец любил повторять, что в  скифских  степях  столько  овец,
сколько на небе звезд. "Богатые овцами  пастбища  скифов  и  есть  золотое
руно, манившее греков в дальние земли", - так говорил отец.
     - Ты не хочешь задать свой вопрос?
     - Не хочу, Арзак. Потому что, если вопрос - это камень  в  праще,  то
молчание - это твой щит. Ты упрям, словно тебя породила скала. Ты отразишь
мое слово молчанием. Куда же все-таки делись стада и люди?
     - На летние пастбища подались.
     - Зачем, разве здесь плохая трава?
     Арзак не ответил. Он  повернулся  к  восходу  и  приставил  ладони  к
глазам. Ксанф и Филл сделали то же.
     Прямо на них, рассыпавшись цепью, мчался конный отряд.
     - Куда прикажешь скакать, предводитель, вперед, назад, в  сторону?  -
сказал быстро Филл.
     - Поздно, - ответил Арзак. -  Они  нас  заметили  и,  если  поскачем,
выпустят стрелы.
     - На таком расстоянии промахнуться.
     - Это скифы. Наши воины бьют без промаха.



                         16. ДОРОГИ ПЕРЕСЕКЛИСЬ

     Отряд в пятьдесят человек окружил их плотным кольцом.
     - Вот те на, - процедил предводитель сквозь зубы.
     Он въехал в круг и Арзак узнал Иданфирса. Даже конь под ним  был  тот
же, серого мышиного цвета.
     "Почему он здесь со  своей  дружиной,  почему  не  около  Савли