_____

     В главном шатре происходило совещание вождей и эмиров. В этой большой
долине собрались разные отряды:  гурцев,  харлуков,  афганцев,  халаджей и
других племен.
     Все вожди сидели кольцом на лиловом афганском ковре, и чаша с крепким
сладким вином переходила из рук в руки.
     Но  мира  не  было  на  этом совещании.  Каждый хотел главенствовать,
каждый доказывал,  что  его  войско если не  многочисленнее,  то  храбрее,
упорнее в  бою,  стремительнее в  наступлении.  Самым важным из вождей был
Амин-аль-Мульк  -  глава  афганцев.  С  ним  бешено спорили глава халаджей
Аграк-Мелик и глава гурцев Ихтиар-ад-Дин-Харпуст.
     - Халаджи хороши, когда надо делить добычу.
     - А гурцы особенно ловки, когда воруют коней!
     Прибывший  на   собрание  сердар   Тимур-Мелик   не   мог   успокоить
ссорившихся.  Споры становились все  горячее,  и  уже  раздавались бранные
слова, после которых вожди хватались за оружие.
     - Успокойтесь,   почтенные  сердары  и  ханы.   Мы  съехались,  чтобы
заключить союз дружбы в дни грозной опасности.
     - Разве возможен такой союз, когда войска ведут себя как разбойники в
степи на большой дороге?
     - Все гурцы всегда были ворами! - хрипел голос с одной стороны шатра.
     - Халаджи даже ворами не могут быть -  они бегут при виде обнаженного
меча.
     Вдруг издали послышался шум приближавшейся толпы.
     - Слушайте, к нам кто-то едет.
     Доносились песни,  распевавшиеся молодыми голосами,  взрывы  смеха  и
громких приветствий.
     - Это к нам едет пьяная свадьба,  -  воскликнул Амин-аль-Мульк.  - Не
время пьянствовать, когда мы должны точить мечи.
     Топот коней оборвался у  самого шатра,  и  в него ввалилось несколько
человек.  Впереди  шел  молодой  стройный батыр  в  серебристой кольчуге с
расстегнутым  воротом.   Шлема  на  голове  не  было,  и  кудрявые  волосы
рассыпались по  плечам.  Задорная и  вместе  приветливая улыбка  открывала
крупные белые  зубы.  Прищуренные глаза смотрели весело,  в  то  же  время
впиваясь в каждого и не выпуская из своего внимания ни одной мелочи.
     - Джелаль-эд-Дин!  К  нам приехал султан Джелаль-эд-Дин!  Да живет он
тысячи лет! - закричали голоса.
     - Где он,  мой старый,  любимый друг Амин-аль-Мульк? - кричал молодой
батыр.  - Вероятно,  тебе меня сейчас и не узнать?  Ведь ты держал меня на
коленях и ласкал, когда мне было семь лет!
     - Не  подходи  ко  мне,   султан  Джелаль-эд-Дин!   Сперва  я  должен
разделаться с Ихтиаром Харпустом и отрубить его беспутную голову.
     - Этого не может быть!  - воскликнул Джелаль-эд-Дин. - Харпуст хорошо
пьет вино, уважает своего дядю и готов перед ним поцеловать землю.
     - Не приехал ли ты со свадьбы, бадавлет? Почему ты такой веселый?
     - Я  не  со  свадьбы приехал,  а  еду  на  свадьбу.  Нет ли  у  тебя,
Амин-аль-Мульк,  дочери,  которая меня не  отвергнет?  Я  сейчас же на ней
женюсь!
     - Для тебя, бадавлет, такая царевна всегда найдется.
     Вражда и  ссоры в  шатре уже затихли.  Все смеялись и  обменивались с
Джелаль-эд-Дином шутками.
     - Нам предстоит сейчас пир -  большой и роскошный пир!..  Я нашел тут
недалеко  долину  близ  города  Первана,  в  которой  мы  скрестим мечи  с
монголами. Они уже гонятся за нами по пятам и скоро будут здесь... В такой
день мы все должны быть братьями. Мы дети одного народа. Объединившись, мы
станем непобедимыми и разгромим монголов. Кто здесь ссорился? Прячьте мечи
и берите кубки вина. Я вам клянусь, что мы сейчас накануне большой победы!


