ошептал:
     - Да  поведет  тебя  всевышний по  светлому  пути  удачи!..  -  Факих
выпрямился и, снова став сумрачным, заговорил, как обычно нараспев: - Если
ты хочешь знать жизнь и подвиги Искендера-Румийца,  истребителя народов, -
да не помилует его аллах!  -  то послушайся моего совета.  У твоего отца в
потайном  месте  хранится  драгоценная библиотека.  Среди  редчайших книг,
конечно, есть и книга об Искендере...
     - Благодарю тебя за важные указания, достопочтенный мой наставник!
     Охая, с бормотанием молитв, старик удалился.
     На   другой  день   Джелаль-эд-Дин   был   у   хранителя  библиотеки,
престарелого шахского летописца Шахир-Сулеймана Аль-Хорезми. Раньше ему не
приходилось встречаться с этим великим ученым-историком, который изо дня в
день,  сорок лет без перерыва,  записывал в большую толстую книгу летопись
всех важнейших событий, происходивших во владениях Хорезм-шаха.
     Библиотека  находилась в  небольшой  квадратной комнате  с  железными
решетками  на  маленьких  окнах  под  самым  потолком.  Старый  летописец,
несмотря на  жаркий день  закутанный в  бараний тулуп,  сидел на  истертом
коврике.  Перед  ним  на  резной  деревянной подставке лежала  развернутая
большая  книга,  а  рядом  с  ним  на  коленях сидел  его  молодой чтец  и
переписчик,  -  старик уже наполовину ослеп и  сам не  мог ни  читать,  ни
писать. От дряхлости у него тряслась голова, но мысли оставались ясными, и
память воскрешала события далеких лет.  Он  диктовал переписчику фразу  за
фразой,   а  тот,  повторив,  обмакивал  тростниковый  калям  в  бронзовую
чернильницу и быстро записывал их в большой книге красивой арабской вязью.
     Шахир-Сулейман встретил Джелаль-эд-Дина сперва сердито:
     - Приходят сюда знатные юноши посмотреть на  меня,  точно я  пляшущий
Карагез* или ученая обезьяна, а настоящего дела нет ни у кого!
     _______________
          * Кїаїрїаїгїеїз - персонаж среднеазиатского народного кукольного
     театра типа русского "Петрушки".

     Узнав, что Джелаль-эд-Дин наследник престола, летописец раскашлялся и
приказал помощнику вписать в  книгу,  что в такой-то день такого-то месяца
наследный  принц  Джелаль-эд-Дин  Менгу-Берти,  желая  просветить свой  ум
светом знания, посетил старинную библиотеку Хорезм-шаха.
     - Вот  перед  тобой  драгоценное книгохранилище!  -  И  старик указал
трясущейся рукой  на  пять  сундуков из  потемневшего дерева,  прикованных
железными цепями к стене.  - Отопри сундуки, - сказал он переписчику, сняв
с пояса связку ключей. - Покажи книги дорогому, почтенному гостю.
     Зазвенели пружины замков,  все пять крышек были откинуты.  Переписчик
доставал книгу  за  книгой,  громко читал  название каждой,  написанное на
первой странице,  и потом передавал ее летописцу.  Старик любовно ощупывал
каждую и  вкратце рассказывал ее содержание.  И вдруг одна книга оказалась
той,  которую  искал  Джелаль-эд-Дин.  Она  называлась:  "Книга  лекаря  и
философа Каллисфена о жизни, походах, завоеваниях и несчастной смерти царя
Азии Искендера Зулькарнайна".
     - Больше мне ничего не надо!  -  воскликнул Джелаль-эд-Дин.  - Отложи
эту книгу! Я хочу читать ее и возьму с собой!
     Старик снова раскашлялся и затрясся:
     - Я  не  могу допустить этого!  Я  приставлен его  величеством беречь
библиотеку... Без личного приказа Хорезм-шаха, запечатанного его перстнем,
ни одна книга не может быть вынесена отсюда!  - И он приказал переписчику:
- Читай эту книгу нашему молодому наследнику!.. Начинай!
