ющего, всеобъемлющего референта. При действиях, основывающихся на неточном отражении, появляется возможность случайного, причем для этого не обязательна случайность в самой "онтологии" ("первоначалах"). Вся природа и любая в ней ситуация предстает перед таким относительно выделенным из нее объектом по сути как неисчерпаемая. Выражаясь несколько метафизически (в связи с неизбежным в анализе разделением единого мира на отдельные стороны), можно сказать, что существует некая материальная основа, допускающая при всеобщей взаимосвязи появление относительно выделенных объектов и одновременно (тем самым) приводящая к диалектике отношений между ними. При всеобщей взаимосвязи наше существование как сколько-нибудь суверенных субъектов доказывает диалектический характер отражения, деятельности и познания.
     Из всей картины излагаемого механизма формообразования и выделения объектов очевидна бесспорная несостоятельность редукционистской модели построения объектов. Для возникновения объекта недостаточно одного лишь реального материала, требуется также некоторое относительно устойчивое, "упрощающее" отношение к материалу. Кроме того, и отношения могут быть разными, так что выделяемое качество, а следовательно и наблюдаемая "реальность" могут оказываться различными. Показан вклад сущностей "различного уровня" в построение объекта - материала и отношения к нему со стороны субъекта, - что необходимо и достаточно для доказательства несостоятельности редукционизма (/69/, стр. 75). Нельзя свести объект, в формировании которого завязана некоторая мера, к "безмерному" материалу. Поэтому же неверно или по крайней мере неточно считать, как это иногда делают, неуместно применяя принцип первичности материального, что логика объекта должна выводиться из самого объекта. Объект - это не сам по себе онтологический референт, который надлежит лишь изучать, а структура, полученная в определенной деятельности. Если под объектом понимать эту структуру, тогда анализируемое здесь утверждение - простая тавтология. Но на самом деле подразумеваемый в нем смысл заключается в подчеркивании чистой объективности, суверенности объекта, его - в точном смысле - полной независимости, самостоятельности по отношению к субъекту. И утверждение делается именно с целью защитить объект от налета субъективного, а вот это надо делать аккуратно.
     Надо еще раз специально оговориться в связи с вопросом о несводимости. Существует, конечно, такая постановка, в которой есть сводимость. Это порождение объектов всей полной реальностью (природой) в целом, не разделенной на материальное и идеальное, обеспечивающей относительное выделение субъекта и через него - выделение его деятельностью объектов. Хотя в деятельности объекты могут появляться как абсолютно выделенные, например, в замкнутых теориях, по отношению ко всей реальности они выделены лишь относительно. И вот такие относительно выделенные объекты (вместе с их относительной выделенностью) должны быть сводимы к целой реальности, поскольку порождаются ею и только ею. Но объекты, которые мы выделяем и познаем, не сводятся к субстрату, отделенному от нас, а именно в этом смысле всегда и говорят о сводимости и именно так понимает сводимость редукционизм. Так что методологическим основанием редукционизма является в конечном счете отождествление (смешивание) всей вполне суверенной и самодостаточной целой реальности с отнюдь не суверенной, не самодостаточной и недостаточной для порождения объектов частью всей реальности, абсолютно противопоставленной субъекту в качестве объекта его познания. Это отождествление есть следствие метафизического неучета издержек этапа анализа, этапа, неизбежно возникающего в конечной практической деятельности субъекта, относительно выделенного из всей реальности, следствие ограничения этапом анализа без совершения или завершения синтеза.
     Составные элементы целого, обнаруживаемые в анализе, должны выделяться с оглядкой на целое, сообразно ему, другими словами - с перспективой правильного синтеза. Не всякое разбиение способно в дальнейшем позволить увидеть сущность целого и вновь создать его в его специфике. Так, физический анализ выделяет объекты, из которых невозможно сконструировать боль, мышление, совесть и т.п. В идеале анализ и синтез должны быть неразрывно переплетены. Не зря говорят, что физическую задачу надо начинать решать с конца и даже что физик может приниматься за решение задачи, только уже зная ответ. "Анализ и синтез не протекают изолированно друг от друга, как это всегда получается при односторонне формальном понимании процесса теоретического мышления", - подчеркивал Э.В.Ильенков в своей чрезвычайно поучительной "Диалектической логике" /74/.
     
§ 6. О понятии вещи
     
     "Сущность идеальна, а вещь материальна." (/69/, стр. 301) Но вещи, о которых мы всегда говорим, выделены деятельностью и без участия идеального, неотрывного от живого, не существуют.