                         XVII. КАНУН ВЕЛИКОГО ДНЯ

                                        Я не хочу от  тебя  ничего,  кроме
                                   дружбы. И если я получу ее, вся земля и
                                   народы для меня пыль, а жители - мухи.

                                                            Иїбїнї Хїаїзїм


     Джелаль-эд-Дин  объехал всю  долину,  где на  склоне горы рассыпались
домики  городка  Первана,  окруженного  старой,  полуразвалившейся стеной.
Здесь  наконец он  нашел  то,  чего  искал.  Он  поднялся на  холм,  долго
всматривался в суровые,  скалистые отроги гор,  заметил высоко,  на опушке
фисташковых  зарослей,  группу  наблюдавших  людей.  Кто  они?  Свои?  Или
подосланные монголами лазутчики?
     Быстро опустившись  вниз  к  ручью,  Джелаль-эд-Дин  передал   лошадь
джигиту возле шатра вождя афганцев Амин-аль-Мулька.  Там собрались сердары
и эмиры. Джелаль-эд-Дин сел на ковре в общий круг и сказал:
     - Я  нашел в этой большой долине место,  где с двух сторон опускаются
друг другу навстречу отроги гор.  Они  образуют отличную защиту для войска
от боковых ударов. Дозорные мне донесли, что сюда уже спешно приближаются,
нахлестывая коней,  мохнатые  монголы.  Они  торопятся,  точно  боясь  нас
потерять.  Но,  найдя нас,  они  тоже пожалеют.  Я  знаю,  как  они  будут
действовать.  Они нападут на нас воющей толпой,  стараясь напугать,  смять
копытами коней.  А мы должны их перехитрить. Мы выстроим всех наших воинов
тесными рядами поперек долины. Мы должны приготовить для монголов то, чего
они  не  ожидают.  Наши  джигиты будут  стоять пешие:  каждый воин  должен
чувствовать локоть соседа, стоящего рядом.
     - А где же будут кони? - послышались голоса.
     - Кони будут стоять за спиной,  привязанные за повод к поясу. В самом
центре надо поставить самых опытных лучников,  чтобы при атаке они сбивали
монголов ударами в глаз и в горло.  Когда же монголы откатятся, то мы ни в
коем  случае не должны их преследовать.  Ряды останутся на месте.  Монголы
будут нападать на нас несколько раз и снова  откатываться,  а  наши  воины
будут  по-прежнему  стоять  неподвижно,  вызывая  удивление  врага.  Таким
образом,  наши кони останутся бодрыми и свежими,  а кони монголов к  концу
дня вымотаются.  Сбоку будут стоять барабанщики,  ожидая моего приказа.  И
вот,  когда я увижу,  что монголы уже устали,  что  их  кони  измучены,  я
прикажу  ударить  в  барабаны.  Тогда  все  наши  молодцы сядут на коней и
бросятся   преследовать   этих   злобных   кяфиров.   Сверкающие   планеты
благоприятствуют  и  сбросят нам на руки давно желанную победу.  За смелым
следует  удача!..  Клянусь  вам  памятью  Искендера  Великого,  завтра  мы
вдребезги разобьем монголов!
     - Не знаешь ли ты, бадавлет, кто начальствует над монголами?
     - Мои   дозорные  поймали  одного  заблудившегося  монгола,   и   тот
рассказал,  что  их  ведет  родственник самого Чингисхана -  Шики-Хуту-Ху,
раньше бывший судьей и  палачом.  Его и послал Чингисхан,  чтобы он казнил
всех нас, дерзких противников монгольского вторжения.

