На  первом  струге  погрузились лучшие  мастера Антуфьева с  бабами и
детьми.  На  передней части судна они разостлали сенники,  мешки,  тулупы,
поставили свои сундуки.  Среди них поместились Тимофейка,  Дарья и Аленка.
Скарба у  них  было  немного:  Тимофейка особенно берег ящик  с  кузнецкой
снастью.
     Касьян,  не  любивший  оставаться  без  дела,  присоединился  к  двум
рулевым,  управлявшим громадным  веслом  -  потесью,  сделанным  из  целой
столетней ели; это весло служило рулем.
     На   других  стругах  были   погружены  прочие  кузнецы,   литейщики,
молотобойцы.  На  каждом судне  сторожили четыре стражника с  самопалами и
бердышами.  На одном из стругов прохаживался кат с кнутом за поясом.  Кнут
был плетеный из невыделанной лосиной кожи.
     Хотя  днем  солнце согревало,  но  за  ночь снова холодало;  раза два
выпадал снег,  покрывая все струги белым налетом, и днем стаивал. Антуфьев
выжидал,  пока  всё  погрузят.  Из  Тулы прибывали еще  подводы с  частями
сверлильных и стругальных станков, и их переносили на струги.
     Антуфьев объезжал все  суда,  проходил по  ним неторопливой походкой,
все  осматривал,  никому  не  верил  на  слово,  проверял,  пересчитывал и
заглядывал в небольшую толстую тетрадь в кожаном переплете. Эту тетрадь он
называл "юрнал" и в ней делал заметки и записывал счета.
     Чем спокойнее и  медленней говорил Антуфьев,  тем торопливее бегали и
суетились приказчики.  Путь предстоял длинный,  все  нужно было захватить,
ничего  не  забыть.  Большинство ехавших  вздыхали,  что  им  не  придетс
вернуться обратно.


     Ранним утром,  когда солнце бросило первые розовые лучи сквозь пелену
сизого  пара,  клубившегося над  Окой,  струги  начали поочередно подымать
якоря и плавиться вниз по реке.
     Мимо  потянулись густые старые леса с  топкими берегами.  Иногда леса
кончались,  тянулись равнины, где снег еще держался в оврагах, а на сжатых
полях и лугах с прошлогодней желтой травой уже бродили тощие взлохмаченные
коровы.
     В  этот  год  разлив  был  сильный.  Возле  Каширы весь  левый  берег
обратился  в  озеро,  среди  которого  островками подымались крыши  изб  и
верхушки деревьев.  Город Кашира на  обрывистом правом берегу,  окруженный
зубчатой каменной стеной,  казался нарядным и  веселым.  Водяные мельницы,
расположенные на  склоне  к  реке,  шумно  работали  под  напором  ручьев,
вздувшихся от таявших снегов.
     Струги шли вперед без весел, одним сплавом. Не останавливаясь, прошли
около Коломны, шумной и многолюдной, окруженной каменной стеной с пузатыми
башнями.   Здесь  в   Оку  впадает  Москва-река.   Большие  и  малые  суда
направлялись вверх и вниз по течению:  одни -  сплавом, другие - на веслах
или  под  парусами.   Кое-где  бурлаки,   "вложившись"  в   лямку,   низко
наклонившись к  земле,  медленно подвигались берегом,  и  на конце длинной
бечевы важно пенила воду тупоносая широкогрудая расшива*.
     _______________
          * Р а с ш и в а   -   большая   плоскодонная   парусная   барка,
     построенная (расшитая) из досок.


                           3. ЗАПИСКИ АНТУФЬЕВА

     Антуфьев привык весь день проводить в  хлопотах,  а в пути на корабле
он  впервые оказался без дела.  Не  зная,  за  что приняться,  он ходил по
палубе, смотрел на плывшие мимо суда, на уходившие вдаль берега. Спускал с
цепи псов, стравливал их и с деревянным хохотом наблюдал, как они грызлись
и  катались кубарем.  Потом  псов  разливали водой  и  снова привязывали к
будке.
     Он  вступал в  беседу  с  кормщиком,  расспрашивал названия встречных
поселений и  записывал свои наблюдения в  счетную тетрадку,  озаглавив ее:
"Юрнал о путном шествии".
     "М а й  в  ш е с т о й  д е н ь.   Ехали  мимо  Дедилова,   стоит  на
правой стороне.  Приплыл на долбеночке старик ветхой.  Купил у  него  пару
уток.  Очень  кланялся.  Сказывал,  зима  была  холодная,  на  низах хлеба
подзябли.
     С е д ь м о й  д е н ь.  Прибыли  в  Переяславль.  Татары,  захватив,
подожгли и разрушили.  Дома развалились.  По обе стороны реки знатные избы
бояр, где лета проводють. День был тихой.
     По пути в Новоселки зело много монастырей и сел.
     В  о д и н н а д ц а т ы й  д е н ь.  В 4 часу с полуночи приехали  к
городу Мурому.  Здесь  мордвины хорошо земли распахали.  Стали у  берега и
ночевали. Ночь ждали всего каравана.
     В 6 часу была погода* великая, и стали на якорь по реке и ночевали.
     _______________
          * П о г о д а - буря.

