езная. Кто же не узнает,
что ковачи едут?  Да и  этого молодца,  -  указал он на Касьяна,  -  сразу
узнал, что молотобоец - вся ладонь в мозолях. Ну-ка, айда за мной!
     - Куда ж ты нас тащишь?  -  заголосила бабка Дарья.  -  Здесь сторона
чужая. Мы к сродственникам едем, помирать нам пора.
     - Ладно,  ладно,  какие там сродственники! Повременят они, и тебе еще
помирать рано.  Будешь около телеги ходить, из лесу уголь и руду возить. И
девчонка пригодится за конем ходить.
     Гнедко потащил телегу дальше, путники миновали первые избы, такие же,
как в Пеньках,  черные,  покосившиеся,  курные, с дымом, валившим прямо из
дыр в крышах. Но из изб доносился приятный запах свежеиспеченного хлеба, и
путники после стольких дней беспокойной дороги невольно думали: "Теперь бы
миску щей!"


                          6. ЧУГУННАЯ ПЛАВИЛЬНЯ

     Дед и остальные путники расположились в съезжей избе,  а Касьян вышел
к реке посмотреть на завод, о котором он много слышал.
     "Как  это  можно,  -  думал  он,  -  заставить реку  колеса вертеть и
молотами бить?"
     Касьян никогда не  уходил из  Пеньков,  и  то,  что он  здесь увидел,
показалось ему диковинным.
     Небольшая  речка  была  запружена четырьмя  плотинами,  и  возле  них
расположились приземистые темные строения. Из них глухо доносились тяжелые
удары.
     "Там водяные молоты железо бьют,  -  соображал Касьян,  -  и  все это
построено по умыслу этого хмурого немца в  развевающемся шабуре и  широкой
шляпе. Ну и башковитый же парень!"
     Возле  второй  и  третьей плотины подымались две  приземистые пузатые
печи,  сложенные из  тесаного камня.  Печи казались Касьяну очень высокими
после того маленького горна,  у  которого он  работал с  дедом Тимофейкой.
"Вот это,  наверное,  сыродутные домницы,  где  плавится здешняя руда",  -
подумал Касьян и подошел к одной из домен.
     Домна была сажени в четыре-пять вышиной.  С двух сторон у ее подножи
были  прилажены громадные трехсаженные кожаные  мехи.  Мехи  раздувались и
сжимались сами,  без помощи рабочих. Подойдя ближе, Касьян увидел, что они
движутся с помощью деревянных рычагов и большого мельничного колеса.  Мехи
действовали непрерывно,  и  два  железных  сопла  снизу  хриплыми вздохами
вдували  воздух  в  дымящуюся  закоптелую домну.  Касьян  оглядел  мехи  и
сообразил,  что,  отведя  рычаг,  связанный с  колесом,  можно  остановить
действие мехов.
     К  верхушке домны  вел  довольно крутой  земляной накат  с  помостом,
устланным бревнами.  Тощий конь с выступающими ребрами,  надрываясь, тащил
телегу,   груженную  железной  рудой.   Возчик  и  двое  рабочих  помогали
втаскивать телегу. Конь, с дрожащими от усилия ногами, скользил по бревнам
и не мог вытянуть телегу.  Касьян подбежал к телеге, напер сзади плечом, и
конь, громыхая копытами, втащил телегу на верх помоста.
     Здесь  рабочие  переложили  тяжелые  куски  руды  в  ручные  тачки  и
придвинули их к железной заслонке в стене домны.
     Старичок-немец,  одетый так же странно, как тот человек, которого они
раньше встретили, делал записи свинцовым карандашом в маленькой книжечке.
     - Ну, готовы? - спросил немец.
     - Готовы, - ответили рабочие у тачки.
     - Колошник! - крикнул немец.
     Стоявший у  железной заслонки рабочий  в  кожаном  фартуке и  больших
кожаных  рукавицах  со  страшным  напряжением ухватился крюком  за  кольцо
заслонки  и  отодвинул  ее.  Клубы  дыма  и  языки  пламени  вырвались  из
отверстия, Рабочие быстро подкатывали тачки к отверстию, опрокидывали руду
и отбегали назад.
     Последний рабочий,  приблизившись,  зашатался и  остановился,  -  его
обдало клубом дыма.  Он  несколько мгновений стоял,  закрыв лицо рукой,  и
упал бы  вперед,  но  Касьян,  подскочив,  схватил его под руки и  оттащил
назад. Рабочий бессильно опустился на землю.
     - Это  какой  баловник!  Скорей  бросить колошу  в  домну!  -  кричал
старичок-немец.
     Касьян,  жмуря  глаза  и  задерживая дыхание,  поднял тяжелую тачку и
опрокинул  ее  вперед  в  отверстие,   извергавшее  пламя  и  дым.  Дверца
закрылась. Рабочие, отхаркиваясь и сплевывая, отошли в сторону. Дым слепил
глаза,  царапал горло. Новая телега поднялась по накату с большой корзиной
древесного угля.  Возчиком была маленькая девочка в заплатанном холстинном
сарафанчике.
     - Чего смотришь? - закричал немец Касьяну. - Надо помогать!
     Касьян  схватил за  край  плетеную ивовую  корзину и  вместе с  двум
рабочими опрокинул уголь в раскрывшуюся дверцу колошника.
     Старичок-немец пристально смотрел подслеповатыми глазами на Касьяна.
     - Смотри-ка, парнишка, - сказал он, - какое у домны большое брюхо. Ей
надо в  день десять телег руды и двадцать телег угля.  А всего это пятьсот
пудов.  А  из  этого домнушка выпустит сто или сто двадцать пудов хорошего
чугуна.  Мне  здесь очень нужно иметь такого здорового работника,  как ты,
помогать сыпать руду  и  уголь домне в  брюхо.  Как  стемнеет сегодня,  ты
увидишь,  как из этого чугуна мы сделаем настоящую пушку, из которой можно
стрелять, и к ней сразу двести штук ядер, по восемь фунтов каждое ядро.
     - Ладно, приду посмотреть.
     - Нет,  ты  не будешь смотреть,  ты будешь помогать.  Мне здесь нужен
такой медведь, который легко опрокидывает корзину с углем и рудой.
     - Никак не могу, господин немец. Я иду дальше, в Тулу.
     - Какое мне дело до  твоей Тулы!  Вот работник Федька,  баловник,  не
хочет  работать.  Я  скажу  моему хозяину герр  Марселису,  что  ты  здесь
останешься работать. Не разговаривай, слушай мое слово, доннэр вэттэр!*
     _______________
          * Д о н н э р  в э т т э р  - гром и буря (немецкое выражение).

