т в себя как основную составную часть идею социальную общественную.
Стр. 241. Поскольку если мы хотя бы на минуту, чтобы лучше понять друг друга, согласимся с традиционным взглядом на мышление как на характерное свойство человека - вспомните о человеке, разумном животном, - и, следовательно, человек окажется - как то полагал гениальный отец философии Декарт -  мыслящей вещью, то выяснится, что человек, будучи однажды и на веки вечные наделен даром мышления, владея им как чем-то безусловным и неотчуждаемым, всегда будет уверен, что он - человек, так же как рыба, в действительности, не сомневается, что она - рыба. Вот здесь-то и кроется величайшая, роковая ошибка. Человек никогда не уверен, что сможет воспользоваться мыслительной способностью, имеется в виду - воспользоваться ею адекватно; ведь мысль есть мысль, лишь поскольку она адекватна. Или, в более грубой форме: человек никогда не уверен, что прав, что он "угодил в точку". Вывод же из этого поистине страшен, а именно: из всех существ во вселенной человек - единственный, кто никогда не может быть действительно уверен, что он - человек, как тигр уверен в том, что он - тигр, а рыба - что она рыба. Мышление отнюдь не было дано человеку изначально, и суть дела - суть, которую я сейчас могу лишь декларировать, а не обосновать, - в том, что ему пришлось мало-помалу вырабатывать, формировать его, мышление, в себе, взращивать и культивировать, трудясь на протяжении тысячелетий, и даже сейчас работа эта далеко не окончена. Мышление не только не снизошло на человека само собой, но, даже преодолев немалый исторический путь, он смог лишь в незначительной степени и в очень несовершенной форме развить в себе то, что мы в обычном смысле слова понимаем под мышлением. Но даже и достигнутое, в силу его приобретенной природы, мы всегда рискуем утратить и часто уже теряли - и не раз - в прошлом и вновь готовы потерять сегодня.
В этом смысле, в отличие от прочих обитателей вселенной, человек никогда не является наверняка человеком, поскольку быть человеком именно и означает риск перестать быть таковым; человек - воплощенная проблема, сплошная и весьма рискованная авантюра, или то, что я и называю, по сути, драмой! Поскольку драма существует лишь тогда, когда неизвестно, что будет дальше, когда каждое мгновение таит опасность и полно трепета. В то же время как тигр не может перестать быть тигром, не может лишиться своей тигриности, человек живет постоянно рискуя утратить свою человечность. Будущее человека не только проблематично и непредсказуемо, как у других животных; иногда ему случается и вовсе  не быть человеком. И это так не только в абстракции и применительно ко всему человечеству, но и по отношении каждой личности. Любому из нас всегда грозит опасность не быть  самим собой - единственным и неотделимым от своего "я". Большая часть людей постоянно предает это самое себя, стремящееся быть, и, говоря начистоту, наша личность, наша индивидуальность и есть тот персонаж, который никогда не воплощается до конца, некая волнующая утопия, некий тайный миф, который каждый из нас хранит в самой глубине души. Поэтому так понятна известная заповедь, в которой выразилась вся героическая этика Пиндара: "стань тем, кто ты есть".
Таким образом, сомнение - основа человеческого бытия. Как прекрасно выразил это один знатный бургундец XV века в своем до хрупкости уточненном афоризме: "Только мнимое- несомненно".