     Певучим,  ясным голосом переписчик стал читать.  Джелаль-эд-Дин жадно
слушал,  а  старик кивал головой и скоро задремал.  Когда повесть дошла до
того  места,  где  говорилось:  "Искендер из  всех книг любил одну,  поэму
Гомера "Илиаду" о подвигах Ахиллеса и других героев, и эту книгу он всегда
держал под своим изголовьем", Джелаль-эд-Дин загорелся и воскликнул:
     - Я  тоже  хочу  всегда иметь при  себе  книгу о  подвигах Искендера,
написанную так мелко, чтобы она помещалась в моем седельном мешке и всегда
лежала под моим изголовьем!
     Переписчик,   взглянув  в   лицо  Джелаль-эд-Дниу  блестящими  серыми
глазами, прошептал, косясь на дремлющего старика:
     - Я перепишу тебе эту книгу,  храбрый батыр! На это понадобится сорок
дней. Для тебя я все сделаю!
     Тогда Джелаль-эд-Дин впервые заметил,  что у  переписчика хрустальные
глаза,  что у  него ямочки на  щеках,  когда он  улыбается,  и  что на его
маленьких,  точно девичьих,  нежных руках нет ни одного кольца,  ни одного
браслета.
     - Кто твои родители? Откуда ты?
     - Не знаю!  Ребенком я была куплена на базаре невольников и с тех пор
стала рабыней Шахир-Сулеймана. Он научил меня читать и переписывать книги,
их  сшивать  и  рисовать картинки тушью,  красной киноварью и  золотом.  Я
благодарна ему, так как, зная это ремесло, я всегда найду работу и не умру
от голода.
     - Значит, ты девушка?
     - Да, меня зовут Бент-Занкиджа.
     - Если ты сделаешь то,  что обещала, - говорил Джелаль-эд-Дин холодно
и спокойно,  хотя сердце его затрепетало как птица, - то я заплачу тебе за
каждую страницу по динару.  А на каждый палец надену по кольцу и руки твои
украшу браслетами!
     Девушка опустила глаза,  и две светлые слезы, скатившись по ее щекам,
упали на страницу древней книги.
     - Благодарю тебя, щедрый батыр, но мне ничего этого не нужно!..
     Джелаль-эд-Дин на мгновение задумался:
     - Я выкуплю тебя из рабства! Я подарю тебе свободу!..
     Дрожащим от волнения голосом она с трудом проговорила:
     - Через сорок дней ты получишь обещанную книгу...  Никакой награды за
нее я  не хочу...  Если же ты подаришь мне свободу,  то,  клянусь,  я сама
приду  к  тебе,  чтобы  стать  твоей подругой и  не  расставаться с  тобой
никогда.
     Джелаль-эд-Дин  вскочил...  Слова девушки поразили его...  Но  в  это
время  проснулся  летописец  Шахир-Сулейман,   и  Джелаль-эд-Дин,  скрывая
охватившие его чувства, с достоинством поблагодарил старика, обещав ему на
другой день прийти снова,  чтобы слушать дальше повесть о жизни и подвигах
Искендера Непобедимого...


                             III. УДАР СУДЬБЫ

     В  этот  знаменательный день  старая царица Туркан-Хатун с  утра была
взволнована в ожидании важных событий.  Она отхлестала по щекам всех своих
служанок, а двоих таскала за волосы, ударяя лицом об пол, и перешла в зал,
где придворная мастерица осторожно подсурьмила ей ресницы, накрасила синей
краской брови от виска до виска,  изогнув их, как крылья хищной птицы. Она
набелила ей лицо и  нарумянила щеки.  Туркан-Хатун то и дело поглядывала в
отшлифованное серебряное зеркало и  в конце концов осталась довольна своим
отражением.
