наследнику, сыну Джелаль-эд-Дину!..
     Туркан-Хатун,  наклонившись к лежавшему Бен-Салиху, прошептала ему на
ухо:
     - Убей обоих - и внука, и владыку!


                      IV. ДОСТАРХАН ОПАЛЬНОГО ПРИНЦА

                                        ...а ведь  у  нас  враг всюду:  от
                                   заката солнца до восхода его.

                                                        Иїбїнї Зїаїхїхїыїр


     На другой день после посещения бабки Туркан-Хатун и  прыжка с балкона
Джелаль-эд-Дин  сидел  в  своей  комнате в  домике  матери Ай-Джиджек.  Он
пересмотрел сбрую  верхового коня,  выбрал самую скромную и  прочную,  сам
зашил  порванные ремни.  Осмотрел седло  и  переменил войлочную подстилку.
Почистив, отточил меч, отнятый у кипчакского хана.
     - Неважный меч! - проворчал он. - Но для дороги и этот пригодится.
     Подобрал для  меча  ножны,  насыпал в  ковровые переметные сумы запас
изюма,  урюка и  сухих лепешек,  приготовил мешок с  ячменем на  пять дней
кормежки коня.
     С   любовью  завернув  в   красный  шелковый  платок  красивой  вязью
написанную книгу об Искендере Зулькарнайне, засунул ее в хуржум и пошел во
двор чистить вороного коня.
     Он беззаботно напевал сложенную им песенку:

                      Когда джигиты-молодцы
                      Идут на смертный бой,
                      Враги бегут во все концы
                      От песни боевой.
                           Вперед, джигиты! Смерть врагу!
                           Аллага, Аллагу!

     К Джелаль-эд-Дину подошла его мать Ай-Джиджек и с грустью спросила:
     - Я с утра присматриваюсь к тебе...  Что ты задумал? Ты так усердно и
тщательно собираешься, точно тебе предстоит далекий путь.
     - О  нет,  моя  драгоценная горлинка!  Я  хочу  проехать  в  гости  к
Тимур-Мелику,  поохотиться в его загородном охотничьем домике, при котором
имеется большой сад с оленями и джейранами.
     - Но   этот  сад   Тимур-Мелика  славится  также  дикими  кабанами  и
пантерами? - с тревогой спросила Ай-Джиджек.
     - Люди страшнее диких зверей!  - нахмурившись, ответил Джелаль-эд-Дин
и  стал  куском  войлока  растирать блестящую шелковистую шерсть  вороного
жеребца, продолжая напевать свою песенку:

                      Неотразимы, точно рок,
                      Могучи, словно львы,
                      И каждый отточил клинок
                      Для вражьей головы.
                           Вперед, джигиты! Смерть врагу!
                           Аллага, Аллагу!

     - Я  слышал,  вы упоминали имя Тимур-Мелика!..  Вот я сам и явился на
ваш  зов?..  -  Высокий и,  несмотря на  свои преклонные годы,  стройный и
сильный,  Тимур-Мелик входил в  калитку сада.  За  ним  торжественно шагал
векиль  (смотритель  дворца)  Хорезм-шаха,   держа   на   вытянутых  руках
серебряный поднос.  На  нем  лежал сверток,  обернутый в  пеструю шелковую
ткань.
     Позади слуга-эфиоп нес глиняное расписное блюдо с персиками,  инжиром
и грушами.  Старый полководец сперва  склонился  до  земли  перед  шахиней
Ай-Джиджек,   потом,   на   правах   старого   друга,  обнял  и  поцеловал
Джелаль-эд-Дина.
     - К тебе являюсь я по приказу его величества, твоего отца. Шах-ин-шах
повелел  передать тебе,  что  он  строго  запрещает куда-либо  выезжать из
столицы.  А  в  знак своей радости,  что  ты  перешел из  периода юности в
возраст мужественности и  стал смелым джигитом,  что ты  доказал,  отняв у
кипчакского хана его меч, его величество жалует тебе в постоянное владение
дворец Тиллялы с фруктовым садом!..
     Тимур-Мелик,  весело прищурив левый глаз,  наблюдал, как Ай-Джиджек и
Джелаль-эд-Дин обменялись удивленными взглядами. Он продолжал:
     - Его  величество приказывает тебе  переехать в  Тиллялы  немедленно,
сегодня же,  так  как  завтра вечером,  между четвертой и  пятой молитвой,
хазрет* придет тебя навестить в твоем новом дворце. Слуги уже приготовляют
тебе и ковры,  и шелковые подушки, и посуду, и диких уток, и куропаток для
ужина в честь его величества.
     _______________
          * Хїаїзїрїеїт  - "Высочество" или "Величество",  почетный титул,
     прибавляемый к имени шаха, султана и т. п.

