город.
     Начальником  войск  города  только  что   был  назначен  Тимур-Мелик,
искусный в  военном деле,  известный смелостью,  прямотой и упорством.  Он
спешно соорудил крепость на острове,  посреди Сейхуна,  в  том месте,  где
река расходится на два протока, и собрал там запасы оружия и еды.
     Когда прибыли монголы и пригнали захваченных пленных, то, под ударами
плетей  и  мечей,  мусульмане полезли  по  приставным лестницам штурмовать
стены Ходжента.  Жители его долго и мужественно отбивались, но малодушные,
желая сохранить свои  богатства,  стали кричать,  что  не  хотят драться с
братьями своего  народа,  и,  тайно  от  Тимур-Мелика,  ночью  отправили к
монголам знатных стариков с  богатыми подарками и  заявлением,  что жители
надеются на милость завоевателей и решили прекратить защиту.
     Тимур-Мелик, прокляв малодушных, с тысячью отважных джигитов переплыл
реку,  захватив с собой все суда и укрепился на острове. А жители Ходжента
отворили  ворота,   надеясь  на  прекращение  битвы.   Монголы  немедленно
ворвались в город,  проникли во все улицы и дома,  все ограбили и вырезали
тысячи неповинных стариков,  женщин и  детей...  В Ходженте они пировали и
бесчинствовали много дней.
     Монголы стали обстреливать из китайских метательных машин крепость на
острове,  но  камни и  огромные стрелы до  укреплений не  долетали.  Тогда
монголы выгнали из  Ходжента всех юношей и,  присоединив к  ним пленных из
Бенакета и других селений,  собрали на обоих берегах реки около пятидесяти
тысяч  человек.  Разделив их  на  десятки и  сотни,  монголы гоняли  их  к
ближайшей горе за три фарсаха*,  и  заставили оттуда таскать камни,  решив
перегородить плотиной реку Сейхун.
     _______________
          * Фїаїрїсїаїх - мера длины, около 7 километров.

     Тимур-Мелик  тем  временем  приготовил  двенадцать  плотов,  накрытых
сверху для  защиты от  монгольского огня  мокрыми войлоками с  глиной.  По
сторонам были  оставлены прорезы для  стрельбы.  Ежедневно на  рассвете он
направлял в  каждую сторону реки по  шести плотов,  и  воины его  отчаянно
бились с  монголами,  а  монгольские пылающие стрелы с горючим составом их
плотам не вредили.
     По ночам Тимур-Мелик устраивал вылазки.  Его джигиты с ножами в зубах
подползали к  вражескому лагерю,  внезапно набрасывались,  вырезая  спящих
монголов, так что монгольское войско постоянно находилось в тревоге.
     Искусные китайские мастера, сопровождавшие монголов, построили новые,
еще  более  мощные машины.  Эти катапульты,  выбрасывающие камни и большие
стрелы,  начали наносить  сильный  урон  воинам  Тимур-Мелика.  Видя,  что
положение   его   становится   безнадежным,  Тимур-Мелик  в  темную  ночь,
приготовив множество лодок и плотов, сложил на них пожитки и посадил своих
воинов.  Внезапно  на  всех  судах  запылали  костры и факелы,  и огненным
потоком они понеслись вниз по реке, увлекаемые ее бурным течением.
     Монгольское войско погналось за  ними по  обоим берегам.  Тимур-Мелик
направлял плоты и лодки туда,  где показывались монголы. Стрельбой из лука
он отгонял их и  направлял суда дальше.  Проплыв к Бенакету и одним ударом
прорвав  железную цепь,  протянутую монголами через  реку,  суда  и  плоты
понеслись снова вперед.
     Опасаясь,  нет  ли  на  реке еще  более сильных преград,  построенных
монголами,   Тимур-Мелик,  заметив  близ  Бар-Халыгкента  большие  табуны,
пристал к  левому берегу и,  посадив воинов на  коней,  поскакал в  степь.
Монголы его преследовали. Воинам Тимур-Мелика приходилось останавливаться,
сражаться, отгонять монголов и затем снова пробиваться вперед.
     Никто  не  хотел  сдаваться,  и  многие спаслись,  проскользнув между
монгольскими лагерями.  Они  пробрались  на  запад,  где  присоединились к
войску, которое уже собрал Джелаль-эд-Дин.
     Тимур-Мелик,  оставшись с  некоторыми воинами,  продолжал отбиваться,
углубляясь все  дальше в  степь,  надеясь на  силу коней.  Когда последние
спутники Тимур-Мелика были  убиты,  а  в  колчане его  осталось всего  три
стрелы,  за  ним гнались уже только три монгола.  Стрелой он попал в  глаз
одного и бросился с мечом на остальных. Те повернули коней и ускакали.
     Тимур-Мелик всего с  двумя стрелами в  колчане добрался до  колодца в
песках,  где  стояли конные разведчики хорезмского войска.  Они  дали  ему
свежего коня,  и  на нем Тимур-Мелик доехал до Ургенча,  где опять занялся
подготовкой к дальнейшей борьбе...