Все приобретенное человечеством ненадежно. Даже то, что кажется нам устоявшимся и прочным, может быть утрачено всего лишь несколькими поколениями. Так называемая цивилизация: все эти материальные и моральные удобства, все эти развлечения, все эти приюты для престарелых, все эти вошедшие в обиход добродетели и нормы, с которыми мы привыкли считаться и которые на деле представляют всего лишь систему мер и средств безопасности, которые человек выдумал вместо спасательного плота на случай кораблекрушения, каковым и является изначально вся его жизнь, - все эти меры безопасности не могут предохранить ни от одной опасности, поскольку при малейшей небрежности в мгновение ока выскользнут из рук и растают как дым. История рассказывает нам о бесчисленных поворотах вспять, упадке и вырождении. Но нигде не сказано, что невозможны и более крутые повороты, чем те, что известны доныне, включая и самый крутой, при котором человеческое полностью улетучится из человека и он молчаливо воссоединится с животным миром, полностью и окончательно утратив свой облик. Судьба культуры, предназначение человека зависят от того, насколько будет живо в нас сознание драматичности нашего положения и насколько чутки окажемся мы к противоположному голосу души, нашептывающему, что единственно несомненным является мнимое.
Немалая доля сегодняшних душевных терзаний западного человека - следствие того, что за последние сто лет - и, быть может, впервые в истории - человек почувствовал себя в безопасности. Хотя в безопасности, безусловно, может считать себя лишь мсье Оме, фармацевт, беспримерный продукт прогрессизма!
Встав на мою точку зрения, вы поймете, почему мне кажется несколько нелепым определение, данное человеку Линнеем и всем XVIII веком, - "homo sapiens" (человек разумный, знающий). Поскольку если мы примем это определение на веру, то неизбежен вывод, что человек действительно существо знающее, иными словами, что он знает все, что ему необходимо знать. Так вот - ничего подобного. Человек никогда не знал того, что ему нужно было знать. И если понимать "homo sapiens" в том смысле, что человек знает лишь часть, очень небольшую, и не знает остального, поскольку это остальное необъятно, то более уместно будет определить его как "homo inscspiens" (человек несведущий, невежественный).....
Стр. 247. Ханжество от культуры - это взгляд на культуру, на мысль как нечто самодостаточное, нечто не нуждающееся ни в каком обосновании в силу своей самоценности, каковы бы ни были ее конкретные задачи и содержание. Человеческая жизнь обрекалась на роль прислужницы культуры, поскольку лишь тогда она приобретала значимость и содержание. Из чего следовало, что она, жизнь, - существование в чистом виде - сама по себе лишь ничего не стоящий пустяк. 
Жан-Мари Леге
Леге Ж.-М. Кого страшит развитие науки? (Научные работники, политика и общество) - М.: Знание, 1988.- 192 с.
Стр. 39. Как иначе объяснить, что правительственные средства массовой информации, пресса, радио, телевидение во Франции, как и во всех капиталистических странах, столь охотно предоставляют страницы, микрофон и экран разного рода шарлатанам, начиная от гадалок и кончая псевдоинтеллектуалами, изгнанными из научного сообщества?...
... У науки имеется огромный недостаток: она построена последовательно. Невозможно понять хотя бы строчку, не прочитав предшествующей, невозможно решить дифференциальное уравнение или даже осознать его решение без знания интегрального исчисления, нельзя даже представить себе хирургическую операцию, не изучив анатомии соответствующей части тела. Между тем вполне можно читать Бодлера, не прочтя Ронсара, и даже Маркса, не зная Платона. Можно любить картины Пикассо, не видя произведений Брейгеля... Такая констатация влечет за собой много последствий, важнейшее из которых в том, что нормальный ребенок двенадцати - четырнадцати лет может считать себя способным на прямое общение с любым писателем или философом, потому что может их читать, в то время как он не способен читать последние труды по математике или молекулярной биологии.
... представляется чрезвычайно полезным приучать всех людей, даже никак не связанных с научной деятельностью, к мысли о сложности  мира. 
Стр. 42. Наступление против науки ведется в настоящее время по двум направлениям: проблемы войны и окружающей среды.
Стр. 44. К тому же достойна удивления легкость, с которой люди готовы соглашаться с иллюзией, что наука при всех пороках, какие ей приписывают, обладает большим могуществом.
Стр. 46. Экология - наука об экосистемах, то есть о системах, состоящих из сообществ животных и растений, которые взаимодействуют в данной среде и с данной средой. Человек долгое время исключался из этих систем, вследствие чего экология оставалась описательной и относительно застывшей наукой, считавшейся второстепенной, поскольку широкая общественность ею не интересовалась.