     - Да  ведь этот дворец просила для себя царица Туркан-Хатун?  Что она
теперь скажет? - воскликнула Ай-Джиджек.
     - Поэтому-то шах-ин-шах и приказывает немедленно переехать в Тиллялы,
тогда царица Туркан-Хатун уже  не  посмеет отобрать дворец,  тем более что
здесь,   на  серебряном  подносе,   тебе  присылается  высочайший  фирман,
скрепленный  подписями  его  величества,   шейх-уль-ислама  и   начальника
диван-арза,  что  отныне  дворец  Тиллялы  является  твоей  наследственной
собственностью.
     Векиль, старательно вытирая рукавом слезы, кланяясь до земли, передал
серебряный  поднос.   Джелаль-эд-Дин  схватил  сверток,   развернул  указ,
пробежал его глазами и передал матери:
     - На что мне все это?! Лучше бы отец назначил меня начальником тысячи
своих джигитов, стоящих на границе, и разрешил мне сделать с ними набег на
вечно враждующих с  нами  каракитаев!..  -  и  Джелаль-эд-Дин  стал  снова
усердно чистить коня.
     Ай-Джиджек вмешалась:
     - Храбрый и славный Тимур-Мелик!  Передай горячую благодарность моего
сына  и  мою  за  оказанную нам  высокую  милость и  драгоценное внимание.
Сегодня вечером Джелаль-эд-Дин  будет уже устраивать свои комнаты в  новом
дворце.
     - А эти сладкие плоды и  жемчужное  ожерелье,  спрятанное  под  ними,
шах-ин-шах  посылает тебе,  пресветлая Ай-Джиджек,  в благодарность за то,
что ты вырастила такого возвышенно  думающего  и  доблестного  сына!  -  и
Тимур-Мелик  взял  у  слуги-эфиопа  блюдо  с фруктами и передал его матери
Джелаль-эд-Дина.

                                  _____

     На другой день,  в назначенное время,  Джелаль-эд-Дин сидел на  суфе*
под  высоким  деревом  в  саду  Тиллялы.  В  стороне  в  ряд стояли девять
жеребцов,  также подаренных ему Хорезм-шахом.  Три из  них  были  серые  в
темных пятнах,  как барсы,  три светло-рыжие и три вороные. Каждый жеребец
был привязан к приколам за переднюю и заднюю ногу.  Каждый конь, по обычаю
кочевников,  был  с  головой  закутан в войлочную попону,  чтобы не кусали
мухи, не жгло солнце и не огрубела шерсть. Видны были только вздрагивавшие
уши и отгонявшие мух хвосты.
     _______________
          * Сїуїфїа -  возвышение  из  дерна,  устраиваемое  под  тенистым
     деревом для летнего отдыха.