               XI. БУХАРА КЛАДЕТ ГОЛОВУ ПОД МОНГОЛЬСКИЙ МЕЧ

     В  дни смертельной опасности при нашествии могущественных врагов горе
тому городу,  в котором вместо дружного единодушия для защиты родной земли
жители раскалываются на  два  враждующих лагеря,  -  такой город сам  себя
обрекает на гибель!
     Это испытала Бухара.
     В  тот день,  когда перед городом появился со своим передовым отрядом
свирепый рыжебородый Чингисхан и дерзко, чтобы устрашить жителей, поставил
свой  желтый  шатер  в  виду  главных  ворот,   в  Бухаре,  как  описывает
современный летописец,  "слышались только голоса малодушных,  испуганных и
маловерных,  желавших покорностью,  мольбами и ценными подарками заслужить
милость  дикого  монгольского  завоевателя".   К  сожалению,   эту  партию
малодушных  составляли  те  лица,   которые  в   обыкновенное  время  были
правящими,  всесильными и  самыми влиятельными в Бухаре,  и их долгом было
объединить силы  всех  могущих держать оружие и  разместить их  по  стенам
древнего города.
     Вместо этого они суетились и кричали:
     - Не   надо  прибегать  к   безумной  борьбе!   Теперь  нужна  мудрая
уступчивость!  Джелаль-эд-Дин  с  его  призывами к  борьбе  только погубит
священную Бухару. Наш благословенный город охраняют молитвы святых имамов,
которые сильнее всех  страшных полчищ  монгольского владыки.  Бухара,  где
находится  столько   могил   наших   великих   святых   вовеки   останется
неприступной, вместилищем знаний, звездой на небесах просвещения!
     Самыми уступчивыми и  напуганными были наиболее богатые лица:  купцы,
владельцы складов,  больших домов,  имамы,  ученые улемы - все, кто больше
всего  заботился  о  накоплении  своих  богатств,  о  своем  благополучии,
стремясь,  чтобы ничто не потревожило той обеспеченной,  счастливой жизни,
которую они до того времени вели.
     Однако в городе, помимо уступчивых, было еще несколько десятков тысяч
трудящихся  ремесленников,   кустарей,  медников,  оружейников,  кузнецов,
седельников,  гончаров, резчиков по дереву и прочих искусных мастеров с их
подмастерьями и  учениками.  Все  они  горячо  стояли за  упорную борьбу с
хищным  врагом,  требовали не  уступать  и  не  верить  коварным монголам,
убежденные,  что  город благодаря древним высоким и  прочным стенам сможет
устоять и выдержать длительную борьбу.
     Но  эти народные массы не  были объединены для борьбы.  Им  нужен был
вождь, который собрал бы их силы в стойкие и прочные дружины.
     Таким вождем мог бы выступить Тимур-Мелик или другие старые,  опытные
полководцы.  Но  все  они  были  далеко,  разъехавшиеся по  своим отрядам,
готовым к борьбе с монголами.
     Многие указывали на Джелаль-эд-Дина:
     - Он  был помощником у  шах-ин-шаха,  он  знает военное дело,  он уже
удачно дрался с монголами в битве при Иргизе!
     Другие возражали:
     - Имя  султана Джелаль-эд-Дина ненавистно бухарским богатым старикам.
Они  пугаются и  кричат:  "Султан испортит наши  переговоры с  монголами и
вызовет ненужную резню!.."
     На  тайном  совещании богатых старейшин города  было  решено  послать
семьдесят джасусов* по  всему  городу,  чтобы разыскать Джелаль-эд-Дина  и
прикончить на  месте  как  беспокойного врага  Бухары,  который  осмелился
возбуждать народ  против  великого  владыки  Чингисхана,  посланного самим
аллахом сделаться повелителем всех мусульман.
     _______________
          * Дїжїаїсїуїсїы - шпионы, доносчики.

