Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
бя, мой
добрый покровитель.
_______________
* Чїаїл - кислый напиток из верблюжьего молока, напоминающий
кумыс.
Коркуд боялся даже взглянуть перед собой, однако верблюдица уже
стояла, и возле нее неуклюже прыгал верблюжонок, стараясь дотянуться до
материнского вымени.
- Довольно, довольно! - воскликнул Коркуд. - Я узнаю тебя! Ты
могущественный джинн*! А джинны бывают опасны и коварны... И теперь, после
стольких радостных даров, я боюсь! Я боюсь, не начнется ли для меня пора
горьких испытаний. Мне, старому Коркуду-пастуху, ничего не нужно, кроме
одного, чтобы моя сиротка Гюль-Джамал, осветившая своей заботой и лаской
закат моей жизни, чтобы эта вверенная мне судьбой девушка нашла себе
смелого защитника и спутника на ее жизненной дороге...
_______________
* Дїжїиїнїн - всесильный (злой или добрый) дух.
Коркуд закрыл глаза руками и тихо заплакал.
Он очнулся, лежа, как и раньше, на коврике, положив седую голову на
козлиную шубу. Кто-то звал его. Рыжий пес свирепо лаял. Чобан-Коркуд
открыл глаза. На том месте, где только что говорил джинн, стоял молодой
туркмен и шепотом твердил:
- Очнись, очнись, Чобан-Коркуд! Выслушай меня! Позволь мне эту ночь
провести под твоим мирным кровом! Я бежал от преследования ханских
джигитов, которые убили моего отца, известного тебе Курба-Джаухер-Клыча...
Зовут меня Кара-Кончар...
- С твоим отцом мы были друзьями детства. Этой ночью ты будешь моим
желанным гостем.
Кара-Кончар подошел к коврику. Они прижались друг к другу плечами,
уселись рядом и стали шепотом говорить.
- Вчера двести ханских джигитов, - шептал Кара-Кончар, - пронеслись
бурей по многим кочевьям. Они ограбили юрты, забрали лучших жеребцов и
захватили самых красивых девушек. "Это все для шах-ин-шаха", - объясняли
проклятые джигиты и срывали серебряные украшения с груди женщин. Разве это
все нужно шах-ин-шаху, самому богатому правителю вселенной?
Чобан-Коркуд, всплеснув руками, с ужасом сказал:
- Значит, ханские джигиты завтра могут приехать и сюда, в наше
кочевье, и увезут мою внучку Гюль-Джамал? Вот подарок джинна, который
кончается печалью!
- Ты должен бояться этого, - сказал Кара-Кончар. - Я давно думал о
Гюль-Джамал и давно хотел, чтобы ты отдал мне ее для моего счастья.
- Но мы бессильны перед волей шах-ин-шаха! - ответил Чобан-Коркуд, и
оба стали обсуждать, как помочь в надвигающемся горе.
- Где же мой приветливый знатный гость? - спохватился вдруг Коркуд.
- Когда я подъезжал сюда, я видел, как молодой джигит на очень
красивом коне отъехал от твоей юрты и поскакал в сторону Ургенча.
Часть I
МУХАММЕД ШАХ-ИН-ШАХ ХОРЕЗМА
I. СЫН ПАНТЕРЫ
Хорезм-шах Мухаммед Алла-Эддин любил поражать воображение окружающей
его почтительной свиты неожиданными решениями. Однажды он сказал:
- Из моих двухсот семидесяти жен, украшенных добродетелью, красотой и
привлекательностью, я не вижу ни одной, которая принадлежала бы к племени
беспокойному, свободолюбивому, всегда кипящему гневом и возражениями.
Все льстецы поняли, что повелитель говорит о туркменах. Старый векиль
дворца и смотритель над евнухами заметил:
- Причину этого надо искать в твоей мудрости: ты не хотел иметь при
себе во дворце постоянно тлеющий очаг беспокойства и тайных заговоров.
- Нет, это не верно! - возразил более дальновидный, смелый начальник
конницы Тимур-Мелик. - Наш повелитель задумал мудрый и необходимый шаг:
его величество приобретет верного и преданного друга, когда он будет
держать около своего благородного сердца лучший цветок этого смелого,
гордого племени.