     Возразят: ведь были горы на земле и до появления людей! Разница невелика по сравнению с вопросом: есть ли сейчас горы. На самом деле самих по себе специфических образований, четко отграниченных от всего другого и самостоятельно приобщенных к понятию "горы", нет. Мы по изложенному выше механизму констатируем наличие гор. Никакого идеализма в этом нет. Речь не должна идти о первичности и самостоятельном существовании "вещей". Важно лишь, чтобы первичной была материя.
     Вообще "вещь" - исключительно неудобное понятие для применения в философии. Не вызывающее недоразумений в обыденном разговоре для обозначения внешних конечных и законченных образований, в философии в таком же качестве оно является пережитком натурализма и метафизики, совпадая по смыслу с частью реальности "в форме объекта". Существует путаница, смешение объекта как самостоятельно выделенной части материи (что несостоятельно) и как названия незеркального отражения некоторого состояния материи сознанием, познанием и т.п., получаемого в результате специфической деятельности. Это смешение - следствие неразвитого понимания процесса формообразования, следствие явного или неявного принятия реальности "в форме объекта". Таких объектов, т.е. "вещей", "приобщенных" к какому-то понятию, самих по себе нет. Но из признания этого не следует отсутствия материального референта и, соответственно, признание этого не означает идеализма.
     Некритическое использование термина "вещь" приводит к неприятной путанице, из которой нельзя выбраться без четкого различения объекта и его материального референта.
     В обоснование идеализма иногда говорили приблизительно следующее: раз "стол" у нас в мозгу не то, что вне, то стола самого по себе нет, он - наше представление. Стиль возражения на это следующий: надо исходить из материи, а в мозгу у нас ее состояние лишь отражается, хотя и не точно, поэтому стол есть и без нас. Такое возражение не очень трогало идеалистов, потому что оно действительно не особенно убедительно. Оно 1) преуменьшает человеческий фактор в образовании "стола"; 2) подменяет тезис, который в материализме надо отстаивать - материальность, действительность материального источника ощущения и объекта познания - тезисом о действительности "стола", что совершенно не требуется отстаивать, находясь на позициях материализма (не метафизического и не вульгарного). Надо говорить о реальности, самостоятельном существовании (без человека) лишь материального референта, а не самого "стола". "Стола", отграниченного от "другого", без человека действительно нет (хотя там есть нечто, из чего деятельность формирует "стол"). Но отсутствие "стола" без человека - активного фактора в формообразовании - вовсе не означает отсутствия материального референта, а только признание наличия такого референта (плюс материальной структуры человека) единственно необходимо и достаточно для того, чтобы оставаться на материалистической почве. "Существование независимого от отражающих отражаемого (независимость от сознания внешнего мира) есть основная посылка материализма." (/70/, стр. 124)
     Понятие отдельной "вещи в себе" - результат и источник путаницы. Вещи, объекты - это "материя для нас". Материя нам является в виде вещей, объектов, но не обязана сама существовать в их форме.
     Отмечая развитие материалистических представлений от метафизических к диалектическим, Ленин говорит: "Мир в себе есть мир, существующий без нас. Это - материализм Фейербаха, как (в то время как. - В.Г.) материализм 17-го века, оспариваемый епископом Беркли, состоял в признании <<объектов самих по себе>>, существующих вне нашего сознания. ? Для Фейербаха <<вещь в себе>> есть ? существующий вне нас мир?" (/70/, стр. 118-119). "? вещь в себе отличается от вещи для нас, ибо последняя - только часть или одна сторона первой, как сам человек - лишь одна частичка отражаемой в его представлениях природы." (/70/, стр. 119). Вещь в себе - это вся природа. Предложение И.Дицгена: "Возьмем в качестве <<вещи в себе>> мир", - Ленин считает вполне соответствующим диалектическому материализму (/70/, стр.121).
     А вот что говорил Беркли в опровержение материализма (/57/, стр. 191-192). "?в настоящее время бесконечная делимость материи признается всеми? . Из этого следует, что каждая часть материи содержит в себе бесконечное множество частей, не воспринимаемых в ощущениях. Поэтому причина, вследствие которой единичное тело представляется нам в конечном размере или обнаруживает ощущению только конечное число частей, заключается не в том, что оно не содержит их более (так как оно должно само по себе содержать бесконечное число частей), а в том, что ощущения не имеют достаточной остроты для их различения. По мере того как ощущение становится острее, оно постигает большее число частей предмета, т.е. предмет является большим и его форма изменяется, так как части по его краям, которые раньше были невоспринимаемы, теперь оказываются его линиями и углами, весьма отличающимися от тех, которые были восприняты в менее острых ощущениях. И, наконец, тело должно показаться бесконечным после различных изменений в величине и очертаниях, когда ощущение станет бесконечно острым. Во время этих процессов изменение происходит не в теле, а только в ощущении. Следовательно, каждое тело, рассматриваемое само по себе, бесконечно протяженно и, стало быть, не имеет очертания и формы. Из этого следует, что если даже допустить вполне несомненное существование материи, то сами материалисты будут вынуждены на основании своих собственных принципов признать, что ни единичные ощущаемые тела (отдельные объекты, которые могут восприниматься. - В.Г.), ни что-либо подобное им не могут существовать вне духа. Материя, говорю я, и каждая ее часть, согласно их принципам, бесконечны и бесформенны, и лишь действием духа образуется все то разнообразие тел, которое составляет видимый мир, причем каждое из них существует, пока воспринимается."