     Кара-Кончар,  неизменный  спутник  Джелаль-эд-Дина,  ходил  в  толпе,
прислушиваясь  к   голосам  спорящих  и  недовольных,   и  с  негодованием
отворачивался, когда до него доносились жалкие речи унывавших и трусливых.
     Он  слышал,  как  в  одном  месте  в  толпе  кричали:  "Надо  поймать
Джелаль-эд-Дина  и  его  джигита Кара-Кончара и  отвести их  к  начальнику
города".
     Кара-Кончар повернул в боковой темный переулок и заметил,  что за ним
последовало пять человек. Он замедлил шаг и остановился за выступом стены:
"Джасусы! Думают, что им удастся схватить Кара-Кончара! Щенки!"
     Когда первые двое поравнялись с  ним,  он  быстро схватил их за шею и
изо всех сил ударил лицами друг о  друга.  Те завопили,  обливаясь кровью.
Остальные трое  отбежали на  несколько шагов и  остановились.  Кара-Кончар
набросился на  одного  из  них  и  пронзил мечом.  Двое  других с  криками
убежали.
     Кара-Кончар быстро шел  узким переулком,  который тянулся вдоль стены
города,  всматриваясь в темноту.  Здесь изредка спешили навстречу путник с
узлом на плече,  женщины,  держа за руки детей,  старики и  прочие жители,
перепуганные появлением врага.
     В одном месте,  близ бойницы,  где обыкновенно стоял часовой, впереди
показалась тень. Это был Джелаль-эд-Дин.
     - Бадавлет*,  я  сейчас обошел все  базары.  Люди потеряли голову,  -
сказал  Кара-Кончар,  -  люди  катятся в  пропасть.  Завтра  Бухара  будет
вырезана монголами.  А  между тем  отцы города кричат,  что они приготовят
счастливое будущее священной Бухаре и проклинают султана Джелаль-эд-Дина и
всех тех, кто требует вынуть меч для борьбы с врагами.
     _______________
          * Бїаїдїаївїлїеїт - дружеское обращение к влиятельному человеку.

     Джелаль-эд-Дин ответил:
     - Нам  здесь нельзя оставаться.  Нужно собирать войска для  большой и
долгой войны.  Здесь я договорился с часовым из конного отряда. Он пошел к
стоянке  своих  лошадей  и  обещал  принести  несколько волосяных арканов.
Связав вместе,  часовой нас спустит по стене,  и  мы покинем город.  Я ему
обещал за это два золотых тилля.
     Вскоре  пришел  часовой.  За  ним  следовало  еще  несколько человек.
Кара-Кончар уже приготовился к  битве,  но пять человек,  всадники конного
отряда, стали просить Джелаль-эд-Дина:
     - Султан,  мы  хотим быть с  тобой.  Мы  не  останемся в  этом городе
скорпионов и тарантулов,  мы уйдем с тобой драться за родную землю. Но как
нам быть? Наши кони здесь, их на веревках не спустишь.
     Джелаль-эд-Дин сказал:
     - Отныне вы  мои  братья.  Выбирайте:  или  завтра,  когда  откроются
ворота,  выезжайте на конях и скачите в сторону Келифа,  или махните рукой
на своих коней и сейчас следуйте за мной.
     Всадники пожалели своих  коней  и  обещали  на  другой  день  догнать
Джелаль-эд-Дина.
     Кара-Кончар спустился первым по  высокой стене,  держась за волосяной
аркан. Коснувшись ногами земли, он крикнул:
     - Аллах нам подмога!
     Вторым  спустился  Джелаль-эд-Дин,  третьим  -  часовой,  доставивший
арканы.
     Яркая  луна,  затягиваемая тучами,  медленно поднималась над  спящими
рощами,  когда три спутника быстро шли прочь от Бухары в сторону Афганских
гор, где Джелаль-эд-Дин надеялся начать войну, собирая бесстрашных юношей.
Джелаль-эд-Дин  направлялся  к  давно  знакомой  усадьбе  Тимур-Мелика,  в
которой много раз бывал еще мальчиком.  В  этой усадьбе Тимур-Мелик хранил
своих  лучших охотничьих коней,  любимых боевых жеребцов,  и  здесь же  он
развел  большой сад-зверинец,  в  котором жили  одновременно две  пантеры,
черный олень,  несколько джейранов,  две  семьи  диких  кабанов и  десяток
степных диких ослов и тарпанов.  Сам Хорезм-шах Мухаммед любил приезжать к
Тимур-Мелику специально для охоты в  этом заповедном саду-зверинце,  чтобы
коротким копьем поразить быстро скачущего оленя или тарпана. На кабанов он
охотился  сидя  на  коне.  Его  сопровождало несколько  джигитов,  готовых
выручить шаха,  когда на  него  набрасывался старый кабан,  самое страшное
животное в единоборстве с человеком.
     Джелаль-эд-Дин выбрал из  табуна Тимур-Мелика по одному коню для себя
и своих спутников и добавил еще по одному, чтобы те везли вьюки с кормом.
     - Ты  не  жалей,  что мы забрали столько хороших коней,  -  сказал он
старому дворецкому,  смотрителю усадьбы. - На этих конях мы будем бороться
против врагов родины,  а все остальное,  что хранится в этой усадьбе, если
ты не успеешь угнать к Келифу или дальше,  попадет в руки хищных монголов,
они же прикончат и тебя.
     Утром  примчалось несколько джигитов.  Они  рассказали,  что  хозяева
города раскрыли все  одиннадцать ворот и  впустили внутрь священной Бухары
страшных кочевников.  Монголы  разграбили весь  город,  беспощадно вырезав
всех  жителей,  начиная с  самых богатых стариков,  забрали только опытных
ремесленников, погнав их, как стадо скота, в далекую Монголию.
     - Теперь нам предстоит очень трудный путь, - сказал Джелаль-эд-Дин, -
мы  должны проскользнуть мимо монгольских шаек.  Я  еду  разыскивать моего
отца  шах-ин-шаха,  чтобы  убедить его  стать  во  главе  могучего войска,
которое поднимет священную войну мусульман против иноземных кяфиров!
     Джелаль-эд-Дин со своими спутниками быстро направился на запад, всюду
расспрашивая, куда уехал и где укрывается Хорезм-шах Мухаммед.