- Да! Я решил послать опытных моих помощников в каракумские кочевья,
их объехать и выбрать девять прекраснейших цветков пустыни. Всех их
доставить в мой дворец. Они должны иметь гордую поступь вольного коня,
легкость газели, глаза, сияющие как звезды в темную ночь, уметь петь свои
песни и быть достойными стать моей женой и подарить мне наследника... - и
шах задумался, накручивая на палец, украшенный алмазным перстнем, завиток
своей черной шелковистой бороды.
Сидевшие кругом Хорезм-шаха на ковре льстецы оживились и зашептали:
- Такие девушки будут тебе петь степные песни, танцевать, как ветер.
Они приготовят тебе лучшие туркменские кушанья, они подарят тебе сыновей,
совмещающих твою мудрость, твое мужество и туркменскую веселость,
беспечность и страсть к набегам.
- Когда туркмены будут знать, - добавил шейх-уль-ислам, - что
избранница их народа стала твоей великой подругой и спутницей жизни, они
прекратят свои обычные волнения, имея собственную шахиню, которая будет
рассказывать тебе, государь, об их жизни, нуждах и желаниях.
- Это мудрый, дальновидный и необходимый шаг! - хором поддержали все
сидевшие близ Хорезм-шаха.
Целый месяц все туркмены были взволнованы. Некоторые кочевья снялись
со своих стоянок и ушли далеко в глубь песчаной степи Каракумов. Два
кочевья вступили в кровопролитную борьбу, когда их джигиты взаимно
похитили девушек, предназначенных в жены Хорезм-шаху.
Все же приказ был выполнен, и караван верблюдов, разукрашенный
серебряной сбруей, пестрой бахромой и шелковыми коврами, доставил в
столицу Великого Хорезма, город Ургенч, во дворец шаха, девять "украшений
вселенной", черноглазых и снежнозубых смуглых степных красавиц.
Осмотр и оценку привезенных невест взяла на себя властная мать
Хорезм-шаха Туркан-Хатун, родом из племени кипчаков. Поэтому осмотр
туркменок она делала с особой строгостью. Сам повелитель Хорезма, став
женихом, не имел права увидеть избранницу до торжественного обряда
венчания, порученного шейх-уль-исламу вместе с имамами, улемами и хором
завывающих и прыгающих дервишей.
Туркан-Хатун, со своей обычной злобностью и недовольным шипением,
осматривала и обследовала каждую девушку. Обнаженные, заливаясь слезами,
закрывая руками лицо, они стояли перед шахиней-матерью, покорно исполняя
все ее прихоти.
- Тощая, как голодная курица, - презрительно ворчала шахиня, ощупывая
ребра одной. - Видно, питалась только джугарой... Зубы у тебя как у совы,
а ноги тонкие, как у джейрана. Ты неуклюжа, как птица пеликан, такие же
толстые, как у нее, твои губы...
Туркан-Хатун была недовольна всеми девятью девушками. Однако
Хорезм-шах нетерпеливо требовал немедленной свадьбы. Поэтому Туркан-Хатун
выбрала одну, по имени Ай-Джиджек (лунный цветок), и приказала ее одеть в
самые роскошные брачные наряды. Остальным девушкам, униженным и
оскорбленным пристрастным осмотром, Туркан-Хатун приказала вернуться в
кочевья. Сопровождавшие караван белобородые старики говорили между собой:
- Конечно, мать-царица нарочно бранит наших красавиц. Ведь она
кипчакского рода, ей хочется унизить туркмен. Она выбрала Ай-Джиджек не
потому ли, что эта чудесная девушка - сирота, у нее нет родных, которые
могли бы приобрести влияние и значение при дворце?
Уже в пути караван был возвращен по приказу Хорезм-шаха. Он пожелал,
чтобы все прибывшие с караваном, в том числе и восемь звезд, подруг
невесты, присутствовали на свадебном празднестве.
На этом празднестве Мухаммед Алла-Эддин показал, что иногда он может
поступать вопреки воле своей матери. Он проявил исключительную щедрость,
наделив роскошными подарками всех туркменских гостей и опустошив этим
значительно свою сокровищницу. Он был поражен, увидев туркменских
красавиц, блиставших очарованием и улыбками, точно яркое созвездие Плеяд в
летнюю ночь.