     Таким образом, Беркли приписывает материализму обязательность представления о самостоятельном существовании отдельных, четко отграниченных от "другого" вещей, что при неисчерпаемости и бесконечной делимости материи невозможно. Он верно попал на уязвимый пункт метафизического материализма, так как вещей "в форме объекта" и в самом деле нет - метафизический материализм в целом несостоятелен. "Тело, рассматриваемое само по себе", не может быть чем-либо отличным от всей материи, соответственно, должно быть неограниченным и единственным. Самих по себе единичных вещей и тел с определенными границами нет - материя не составлена из предметов. (А между тем именно на таком упрощенно-конкретном, примитивном представлении о материи основывалась поражающая воображение критика диалектического материализма в одном направляющем наш ренессанс компендиуме почти-научной общественно-исторической полуправды: "Диалектический материализм есть нелепое словосочетание. Материи, состоящей из (курсив мой - В.Г.) столкновения атомов, не может быть присуща диалектика." /75/ Последнее верно. Только материя не есть собрание движущихся атомов. Считать ее таковой после "Материализма и эмпириокритицизма" как раз и есть труднопостижимая нелепость, но, как видно, вполне сочетаемая с "религиозным реализмом"(?!). Бывший "легальный марксист" посрамил оптимизм Энгельса, решительно заявившего в "Людвиге Фейербахе" (/76/, стр. 302): "Великая основная мысль, - что мир состоит не из готовых, законченных предметов ? - ? со времени Гегеля до такой степени вошла в общее сознание, что едва ли кто-нибудь станет оспаривать ее в ее общем виде." Не тут-то было! Известно, что, ввиду отсутствия предела, дает наилучшее представление о бесконечности. Итак, то, что в подобной ситуации у Спинозы служило доказательством, обнаруживающим проблему, порождаемую, естественно, метафизикой (от которой мы и до сих пор не свободны), и самой постановкой вопроса способствующим прогрессу знания, в двадцатом веке без изменений приспосабливается к оценке диалектического материализма. Диалектический материализм понимают как метафизический, предполагающий конечные, вполне детерминированные объекты, и с легкостью, в двух словах, опровергают как несовместимый с "духом".)
     При неисчерпаемой материи конечными вещи делает (не очень строго выражаясь) не бесконечно острое ощущение. Однако несуществование вещей как целых и выделенных самих по себе не опровергает существования референта, отражение которого с помощью ощущения конечной "остроты" (а вообще - конечной деятельности) выделяет эти вещи. Материя бесконечна и не имеет как бы объемлющих ее (скажем, в пространстве) границ - "бесформенна", и части ее четких собственных границ также не имеют, но она отнюдь не однородна и имеет некоторую структуру, что дает возможность формирования вещей при не бесконечно точном отражении. Конечно, при этом мы видим не совсем (не абсолютно) то, что существует вне нас, и в этом отношении без "духа" (без уровня идеального) дело не обходится. Но этот "дух" формирует объекты на базе реального материала и в соответствии со своей материальной основой, а не порождает их целиком по своему произволу. (Кстати, солипсист Беркли, начисто уничтоживший материю, был вынужден утрясать возникшие в связи с этим недоразумения с более ортодоксальными церковниками, которые не могли полностью отказаться от нее, не впадая в явное противоречие с реальностью и каким-либо здравым смыслом на глазах своей многочисленной, в основном трудовой паствы, жившей главным образом все же реальной, а не надуманной жизнью. В данном случае их критерий истины был ближе к жизненной практике, чем у Беркли. Солипсизм, формализм, логическая совместимость, объективный идеализм, даже с диалектикой, и т.п. - это больше для склонных, в результате издержек разделения труда, считать, что вначале было слово.)
     Итак, требование существования вещей "в форме объекта", отождествления отражения с отражаемым, вещи с материальным референтом, субстратом, на котором конечная деятельность строит вещь, это требование принимается Беркли за естественное и единственно возможное при материализме и, приписываемое им материалистам как обязательное, позволяет ему с определенным успехом бороться с метафизическим материализмом.