                      XII. ВСЕ ИМЕЛ - И ВСЕ ПОТЕРЯЛ!

     Покинув Бухару,  Хорезм-шах Мухаммед направился к  Самарканду,  но по
пути  он  вдруг  резко повернул в  сторону и  приказал проводнику показать
дорогу на Келиф,  оберегавший переправу через Джейхун.  Шаха охранял отряд
около двухсот военачальников и  джигитов...  Они сперва преданно оберегали
его, исполняя все приказания, потом его сбивчивые распоряжения, непонятная
цель  пути  -  все  это  вызывало  у  спутников недоумение,  и  они  стали
разбегаться.
     Хорезм-шах  прибыл  в   загородную  усадьбу-зверинец  своего  верного
воеводы Тимур-Мелика.  Там его ждал большой караван в двадцать верблюдов и
сорок коней.  Все они были навьючены кожаными чемоданами: в них Хорезм-шах
увозил сокровища,  все драгоценности,  все золото,  накопленное в  течение
многих лет его предками.
     Шах торопился.  Казалось,  его преследовали злые духи.  Он не спал по
ночам,  и  не  без  основания:  утром  над  его  постелью находили стрелы,
пронизавшие шатер с разных сторон. Каждую ночь он менял место ночлега.
     Путь его  шел через главные города северного Ирана,  где беки и  ханы
оказывали ему  глубокое  почтение,  однако  скорости переходов Хорезм-шаха
мешал караван. Поэтому в одной крепости - Бистам - он передал своему эмиру
Тадж-ад-Омару  часть  чемоданов и  приказал  опустить  в  глубокий  подвал
крепости,  засыпав  сверху  землей.  Другие  чемоданы  велел  отправить  в
крепость Адрахан.
     Об  этих  сокровищах впоследствии в  народе ходили разные сказки,  но
никто не знает точную судьбу драгоценностей Хорезм-шаха.
     Дальше Мухаммед уже ехал переодетый крестьянином, на крупной, сильной
крестьянской  лошади.  Уже  около моря он попал со своим отрядом в битву с
монголами...  Два самых смелых и опытных полководца,  Субудай и  Джебе,  с
отрядом   в   10її000   воинов  были  посланы  Чингисханом,  чтобы  поймать
Хорезм-шаха,  преследуя его хотя  бы  до  предела  вселенной.  Битва  была
отчаянной.  Сам  Мухаммед  смело  дрался  и  поразил  мечом  и копьем трех
монголов, а затем скрылся в зарослях низовья реки Атрек.
     В  округе Джануй к  Мухаммеду приехали эмиры  и  ханы  с  изъявлением
почета и своей готовности ему служить,  а он в крайнем изнеможении, совсем
больной все твердил:
     - Найдется ли на земле спокойное место,  где бы я  мог передохнуть от
разящих монгольских молний?
     Тогда все эмиры признали, что будет наилучшим, если шах сядет в лодку
и найдет себе убежище на одном из островов Абескунского* моря.
     _______________
          * Аїбїеїсїкїуїнїсїкїоїе - Каспийское море.

