варищами и Касьяна, и Неумытого, и обоих кержаков ночью в
бадье подымет, были бы только у всех цепи перепилены.
     Касьян  получил  изготовленный дедом  подпильник  и  старательно  его
прятал.  Постепенно у  всех кандалов были подпилены дужки,  и их ничего не
стоило разогнуть.
     Изоська шептал, перетирая железо:
     - Коли отвага кандалы трет, так она и мед пьет...
     И  все  четыре  рудокопщика,   чтобы  "вислоухий"  не  услышал  визга
напильника, пели хором старинную рудокопную заунывную песню:

                         Седина ль моя, сединушка,
                         Седина ль моя молодецкая!
                         Ты к чему рано появилася,
                         Во черны кудри вселилася?
                         Ах ты, молодость молодецкая,
                         Я не чаял тебя измыкати
                         Во проклятом одиночестве...


                          10. КАРАВАН НА МОСКВУ

     По зимнему пути железные изделия завода были свезены к  реке Чусовой,
на  Уткинскую пристань,  и  там  сложены  в  амбарах прямо  на  берегу.  В
перевозке участвовали сотни  подвод,  согнанных из  окружных  деревень.  К
концу апреля более двухсот тысяч пудов ожидали караван на Москву.
     К  этому времени были выстроены плотниками уже не  легкие струги,  на
которых рабочие Антуфьева плавились из Серпухова,  а  прочные широкогрудые
барки с  плоским дном,  сбитым из  толстых "кокор"*.  Им предстояло сперва
спуститься стремительной Чусовой среди опасных скал -  "бойцов", подводных
камней и  бурливых майданов**,  и  затем Камой до Волги и дальше выдержать
долгий путь бурлацкой тягой до Ярославля, Нижнего и Вышнего Волочка.
     _______________
          * К о к о р ы  - бревна или брусья с корневищем-клюкой (коленом)
     для судостроения.
          ** М а й д а н ы  - водовороты.

     Пристань Межевая Утка  на  стрелке (при впадении горной речки Утки) к
концу апреля была  запружена толпой бурлаков.  Они  собрались к  сплаву из
ближних и дальних уездов,  привлеченные слухами о хорошей плате, обещанной
заводом.
     С  деревянными ложками-бутызками*,  воткнутыми за  ленточку шапки,  с
обожженными на солнце лицами,  в  рваных лохмотьях,  в лаптях,  с лыковыми
котомками за  спиной  и  длинной палкой в  руке,  бурлаки расположились на
берегу шумным лагерем.
     _______________
          * Л о ж к а - б у т ы з к а   на  шапке  означала,   что  бурлак
     свободен и ищет наемщика.

     Весь  успех  сплава зависел от  весеннего паводка.  Поднявшаяся после
ледохода вода должна была перенести барки через опасные места.  Потом вода
сядет,  и  тогда  барки  с  ценным грузом могут  застрять и  "усохнуть" на
отмелях.
     - Вода на  прибыль пошла!  -  пронесся крик,  и  по  всему берегу все
заволновалось и забегало.
     Вода быстро прибывала. Лед надулся, отстал от берегов и растрескался.
Появились  свежие  полыньи.  Неясный,  глухой  шум  приближался издали,  и
наконец река с  грохотом тронулась.  Льдины поплыли мимо,  образуя заторы,
громоздясь одна на другую,  с  треском разваливаясь и  стремительно несясь
дальше.
     Когда главная масса льда  прошла,  бурлаки спустили барки в  реку  по
склизням* и  закрепили барки прочными канатами.  С  берега на  борт  судов
перекинулись сходни,  и  сотни  бурлаков  с  тяжелыми  ношами  бесконечной
вереницей потянулись грузить барки.
     _______________
          * С к л и з н и  - толстые бревна, смазанные дегтем.