     Джелаль-эд-Дин  поджидал нескольких знатных приближенных Хорезм-шаха,
которых он  пригласил на праздник новоселья.  Но от них прискакали гонцы с
одинаковыми записками,  в которых они "сожалели", что, "вследствие болезни
и  государственных срочных  дел,  лишены  возможности  воспользоваться его
любезным приглашением".
     Прибыл  только старый Тимур-Мелик,  передать "огорчение" Хорезм-шаха,
что,  вызванный остро заболевшей матерью Туркан-Хатун,  он  переносит свое
посещение  на   один  из   ближайших  дней,   но  требует,   чтобы  завтра
Джелаль-эд-Дин присутствовал на празднике в честь Искандера Великого.
     Джелаль-эд-Дин громко свистнул и сказал слова поэта Монтесера:

                       Вот конь и вот мое оружье!
                       Они заменят мне пир в саду!

     На  свист  появился немедленно старший из  джигитов.  Джелаль-эд-Дин,
взглянув на него, повел бровью. Джигит подошел и наклонился.
     - У  нас приготовлен большой достархан на  много гостей,  а  их  нет!
Поставь заставу на дороге и  спрашивай всех,  кто проедет мимо.  Среди них
найди таких людей,  которые развеселили бы  мою душу,  и  приведи их сюда.
Лучше я буду угощать безвестных путников с дороги, чем лицемерных ханов.
     - Будет сделано! - ответил джигит и побежал к воротам.
     Джелаль-эд-Дин,  сидя  на  суфе  и  распивая красное,  крепкое  вино,
объяснял Тимуру-Мелику:
     - Я не знаю, почему отец хочет держать меня здесь, чтобы я валялся на
коврах и  слушал сказочников?..  Я  люблю  горячего коня,  светлую саблю и
степной ветер...
     - Шах-ин-шах  прав,  -  ответил Тимур-Мелик,  -  тебе уезжать нельзя.
Кругом уже разгорается война. Кипчакские ханы просят Хорезм-шаха двинуться
с  войском в их степи.  Туда пришел с востока неведомый народ.  Он сгоняет
кипчакский скот с хороших пастбищ и пускает туда свои табуны.
     - Лучше  бы  отец  выгнал из  Хорезма всех  кипчакских ханов  и  стал
править без  них.  Они изнежились и  развратились,  грабя наших тружеников
земледельцев. В тяжелую минуту эти ханы предадут моего отца.
     - Почему ты так думаешь? - спросил, подняв брови, Тимур-Мелик.
     - Когда  шах  не  доверяет народу  Хорезма и  отдает  защиту власти и
порядка   иноземным   ханам,   приведенным  в   страну   злобной   царицей
Туркан-Хатун,  то  он похож на того хозяина,  который поручает сторожить и
стричь своих баранов степным волкам.  У  него скоро не окажется ни шерсти,
ни баранов, да и сам он попадет на обед волкам.
     Вскоре вернулся старший джигит,  и  за  ним  следовали три  всадника,
запыленные,   потемневшие  от  зноя.   Двое,  ехавшие  по  сторонам,  были
вооружены, а средний, привязанный веревками к седлу, имел вид пленника.
     - Вот,  я привел желанных гостей!  -  крикнул джигит. - Они расскажут
занятные новости!
     Пленник имел необычайный вид.  Он  был перевязан много раз волосяными
веревками.  Синяя длинная одежда с красными полосками*,  нашитыми на левом
рукаве,  и  плоская войлочная шапка  с  загнутыми кверху полями говорили о
каком-то  чужом племени.  От висков,  как два рога буйвола,  опускались на
плечи  свернутые узлом две  черные косы.  Дикими казались скошенные глаза,
неподвижно уставившиеся в одну точку.
     _______________
          * Кїрїаїсїнїыїеї  пїоїлїоїсїкїиї  нїаї пїлїеїчїе - знаки отличия
     офицера в монгольском войске.