     В  д в е н а д ц а т ы й  д е н ь.  Была погода великая ж, и ночевали
на том же месте. А к ночи тихо.
     В  т р и н а д ц а т ы й  д е н ь.  В 5 часу якорь вынули и пошли  от
города в путь.
     Справа  река  впала  Мокша.  Слева  Клязьма,  что  началась у  города
Владимира. Берег с правой стороны горный, покрыт добрыми пажитями верст на
двадесять, а левый низмен, бесплоден и мало обитаем.
     В  п я т н а д ц а т ы й  д е н ь.  Не дошед до Нижнего, за 2 часа до
свету стали на  якорь неподалеку от  города по реке.  День был и  ночь все
тихо.
     В  ш е с т н а д ц а т ы й  д е н ь.  В 9 часу якорь вынули,  пошли в
путь.  В 9 часу пришли к городу Нижнему, и пристали к берегу, и ночевали у
города.  Дожжик  малинкой накрапывал.  Караван еще  не  собрался.  Славный
город.  Строен на  вышнем берегу реки.  Стены каменные,  и  царь  приказал
поставить на нем было стрельцов достаточно, чтобы татары не шебаршили.
     В посадах народу живет больше, нежели в кремле.
     Здесь вьют добрые веревки. Приказал Петьке Исаеву накупить запасу щук
и окуней.
     В  с е м н а д ц а т ы й  д е н ь. Караван собрался весь. В 3 часу от
города пошли в путь. Того числа был ветер невелик.
     Люди  мои  очень  маются  животами.  Не  знаю  -  отчего.  Строго  им
наказывал,  чтобы молились Пантелеймону-целителю, и сам для примера с ними
молился. Все же некоторые померли.
     В         в о с е м н а д ц а т ы й          д е н ь.        Проехали
Васильгород-Суровский. Обтекает река  Сура.  Той  ночи  в  12  часу  судно
нанесло на мель,  и с мели по завозне в 3 часу выплыли.  Здесь всюду видно
много татаров и черемисов.  Женатые голову бреют,  а неженатые на  макушке
оставляют косму волос длинную, до плеч. Жрут конину.
     В  д е в я т н а д ц а т ы й  д е н ь. Проехали город Кузьмодемьянск.
Здесь закупил  рыбы  соленой,  хотя  и заквасилась,  но наши работники все
равно съедят.
     В   д в а д ц а т ы й   д е н ь.   Приехали   в   Чебоксары,   войска
достаточно. Черемисы  ненадежны.  Воевода  приходил  на  струг,  спрашивал
проездные грамоты. Я ему нос утер царским указом. Ходил по берегу, видел в
лесу орех, вишню и смородину.
     В  д в а д ц а т ь  п е р в ы й  д е н ь.  В 4 часу приехали к городу
Казани и стали на якоре по реке Волге против Казанки-реки. А та река впала
в Волгу с левой стороны.  Приставали суда небольшие.  День был тих, и ночь
тако ж.
     Город -  столица царства Казанского -  на холме на левом берегу реки.
Со всех сторон равнины безлюдны.  Стены посада деревянные,  а  кремлевские
толстые,  сложены из хорошего камня. Река Казанка обтекает кремль колесом,
и к нему не подступишь.
     В  посаде  торговля  идет  бойкая,  ей  способствуют наиболее татары.
Черемисы привозят продавать все,  что есть у  них,  даже собственных детей
обоего пола, которых уступают всякому желающему куповать дешево. Это они с
голодухи.
     В  кремль ради обороны и  безопасности татарам ходить запрещено.  Все
они оттудова выселены. А коли войдут, стрельцы рубят им голову.
     Устроил  угощенье  казанскому  воеводе  Трубецкому Юрию  Петровичу  и
архирею за их обходительность".