                                  _____

     Джелаль-эд-Дину  не  спалось.  Он  ходил  по  лагерю,  разговаривал с
воинами,  сидевшими  у  костров  и  кормившими  коней,  объяснял  им  план
намеченной битвы.
     Из-за  гор  поднялась круглая луна  и  озарила серебристым светом всю
долину.  Один за  другим потухали костры,  замолкали речи.  Величественный
покой своими легкими крыльями навевал сон на глаза лежащих хорезмийцев,  и
глубокая тишина воцарилась по всей долине.
     Только изредка с  горных вершин доносился тягучий вой голодного волка
или визгливый плач шакалов.  Нельзя было решить,  звери ли это подают друг
другу  вести,  предчувствуя скорый  кровавый пир,  или  это  перекликаются
подползающие монгольские лазутчики.
     Джелаль-эд-Дин  сидел  на  коврике близ  своего  небольшого походного
шатра.  Тяжелые думы его охватывали, сомнение боролось с уверенностью, что
завтрашняя битва принесет поражение высокомерным врагам,  что, наконец, он
сумеет перебить им хребты и  показать всем братьям,  что косматых монголов
можно так же  успешно побивать копьем и  стрелами,  как до  сих пор смелые
хорезмийцы побивали свирепых кабанов или могучих тигров.
     Он  опустил усталую голову  на  руку,  сон  дымным облаком закрыл ему
глаза, и вдруг он очнулся от шороха.
     Впереди, на краю коврика, сидела маленькая фигурка в черной одежде...
Глубокие морщины прорезали ее лицо. Это была старушка с сумкой в руках.
     - Кто ты? Дух ночи или выходец из могилы? И что тебе здесь надо?
     - Ты мне обещал дать свободу,  и я ее получила. Но я умоляла тебя еще
о  великом счастье быть у  твоих ног  и  тебе помогать.  Ты  умчался и  не
подумал обо мне.
     - Я помню все,  но это я говорил девушке, благоуханному цветку ранней
весны. Вероятно, ты ее бабушка и мне о ней расскажешь?
     - Нет,  я Бент-Занкиджа!.. Чтобы разыскать тебя, я нарисовала на лице
морщины,  я  подобрала посох,  оделась нищенкой и  пошла,  согнувшись,  по
дорогам.  Моя  кажущаяся старость защитила меня  от  злых людей.  На  меня
налетали монголы,  но, махнув рукой, оставляли в покое. Ты можешь отослать
меня прочь,  и тогда я брошусь на кинжал, благодаря небо, что еще один раз
увидела твое светлое лицо!
     Джелаль-эд-Дин взял кувшин с водой и поставил его перед девушкой.  Он
вошел  в  шатер  и  вынес  оттуда сверкающее ожерелье и  красивое шелковое
платье с цветными узорами.
     - Меня здесь хотят женить,  и друзья прислали подарки.  Сбрось с себя
нищенские лохмотья и надень этот праздничный наряд.  Смой все свои морщины
- тебе больше не придется чего-либо опасаться.
     Девушка положила перед Джелаль-эд-Дином ковровую сумку и сказала:
     - Здесь  две  книги:  одна  -  жизнь  Искендера Двурогого.  Не  знаю,
сохранил ли ты в своих скитаниях ту, что я тебе написала. Вторая книга еще
чистая: в ней я буду отмечать победный полет смелого молодого орла!..
     Бент-Занкиджа взяла кувшин и  цветное платье и  отошла за шатер.  Она
вернулась и теперь стояла перед Джелаль-эд-Дином,  озаренная луной,  юная,
стройная и радостная, как взмахнувшая крыльями чайка.
     Девушка подняла руки над головой и,  глядя на  небо,  где рассыпались
мигающие звезды, говорила:
     - В твоих руках я вижу поводья,  управляющие бегом счастливых планет.
Верь  в  удачу всего,  что  будешь предпринимать,  верь в  свое сверкающее
будущее.
     Джелаль-эд-Дин вскочил и схватил Бент-Занкиджу за ее маленькие руки.
     - Ты чудесная лунная пери*,  посланная мне судьбою.  С  тобой счастье
меня не покинет.
     _______________
          * Пїеїрїи - добрая фея, ограждающая от "злых духов".