     Рабочий, которого оттащил Касьян, кашлял и глухо сказал:
     - За что же,  Христиан Иванович?  Пожалейте,  я совсем хворый,  грудь
ломит. Трудно тачку поднять. Где же мне до убитого глаза работать?* - Он с
трудом встал.
     _______________
          * Д о  у б и т о г о  г л а з а  - до полного изнеможения.

     - Мне нужно чугун делать, - сердито ответил немец. - А такой рабочий,
как ты,  баловник,  такой мне не надо. Слушай мои слова: ступай на съезжую
избу к  старосте Гаврилке -  я  приказал дать тебе двадцать батогов,  и ты
завтра придешь сюда назад и больше не захочешь быть больным.
     Касьян  не  знал,   что  делать,   но  стоявший  около  него  рабочий
пробормотал:
     - Ты,  паренек,  лучше не  спорь,  если  не  хочешь тоже получить сто
батогов в  спину.  Назвался груздем,  полезай в кузов.  Сунулся сюда,  так
слушайся Хрестьян Йваныча, пока он тебя не отпустит.
     Еще одна телега остановилась возле колошника. Касьян решил не спорить
и стал перекладывать тяжелые куски руды на тачку.
     Когда  стемнело,  немец Христиан Иванович спустился вниз  к  подножию
домны. Он приказал рабочим идти за ним. Касьян пошел вместе с рабочими.
     - Горновой? Где горновой? - крикнул немец.
     - Здеся,  -  ответил голос, и из темноты показался коренастый пожилой
длиннобородый мужик в кожаном фартуке, с масляным светильником.
     Перед  домной  был  вкопан  в  землю  большой  глубокий дубовый  чан,
наполненный формовочной землей для отлива пушки.
     Христиан  Иванович обошел  вокруг  чана  и  осмотрел желоба  и  ямки,
вдавленные в темной земле.
     - Что здесь такое? - спросил Касьян соседа.
     - Подожди, увидишь. Только отсюда с места не сходи.
     Горновой  подвесил  светильник на  крюк  в  стене  и,  закрывая  лицо
рукавом,  открыл оконце в  каменной кладке домны.  Оттуда вырвался горячий
вихрь,  но горновой просунул длинную железную ложку, зачерпнул серую массу
и вылил в ведро с водой, окутавшееся клубами пара.
     Христиан Иванович подошел к ведру. Горновой вынул кусок серой массы и
подал  ее  немцу.  Тот  посмотрел,  сломал кусок  пополам и  оглядел место
излома.
     - Готово на выпуск! - крикнул он.
     - На выпуск! - громко прозвучал голос горнового.
     - На выпуск готовься!  -  раздались голоса,  и  в темноте задвигались
тени.
     - Бей летку! - крикнул немец.
     Горновой  железным  ломом  начал  осторожно  пробивать нижнюю  стенку
домны. Отверстие там было замазано огнеупорной глиной, которая, затвердев,
сдерживала расплавленный чугун.
     Одно место в  летке начало светиться все сильнее,  и светло-оранжевые
блики  засияли  кругом  на  столбах,  дубовых скрепах и  безмолвно стоящих
рабочих.
     Яркая  струя  жидкого тяжелого пламени поплыла из  летки  в  желоб  и
оттуда  в  глубокий дубовый  чан.  Старичок-немец,  нагнувшись над  чаном,
внимательно вглядывался, подняв одну руку.
     - Хальт! - крикнул он, махнув рукой. - Отводи!
     Рабочий загородил желоб  металлической лопаткой,  и  светящееся тесто
чугуна  повернуло и  поплыло  в  сторону  по  узким  канавкам,  где  стало
разливаться по  мелким  формам,  ровными рядами выдавленным в  формовочной
земле.
     Рабочий сказал Касьяну:
     - В  этом чане отлита теперь пушка,  а  в тех канавках ядра пушечные.
Двести  ядер  отольются зараз.  Видишь,  векша*  над  чаном.  Завтра пушка
остынет:  ее  цепями подымут на  векшу,  переложат на телегу и  отвезут на
другую плотину.  Там вертельня о  шести станках для сверления пушки и  два
точила  для  обтачивания стволов.  Эх,  и  пушечка  будет,  только  бы  ее
направить против кого след!
     _______________
          * В е к ш а  - блок.