     В  устье Камы,  у левого берега Волги,  весь караван остановился.  На
берегу уже  ждала  сотня  подвод и  два  десятка было  местных* казаков на
башкирских  конях.   Они   окружили  выгружавшихся  рабочих  и   выставили
сторожевые посты.
     _______________
          * М е с т н ы х  - уральских.

     Вынесли с  судов  несколько мертвых тел.  "Очень животами изошли",  -
говорили рабочие,  окружив мертвых,  лежавших в ряд, с руками, скрещенными
на  груди.  Веки  всем  опустили,  покрыв медными грошиками.  В  головах у
каждого стояли иконки и горела восковая свеча.
     Среди  покойников лежала и  бабка  Дарья.  Ее  закрытые глаза впали и
потемнели.  Нос заострился.  Губы сурово сжались. Аленка сидела возле нее,
недоумевая,   смотрела  на  подходивших,  иногда  рукавом  стирала  слезу,
наползавшую на кончик носа.
     Один казак был  послан в  ближайший выселок разыскать попа.  Вернулс
навеселе, едва держась на коне. Сказал, что поп отправился в объезд, ругу*
собирать. А дьячка тоже нет.
     _______________
          * Р у г а  - "добровольные" пожертвования.

     Выкопали общую могилу, опустили покойников, закопали.
     Плотники  поставили свежий  сосновый крест,  смола  выступала на  нем
желтыми каплями.
     Приказчики торопили идти в путь.
     Антуфьев  с   сыном,   приказчиком  Петром  Исаичем  и   вооруженными
стражниками на тарантасах отправились вперед.
     Караван тронулся близ берега по каменистой дороге.  Позвякивали цепи.
Под ногами скрипела галька.
     Тимофейка,  с  колодой на  ноге,  ехал на подводе.  Касьян с  Аленкой
плелись в общей толпе.


                             4. НОВЫЕ ПОРЯДКИ

     Антуфьев приехал в горную долину, где ему были переданы в пользование
два слабо работавших казенных завода.
     День был  жаркий.  Ветра не  было.  Молчал высокий лес,  только дятел
долбил сухое дерево.  С перевала, куда взлетела двухколесная тележка, была
видна вся узкая горная теснина,  на  дне которой разлился пруд,  уходивший
загибом в скалистое ущелье.
     Пруд  загородила  плотина,  и  возле  нее  толпились  покрытые  сажей
заводские здания.  Небольшая домна выпускала густой черный дым,  а  дальше
рассыпались в беспорядке бревенчатые срубы, без крыш, крытые для защиты от
холода пластами дерна с зеленой травой и молодыми деревцами. В этих срубах
жили заводские рабочие.
     Доносился глухой  шум  водяного колеса и  равномерный стук  обжимного
молота.  Бойкая горная речка,  извиваясь серебряной лентой,  врезывалась в
зеленые луга, покрытые бесчисленными пеньками вырубленного леса.
     Кругом теснились горные увалы, за ними в синей дали возвышались кряжи
настоящих Уральских гор.  Лес, густой и сумрачный, со всех сторон подходил
к  заводу,  выстилал горы до  самого верха и  дремучим ельником залегал по
ущельям.
     Антуфьев сошел с  тележки  и,  разминая  затекшие  ноги,  внимательно
осматривал  долину,  расспрашивая  возчика,  как зовутся отдельные сопки и
ущелья; вдруг он нагнулся, постучал костылем по плешине серого треснувшего
камня,   обросшего  мхами  и  лишаями.  Поднял  кусок,  впился  глазами  в
поблескивавшие зернистые изломы его.  Бросил камень в повозку.  Опять стал
осматривать долину.
     "Там  поставлю еще  четыре домны,  к  той  горе  прорублю просеку,  -
прикидывал он  в  уме.  -  Плотину перенесу выше на  версту.  И  эта речка
толканет двенадцать новых молотов.  Там  проходки для  сыска руды выкопаю,
туда к горе подамся, чтобы рудокопные дудки были ближе к домнам".
     Антуфьев,  посвистывая, влез в таратайку, и конь, упираясь, спустилс
с крутой каменистой дороги и затрусил по направлению к заводу.
     Приезд Антуфьева был неожидан. Заведующий спал, долго облачался, пока
вышел к гостю.
     - Пускай подождет,  -  ворчал он,  -  нужно  показать мужику,  туляку
прокопченному, чтоб не очень обскакивал.
     Но Антуфьев его не ждал,  а  побывал на домне,  в  кузнице,  осмотрел
плотину.  Заведующий долго ждал его,  затем отправился разыскивать и нашел
около  груды  сложенных  чугунных  криц.  На  все  вопросы  и  приветстви
заведующего Антуфьев не обратил никакого внимания и ответил только:
     - Поговори-ка,  братец,  с Петром Исаичем, приказчиком, - а сам пошел
вверх вдоль пруда, постукивая костылем.
     Весь караван прибыл через две  недели.  Люди были измождены.  Придя к
плотине, они тяжело опустились на землю и заснули.
     Но  Антуфьев не дал им отдохнуть.  Он хотел поскорее развернуть дело.
Он  собрал приказчиков и  старших мастеров и  стал объяснять,  где  и  что
каждому придется делать.
     - Мы должны выплавить чугуна в десять - двадцать раз больше того, что
последний год вырабатывала сия домна.
     Увидев  Тимофейку,   который  с  трудом  плелся,  передвигая  ногу  с
колодкой, Антуфьев спросил:
     - Как, старик, по душе ль тебе эти пади?
     - Хуже того,  что было,  не  будет,  -  ответил Тимофейка и,  подойд
вплотную к мастерам,  приставил ладонь к уху,  внимательно прислушиваясь к
разговорам.
     Антуфьев все повернул по-новому.  Приказчики и гонцы помчались во все
стороны  и,  грозя  "царским указом",  стали  сгонять рабочих из  окружных
поселков.
     Потащились обозы с мукой,  с соленой рыбой,  в лесу застучали топоры,
повалились вековые  деревья,  обнажились просеки.  Стражники привели толпу
ясачных*  вогулов  и  остяков  дровяные  кучи  складывать  и  уголь  жечь.
Плосколицые,  узкоглазые ясачные  испуганно  и  недоверчиво косились,  шли
гуськом друг за дружкой,  садились разом на корточки,  дичились. Из леса с
работы убегали десятками, за что наказывались оставшиеся.
     _______________
          * Я с а ч н ы м и  назывались коренные обитатели, платившие ясак
     (подать пушниной).