     Затем она выгнала из тронного зала всех служанок, надвинула на голову
тюрбан  пестрого шелка,  с  пышным султаном из  перьев белой  цапли,  и  с
милостивой  улыбкой  разрешила  войти  своему  любимцу,  бывшему  простому
водоносу,  персу  Мухаммеду Бен-Салиху,  которого она  за  его  красоту  и
стройный девичий стан назначила управляющим всеми своими поместьями.
     Он  вошел,  гордый и  наглый,  сознавая свою власть над обожающей его
старой шахиней. Он не скрестил рук на груди, как полагалось, заложил их за
пояс и,  выпрямившись,  подходил к  ней,  поскрипывая красными сафьяновыми
сапогами, сдвинув изогнутые брови, стараясь изобразить на лице негодование
и тоску.
     Туркан-Хатун сидела на  восьмиугольном серебряном троне и  беспокойно
двигалась, оправляя складки широкого парчового платья.
     - Я давно добиваюсь,  чтобы меня к тебе впустили,  радость моих очей!
Но, видно, на меня смотрят по-прежнему как на простого водоноса и гуляма*.
Вот мне награда за мою многолетнюю преданность тебе,  прекраснейшая звезда
вселенной!
     _______________
          * Гїуїлїяїм - слуга.

     Шахиня,  прикрывая расшитым цветными шелками платком накрашенный рот,
отвечала воркующим голоском:
     - Почему ты  так  взволнован,  мой  возлюбленный?  Мои обещания будут
исполнены.  Я  же обещала тебе,  что сегодня сюда прибудет Хорезм-шах и он
тебе  предоставит самое  высокое положение,  какое только может присниться
сыну Адама.
     - Я перестал верить твоим обещаниям!  Я клянусь,  что если Хорезм-шах
Мухаммед не выдвинет меня на высшую ступень, то я уйду в пустыню.
     Он  повернулся и  быстро  направился к  выходу,  резко  отбросив руки
шахини,  желавшей его обнять,  и,  снова надменный, чувствуя обаяние своей
красоты, вышел из полутемного зала.
     Кипчакские ханы с  отрядами телохранителей уже съехались,  запрудивши
улицу, двор и сад шахини. Знатнейшие из них проходили в тронный зал, низко
склоняясь, приближаясь к Туркан-Хатун, говорили пышные приветствия и затем
садились вдоль стен на длинных узких коврах,  положив на колени свои мечи.
Вопреки обычаю,  все ханы явились вооруженными, некоторые даже в кольчугах
и металлических шлемах и латах.
     Хорезм-шах,  вместе  с  наследником  Джелаль-эд-Дином  и  несколькими
приближенными,  прибыл в назначенное время, после второй молитвы муэдзина,
призывавшей  правоверных  с  высокого  стрельчатого минарета.  Шах  был  в
парчовой одежде, с украшенной драгоценными камнями золотой саблей на боку.
Огромную белую чалму перевивали алмазные нити.
     Когда Хорезм-шах,  войдя в  тронный зал,  увидел множество кипчакских
ханов,  стоявших на коленях, опираясь на мечи, он на мгновение остановился
и обвел всех недоверчивым,  угрюмым взглядом.  Сделав приветственный знак,
подняв ладони и проведя ими по черной бороде,  произнес молитву. Все ханы,
низко  склонившись,  повторили  приветствие и  молитву.  Один  хан  громко
воскликнул:
     - Да  здравствует  и   царствует  много  лет  наш  возлюбленный  шах,
непобедимый новый Искендер, Мухаммед Алла-Эддин!
     И все ханы многоголосым хором повторили это восклицание.
     Хорезм-шах  сделал  несколько  шагов  вперед.  Еще  ослепленный ярким
солнцем,  он  с  трудом  различал  в  полумраке  зала,  с  отполированными
деревянными стенами и  решетчатыми окнами,  светящуюся золотой парчой свою
пышную мать,  восседавшую на  серебряном троне.  Сложив руки  на  груди  и
слегка склонившись, Мухаммед быстро подошел к матери и прошептал:
     - Селям,    почитаемая   и   любимая,   свет   добродетели,   образец
справедливости!