     - Сегодня необычайный день моей жизни!  - прошептала Бент-Занкиджа. -
Сегодня цветок счастья осыпал меня своими лепестками.


                         XVIII. ПОД БОЙ БАРАБАНОВ

                                 Справиться с одним - это устрашить сотню.

                                      Вїоїсїтїоїчїнїаїяї пїоїгїоївїоїрїкїа


     За  ночь Перванская долина закуталась облаками тумана.  Другого конца
ее  не  было  видно,  но  оттуда уже  слышался вой,  звуки труб  и  крики,
переходящие в визг: "Кю-ур! Кю-ур! Кю-ур!" ("Бей! Бей!").
     Солнце  медленно поднималось из-за  гор,  и  слабый ветер  тихо  унес
молочно-белые клочки тумана.
     В  глубине  долины  показались монголы.  Они  собрались там  огромной
толпой.   Слышались  звон   оружия,   ржание  коней.   Отдельные  всадники
проносились по равнине, делая круги, и возвращались обратно.
     Хорезмийцы уже были наготове.  Они стояли тихими, безмолвными рядами,
растянувшись между выступающими горными  отрогами.  Султан  Джелаль-эд-Дин
слегка перестроил боевую линию воинов,  поставив впереди их сотню отборных
джигитов. Он прибавил к ним около двухсот палванов* с тяжелыми топорами на
длинных рукоятках.  Сюда же явилось много лучников;  у них были длинные, в
рост человека, луки, а в их колчанах острые, закаленные стрелы.
     _______________
          * Пїаїлївїаїн - силач.

     Монголы  зашевелились и  вдруг  понеслись вперед  сплошной лавиной  с
отчаянными криками: "Кю-ур! Кю-ур!"
     Опережая один другого,  они  скакали во  весь дух,  направляя главный
удар на середину боевой линии хорезмийцев. Не уменьшая бега, обрушились на
стоявших впереди  отборных джигитов и  палванов и  пронеслись дальше.  Все
перемешалось.  Стрелки и  палваны делали  свое  дело:  они  дробили черепа
монгольских богатырей и  их  коней  ударами своих тяжелых топоров.  Стрелы
метко  попадали в  лица  нападающих,  пробивали глаза  коням,  отчего  те,
обезумев от  боли,  неслись  в  сторону,  натыкаясь на  своих  же.  Другие
монгольские части налетали на боковые ряды стоящих хорезмийцев и  получали
от них такой же решительный отпор...
     Вдруг  позади  монгольского отряда  стал  раздаваться протяжный  звон
бронзовых  щитов,  призывающий  к  отступлению.  Услыхав  это  приказание,
монголы  все  разом  повернули  своих  коней  и   понеслись  обратно.   Но
хорезмийцы,  помня  строгий приказ султана Джелаль-эд-Дина,  не  стали  их
преследовать.
     По всему полю битвы лежало множество убитых и  раненых всадников и их
коней.  В  некоторых местах  раненые  монголы  отчаянно кричали,  стараясь
выбраться из-под навалившихся на них коней.
     Джелаль-эд-Дин  на  своем  красавце вороном  жеребце  промчался вдоль
боевой линии хорезмийского войска.
     - Молодцы богатыри! Еще вам придется выдержать два-три таких удара, и
мы  разгромим этих  мохнатых воинов  и  отправим их  к  страшному Иблису*.
Потерпите и ждите удара в барабан!
     _______________
          * Иїбїлїиїс - злой дух в мусульманском веровании, дьявол.

