дальше, в Иран.
     _______________
          * Дїжїеїйїхїуїн - Амударья.

     - А ты что предложишь, доблестный Тимур-Мелик?
     - Побеждает нападающий.  А  кто только защищается,  тот обрекает себя
ветру тления,  -  ответил спокойно Тимур-Мелик.  -  Оттого слабый человек,
смело нападая,  побеждает сильного, кровожадного тигра. А уходит за горы и
за  многоводные реки тот,  кто  поджимает хвост,  кто боится встретиться с
врагом лицом к  лицу.  Зачем ты меня спрашиваешь?  Я  давно прошу у  тебя:
отпусти  меня  туда,  где  уже  рыщут  передовые  монгольские разъезды.  Я
попробую в стычках с ними,  верно ли попадает моя стрела,  не дрожат ли от
старости руки, не отяжелела ли моя светлая сабля?!
     - Пусть будет так,  -  сказал Мухаммед.  -  Ты  скоро на  монгольских
головах испытаешь свою  саблю.  Назначаю тебя  начальником войска крепости
Ходжента.
     Все опустили глаза и соединили концы  пальцев.  Ясно  было,  что  шах
разгневался на прямодушного Тимур-Мелика,  невоздержанного в речах,  как и
неудержимого  в  битвах.  Он  никогда  не  подливал  меда  лести  в  поток
красноречия  Хорезм-шаха.  В  Ходженте  стоял незначительный отряд,  и для
испытанного  вождя  Тимур-Мелика  не   было   почета   стать   начальником
второстепенной крепости. Но в словах Тимур-Мелика скрывались обидные шипы,
и Мухаммед добавил:
     - Тимур-Мелик утверждает,  что побеждает только нападающий.  На войне
нужна не слепая храбрость,  а прежде всего рассудительность.  Я не обижу и
не  оставлю ни одного города без защиты.  В  Самарканде имеется сто десять
тысяч воинов, не считая добровольцев из горожан, и двадцать могучих боевых
слонов   устрашающего  вида.   В   Бухаре  насчитывается  пятьдесят  тысяч
воинов-храбрецов.  Также и  во все другие города я послал по двадцать и по
тридцать тысяч защитников.  Я  думаю,  что монголы,  закутанные в  овчины,
привыкшие к морозам, не выдержат нашей жары и долго у нас не останутся. Во
что обратится войско Чингисхана, если целый год будет задерживаться у всех
крепостей?  Новых войск к нему не прибудет, а его силы станут скоро таять,
как снег летом...  Лучшая защита для мирных жителей Хорезма - несокрушимые
стены наших крепостей и...
     - И твоя могучая рука, твоя мудрость! - воскликнули льстивые ханы.
     - А я тем временем,  -  продолжал шах,  - соберу в Иране новые войска
правоверных.  Я  со  свежими силами так разгромлю остаток монголов,  что и
внуки и правнуки их побоятся когда-либо приближаться к землям ислама.
     - Иншалла! Иншалла!..* - воскликнули все.
     - Это истинно мудрая речь непобедимого полководца!
     - Мне пора отправляться,  -  сказал шах. Он встал и, выслушав молитву
имама, удалился во внутренние покои дворца.
     _______________
          * Иїнїшїаїлїлїа! - Дай-то аллах!