     Складки золотой парчи  зашевелились.  Пестрый тюрбан  с  пучком белых
перьев низко склонился, коснувшись пола. Сделав сыну земной поклон, шахиня
снова взобралась на трон.
     - Бедная,   несчастная  вдова,  мать  твоя  приветствует  величайшего
правителя вселенной! Окажи мне почет и радость и сядь рядом со мной!
     Мухаммед выпрямился,  поднял глаза  и  увидел перед  собой  маленькое
лицо,  густо  покрытое белилами и  румянами,  и  черные  колючие глаза,  в
которых дрожали красные огоньки.
     Туркан-Хатун,   подобрав  под  себя  ноги,  сидела  на  восьмигранном
серебряном троне,  похожем на  большой поднос.  Мухаммеду,  как верховному
правителю  страны,  следовало сесть  рядом  с  матерью,  но  на  троне  не
оказалось места:  все  было занято ее  парчовым платьем,  и  шах опустился
рядом на  ковер.  Этого только и  добивалась Туркан-Хатун,  желая показать
своим кипчакам, что могущественный Хорезм-шах сидит ниже ее.
     Шахиня заговорила вкрадчиво, стараясь придать нежность своему низкому
голосу, тряся головой, и ворох перьев на ее тюрбане дрожал:
     - Я  просила навестить меня,  величайший возлюбленный сын мой,  чтобы
вместе обсудить важные дела.  Они  касаются счастья и  благополучия нашего
прославленного рода Хорезм-шахов.  Надо оберегать наш трон,  нашу власть и
защитников нашей власти. Помни, что только одни кипчаки - верные защитники
нашего трона.  Все же  другие племена,  населяющие земли Великого Хорезма,
ненадежны,  вечно  недовольные и  бунтующие.  Их  нужно  крепко держать за
горло, подняв над ними кипчакский меч.
     Джелаль-эд-Дин,  войдя вслед за отцом и выразив почет бабке,  встал в
стороне, близ большого расшитого шелками занавеса, спускавшегося с потолка
и  прикрывавшего стену.  Ветер  слегка  шевелил узорчатую ткань,  позволяя
видеть за ней широко раскрытую дверь,  ведущую на балкон.  Наследник был в
полосатом красном чекмене с серебряным поясом и мечом в зеленых сафьяновых
ножнах.  Голову его украшал тюрбан из  шафрановой индийской шали.  Услыхав
речь Туркан-Хатун, Джелаль-эд-Дин спокойно положил ладонь на рукоять меча,
предчувствуя, что кипчакские ханы могут обрушить свою ненависть на него.
     Хорезм-шах молчал, как бы обдумывая слова матери, и потом сказал:
     - Я слушаю тебя, моя премудрая родительница, охраняющая наше гнездо и
незыблемость трона Хорезм-шахов.
     - До  моей  скромной хижины долетели слухи,  будто ты  готов к  новым
походам в отдаленные страны... Если вдруг ты погибнешь мучеником за правую
веру,  то здесь,  без твоей могучей руки, возможны кровавые беспорядки, да
оградит нас от  них всесильный аллах!  А  так как наследник престола,  мой
беспокойный и надменный внук Джелаль-эд-Дин,  предпочитает перешептываться
с  туркменами,  готовыми вырезать всех нас,  кипчаков,  то пора подумать о
том,  не  следует  ли  вместо  Джелаль-эд-Дина  заблаговременно  назначить
наследником другое лицо, чтобы управлять страной Великого Хорезма.
     - Мудрые слова! Драгоценные, как алмазы! - воскликнули ханы.