     Монголы  совещались  и  перестраивались довольно  долго.  Хорезмийцы,
вспоминая прошедшую битву, отмечали, что монголы нападали не в одиночку, а
десятками, помогая друг другу и защищая упавших.
     - Это у них хороший обычай,  - говорили воины. - В этом нам следовало
бы им подражать!
     Солнце  медленно  поднималось и  стало  над  головой.  Монголы  снова
бросились неудержимым потоком.  Их  кони  неслись  вскачь,  вздымая  пыль.
Всадники,  засучив правый рукав  и  подняв кривые мечи,  кричали:  "Кю-ур!
Кю-ур!.."
     Хорезмийцы их ждали. На месте прежних палванов уже стояли новые и так
же грозно и бесстрашно разбивали головы монгольским коням и их хозяевам.
     После отчаянной схватки снова зазвенели монгольские бронзовые щиты  и
вся их ревущая и дикая толпа покатилась обратно, к другому концу долины.
     Много раз повторялась резня.  Солнце стало спускаться.  И  тогда,  во
время  кровопролитного  боя,  когда  монголы,  после  звона  щитов,  опять
повернули обратно,  по знаку Джелаль-эд-Дина затрещали барабаны.  Быстро и
радостно хорезмийские воины вскочили на своих застоявшихся коней и бешеным
вихрем понеслись догонять монголов.  На  своих неуставших конях они  легко
настигали врага и  выбивали его из седел,  устилая всю долину монгольскими
трупами.
     Монголы были не в силах сдержать неожиданный удар хорезмийцев.  Они в
ужасе мчались прочь с места роковой битвы и гибли десятками и сотнями.
     Начальник монгольского войска  Шики-Хуту-Ху  наблюдал  за  битвой  со
скалы.  Увидев гибель своих воинов, он думал уже только о спасении жизни и
о возвращении в монгольский лагерь.
     Переменив  в   пути  нескольких  коней,   Шики-Хуту-Ху   примчался  к
Чингисхану.
     Согласно монгольскому обычаю, он подполз к трону своего повелителя на
четвереньках, покрывшись с головой вывернутой шубой. Плача, он рассказал о
разгроме и полной гибели монгольского отряда.
     Великий завоеватель остался совершенно спокоен,  как  всегда ничем не
выказав даже своего удивления.
     - Зачем ты ползаешь по земле,  как черепаха,  почтенный великий судья
Шики-Хуту-Ху?  До сих пор тебе в  жизни сопутствовало счастье,  и это тебя
сделало беспечным и  самоуверенным.  Ты  был  оком смотрения моего и  ухом
слушания моего...  Проигранная битва послужит тебе  на  пользу,  научив не
браться за то, чего ты не умеешь.
     Шики-Хуту-Ху встал, утирая шубою слезы. Чингисхан посадил его рядом с
собою. Он долго молчал.
     Вдруг каган вскочил и издал такой дикий вопль,  что все в шатре упали
на землю, спрятав лица в ладони. В глазах его засветилась упрямая, жесткая
воля.
     - Я знаю,  кто виноват в этом разгроме,  -  ревел  Чингисхан  низким,
хриплым  голосом.  - Это все он,  желторотый птенец,  желающий сразу стать
орлом!  Я ему  покажу  мощь  монгольского  войска!  Приказываю  всем  моим
багадурам,  нойонам,  всем начальникам отрядов немедленно отозвать войска,
занятые осадою городов,  и собраться здесь,  около моего лагеря.  Я сам их
поведу,  чтобы поймать султана Джелаль-эд-Дина.  Я захвачу его живым и сам
задушу своими руками.


                        XIX. СМЕЛОСТЬ ПРОТИВ СИЛЫ

                                       Чингисхан сказал: "Я истреблю их до
                                  потомков потомков и до последнего раба".