Стр. 47. Рассмотрение человека как экологического фактора имеет далеко идущие последствия потому, что научно-технический прогресс вложил в его руки исключительно большую власть по сравнению с другими живыми существами и осознание этой власти ставит перед ним новые проблемы в связи с необходимостью принимать решения, относящиеся к явлениям, которые ныне можно удержать под контролем. Например, открытие эффективных и безвредных противозачаточных средств и вакцин дает нам возможность конкретно ставить перед собой демографические проблемы с надеждой их разрешить./ Здесь с прогнозом автора можно поспорить, так как вызывает большое сомнение утверждение о "эффективных и безвредных" вещах, которых в биологии (экологии) может и не оказаться. Для чего именно они безвредны? - вопрос.
Стр. 48. Общество, которому мы принадлежим, и эпоха, в которую мы живем, не научные и не технические. Они капиталистические.  Конечно, власть капиталистов использовала научно-технические знания, но по-своему и в той мере, в какой они могли увеличить прибыль. Пенициллин, открытие которого было объявлено Флеммингом в 1929 г., был запущен в производство лишь тогда, когда в условиях военного времени в 1943 г. фармацевтические тресты пришли к заключению, что производство сульфаниламидных препаратов принесло достаточную прибыль.
...Что бы не утверждали мальтузианцы, увеличение численности населения Земли до сих пор (выд авт.- Г.В.П.) всегда сопровождалось повышением среднего уровня жизни.
Все сводится к тому, что проблемы действительно существуют, но вовсе не те, которые нам хотели бы навязать.
Стр. 50. Третья битва экологии - это борьба в области ее взаимоотношения с общественными (экономическими, социологическими) и политическими науками. Здесь нам приходится вновь бороться против произвольных решений,  принимаемых под прикрытием гуманистических целей и идеалов, но установленных до научного изучения потребностей и средств. В конце концов если политическая власть вовсе не стремится к тому, чтобы такие исследования имели место (чему свидетельствовала их систематическая задержка), то только потому, что результаты такого изучения вполне могут лишить ее значительной доли произвола, который допускает неоправданные политические решения, направленные на сохранение изжившей себя политической системы.
Стр. 60. ...долг ученого показать, что  никакое решение не бывает локальным и ограниченным во времени. Научно-техническая мощь человека сегодня такова, что следовало бы пересмотреть нашу стратегию принятия политических решений, и здесь ученые также обязаны внести свой вклад в разработку новых стратегических подходов.
Стр. 63. Буржуазная мысль однодисциплинарна. Этот подход она унаследовала от Декарта вместе с аналитическим умом, разделяющим проблемы на столько частей, сколько нужно для того, чтобы решить каждую отдельно. Она отказывалась от сложных реальных ситуаций и взаимодействия между частями. Буржуазная мысль длительное время уклонялась от понятия системы и системности. Ныне она отказывается признавать выводы, вытекающие из принципа системности. Университетские круги и руководящая верхушка отчаянно цепляются за классификацию О.Конта.
А ведь сегодня научный поиск во всех областях, на всех уровнях выявляет эту системность. Никакая медицинская проблема не будет решена одной только медициной, никакая физическая проблема одной только физикой, не говоря уже о проблемах демографии и продовольствия.
Стр. 85. Ясно, что необходимые методы меняются в соответствии с целями и условиями их применения. Но все они строятся на общих принципах: постоянный пересмотр выводов, проверка опытом и критикой, отказ от обращения к неизвестным или непроверенным фактам.
...Научный характер добытых результатов определяется не их природой или правдоподобием, а способом которым они добыты.