     - Поэтому,  - продолжала Туркан-Хатун, - посоветовавшись с преданными
ханами родного нам кипчакского народа, я решила, дорогой мой сын, передать
тебе просьбу всех кипчаков,  чтобы ты назначил наследником престола твоего
самого младшего сына,  Кудб-эд-Дина  Озлаг-шаха,  сына твоей молодой жены,
кипчакской ханши...  Джелаль-эд-Дина же ты отошли на крайнюю границу твоих
владений  управлять  самой  отдаленной  областью.  Здесь  же  он  является
постоянной угрозой и тебе, и всем нам.
     Все затихли,  ожидая,  что скажет шах Мухаммед.  Он молчал, задумчиво
накручивая на  дрожащий  палец  с  алмазным  перстнем завиток  шелковистой
темной бороды.
     - Если ты откажешься,  -  угрожающе прошипела Туркан-Хатун,  - то все
кипчаки уйдут из Хорезма в  свои степи,  и  я  тоже,  как последняя нищая,
пущусь в скитания вместе с ними.
     Видя,  что  Мухаммед все  еще  колеблется,  шахиня повернула голову и
подняла  маленькую ручку  с  золотыми  браслетами.  За  ее  плечами  стоял
красавец Мухаммед Бен-Салих.  Он  понял жест своей повелительницы,  быстро
вышел из  зала и  тотчас же  вернулся,  ведя за руку семилетнего мальчика,
одетого в длинный, до пола, парчовый халатик.
     - Вот  ваш  новый наследник престола!  -  воскликнула резким властным
голосом Туркан-Хатун.  -  Объявляю ханам,  бекам  и  простому народу,  что
шах-ин-шах согласен видеть в нем опору своего древнего, славного трона.
     Все  ханы  вскочили,  подхватили на  руки  мальчика  и  несколько раз
подняли его кверху:
     - Да живет, да царствует наш единокровный кипчакский шах!
     Хорезм-шах встал,  принял на  руки сына,  усадил его на  трон рядом с
бабкой Туркан-Хатун,  которая,  подобрав платье,  подвинулась, уступив ему
часть трона.
     - Слушайте,  ханы и беки!  -  сказал шах Мухаммед.  -  Как видите,  я
исполнил ваше  желание.  Теперь вы  исполните также  мою  волю.  Предстоят
большая война и  дальний поход на Китай.  Я жду,  что вы,  со всеми своими
джигитами, выступите немедленно, как только прозвучат боевые трубы, сзывая
непобедимые мусульманские войска!
     Все  ханы  вытащили до  половины свои  мечи  и  с  треском  снова  их
задвинули в ножны.
     - Веди  нас  на  край  света,  новый  Искендер Великий!  -  закричали
кипчакские ханы. - С тобою мы покорим всю вселенную!
     Улыбнувшись, Хорезм-шах повернулся, отыскивая глазами сына.
     - Теперь я  хочу,  чтобы наш  возлюбленный сын  Джелаль-эд-Дин сказал
нам,  что  он  думает о  новом  избраннике?  И  согласен ли  он  управлять
отдаленной богатой Газной и Тохаристаном?
     Джелаль-эд-Дин, побледневший, но спокойный, холодно ответил:
     - Благодарю, отец, мне ничего не надо! Я люблю свободу и шум войны!..
- и он стал отстегивать серебряный пояс с мечом.
     - Берегись его! - закричали кипчаки. - Смотри, он берется за меч!
     Джелаль-эд-Дин,  выхватив блестящий клинок,  переломил его о колено и
бросил обломки перед троном Туркан-Хатун.
     - Как защитник трона и  как воин отныне я  вам стал не  нужен...  Ты,
отец, нашел себе новых защитников... Да сохранит тебя аллах от такой опоры
трона!
     Джелаль-эд-Дин быстро отошел,  откинул край занавеса и  стоял в двери
балкона, ярко освещенный солнцем.