     - Против кого же? - спросил вполголоса Касьян.
     Но рабочий отвернулся, будто не слышал Касьяна.


                                7. ЛОВУШКА

     Когда  поток  расплавленного чугуна остановился и  каленые ядра  были
залиты водой, старичок-немец отпустил Касьяна, приказав ему, чтобы утром с
рассветом он явился работать на верхушку домны.
     Один рабочий проводил Касьяна до  съезжей избы.  Сторож с  колотушкой
ходил около запертых ворот.
     - Твои сродственники в сарае,  близ сеновала.  Я уже говорил им,  что
ты,  верно,  убег.  От немца Христьяна один даже в домну прыгнуть захотел.
Насилу его сдержали и на цепь посадили.
     Сторож  отпер  большим ключом,  висевшим у  него  на  поясе,  дубовые
ворота, впустил Касьяна и запер ворота снова.
     Касьян нашел  деда  и  Наумку под  навесом.  Невдалеке стоял  Гнедко,
привязанный к  телеге.  Дарья с  Аленкой спали.  Наумка и  дед внимательно
выслушали рассказ Касьяна.
     - Нам уже сказали,  что тебя немец в учебу взял,  - заметил Наумка. -
Только он  тебя  учить не  станет,  а  силы твои высосет,  и  ты  такой же
станешь, как этот Федька, хворый.
     - Грех да беда на ком не живет,  -  сказал дед. - А тот дурак, кто от
беды добра ждет.
     - Здесь нам какое житье, - говорил Наумка. - Меня ужо хотят послать в
Дедиловские провалища руду копать.  А руда там в земле,  в ямах,  сажен по
пятнадцать и двадцать глубиной.  Надо врыться вглубь,  как в колодец, пока
дойдешь до  слоя  руды,  а  тогда надо копать в  сторону и  идти дудкой за
рудой. В одной яме бывает по четыре человека ровщиков за круговой порукой,
чтобы кто не сбежал.  А кто сбежит,  других троих порют. Из одной ямы надо
вытаскивать по одному возу руды в день на человека. Всего четыре воза. А в
ямах всегда роют с  огнем -  светят лучину.  За воз платят ровщикам по два
алтына,  а воз двадцать пять пудов.  Но прежде еще надо руду очистить -  в
рудных комьях бывает и  земля,  и мусор,  и камень всякий.  И все это надо
очищать от руды.
     Дед шептал:
     - Что ж ты, Наумко, обещал на Волгу провести?
     - Да я  разве отрекаюсь?  -  вскричал Наумка.  -  То я и говорю,  что
стояньем крепости не возьмешь.  И прежде всего пойдем в Тулу. Она близко -
пятнадцать верст. К утру там будем и прямо в Кузнечную слободу махнем. Там
самопальщики судьям неподневольны,  живут  своим кошем и  своим промыслом.
Пойдем в  работники к  старосте Еремею Баташову или другим самопальщикам -
Мосолову,  Орехову или Антуфьеву,  -  все они как бояре живут, никто их не
тронет, и нас они защитят.
     - Как же нам отсюда выбраться?
     - Эх,  дед, стар, видно, ты стал. Я из каменного острога уходил, а из
этой съезжей избы не я  один уйду,  а  и с Гнедком и с телегой -  сена воз
наберу и тебя сверху посажу.
     Обсуждения  были  недолги.   Пока  дед  и   Дарья  запрягали  коня  и
накладывали сено,  Касьян и  Наумка подрыли лаз под ворота и  оба вылезли.
Касьян ждал, а Наумка бесшумно пошел вдоль забора. Сторож с колотушкой был
далеко. Глухо доносилась дробь ударов палкой о чугунную доску.