                    VIII. ЧИНГИСХАН ДВИНУЛСЯ НА ХОРЕЗМ

     Перед выступлением в  поход Чингисхан призвал своих четырех сыновей -
Джучи,  Джагатая,  Угедея и  Тули-хана,  а также главных военачальников на
совещание  и  получение  его  последних  распоряжений.   Он  решил  войско
разделить на отдельные отряды, чтобы каждый действовал самостоятельно.
     Все  безмолвно  сидели  на  разостланных  белых  войлоках  перед  уже
разобранным ханским шатром;  возле него суетились китайские рабы и вьючили
отдельные части  шатра на  опущенных на  колени огромных тангутских желтых
верблюдов.
     Чингисхан,  в  походной одежде  из  самой  простой черной  холстины и
крытой китайским черным шелком собольей шубе, накинутой на плечи, сидел на
пятках.  Перед ним  лежал его  старинный,  слегка изогнутый меч  в  черных
кожаных ножнах и  черные рукавицы об один палец.  На голове его был черный
кожаный треух, подбитый сильно облезлым черным соболем.
     Великий каган  говорил спокойно,  усталым голосом,  точно рассказывал
давно знакомое,  известное дело, иногда проводя большой квадратной ладонью
по длинной,  рыжей с  проседью,  жесткой бороде.  На большом пальце правой
руки  -  серебряный перстень с  зеленоватым камнем яшмы,  на  котором была
вырезана молитва, приносящая удачу. Он засучил одну кожаную желтую штанину
и  долго  чесал  обгрызенным ногтем  толстую голую  икру,  покрытую седыми
волосами и множеством красных веснушек. Его любимый младший сын Тули затем
помог снова натянуть штанину и всучить ее обратно в огромный белый, сильно
поношенный замшевый сапог, выложенный внутри темным войлоком.
     Каждый  уже  получил  приказ,  каким  путем  и  на  какой  город  ему
двинуться,  но  никто не осмелился спросить у  грозного владыки,  в  какую
сторону двинется он  сам,  куда  помчится его  белое  девятихвостое боевое
знамя, - он никогда никому не говорил своих планов и приходил в бешенство,
когда его кто-либо о них спрашивал.
     - В  мое отсутствие,  -  сказал Чингисхан,  -  над всем войском будет
начальствовать осторожный Бугурджи-Нойон.  Два  передовых отряда  поведут:
стремительный  в   набегах  Джебе-Нойон,   Тохучар  и  опытный  в  засадах
Субудай-Багатур...  Не смейте в  полях топтать конями хлеб,  иначе идущему
позади  моему  отряду нечем  будет  накормить коней...  Я  думаю,  что  мы
встретим Хорезм-шаха Мухаммеда на  равнине между Бухарой и  Самаркандом...
Там мы нападем на него с трех сторон...  Уничтожив главное войско шаха,  я
сразу стану самым сильным повелителем всех мусульманских стран.
     Слуги подали  на  блюде  несколько древних,  вырезанных из березового
корня  чаш,  наполненных  кумысом.  Чингисхан  сделал  возлияние  в  честь
духа-покровителя  монгольских  войск  Сульдэ,  отпил кумысу и передал чаши
сидевшим. Все отпили, говорили пожелания удачи в предстоящем походе, затем
встали и пошли к своим коням.
     Быстрыми  переходами отряды  двинулись на  запад.  Войско  шло  таким
широким фронтом,  что  казалось огромным,  бесчисленным.  Согласно приказу
Чингисхана,  каждый отряд должен был идти своим особым путем,  не двигаясь
вслед за  другим,  так  как  на  стоянках кони объедали всю  траву и  кони
следующего  отряда  могли  остаться  без   корма.   Отряд  Чингисхана  шел
последним,  и  каждые девять дней  к  нему скакали с  донесениями гонцы из
других отрядов.
     Самым  передовым отрядом,  составлявшим правый  фланг,  начальствовал
испытанный соратник великого кагана  Субудай-Багатур.  В  этом  же  отряде
находился старший сын  Чингисхана Джучи.  У  него с  отцом были постоянные
размолвки.  Грозный владыка не доверял сыну,  боясь заговоров и придворных
переворотов, держал его возможно дальше от себя, давая ему самые трудные и
опасные поручения.  Джучи считался наследственным правителем самых крайних