     Железные полосы,  круглые  прутья,  листовое железо,  литые  гранаты,
ядра, картечи, пушечные стволы, чугунные решетки для царского дворца - все
это  беспрерывно продвигалось по  сходням  и  согласно указаниям сплавщика
укладывалось на  днище  барок.  Топот бурлацких ног,  лязг  железа,  крики
грузчиков - все это сливалось в сплошной лихорадочный гул.
     Барки медленно садились все глубже в воду,  и сплавщики,  надрываясь,
распоряжались, указывали, в какое место судна складывать или перекладывать
груз.  Деревянными мерками  прикидывали они,  насколько спускались в  воду
борта,  следя,  чтобы  нагрузка производилась равномерно,  чтобы  барка не
косила,  иначе она может в  пути свалиться набок,  либо завертеться,  либо
поплыть "дохлой коровой".
     Три  дня  работа  кипела,   не  прерываясь  ни  на  минуту;  бурлаки,
утомленные,  с  красными воспаленными лицами,  выбиваясь из сил,  работали
сменами: пока одна смена грузила, другая отдыхала. Погрузка продолжалась и
после захода солнца,  при свете разведенных на  берегу громадных костров в
прозрачном полусумраке белой северной ночи.
     К  утру четвертого дня  погрузка окончилась.  Бурлаки разместились по
баркам.  На  каждой их  плыло  около пятидесяти.  Они  должны были  стоять
посменно у  потесей -  двух громадных весел на корме,  заменяющих руль,  и
таких же двух весел на носу барки. С таким тяжелым веслом могли управитьс
только  десять бурлаков.  Им  предстояло также  помогать в  случае посадки
барки на мель, лезть в студеную воду и стаскивать "усохшую" барку. Бурлаки
тащили под палубу свои котомки и  располагались там в  ожидании призыва на
работу.
     Барки были готовы тронуться в путь и вытянулись вдоль берега. Бурлаки
стали  к  рулевым веслам.  Сходни  были  сброшены.  Сплавщики поднялись на
высокие скамейки посреди барки.
     - Отдай снасть! - пронесся окрик.
     Рабочие сняли петли канатов с громадных пней.
     На бугре сверкнул огонь. Гулко прогремел пушечный выстрел и громовыми
раскатами прокатился по лесу и дальним горам. Второй, третий выстрел...
     Белые клубы дыма взлетали кверху и плыли в тихом воздухе. Около пушки
виднелась высокая  фигура  Антуфьева в  длинной желтой  шубе  и  бархатном
колпаке.
     Одна  барка отваливала за  другой,  и  тяжело загребали воду  длинные
рулевые весла.


     В это самое время на заводе, откуда уехали "все начальства", закипели
веселые гулянки. Около той же плотины, где днем драли плетьми недостаточно
радивых, теперь собрались незанятые рабочие, разряженные бабы и девки.
     Возле  костров мелькали красные сарафаны,  взбивали пыль  подкованные
каблуки, не умолкали пронзительные песни...


     А у подножия горы, возле шахты, все дремало. Сторожа, навесив большие
замки на  двери караулки,  побрели к  плотине,  где гулянье было в  полном
разгаре.
     Возле ворота с бадьями для вытаскивания руды мелькали бесшумные тени.
Ворот стал медленно поворачиваться.
     - Скрипит, проклятый! - сказал сдавленный голос. - Всех разбудит.
     - Небось, крути дальше. Им теперь не до этого...
     Тени ходили по  кругу,  где обычно была запряжена лошадь.  Натянутый,
как  струна,  канат закручивался на  поперечное бревно.  Наконец показалс
край бадьи.
     - Есть четверо! Молодцы ребята!
     - Постойте,  еще  не  все.  Тащите вторую бадью.  И  там бегунцы.  Не
бросьте в беде!
     - Разве можно бросить? Крути назад!
     Ворот скрипел. Пустая бадья спускалась вниз, а из глубины поднималась
вторая.
     - Скорее, скорее, сюда идут!..
     Тени двинулись по склону горы,  пробираясь в березовые заросли. Тиха
безветренная белая  ночь  все  закутывала своим  дымчатым  покровом.  Едва
слышались осторожные шаги, отдельные слова.
     - Касьян, теперь волю мы почуяли, так держись!
     - Лучше я жизни решусь, Наумка, а больше никому в руки не дамся.
     - А где дед?
     - Здесь я,  Касьянушка,  и Аленка здесь.  Ты не смотри,  что стар,
отмахаю сразу хоть до синего моря.
     Путники двигались гуськом,  забираясь в  горные  пади,  а  издали еще
доносились взрывы  смеха,  пронзительные песни.  Когда  беглецы перевалили
первый хребет, звуки разом стихли.


                                   1933


__________________________________________________________________________
     Текст подготовил Ершов В.Г. Дата последней редакции: 25/12/99