     Прибывшим рабочим было приказано самим сложить себе избы, огородитьс
заплотами, накосить на зиму сена.
     К Тимофейке раз подошел Петр Исаич и спросил:
     - Никита Демидыч узнать желают,  будешь ли  ты  класть избу.  Обещают
прислать печника.
     Тимофейка, возившийся около горна, остервенился:
     - Как же я бревна рубить буду?  Не моей ли колодкой? А таскать бревна
к избе не на ей ли?
     Петр Исаич сходил к  Антуфьеву и  вернулся с рабочим.  Колодку сняли.
Пришел Антуфьев. За ним следовал Наумка Кобель. Железная цепь, сковывавша
ноги Наумки,  подхваченная ремешком,  идущим от пояса,  глухо позвякивала.
Вымазанный углем,  скрывавшим ожоги,  Наумка  смеялся,  и  на  темном лице
поблескивали зубы.
     Тимофейка сел  на  чурку  и  стал  перематывать обвертку на  истертой
колодкой ноге.
     - Как ты смекаешь,  дед,  -  протянул Антуфьев,  - из здешнего чугуна
смог бы ты выковать белое железо?
     - Здесь  можно  доброе  железо ковать,  не  хуже  свейского будет,  -
ответил Тимофейка.
     - Вот те и плотник для избы. - Антуфьев указал на Наумку.
     - Самую кержацкую* избу сложу,  -  подхватил Наумка, - никакие морозы
не проймут.
     _______________
          * К е р ж а к а м и   в Сибири звали сектантов,  скрывавшихся от
     преследований в самых глухих местах тайги.

     - А ты мне за это постарайся,  -  протянул Антуфьев, - и первым делом
из  здешнего железа завари десятка два топоров,  чтобы уклад* добрый был и
без зазубрин рубил суковатые стволы.
     _______________
          * У к л а д  - сталь.

     - Ужо сделаю, - кивнул Тимофейка.