Туркан-Хатун, заметив, что Хорезм-шах готов включить в число своих
жен еще восемь туркменок, посоветовалась с кипчакскими ханами, и шаху было
сообщено, что все кипчаки волнуются и готовы сделать набег на туркменские
кочевья, если они заметят дальнейшее благоволение к этому беспокойному
племени.
Мухаммед Алла-Эддин ответил, что "для него счастье и спокойствие
родины выше всего" и что он отпускает "восемь звезд" обратно в свои
кочевья к родителям.
_____
Царица Туркан-Хатун, отдувая важно губы, шептала своим приближенным:
- Я все предусмотрела, все подготовила... Я выбрала самую смуглую,
темную, как жук, самую тощую, самую слабую. Я уверена, что она скоро
подохнет.
Однако эта маленькая, худенькая туркменка с черными спокойными
глазами не оправдала надежд самоуверенной кипчакской ханши. Ай-Джиджек
была гибкая, стремительная и выносливая, как пантера, и легкая, как
степная дикая коза.
После торжественной свадьбы, которая, однако, по настоянию
шахини-матери прошла более скромно в сравнении со всеми предыдущими
свадьбами Хорезм-шаха, она поселилась в отведенной ей особой пристройке к
дворцу, окруженной высокой стеной. Там были садик из молодых персиковых
деревьев и кустов роз, бассейн с пестрыми рыбками и высокий старый
карагач, на который Ай-Джиджек взобралась в первый же день, чтобы с его
верхушки увидеть родные песчаные степи.
Мухаммед Алла-Эддин посвятил новой жене только первый десяток дней, а
потом вспоминал о ней изредка, предоставив избраннице полную свободу в
пределах ее маленького мирка.
Ее навещали приезжавшие из степей туркменки и влиятельные старики.
Они привозили подарки - белых ягнят, живых куропаток, сушеный творог, и
крупный розовый виноград, выросший в предгорьях Копетдага, и маленькие
шелковые ковры, на которых просили ее молиться о счастье туркменского
народа.
В урочное время Ай-Джиджек подарила Хорезм-шаху смуглого, как
абрикос, очень крикливого мальчика, над которым шейх-уль-ислам произносил
торжественные молитвы, а подосланные шахиней Туркан-Хатун колдуны завывали
заклинания. Приезжавшие из степей туркменские певцы возле люльки с
мальчиком распевали родные былины о подвигах своих героев, желая, чтобы
новорожденный царевич тоже стал степным героем - батыром.
Занятый походами и государственными делами, Хорезм-шах надолго забыл
о своем маленьком сыне. Он был очень удивлен поэтому, когда спустя семь
лет Ай-Джиджек попросила его посмотреть на ее мальчика, названного
Джелаль-эд-Дином.
Хорезм-шах прислал за ним несколько всадников и в подарок - коня,
прекрасно убранного золотой сбруей. Джигиты вернулись, сказав, что мальчик
отказывается сесть на этого коня.
- Почему? - воскликнул разгневанный Хорезм-шах. - Неужели,
воспитанный женщинами, мой сын стал сам подобен изнеженной, робкой
девушке? Я ему нарочно послал спокойного белого коня, на котором детям
ездить безопасно.
Джигиты ответили:
- Твой сын растет батыром. Он сказал, что на присланном твоим
величеством коне может безопасно ездить царица Туркан-Хатун или старенький
шейх-уль-ислам. А для того чтобы явиться перед великим шахом Хорезма, у
него есть собственный конь, приведенный ему как дар туркменского народа.
На этом коне он и приедет.
Хорезм-шах был удивлен и заинтересован. Он приказал сыну немедленно
явиться и ожидал его в загородном саду Тиллялы.
Маленький Джелаль-эд-Дин прискакал на необычайной красоты рыжем,
поджаром туркменском жеребце с огненными глазами. На гибкой шее гривы не
было, а от ушей до холки тянулась голая полоса - признак древней редкой
породы. Мальчик легко соскочил на землю, бросив поводья джигитам,
примчавшимся за ним на взмыленных конях. Держа в руках убитого зайца, он
подошел к покрытому коврами возвышению под старым карагачем, где сидел
Хорезм-шах. Джелаль-эд-Дин опустился на колени, положил зайца и поцеловал
землю между руками.