                                  "Сїоїкїрїоївїеїнїнїоїеї сїкїаїзїаїнїиїе"


     В  шатер Чингисхана вошел монгольский часовой-кэбтэул*,  за ним легко
шагал молодой джигит в серебристой кольчуге с небольшим копьем в руке.  На
острие копья белел листок пергамента. Кэбтэул сказал:
     _______________
          * Кїэїбїтїэїуїл - личный телохранитель; "он обязан голову рубить
     по самые плечи и плечи - на отвал всякому,  кто  попытался  бы  ночью
     проникнуть во дворец".

     - Я  привел к  тебе,  повелитель,  посла  от  шаха  Хорезма,  султана
Джелаль-эд-Дина. На копье вдето письмо от него.
     Чингисхан сидел неподвижно на своем золоченом троне.  Он подобрал под
себя ноги и перевел угрюмый взгляд на гонца.
     - Какой же это может быть посол? Это девушка, и очень смелая девушка,
если,  переодевшись нукером, она открыто явилась в мою берлогу. Что ты мне
скажешь? И почему девушки у вас стали воинами?
     - Я  принесла тебе  письмо  от  моего  султана  Джелаль-эд-Дина...  А
сделалась я  воином,  потому что у нас,  чтобы защищать родину,  и девушки
взялись за оружие.
     Старый писарь-уйгур снял с копья листок пергамента,  сперва долго его
рассматривал, потом сказал:
     - Это  действительно  письмо...   От  Хорезм-шаха  Джелаль-эд-Дина...
Письмо дерзкое и написано непочтительно.
     - Читай же! - приказал Чингисхан.
     - Вот что он пишет:
     "УКАЖИ МЕСТО, ГДЕ МЫ ВСТРЕТИМСЯ ДЛЯ БИТВЫ. ТАМ Я БУДУ ТЕБЯ ЖДАТЬ".
     Чингисхан добродушно засмеялся, так что его толстый живот запрыгал.
     - Ты приехала в счастливый для тебя день.  Сегодня грозный лев сыт, и
я тебя отпущу обратно.
     - Я только жду твоего ответа, великий каган.
     - Молодой гонец, - сказал Чингисхан, - отправляйся к своему господину
и  скажи ему:  "Могу ли  я  дозволить тебе безнаказанно обрывать украшенья
моих златоцарственных поводьев. Ты, желторотый птенец, захотел встретиться
в  бою со  старым беркутом.  Плохой конец ты  для себя выбрал.  Я  не буду
назначать места встречи.  Я погонюсь,  точно гроза,  за Джелаль-эд-Дином и
разыщу его всюду -  в облаках или на дне моря. Я поймаю его живым и задушу
собственными руками".
     - Я передам твои слова,  повелитель!  -  сказал гонец.  -  Но будущее
лежит в руках аллаха, и он один знает наш конец.
     Чингисхан нахмурился и махнул рукой:
     - Проводить этого  гонца  за  пределы лагеря!  И  чтобы никто его  не
обидел!
     Когда  гонец вышел,  Чингисхан вскочил и  стал  так  бешено кричать и
реветь,  бросая на пол бронзовые чашки и сосуды, что все попадали на ковер
и спрятали лица в ладони.
     - Где Бугурджи-Нойон?
     - Я здесь,  непобедимый! - ответил, лежа на животе, старый, полуседой
монгол.
     - Встань и  слушай меня.  Ты пошлешь гонцов ко всем отрядам,  которые
рассыпались по  разным городам.  Пусть они немедленно съезжаются к  городу
Талькану.  Там я  объединю все мое войско и  отправлюсь в  погоню за  этим
дерзким птенцом.  Он  захочет скрыться от меня в  Индии,  но я  постараюсь
перехватить его  на  горных перевалах.  Он  дерзкий и  думает,  что только
дерзкие побеждают.  Но таких людей нам нужно опасаться. Из потомков такого
боевого  петуха  могут  вырасти  драконы,  которые пожрут  моих  ленивых и
неспособных внуков