Стр. 123. Во всех странах с рыночной экономикой молодым научным работникам не гарантирована работа. Несколько поколений молодых людей лишены возможности участвовать в научной деятельности. Это несправедливо и будет иметь в скором времени катастрофические последствия. Безответственная политика такого рода уже проводилась в США и ввиду низкой рождаемости привела к тому, что эта страна не в состоянии обеспечить смену научно-технических работников вплоть до 2000 г., что заставляет ее усиленно стимулировать утечку мозгов из других государств.
* * *
Ляо Ше
Ляо Ше. Записки о кошачьем городе. Библ.
совр. фант.- М.:Молодая гвардия, 1972 г.
...когда я спросил, что он собирается делать, он озабоченно бросил:
- Идем с нами в столицу! Враги скоро придут туда, если уже не пришли.
"Наконец-то люди-кошки поняли, что нельзя не обороняться, и решили защитить свой город! - подумал я. - Но почему они тогда дерутся по дороге?!" Чувствуя, что мой восторг не совсем оправдан, я потребовал от Большого Скорпиона объяснений. Он, видимо, нуждался во мне и, зная мою настойчивость, не утаил правду:
- Мы идем сдаваться. Кто первый подарит столицу врагу, тот получит в награду прибыльное местечко.
- Нет уж, уволь! Сдаться ты и без меня сумеешь! - процедил я и круто повернул назад....
Тут я впервые увидел врагов Кошачьего государства. Большинство из них были еще ниже ростом, чем обычные люди-кошки, не очень приятны на вид и явно еще подлее и свирепее. Впрочем я не знал ни их истории, ни их национального характера и руководствовался только первым впечатлением. В руках они держали короткие палки, похожие на железные.
Когда люди-кошки встали на колени, один из лилипутов - видимо, начальник - хлопнул в ладоши. Стоявшие за ним солдаты мгновенно подались вперед и с удивительной точностью стали бить сдающихся по головам. Жертвы без единого звука валились на землю, как будто из палок вылетали электрические разряды. Остальные люди-кошки закричали, словно петухи под ножами, и рванулись назад, давя упавших. Лилипуты не преследовали их, а продвигались медленно, отбрасывая ногами трупы.
Недаром Маленький Скорпион говорил, что враг уничтожит всех людей-кошек до единого! Но я еще надеялся, что они окажут сопротивление. Капитуляция не спасла их от гибели, а борьба может спасти. Я не люблю войн, однако история показывает, что иногда они неизбежны, что человек порою просто обязан вступить в битву и даже погибнуть в ней. Постоять за свой народ - святая обязанность, она не чета ложному патриотизму, который мне отвратителен....
Я держался поодаль от лилипутских солдат, которые приканчивали палками раненых. Конечно, эти солдаты не показались мне культурнее людей-кошек, но они имели, по крайней мере, одно преимущество перед ними: уважение к собственной стране. Это уважение выражалось в чудовищном эгоизме, и все же лилипуты выигрывали в сравнении с жителями кошачьего государства, каждый из которых думал лишь о собственной выгоде....
Отдохнув, солдаты принялись рыть землю: несколько неуклюже, но быстро, безо всякой лени и сомнений. Вскоре они выкопали огромную яму, подогнали к ней толпу пленных людей-кошек, окружили их и начали сталкивать вниз. От криков несчастных разорвалось бы даже железное сердце, но у лилипутов сердца оказались крепче железа. Орудовали они металлическими палками. Среди жертв было много женщин, некоторые с детьми на руках. Не в силах спасти их, я закрыл глаза, но крики и плач раздаются у меня в ушах до сих пор. Постепенно шум стих, и я увидел, что низкорослые звери уже утаптывают землю. Всех закопали живьем! Страшное наказание за неспособность сопротивляться! Я не знал, кого сильнее ненавидеть, но чувствовал, что люди, не уважающие самих себя, не могут рассчитывать на человеческое обращение; подлость одного способна погубить очень и очень многих...