     - Я  не  останусь здесь,  опороченный именем  "бывший  наследник"!  Я
покидаю Хорезм и ухожу скитаться по бесконечным дорогам вселенной,  искать
судьбы в  неведомых краях...  Если же ворвутся враги в  нашу землю,  то мы
тогда  увидим,  будут  ли  кипчаки  защищать Великий Хорезм  или  постыдно
изменят?  Меня  вскормила родная земля Хорезма,  и  если ей  будет грозить
гибель,  то я клянусь, что вернусь сюда простым воином, чтобы биться за ее
свободу!
     - Ловите его! - кричали ханы. - Смотрите, как он бешен, он опасен!
     Высокий,  грузный  кипчак,  в  тяжелой кольчуге и  блестящем стальном
шлеме,  устремился к Джелаль-эд-Дину. Тот с ловкостью и бешенством пантеры
прыгнул на грудь кипчака;  прижав его к стене,  вывернул из его руки меч и
быстро выскочил на балкон.  На мгновенье он остановился в дверях и крикнул
Хорезм-шаху:
     - С  этим мечом,  отнятым у врага нашего народа,  я ухожу завоевывать
себе светлое имя. Да хранит тебя праведный Хызр!
     Джелаль-эд-Дин  соскочил с  балкона во  двор,  сел  на  своего коня и
умчался под крики собравшейся толпы:
     - Да здравствует наш батыр Джелаль-эд-Дин!
     Хорезм-шах завыл от горя:
     - Сын мой,  любимый сын! Что я наделал! Я потерял своего лучшего сына
и друга, и какого друга! Какую я сделал страшную ошибку!
     К  Хорезм-шаху  подошел с  надменным лицом Бен-Салих,  держа в  руках
серебряный поднос. На нем лежал лист бумаги с искусно написанным указом об
избрании нового наследника.
     - Непобедимый,  -  жеманно,  нараспев сказал Бен-Салих,  - здесь твоя
священная рука должна подписать твое высокое имя.
     - Как ты смеешь так говорить? - закричал в ярости Хорезм-шах.
     - Здесь надо подписать указ, - настойчиво повторил Бен-Салих.
     Хорезм-шах в крайнем бешенстве набросился на любимца шахини, сбил его
с  ног  и  стал колотить серебряным подносом.  Тот  упал ничком,  стараясь
руками  защитить лицо  от  ударов...  А  Хорезм-шах  топтал его,  хрипя  и
задыхаясь:
     - Негодный,  лукавый персидский гулям!  Как  смеешь ты  подавать указ
мне, тени аллаха на земле?! Это обязанность великого визиря.
     - Вай-дод!..  -  Пронзительный,  дикий крик шахини прозвучал как визг
дикой кошки,  заглушив голоса взволнованных ханов.  - Успокойте моего сына
шах-ин-шаха!  Разве вы не видите, что в него вселилось безумие?! Перестань
топтать преданного мне  помощника Бен-Салиха!  Его лицо уже в  крови,  нос
разбит!
     Ханы  бросились к  Хорезм-шаху,  стараясь его  успокоить.  Высокий  и
сильный,  Мухаммед легко разметал кипчаков...  Три старейших хана,  взяв с
пола поднос,  расправили на нем лист с указом.  Почтительно кланяясь,  они
поднесли его Мухаммеду и осторожно вложили ему в руку калям.
     Хорезм-шах подписал указ,  не глядя на него, и швырнул калям в стену.
Он повторял, хватаясь за голову:
     - Какого сына, какого чудесного друга я потерял!
     В  указе  между прочим говорилось также,  что  управляющий поместьями
шахини  Туркан-Хатун,  Мухаммед  Бен-Салих,  в  воздаяние усердной  службы
назначается великим визирем и  воспитателем нового  малолетнего наследника
Кудб-эд-Дина Озлаг-шаха.
     Приподнявшись и видя,  что указ подписан,  Бен-Салих,  утирая кровь с
лица, со злобным торжеством смотрел на Хорезм-шаха и шептал:
     - Клянусь,  что я  отомщу за эту кровь и  шах-ин-шаху,  и его бывшему