     Шах не спорил,  согласный на все предложения, и переехал на небольшой
одинокий остров, казавшийся пустынным, без признаков жизни.
     Когда  от  берега  отъезжала обратно  неуклюжая,  просмоленная лодка,
Хорезм-шах стоял на песчаной косе острова и  смотрел вдаль,  потемневший и
задумчивый.  Гребцы-туркмены поднимали косой  серый парус,  а  провожавшие
шаха эмиры стояли в  лодке,  сложив руки на  животе,  не смея повернуться,
пока на них был устремлен взгляд падишаха.
     Парус наполнился ветром.  Лодку качнуло, и, ныряя в волнах, она стала
быстро удаляться в сторону туманных, голубых Иранских гор.
     Теперь у Хорезм-шаха были порваны последние связи с его родиной и его
вечно  недовольными,  бунтующими подданными.  Ему  больше  не  угрожали ни
монгольские набеги,  ни  мрачная  тень  рыжего  Чингисхана.  Здесь,  среди
беспредельной морской равнины,  можно будет с  горечью вспоминать прошлое,
спокойно оценить настоящее и, не торопясь, обдумать будущее.
     На  целый  месяц  Хорезм-шах  был  обеспечен едой.  Эмиры  оставили в
лощине,  между песчаными холмами войлочную юрту, медный котел, мешок риса,
баранье сало, кожаное ведро, лопату, топор и другие необходимые вещи.
     Теперь шах станет дервишем -  искателем правды.  Он сам будет о  себе
заботиться и варить для себя ежедневную пищу.
     Шорох и шепот заставили шаха очнуться.  Он оглянулся.  На бугре среди
кустов  седой  травы  несколько  человек  в  отрепьях,  ужасного  вида,  с
красными, раздутыми, в волдырях лицами, подползали к нему.
     "Откуда эти  морды?  Что  это за  люди,  потерявшие подобие человека?
Распухшие, красные, львиные морды с огромными нарывами и язвами?.."
     - Кто ты?  -  закричал один из звероподобных.  - И зачем ты прибыл на
наш остров?
     - А кто вы?
     - Мы  проклятые аллахом прокаженные;  еще живыми мы разваливаемся как
мертвецы.  Смотри,  вот у  этого отвалились все пальцы,  а  у этого отпали
ступни ног и руки до локтей,  и он ходит на четвереньках, как медведь, а у
этого отпал язык, и он стал немой!
     Мухаммед молчал и  уже  только думал о  лодке,  которая черной точкой
удалялась к голубому иранскому берегу. Он повернулся и, задыхаясь, побежал
к  песчаной косе.  Там собрал сухих листьев,  веток и  щепок,  выброшенных
морем, сложил костер и зажег огонь. Столб густого дыма, клубясь, потянулся
к небу.
     "Этот дым увидят с берега, сюда приплывет лодка и увезет меня обратно
на землю,  -  бормотал Мухаммед.  - Пусть там война, пусть рыщут татарские
всадники,  но там живые,  здоровые люди, - они враждуют, плачут, смеются и
жить  среди  них  будет  радостью  после  этого  острова  страданий  живых
мертвецов. Здесь я теперь понял, что моя жизнь больше никому не нужна".

                                  _____

     Несколько дней Мухаммед провел около горящего костра,  не выпуская из
рук копья,  так как прокаженные приползали со  всех сторон,  желая утащить
его одежды и мешок с едой.
     Тяжелые  мысли  одолевали его:  "Ужасный год,  он  налетел со  своими
бедами,  как буря,  и  сбросил меня со скалы величия...  Я  все имел и все
потерял".
     А из-за бугра прокаженные вопили, бросая камни.
     - Умри скорее! - кричали они. - Нам надоело ждать: мы хотим разделить
твои вещи и твою еду! Мы голодаем!..
     Хорезм-шах встал.  Вглядываясь в даль, в сторону иранского берега, он
все  еще  надеялся увидеть  лодку  с  высоким  парусом.  Мысли,  тяжелые и
мучительные, продолжали волновать его:
     "Имел я  свой великий,  сильный,  покорный мне  народ.  Имел я  славу
"победителя царей" - и что же? Я как безумный бросил счастье, которое было
в моих руках.  Теперь я стою перед ужасным концом... Я имел много сыновей,
но один был необычайный.  Он уже стал моим советником во всех делах.  Я же
подчинился злобным советам моей безумной матери,  обидел сына и  потерял в
нем преданного друга.  Джелаль-эд-Дин сюда не приедет,  нет!  Я  знаю:  он
теперь бьется с монголами,  защищая родную землю.  Даже