северных  и  западных владений монгольской империи  Чингисхана -  "до  тех
пределов, до каких может ступить копыто монгольского коня".
     Этот  передовой отряд имел первое столкновение с  войском хорезмийцев
близ  реки Иргиз.  Однако результат двухдневной битвы остался неясен,  так
как  монголы ночью внезапно ушли  и  скрылись бесследно,  оставив в  своем
лагере много  больших горящих костров,  желая  этим  ввести в  заблуждение
противника, который утром готовился снова напасть на монголов.
     В этой битве отряд хорезмийцев все-таки достиг некоторых успехов.
     Ими начальствовал Джелаль-эд-Дин. Он оттеснил монголов в солончаковое
болото,  где часть их утонула,  часть  была  изрублена,  остальные  быстро
повернули   и   ускакали.  Тогда  Джелаль-эд-Дин  заметил  военные  приемы
монголов:  что они, нападая, всегда держались тесными, дружными десятками;
что  они  очень проворны;  что,  обманным образом,  как будто обращаются в
бегство,  чтобы противник, преследуя, растянулся и рассыпался, - тогда они
быстро  поворачиваются,  снова  нападают  и легко одолевают.  Старые воины
говорили Джелаль-эд-Дину, что у монголов следует поучиться военным приемам
и хорезмийское войско необходимо подготовить к дальнейшей борьбе.
     Особый отряд монголов,  который вел  сам Чингисхан,  быстро подошел к
границе Хорезма,  близ города Отрара. Все ожидали, что придется идти вверх
по  берегу реки  Сейхун,  но  Чингисхан приказал продолжать идти  прямо на
запад,   и  всадники  по  караванным  тропам  углубились  в  желтые  пески
Кызылкумов.
     Днем февральское солнце ослепительно сияло и  пригревало.  Ночью лужи
замерзали и  твердела вьющаяся по  глинистым такырам узкая  тропа.  Войско
двигалось бесшумно.  Не было слышно ржания коней,  звона оружия,  никто не
решался запеть  песню.  Отдельные сотни  держались близко  друг  к  другу.
Остановки делались короткие,  и воины,  держа повод в руке, засыпали около
передних копыт коня.
     Ночью впереди рыскали разведчики с пылавшими факелами. Они взбирались
на холмы,  подавая огнями сигналы,  чтобы отряды не сбились с  дороги и не
перемешались.  Рассказывали,  что  среди  враждебных  мусульманских  войск
выделяются узбекские и  туркменские всадники на быстрых длинноногих конях.
Что  они  вылетают  барсами  из-за  холмов,  врезаются  в  ряды  монголов,
производят смятение и  так же быстро исчезают,  волоча за собой на арканах
сбитых с ног пленных.
     Сперва монголы предполагали,  что  их  войско двинулось через пустыню
Кызылкумов прямо к  Ургенчу -  главной столице Хорезма.  Но  через два дня
пути,  когда мутные воды Сейхуна остались позади,  а солнце утром вставало
не за спиной, а слева, все поняли, что головы коней повернуты не на запад,
а  на юг,  к  славным городам -  богатому Самарканду и  к знаменитой своей
ученостью Бухаре.
     Чингисхан ехал на светло-рыжем иноходце  с  широкой  грудью,  черными
крепкими  ногами и черным ремнем вдоль спины...  Все войско шло ускоренной
тропотой, "аяном" (или "волчьим шагом"), как называют такой ход кочевники.
Великий  каган  сидел  на  коне невозмутимый и непроницаемый,  держа левой
рукой в кожаной рукавице ослабленные поводья.  Его глаза  были  зажмурены,
открывались изредка тонкие щелки,  и нельзя было понять:  дремлет ли он на
ходу, думает ли свои думы или сквозь щелочки зорко осматривает и близкое и
дальнее, все замечая и ничего не забывая.
     В этом походе Чингисхан не допускал никакого промедления. Юрты ему не
ставили, и он спал на сложенном войлоке. Перед сном он снимал кожаный шлем
и покрывал седую голову шапкой с наушниками,  подбитой черным соболем.  Он
дремал,  иногда стонал,  жалуясь на боль в костях,  а около него неотлучно
сидели  четыре  верных телохранителя-тургауда,  загораживая своего владыку
войлоком от ветра, дождя и снега.