Мухаммед Алла-Эддин был взволнован, подозвал к себе сына, обнял его,
поцеловал в лоб и посадил рядом с собою.
- Прими от меня мою охотничью добычу - я сам затравил зайца моими
любимыми борзыми собаками.
- А кто тебя научил ездить на этом коне?
- Моя мать, Ай-Джиджек! - гордо сверкнув глазами, ответил
Джелаль-эд-Дин.
Хорезм-шах приказал немедленно для него зажарить зайца на вертеле, а
из шкуры сделать для себя охотничьи рукавицы.
Он велел джигиту, державшему коня, сесть на него и проехаться по
дорожкам сада. Джигит с трудом взобрался на храпевшего и плясавшего
жеребца, а затем вылетел из седла, когда конь взвился на дыбы и сделал
несколько бешеных скачков.
Со вторым и третьим джигитами произошло то же - они не могли усидеть
на сильном, злобном жеребце.
Хорезм-шах хохотал до слез и приказал больше не трогать коня.
- А тебя конь сбрасывал когда-нибудь? - спросил он сына.
- Старики меня учили: кто не падал с коня, тот не научится ездить.
Теперь конь меня слушается, а я к нему привык.
Джелаль-эд-Дин спокойно подошел к коню, погладил его по гибкой,
изогнутой шее, легко вскочил в седло и несколько раз промчался по саду,
перескочив через кусты цветущих роз.
С этого дня Хорезм-шах полюбил мальчика, брал его с собой на охоту и
требовал, чтобы он являлся к нему каждую пятницу, для присутствия на
торжественном празднестве в честь Искендера Зулькарнайна Великого.
Вскоре, к бешеному негодованию Туркан-Хатун, Хорезм-шах объявил
Джелаль-эд-Дина наследником древнего престола Хорезм-шахов.
Возмущенная Туркан-Хатун, проливая ядовитые слезы, слушала дворцовые
сплетни, передававшие новые случаи внимания Мухаммеда к маленькому сыну от
ненавистной ей туркменки. Шахиня, однако, присылала для мальчика дорогие
подарки, сладости и редкостные плоды. Ай-Джиджек с благодарностью их
принимала, но не передавала своему сыну ничего, что исходило из рук
завистливой Туркан-Хатун, боясь отравы и смертельных заклинаний, сделанных
над подарками, приносящих гибель.
Затем Хорезм-шах разрешил Ай-Джиджек вместе с Джелаль-эд-Дином
свободно ездить в туркменские кочевья. Там мальчик участвовал в скачках, в
охоте с борзыми собаками на лисиц, джейранов и волков. Он выказывал и
ловкость и отвагу, своей легкой походкой, неутомимостью и отчаянной
смелостью вызывая восхищение кочевников. Эти качества он получил от своей
матери, которую правильно когда-то злобная Туркан-Хатун назвала
"туркменской неукротимой пантерой". Тряся головой и шипя, она говорила:
- И сын пошел весь в нее. Кипчаки должны его бояться... И разделаться
с ним возможно скорее...
II. ЮНОСТЬ ДЖЕЛАЛЬ-ЭД-ДИНА
Кипучий, всегда стремительный Джелаль-эд-Дин не мог примириться с
однообразной жизнью дворца, постоянными приемами посетителей, с
торжественными выходами Хорезм-шаха, его пышными речами, в которых он
начинал с поучений об обязанностях правоверного мусульманина, а кончал
планами будущих походов для завоевания вселенной.
- Ты новый Искендер Великий! - кричали раболепные слушатели.
Согласно приказу отца, Джелаль-эд-Дин всегда находился возле него как
престолонаследник, который должен учиться трудному искусству управления
государством.
Все свободное время Джелаль-эд-Дин проводил у своей матери
Ай-Джиджек, в ее небольшом домике на территории дворца, где она, сидя на
террасе вместе с несколькими служанками, искусно вышивала сюзане или ткала
небольшие ковры с редкими, старинными узорами.