Потом я наблюдал, как люди-кошки пытались бороться, но небольшими группами по четыре-пять человек. Они до самого конца не научились действовать сообща. Я видел холм, на котором скопилось десятка полтора кошачьих беженцев - единственное место, еще не захваченное врагом. Не прошло и трех дней, как они переругались и передрались между собой. Когда на холм поднялись лилипуты, там осталось всего два дерущихся человека-кошки - наверное, последних жителей Кошачьего государства....
Я прожил на Марсе еще полгода. Наконец туда прилетел французский изыскательский корабль, который живым и невредимым доставил меня в мой великий, светлый и свободный Китай.








      ПРИЛОЖЕНИЕ № 1: 
      ДИАТРОПИКА - НАУКА О РАЗНООБРАЗИИ. 
       
      (Краткий конспект работы Ю.В.Чайковского "Познавательные модели, плюрализм и выживание".
     Международный журнал "Путь" N1, 1992 год; 
      с комментарием автора - В.Г.). 
      
     "Во-первых, далеко не очевидно, что рецепт нашего общего спасения существует и что обладает им именно экология. Во-вторых, остается неясно, что конкретно связано в экологии с разнообразием. Даже примитивный вопрос: способствует ли увеличение числа видов в экосистеме ее устойчивости - остается дискуссионным. В - третьих, признавая на словах необходимость разнообразия, фактически нынешняя агропромышленная цивилизация базируется на огромных полях монокультур и не чувствует в этом противоречий. ...Можно говорить о новой науке, предмет которой - разнообразие. Подыскивая для нее название из полудюжины подходящих греческих терминов, я выбрал слово диатропика, от диатропос - разнообразный, разнохарактерный, поскольку само понятие тропос (поворот, способ, образ мыслей, нрав, слог, обычай, стиль, направление) наиболее многозначно и хорошо соответствует широте спектра задач, решаемых новой наукой. Изучая какое-либо множество, она (диатропика) всегда выявляет в нем ядро типичных объектов, для которых выраженные закономерности выполняются очевидным образом, и периферию - сравнительно немногочисленные объекты, на которые закономерности данного множества видимы плохо, вплоть до, может быть, полного отсутствия. Дело в том, что в больших системах обычный причинно-следственный (казуальный) подход лишается прогностического смысла: каждому факту можно указать много причин, из каждого факта - много следствий, и всех их задним числом можно объяснить. Прогноз вырождается в гадание. Нужна новая логика - логика ценоза. Нет возможности вычислить будущее поведение системы: любое вычисление производится в рамках какой-то модели, а потому может оказаться в корне ошибочным из-за неучета моделью детали или параметра, казавшихся несущественными, но оказавшихся главными. По этой же причине нет смысла выяснять, какая из возможностей более вероятна. К счастью, на деле нам надо не столько знать будущее, сколько уметь разумно действовать. А это значит, что главная ценность прогноза - в указании наиболее опасных вариантов развития событий. Если опасность осознана как в принципе возможная, то меры против нее надо предусмотреть независимо от того, вероятна она или нет. 
      Познавательные модели. Как показал Дж. Холтон, хотя в ходе развития наук меняются наборы фактов и теорий, однако остаются неизменными одни и те же темы (например: атомизм, эволюционизм). В терминах диатропики это означает, что объясняющие схемы разных эпох и школ можно выстроить в ряды (ряд атомистических схем физики, ряд эволюционных объяснений появления жизни и т.д.). Этих рядов много (в одной лишь физике Холтон нашел несколько десятков тем), поэтому для общей ориентации в развитии науки надо в самих этих рядах вновь искать инварианты - макротемы, общие для различных научных дисциплин... Если макротема носит общенаучный характер и включает в себя моделирование (т.е. объясняет целый ряд феноменов через их сопоставление с каким-то исходным феноменом, который понятен), то она является познавательной моделью. Познавательная модель служит в качестве способа упорядочения и истолкования конкретного материала, причем способ этот оказывается общим для ученых самых разных специальностей и убеждений. Тем самым познавательная модель служит ва