                       IX. ЧТО ПРОИСХОДИЛО В БУХАРЕ

                                       Звездное небо поворачивалось - была
                                  всенародная   распря.   Вся  поверхность
                                  земли  содрогалась...  Всесветная  брань
                                  шла.

                                  "Сїоїкїрїоївїеїнїнїоїеї сїкїаїзїаїнїиїе"


     В Бухаре,  на площади, окруженной высокими арками мечети, и в медресе
происходило  торжественное  богослужение.   Ряды  молящихся,   как  строки
священной  книги,  стояли  неподвижно,  следя  за  движениями седобородого
величественного имама. Когда он опускался на колени, склонялся к земле или
поднимал руки к ушам,  несколько тысяч правоверных повторяли за имамом его
движения.   Только  шорох  от  бесчисленных  падавших  и   встававших  тел
проносился, как порыв ветра, по каменным плитам площади.
     Когда  моление кончилось,  к  широким ступеням высокой мечети джигиты
подвели  большого,  огненноглазого  гнедого  жеребца  с  красным  хвостом,
украшенного алым бархатным чепраком, расшитым золотыми цветами.
     Из  мечети вышел  высокий,  величественный чернобородый Хорезм-шах  в
белоснежном тюрбане,  сверкающем алмазными нитями. Шах обратился к толпе с
речью:
     - Все правоверные -  один могучий народ.  И  острый меч -  одна у нас
защита.  Аллах вас создал,  воины ислама,  как лучшее творение вселенной и
назначил мусульманам быть  повелителями всего,  что  есть  на  земле  и  в
небе...  Что  может вам грозить и  вас испугать?  Но  "благородный свиток"
также говорит:  "Аллах дает свои милости рабу только согласно его старанию
и  усердию,  а  ленивые и трусливые не получат ничего".  Поэтому вы должны
приложить все  ваши  силы,  чтобы  поразить врага мечом бесстрашия...  Кто
устоит  перед  волною  гнева  идущих в  бой  рядов  бесстрашных мусульман?
Убивайте врагов везде, где их найдете, и гоните их! Великий в гневе аллах,
дай нам победу над неверными!
     - Убивайте неверных! Гоните язычников! - кричала толпа.
     Хорезм-шах  сел  на  гнедого коня  с  малиновым хвостом и  сказал еще
несколько слов:
     - Цель наша дать вам добрый совет,  и мы вам его дали!  Мы выезжаем в
Самарканд, навстречу нечестивым иноземцам, которые вторглись в нашу страну
и  жгут наши селения...  Но  горе им!  Враги встретят,  себе на  погибель,
бесстрашные ряды наших отчаянных воинов... Поручаю вас аллаху!
     - Да живет Мухаммед-воин!..  Да здравствует Хорезм-шах-батыр, шахид -
победитель неверных!  -  кричала  толпа,  пропуская шаха  и  его  нарядных
спутников, кипчакских ханов. - Ты наша лучшая защита!
     В толпе пронесся шепот.  Стали передавать -  сперва тихо,  на ухо,  а
потом все громче,  -  что из  Кызылкумов примчались испуганные кочевники и
рассказывали, что в песках видны передовые разъезды страшных монголов, что
сам  грозный истребитель народов Чингисхан с  могучим войском быстро  идет
через Кызылкумы и через день появится перед Бухарой как столб огня.
     Какие-то одетые странниками люди стали говорить, что воины Чингисхана
неодолимы -  ни стрела, ни меч их не ранит, что они необычайно сильны и до
сих пор ни один народ не мог их победить, а все им покорялись; что монголы
ростом в  полтора обыкновенного человека,  и  каждый может  съесть сырого,
нежареного барана, и говорят они тонкими, птичьими голосами.
     Богатые купцы и другие знатные бухарцы собирались группами и в страхе
говорили:
     - Не лучше ли послать грозному Чингисхану послов с подарками?
     - Стране грозит жестокая война...  Спасенья для нас нет! Мы все равно
погибнем в разбушевавшемся море бедствий!
     Тощий старик,  в  богатом шелковом халате,  с  выпученными от  страха
глазами, взошел на ступеньки мечети и оттуда стал кричать толпе:
     - Слушайте,  правоверные Хорезма! Вы обмануты! Наш шах-ин-шах умчался
не в Самарканд на бой с неверными,  а к Келифу, в сторону Ирана, где хочет
скрыться...  Мы  брошены на  произвол судьбы.  Мы  как солома,  развеянная
бурей... Нам, бессильным, остается только одно - идти с поклоном и мольбой
к царю неверных!
     Другой старик, перебивая первого, стал еще сильнее вопить:
     - Покорно склонившуюся голову меч не сечет!  Что нам остается делать?
Когда нужно было с  нас  сдирать налоги,  тогда шах и  его сборщики стояли
возле нас... А теперь, когда враг идет на Бухару и нам грозит разгром, наш
шах умчался, как напуганный джейран!
     Стоявший невдалеке бедно  одетый дервиш бросился на  обоих стариков и
столкнул их вниз, так что они с криками покатились по ступеням лестницы.
     - Ступайте прочь отсюда,  шакалы!  - закричал он. - Уходите, пока мой
меч не изрубил вас!.. Лгуны бесстыдные! Предатели, шелудивые собаки! Здесь
все неправда, все клевета на моего отца!
     Дервиш  сбросил  с  себя  высокую  остроконечную  шапку  с  пришитыми
длинными лохмами волос,  скрывавшими лицо,  и  старый  заплатанный плащ...
Тогда он оказался молодым,  стройным джигитом в черном чекмене, с коротким
мечом на ременном поясе.
     - Джелаль-эд-Дин! Батыр Джелаль-эд-Дин! - послышались из толпы голоса
узнавших его бухарцев.  -  Это молодой сын Хорезм-шаха!  Останься с  нами,
Джелаль-эд-Дин!
     Он заговорил горячо, звонким голосом, полным искреннего порыва, и вся
толпа затихла, слушая его:
     - Я  с  вами здесь,  чтобы вместе биться за  родную землю!  Я  вас не
покину! Я зову всех, в ком бьется горячее сердце: вступайте в ряды бойцов,
готовых идти на смерть за родину и веру! Скорее закрывайте все одиннадцать
ворот города!  Даже если здесь, перед Бухарой, покажутся нечестивые враги,
они  обломают свои  старые зубы,  но  не  смогут одолеть и  разрушить наши
высокие древние стены.  Чего  вам  бояться?  Гораздо страшнее смерти позор
предательства или  измена  своему  народу...  Я  собираю смелых  бойцов на
борьбу за  правду и  свободу,  готовых за  родину отдать свою жизнь.  И  я
клянусь,  что  с  такими  удальцами нам  удастся  опрокинуть банды  жадных
иноземцев.
     Молодые бухарцы со всех сторон стали проталкиваться к  взволнованному
Джелаль-эд-Дину. Некоторые старики продолжали кричать:
     - Не слушайте безумца!  Долой его!  Слепая молодость в нем говорит! В
таких важных делах надежнее и вернее мудрость старцев!
     Молодые бухарцы им отвечали:
     - Весь ум  у  вас в  козлиной бороде!  Ваш разум помутился от страху:
забыли вы и честь, и гордость, и отвагу.
     Вдруг на площадь примчался ополоумевший от страха всадник и закричал:
     - Прискакал отряд  неверных!  Монголы  окружили  своими  постами  все
выезды из города.
     Толпа шарахнулась во  все стороны и  побежала на  стены,  чтобы с  их
вышины посмотреть на страшных иноземцев.
     Джелаль-эд-Дин  оставался спокойно на  ступенях мечети и  совещался с
молодыми добровольцами, как успешнее организовать свой отряд и предстоящую
борьбу.