                         5. АНТУФЬЕВ ХОЗЯЙНИЧАЕТ

     Завод был  обращен в  крепость,  вокруг него  возвели с  трех  сторон
двоеугольный острог,  рубленный из бревен и  крытый тесом.  На том остроге
было семь башен бревенчатых на  каменном фундаменте.  В  остроге появились
крепкие амбары для складов чугуна, припасов и прочего.
     Антуфьев никому не отказывал в  приеме для работы на завод.  Всякому,
откуда бы  ни  явился,  разрешалось селиться.  Со  всех  сторон потянулись
бурлаки,  как тогда назывались переселенцы.  Одни жаловались, что сошли со
своих мест "ради хлебной скудости", другие "от пожарного разорения", и все
твердили, что от притеснений господ житья нет.
     Много  пришло  раскольников.  Они  устроились  отдельными  поселками.
Антуфьев обещал им,  что  они  не  будут  знать  никаких властей,  никаких
податей и  поборов для "кормления воевод со  товарищи".  Он не спрашивал у
них отпусков,  зато скудно платил им  за  работу.  Принял он  также беглых
солдат  и  шведских пленных.  Они  построили особую "шведскую деревню",  в
которой жили до заключения мира со Швецией,  когда большая часть их ушла к
себе на родину. Люди шли на завод охотно, убегая от кабалы, "крепости" или
кары за проступки.  Они не подозревали,  что впоследствии,  и очень скоро,
все поголовно будут Антуфьевым закрепощены "навечно с  потомками".  Долина
быстро  наполнялась  новыми  избами,  шалашами,  становилась  многолюдной,
открывались лавки и кабаки.
     Посреди острога вырос большой каменный двухэтажный дом  для Антуфьева
и его "приказа". Каменные подвалы дома были соединены трубами с запрудой и
могли наполняться водой.  Комната, в которой поселился сам Антуфьев, имела
отдушины  и  внутренние приспособления,  благодаря  которым  Антуфьев  мог
слышать, что происходило и говорилось в других комнатах.
     Всякие предосторожности были приняты для безопасности завода, так как
в  течение  десятков лет  по  всему  Среднему и  Южному  Уралу  вспыхивали
восстания   башкир,   калмыков   и   киргизов,   вызванные  насильственной
колонизацией,  притеснениями и  поборами  правителей края.  Эти  восстани
принимали ожесточенный характер:  возмутившиеся жгли  селения  поселенцев,
уводили в плен женщин и детей, перепродавая их через киргизов и ногайцев в
Хиву,  Бухару и  Крым.  Для охраны завода и усиления своей власти Антуфьев
завел  значительную вооруженную стражу и  отлил пушки и  снаряды.  Царским
указом Антуфьеву было разрешено "своим наемным и  работным людям чинить за
все вины наказания по своему рассмотрению. а стольникам и воеводам в делах
его не ведать".
     Таким  образом,  Антуфьев  сделался  самодержавным правителем  целого
уральского района и не считался ни с какими сибирскими властями.  Он завел
свой суд, свои правила и порядки, свои цепи и кандалы и свою торжественную
порку плетьми на плотине у пруда. Труба из речки в каменном подвале не раз
служила Антуфьеву для  сведения личных счетов:  он  заливал водой и  топил
запретных, неугодных ему лиц, которые исчезали бесследно.
     Так как Антуфьеву даны были земли на десятки верст вокруг завода,  то
он  объявил своими крепостными всех  ясачных окружных иноземцев,  то  есть
коренных  обитателей нерусского происхождения,  заставив  их  работать  на
себя. Это вызывало с их стороны неоднократные возмущения и жалобы в Москву
на то, что им приходится платить двойной ясак: один ясак казне, а другой -
Антуфьеву.
     Путем  наград  Антуфьев собирал сведения о  залежах ценных металлов и
делал заявки на свое имя земель с  такими залежами,  в дальнейшем открыва
на них новые заводы и разработки медных, серебряных и других ценных пород.
Добывая горные богатства кабальным трудом своих  крепостных,  заставляя их
еще  глубже врываться в  землю,  разыскивая жилы меди,  железа,  серебра и
других ценных металлов,  на всем Антуфьев наживал и  быстро создал одно из
самых колоссальных состояний старой России.


                          6. НА УРАЛЬСКОМ ХРЕБТЕ

     Однажды в большой праздник,  когда работ на заводе  не  было,  Касьян
решил  пройти  подальше  в  лес  и попытаться подняться на ближайшую гору.
Ранним утром,  еще до рассвета,  когда на востоке чуть позолотилась  часть
неба  над рваной линией скалистых хребтов,  а над головой,  на темно-синем
пологе,  еще мерцали последние бледные звезды,  Касьян,  засунув за  спину
топор, вышел из только что выстроенного сруба. Он сказал, что пойдет в лес
нарубить жердей для загородки,  но его тянуло не это - его давно  манил  к
себе скалистый хребет,  нависший над долиной, на котором иногда застревали
плывущие низкие облака и где особенно часто вспыхивали оранжевые молнии  и
глухим рокотом рассыпался гром.
     Касьян прошел мимо свежевыстроенных белых изб, еще стоящих на четырех
камнях и  не  окруженных земляным накатом.  Роса  крупными каплями покрыла
серебристо-матовые листья растений.  Куры сидели нахохлив