     - Подведи пленника сюда,  -  сказал Джелаль-эд-Дин. - Кто это такой и
где ты его нашел?
     - На границе,  в степи,  около города Отрара. Ну и крепкий! Жилистый!
Едва втроем мы его скрутили.
     - Что он говорит?
     - Говорит,   что  он   из   войска  непобедимого  татарского  владыки
Чингисхана. Ехал он в нашу сторону.
     - Почему ж ты скрутил его?
     - А зачем ему ехать в нашу землю? Может быть, это лазутчик?
     Джелаль-эд-Дин внимательно осмотрел пленника, потом спросил:
     - Кто ты такой, куда и зачем едешь?
     - Я вольный мерген (охотник) Гуркан-Багатур. Я сам себе хан, сам себе
нукер. И я бросил войско жадного Чингисхана, потому что этот краснобородый
и   кислолицый  старик  приказал  переломить  хребет  моему  отцу  и  двум
братьям...  Потому что он не терпит на своей земле  никакой  другой  воли,
кроме его каганской!.. И я приехал вас предупредить, мирный народ Хорезма,
чтобы вы готовились к страшной войне,  чтобы  вы  помнили,  что  Чингисхан
великий полководец, великий и в злобе, и в военной удаче. Если вы поверите
одному его слову, то все ваше царство обратится в пепел и дым! Берите мечи
и  копья,  готовьте  стрелы!  За смелым летит удача,  а трусливый сам себя
обрекает на смерть!..
     - Ты мне нравишься,  Гуркан-Багатур! Сегодня ты будешь моим гостем! И
вы тоже,  - обратился он к джигитам, - садитесь на суфе. Мы будем ужинать,
пить  сладкое  вино  и  слушать этого невиданного воина.  - Джелаль-эд-Дин
добавил:  - А завтра Тимур-Мелик отвезет Гуркан-Багатура в диван-арз и там
подробно расспросит.
     - Я зачислю его в мою дружину, - сказал Тимур-Мелик.
     Все уселись на суфе,  где слуги уже приготовили обильный достархан, а
сидевшие  поблизости,  среди  розовых  кустов,  музыканты  и  певцы  стали
услаждать гостей боевыми песнями.


                        V. НУБА ИСКЕНДЕРУ ВЕЛИКОМУ

     Еще  до  рассвета на  широкой крыше дворца Хорезм-шаха,  вдоль стен с
бойницами и  сонными часовыми,  выстроились юные ханы,  сыновья владетелей
Гура,  Газны,  Балха,  Баниана,  Термеза и других мелких областей Хорезма.
Всех  этих  юношей  и   мальчиков  шах-ин-шах   держал  при  своем  дворце
заложниками,  чтобы их отцы,  заносчивые феодалы, не вздумали "поднять меч
восстания".  У  всех  юных ханов в  руках были барабаны,  медные тарелки и
бубны с бубенчиками.
     Тут  же,  на  другой  стороне  плоской  крыши,  толпились музыканты с
длинными трубами - карнаями, пронзительными гобоями и мелкими музыкальными
инструментами.  В  стороне стояли  в  ряд  главные военачальники и  высшие
правители страны.
     Все они раз в  неделю,  утром в пятницу,  собирались на крыше дворца,
чтобы участвовать в нубе* -  торжественном возвеличении памяти знаменитого
полководца Искендера Зулькарнайна.  Эту  нубу  ввел  в  обычай шах-ин-шах,
высоко чтивший македонского завоевателя.
     _______________
          * Нїуїбїа - торжественный концерт, серенада.

     Небо,  еще темное,  в  серых тучах,  над самым горизонтом прорезалось
оранжевой полосой,  постепенно становившейся багровой.  Вдали,  в  тумане,
медленно пробуждался город Ургенч,  и бесчисленные голубые дымки завитками
поднимались к  небу.  Восходящее солнце  осветило розовыми лучами верхушки
самых высоких зданий: мечетей, минаретов и башен. Все собравшиеся на крыше
безмолвно ожидали появления строгого владыки Великого Хорезма.
     С   высоты  минаретов,   точно   копья  взлетевших  к   небу,   стали
перекликаться тонкие, словно детские, голоса муэдзинов:

                  Блажен, кто бодрствует, кого алла-а-а
                  Найдет готовым взяться за дела-а-а!
                  Велик алла-а!