                       X. МУЖЕСТВЕННЫЙ ТИМУР-МЕЛИК

                                   Железо размягчить можно только железом.
                                   Против волка нужна волчья повадка.

                                                               Нїиїзїаїмїи


     Еще  находясь на  границе  Хорезма,  близ  города  Отрара,  Чингисхан
приказал своим сыновьям Угедею и Джагатаю:
     - Вы  будете осаждать Отрар,  пока не захватите живьем начальника его
крепости упрямого Инальчика-Каир-хана.  Приволоките его  ко  мне на  цепи,
непременно живым! Я сам назначу моему дерзкому противнику небывалую казнь.
     Своему старшему сыну Джучи он приказал взять города Дженд и Енгикенд.
Остальные части своего войска каган направил в другие стороны.
     Алак-Нойона  с  пятью  тысячами всадников Чингисхан послал  к  городу
Бенакету*,  его должен был защищать отряд кипчаков.  После трех дней осады
кипчаки  и   жители  города  выслали  богатых  купцов  и  просили  пощады.
Монгольский начальник приказал,  чтобы  все  мужчины  вышли  из  города  и
построились  рядами  в  поле:  отдельно  воины,  отдельно  ремесленники  и
отдельно прочий народ.  Когда же все воины сложили в  указанном месте свое
оружие и  отошли,  монголы на  них  набросились и  всех перебили булавами,
мечами и стрелами.
     _______________
          * Дїжїеїнїд,  Еїнїгїиїкїеїнїд, Бїеїнїаїкїеїт - древние города на
     берегах Сырдарьи.

     Из  остальных жителей монголы выделили самых сильных юношей,  разбили
их по десяткам,  сотням и тысячам,  поставили над ними своих начальников и
погнали дальше,  как скотину, приказывая, чтобы они ломали стены встречных
городов и первыми шли на приступ.
     Только  тогда  жители  Бенакета поняли,  что  нельзя добровольно свою
жизнь и участь семьи отдавать на волю хищного завоевателя,  надеясь на его
милость.  Они  поняли  также,  что  родная земля  и  семейный очаг  должны
защищаться  до   последней  капли  крови  только  своим  мечом  и   ножом.
Опозоренные монголами жены и девушки рыдали, царапая свои щеки и видя, как
угоняют в неизвестную даль их мужей, отцов и братьев... Но было уже поздно
и неоткуда ждать спасения!
     В  пути  к  монголам примкнули разбойничьи шайки  каракитаев и  сброд
других племен,  так  что у  Алак-Нойона собралось несколько десятков тысяч
воинов.  Эта  банда  подошла  к  городу  Ходженту,  омываемому  быстрой  и
многоводной рекой  Сейхуном.  Жители  города  возложили  свои  надежды  на
неприступность старинных высоких  стен  и  ответили отказом на  требование
монголов добровольно сдать