     На  селе было тихо.  У  околицы лаяли собаки.  Две  домны выбрасывали
огненные языки,  и  дым,  освещаемый снизу,  красными завитками клубился к
небу.
     Сторож  замолк,   потом  снова  заколотил  в   колотушку  и  медленно
приближался к съезжей избе. "Где ж Наумка?" - тревожился Касьян.
     Сторож  в  нагольном  тулупе  беспечно  подходил  к  воротам.  Касьян
притаился и, когда сторож поравнялся с ним, набросился на него, схватив за
шею.
     - Что ты,  сдурел?  - зашептал, задыхаясь, знакомый голос. - Это ж я,
Наумка.  Сторож лежит в канаве с завязанным ртом.  Я ему и руки связал,  и
пригрозил,  что  его прикончу,  если только он  до  утра голос подаст.  До
рассвета он и не чихнет.
     Наумка сунул Касьяну в руку ключ от замка.
     - Скорей отпирай ворота,  да потише, не брякни. Теперь, после работы,
все без чутья спят.  Смело выезжайте и  прямо направляйтесь в Тулу большой
дорогой. Я за вами закрою ворота и еще похожу, постучу в доску, пока вы не
отъедете подальше;  потом я  вас догоню.  А  ежели меня схватят,  так сами
разыщите в  Туле Баташова Еремея или  Антуфьева.  У  них всегда работников
много, там и укроетесь.
     Большой воз  с  сеном  медленно двигался через  село.  Темная высока
фигура шагала навстречу - широкополая шляпа, развевающийся плащ и трость в
руке.
     - Откуда приходил, из Венев?
     - Веневские,   батюшка,   веневские,   -   отвечала  старуха   Дарья,
подхлестывая коня. - В Тулу сено везем.
     - Счастливы дорог!
     - Спасибо, батюшка-немец!
     Вдали выстукивала дробь колотушки, потом смолкла.
     - Пьяница-сторож,  свинья,  опять засипал,  - проворчала тень. - Надо
его посмотреть.


                               Часть треть

                          ТУЛЬСКИЕ САМОПАЛЬЩИКИ

                                                   Не кует кузнецов молот,
                                                   а кует кузнецов голод.

                                                        Народная поговорка


                              1. СТАРАЯ ТУЛА

     В  описываемое время Тула являлась важной крепостью на  южной границе
царства Московского.  В Туле скрещивалось несколько больших дорог, и через
нее к югу шел Муравский шлях, по которому через степь поддерживалась связь
с  Крымом  и  откуда татарские войска делали неоднократные опустошительные
набеги на московские земли.
     Тула расползалась по низкой и топкой долине реки Упы возле впадения в
нее речки Тулицы.  Здесь находилось старое Городище,  построенное предками
туляков.  В  1509 году на другом берегу вырос деревянный "город",  то есть
широкая стена,  сложенная из  дубовых кряжей,  окружила значительную часть
селений. Перед стеной были выкопаны рвы, наполненные водой, насыпаны валы.
У ворот были подъемные мосты.  Таким образом,  Тула стала для того времени
очень  грозной крепостью южной  оборонительной линии,  которая состояла из
ряда непроходимых засек, завитаев* и длинных валов.
     _______________
          * З а в и т а й  - укрепление.