Одна комната с краю террасы была отведена Джелаль-эд-Дину. Всякий,
войдя в нее, мог убедиться, чем увлекается наследник Хорезм-шаха. На
стенах висели мечи и кинжалы различных образцов и размеров, саадаки,
откуда выглядывали луки и стрелы, а в углу стояли короткие копья с
отточенными, как бритва, лезвиями. Там же, на ковре, среди пестрых подушек
обычно сидел Джелаль-эд-Дин, погруженный в чтение книги или чистя меч,
согласно правилу: "Сталь меча должна быть так же светла, как мысли и
сердце ее хозяина". Рядом лежала простая желтая баранья шуба, служившая
подстилкой летом и покрывалом зимой. Для изголовья Джелаль-эд-Дин
использовал очень легкое, хорезмского образца, седло, обтянутое кожей, с
которым он никогда не расставался.
Воспитателем и учителем будущего шаха в воинском искусстве был
знаменитый полководец, весь изрубленный в битвах, Тимур-Мелик. Он
рассказывал и о своих походах, и хорезмийских богатырях прошлого, как они
создавали славу и могущество Великого Хорезма и как дед и прадед
Джелаль-эд-Дина сражениями и победами раздвигали границы родной страны.
Одно имя всегда волновало Джелаль-эд-Дина - прославленное имя
Искендера Великого Двурогого*. Молодой наследник страстно хотел подробнее
ознакомиться с жизнью этого необычайного полководца.
_______________
* На монетах Александр Македонский изображался в шлеме с
бараньими завитыми рогами.
У Джелаль-эд-Дина был также и духовный наставник, факих* Хасан-Юсуф,
тихий, сумрачный старик, приходивший медленными, неслышными шагами,
принося в цветном платке несколько старинных книг, пахнущих воском и
шафраном. Он читал нараспев арабские тексты и переводил их на узбекский
язык, объясняя поучения пророка Мухаммеда, да почтит аллах лик его!
_______________
* Фїаїкїиїх - ученый, законовед.
А Джелаль-эд-Дин внимательно слушал старого учителя, всматривался
черными пытливыми глазами в его седую бороду и крючковатый нос, следя, как
тот водил сморщенным пальцем с желтым ногтем по священным строкам книги...
Но мысли его уносились далеко, в горы и равнины Ирана, и вместо рядов
арабских букв, сплетенных искусной вязью, он видел стройные ряды воинов,
ощетинившиеся длинными копьями, или стремительно скачущих всадников, а
впереди - еїгїо, в серебряном шлеме с белыми крыльями непобедимого,
необычайного Искендера...
Однажды Джелаль-эд-Дин прервал Хасан-Юсуфа во время его
разглагольствований о правилах веры и закричал:
- Довольно! Это выше моих сил! Отныне ты мне будешь рассказывать о
том, к кому летит моя душа!
Старый ученый оторопел... Он положил палец на нижнюю губу и стал
грызть желтый ноготь. А Джелаль-эд-Дин продолжал:
- Скажи мне, достопочтенный наставник, нет ли у тебя такой книги, в
которой была бы описана жизнь и походы великого Искендера?
Хасан-Юсуф рассердился:
- Как ты смеешь прерывать чтение "Благородного свитка"?!* Почитание
аллаха - прежде всего! И я должен научить тебя этому, как приказал мне
Хорезм-шах: "Привлечь сына к беседам с людьми богобоязненными и рассеять
безумные мысли, так как ему не суждено быть шахом Хорезма".
_______________
* "Бїлїаїгїоїрїоїдїнїыїйї сївїиїтїоїк" - так обыкновенно
назывался Коран, священная книга мусульман.
Джелаль-эд-Дин вздрогнул... То, что он услышал, показалось ему
невероятным:
- Но я же наследник древнего престола Великого Хорезма?! Кто может
лишить меня этого?
- Кто дал тебе это счастье, тот может тебя и лишить его! Если его
величество увидит, что ты слишком любим народом, он назначит своим
наследником самого младшего из своих сыновей, ребенка, чтобы в нем еще
долго не иметь себе соперника... - Здесь старик перепугался, что сказал
лишнее, захлопнул книгу и, схватив свои туфли, хотел убежать, но
Джелаль-эд-Дин крепко держал его за одежду.
- Сейчас ты мне расскажешь все, что знаешь про великого Искендера!
Старик засопел, прикрыл широким рукавом глаза и пр