     На  площадку  по  внутренней лестнице поднялся Хорезм-шах,  в  боевом
вооружении, точно готовый к битве - шлеме, кольчуге, - опираясь на большой
древний меч.
     За шахом   прошли  и  заняли  места  по  сторонам  векиль,  начальник
диван-арза,  Тимур-Мелик   и   сын   шаха,   бывший   наследник   престола
Джелаль-эд-Дин.  Хорезм-шах  подошел  к золоченому трону и взмахнул мечом.
Все музыканты  заиграли  бурную  песню  в  честь  Искендера.  Когда  песня
замолкла  и  только  эхо старых башен повторило последние звуки,  Мухаммед
обратился к собравшимся. Громким, уверенным голосом он говорил:
     - Мы,  смелые воины  Великого Хорезма,  возносим сегодня славу нашему
непобедимому учителю, великому Искандеру. Он должен в боях всегда нам быть
примером.  Он сам вел свое грозное войско и сражался в его первых рядах...
Нам предстоит далекий,  но славный поход.  Мы скоро двинем наше доблестное
войско на восток, к столице спящего богатого Китая. Покорив его, приведя с
собой на  родину тысячные караваны верблюдов с  богатствами,  собранными в
китайских дворцах,  мы  затем  двинемся  на  запад,  против  моего  врага,
дерзкого халифа Насира...  Клянусь,  что я  воткну мое копье перед главной
мечетью столицы халифа Багдада!  Тогда мы раздвинем во все стороны границы
Великого Хорезма,  и он станет самым большим и могущественным государством
всей Азии!..
     Все закричали:
     - Да  здравствует наш  новый  Искендер,  великий шах-ин-шах  могучего
Хорезма!
     Хорезм-шах  опустился на  трон,  держа  старый меч  перед собою.  Все
подходили к  нему,  сложив руки  на  животе,  и,  целуя край  одежды шаха,
говорили ему льстивые речи о  его прозорливости,  смелости и о предстоящих
великих победах.
     Джелаль-эд-Дин стоял хмурый и безмолвный.  Тимур-Мелик вполголоса его
спросил:
     - Что ты загрустил? Скажи и ты отцу какой-нибудь привет!
     - Я бы ему сказал поговорку наших стариков: "Не говори, что ты силен,
- нарвешься на более сильного.  Не говори, что хитер, - нарвешься на более
хитрого". Чтоб идти в поход...
     Ему  не  пришлось  докончить.  На  площадку вбежал  слуга,  тихо,  на
цыпочках подошел к  векилю и  что-то  шепнул ему на ухо.  Векиль прошептал
несколько слов Джелаль-эд-Дину. Тот громко обратился к Хорезм-шаху:
     - Прости,  хазрет,  что я  прерву твою беседу.  Явились во дворец три
неведомых  чужестранца  и  очень  гордо  и  заносчиво  требуют,  чтобы  ты
немедленно их принял.
     Хорезм-шах нахмурился, гневно сдвинув брови:
     - Но кто они? Кем посланы? Из какой страны явились?
     Слуга упал на колени и дрожащим от страха голосом,  при общей тишине,
сказал:
     - Прости,  хазрет, прости за дерзкие слова. Они твердят, что приехали
с  нашей  границы,  как  послы  грозного владыки  мира,  непобедимого царя
монголов Чингисхана.
     Один из кипчакских ханов воскликнул:
     - Степной хвастун! Таких послов надо с позором гнать обратно!
     Тимур-Мелик спокойно заметил:
     - Зачем спешить? Сперва надо разузнать, кто они и чего хотят.
     Другие ханы зашумели.
     - Посмотрим на лгунов, степных фазанов, а потом разделаемся с ними!
     Хорезм-шах, уже собиравшийся уходить, снова опустился на трон:
     - Пусть чужестранцы придут сюда! Я хочу их увидеть.
     Слуга  быстро удалился.  По  указанию Тимур-Мелика музыканты заиграли
приветственный марш. На площадку поднялись три невиданных раньше иноземца.
В  синих,  до пят,  шубах,  подбитых лисьим мехом,  в  собольих шапках,  с
кривыми саблями на поясе, они стали перед троном гордые, не склоняясь, как
делали обычно все посетители, перед шах-ин-шахом.
     Один из иноземцев сказал:
     - Великий  Чингисхан,   победитель  всех   монголов,   отправил  наше
чрезвычайное  посольство  к  тебе,   преславному  владыке  Хорезма,  чтобы
завязать узел  дружбы  и  доброжелательного соседства.  Он  присылает тебе
подарки  и  приказал  заявить  такие  слова...  Разреши  прочесть это  его
послание...
     - Читай!
     Посол  развернул  пергаментный свиток  с  привешенной синей  восковой
печатью и стал читать:
     "Я  разорил Китай  и  заставил передо  мной  склониться его  могучего
владыку.  Я  покорил множество народов.  Я собрал в своей ладони все земли
беспредельной Азии.  Сегодня я дошел до твоей границы. Если ты хочешь быть
со мной в мире,  открой твои границы для моих купцов и торговых караванов,
а  я  разрешу твоим купцам свободно торговать в  моих землях.  Я предлагаю
тебе, мой любезный сын, мою дружбу..."
     Хорезм-хан гневно вскочил и стукнул мечом:
     - Что ты  сказал?  Как смеет этот ничтожный,  безвестный хан называть
меня  своим  "любезным сыном"?  Это  я,  шах-ин-шах,  могу  назвать твоего
дерзкого владыку своим сыном, если пожелаю и он этого заслужит. Я требую к
себе  почтения и  не  разговариваю с  наглыми!  Гоните прочь этих безумных
послов степного выскочки!
     Хорезм-шах  выхватил из  рук  посла  письмо  Чингисхана,  разорвал и,
бросив клочки ему  в  лицо,  быстро удалился,  сопровождаемый векилем,  во
внутренние покои дворца.
     Кипчакские ханы волновались и кричали:
     - Смерть  дерзким!  Рубите  их!  Пусть  их  каган  увидит,  можно  ли
оскорблять нашего великого шах-иншаха!
     Один хан бросился на читавшего письмо посла и  ударом меча свалил его
с ног.
     Джелаль-эд-Дин  вмешался и,  подняв меч,  загородил двух  монгольских
послов:
     - Безумные! Остановитесь! Разве вы не помните закон: "Посла не душат,
посредника не убивают".  Я беру их под свою защиту.  Пусть их бережно, под
охраной, доставят на границу.
     Тимур-Мелик тоже обнажил меч:
     - Я позабочусь, чтобы они безопасно вернулись к своему владыке.
     Джелаль-эд-Дин приказал:
     - Слуги,  возьмите тело мертвого иноземца и передайте шейх-уль-исламу
для  достойного  погребения...  Какой  бессмысленный удар!  Какое ненужное
убийство! Оно нам теперь грозит ураганом страшных бед...


                   VI. В ЛАГЕРЕ "ПОТРЯСАТЕЛЯ ВСЕЛЕННОЙ"

     В верховьях Черного Иртыша, среди зеленой степи, у подножья одинокого
кургана,  стоял  большой желтый шелковый шатер с  золотой маковкой в  виде
рогатой головы яка.  Он  был отобран Чингисханом у  китайского императора.
Позади  шатра  блистали  белыми  войлоками  две  большие  юрты,  обтянутые
пестрыми ковровыми дорожками.  В  юртах  помещались последняя молодая жена
Чингисхана   красавица   Кула