     Вся  эта оборонительная линия,  выстроенная тяжелым и  упорным трудом
рабов - бесчисленных крестьян и военнопленных, сложивших тут свои кости, -
охраняла  селения  Московского  государства от  внезапных  набегов  татар,
крымцев,  ногайцев,  калмыков и других степных кочевников.  Пока шла осада
пограничных крепостей,  в  тылу  спешно собирались дружины и  направлялись
против вторгшегося неприятеля, появлявшегося со стотысячной конной армией.
     Помимо  деревянной стены,  в  1530  году  была  выстроена  внутри  ее
каменная  крепость,  "кремль",  в  "казенном  амбаре"  которого  хранились
пушечная "казна", зелье*, ядра, пищали и прочие воинские припасы.
     _______________
          * З е л ь е  - порох.

     Когда  снаружи  деревянных укреплений расселились обыватели,  то  был
окопан валом третий -  земляной, или Завитай-город. Все эти валы примыкали
друг к другу и к засекам, делая затруднительным внезапный набег врагов.
     В  середине XVII  века набеги татар прекратились,  сторожевые воеводы
были уволены, и охрана всего края сосредоточилась в руках одного тульского
воеводы.
     К  этому же времени Тула приобрела новое значение как центр железного
производства.  По  всему  краю  вокруг Тулы  искони находили рудные места.
Наиболее древние шахты  находились около  города  Дедилова*,  где  рабским
трудом  на  глубине нескольких сажен  добывался тяжелый красноватый камень
(железная руда),  из  которого  в  простых  сыродутных горнах  первобытным
способом плавились крицы (комки руды),  и затем из этих криц переплавкой и
ковкой  молотами  выделывалось  железо  и  "уклад"  (сталь),   нужные  дл
воинского снаряжения и домашнего обихода.
     _______________
          * Близ бывшего города Дедилова,  в тридцати верстах от  Тулы,  с
     самых давних времен добывалась руда и плавилась в ручных горнах.  Эти
     ручные горны завелись впоследствии по многим деревням бывшей Тульской
     губернии   при   домах  крестьян,  занимавшихся  этим  промыслом.  Из
     добываемого таким образом железа выковывались в  городе  Туле,  кроме
     мелких  изделий  для  домашнего обихода,  всякие "бронные" и ружейные
     вещи.  Так, например, в XVI веке делали там самострелы, пищали, копь
     и мечи.

     Войны, которые приходилось вести Московским отрядам на всех границах:
на западе против поляков и литовцев, на севере против шведов, на востоке и
юге  против  татар,  -  потребовали  усовершенствования  оружия,  от  чего
зависела безопасность государства. Путем разных льгот и преимуществ Москва
поощряла выработку кузницами огнестрельного и "белого"* оружия,  сперва на
дому,  а потом на казенных заводах,  с запрещением домашнего производства,
чтобы  оружие  не  попалось  бунтовщикам,  недавно  оказавшимся грозными в
восстании Разина.
     _______________
          * Б е л о г о  - холодного.

     С  середины XVII  века  снаружи  деревянных стен  образовалась особа
Кузнецкая  слобода,  в  которой  кузнецы-самопальщики,  почувствовав  свое
значение,  отвоевали себе  право  некоторого самоуправления:  завели своих
выборных старост и  голов,  добились права  особого суда,  освобождения от
постоев и других мирских тягот.
     Подчинены были  тульские кузнецы непосредственно московской Оружейной
палате и  были обязаны ежегодно ей  доставлять две тысячи пищалей по  цене
двадцать два алтына и две деньги за пищаль. А то, что кузнецы вырабатывали
сверх этого,  они  могли продавать за  положенные цены  той  же  Оружейной
палате, а на сторону продавать было строго запрещено.
     К  концу XVII  века  царь  Петр дозволил тульским самопальщикам Ивану
Баташову и  Никите  Демидову Антуфьеву устроить собственные два  завода  с
водяной силой,  что  они  и  сделали,  перегородив плотинами реку Тулицу и
образовав на ней две запруды.  Эти заводы были устроены по образцу завода,
основанного шестьдесят лет назад на реке Глядяшке голландцем Винниусом,  а
для  добывания  руды  и  выжигания  угля  им  предоставлены были  земли  в
Малиновой засеке, издавна славившейся изобилием железных руд.
     Только в  1705 году в  Туле был  выстроен казенный "Оружейный двор" с
пятьюдесятью горнами,  а  через десять лет  этот  двор был  преобразован в
настоящий оружейный завод  с  плотиной в  тридцать четыре  сажени  длиной,
перегородившей  Упу.   С  этого  времени  и  поныне  существует  "Тульский
оружейный завод".


                          2. В КУЗНЕЦКОЙ