     Требование самостоятельного существования вещей не является присущим материализму. Материализм настаивает лишь на самостоятельном существовании материала, на котором конкретная деятельность строит конкретную вещь. Материал, референт необходим, но не достаточен для порождения вещи, и отсутствие вещи без человека не опровергает материализма. При неточном различении референта (отражаемого) и вещи (отражения) критика идеализма оказывается небезупречной. Кстати говоря, у Фейербаха изложение очень точное: "Порядок, цель, закон (аналогично: вещь. - В.Г.) суть не более как слова, которыми человек переводит дела природы на свой язык, чтобы понять их; эти слова не лишены смысла, не лишены объективного содержания; но тем не менее необходимо отличать оригинал от перевода." (Цит. по /70/, стр.158)
     Мне не довелось встретить в нашей литературе внятного анализа разобранного здесь пункта из Беркли. Можно подумать, что это обычный проходной разговор. Но, очевидно, он у Беркли занимает место одного из немногих фундаментальных, исходных, основополагающих, что и отмечено Лениным. Это молчание свидетельствует о неразработанности у нас диалектики вещи, о плохом различении метафизики и диалектики и о непонимании самого вопроса.
     Но все же утверждение, что в механизм выделения (порождения) любого объекта обязательно замешана деятельность, может вызвать и вызывает возражения типа следующего. На области, удаленные на межгалактические расстояния, мы, очевидно, практически никак не воздействуем. Следовательно, такая штука, как центр масс звезды где-нибудь в туманности Андромеды, существует и без нас! Но беда в том, что, не говоря уж о других параметрах и понятиях, ни границ звезды, необходимых для определенности центра ее масс, ни, соответственно, самой звезды как выделенного самостоятельного образования, самих по себе нет - это также очевидно. Где звезда кончается? Там, где кончается ее последний атом? А где он кончается? Там, где электронная плотность спадает до нуля? Но и электрон - нечто достаточно бесконечно глубокое. Так что лишь конечная на каждый момент деятельность может дать определенную конечную структуру объекта, разумеется, лишь с конечной (но не обязательно плохой) точностью адекватную реальности.
     Кроме идеального ничто не выделяет, не формирует объекта, отличного от "онтологических" элементов (и взаимодействий, которые тоже можно рассматривать как элементы), из этих элементов. И элементы, которые мы можем увидеть и которыми мы оперируем, тоже неразрывно связаны с идеальным, так как ограниченная практика не в состоянии добраться до бесконечно глубокого уровня.
     Говорить о чисто самостоятельной сущности вещи так же неверно, как говорить о сущности конкретного физического закона без учета механизма его выделения: по меньшей мере условий и точностей его применения, что неразрывно связывает его с наблюдателем. Без этого, строго говоря, ни один закон не справедлив. Например, галилеев закон свободного падения, разумеется, никогда и нигде строго не выполняется и в этом смысле не существует. Но как раз такие чистые сущности сравнивает Фейерабенд /55/ у более и менее общих теорий и, само собой, не находит между ними связи, соответствия и преемственности. При таком подходе невозможно понять, почему две ну совершенно разных чаши называются одинаково, и какую такую "чашность" обсуждали Платон с Диогеном.
     Вещь формируется как элемент отклика на данные обстоятельства неабсолютного, ограниченного по мощи отражения, как изображение отражаемого, образующееся и существующее у отражающего и используемое им как средство (ориентир, базис, материал, на котором развертываются логика и язык) деятельности. Но что же существует "там", в действительности? В каком плане можно все же говорить, что вещь существует вне (без) нас? Ведь были же у людей успехи и тогда, когда они представляли вещь даже не только буквально существующей, но и конечной, вполне исчерпаемой, полностью отождествляя модель, реконструкцию мира с самим миром. И не зря же мы волнуемся по поводу, скажем, разрушения биоценозов, которых, как может показаться из предыдущего, вовсе, ни в каком смысле, нет в природе?
     Человеческая вещь (равно как и любая структура или объект теории) - конечное, ограниченное образование, соответствующее ограниченности отражения. Она с приблизительным соответствием сопоставляется с существующей вовне некоторой материальной основой - но уже бесконечной сложности, четко не отделенной от всего другого и позволяющей выявлять ее другие стороны. О выделении бесчисленных других сторон прежде говорилось как о выявлении других аспектов неисчерпаемой реальной, чисто объективно существующей вещи. Но уж во всяком случае это не совсем удобно в связной, последовательной теории познания. Соответствие конечных, отграниченных вещей упрощающей конечности, ограниченности отражения более последовательно. Неисчерпаемость их референта - внешнего материального фактора формирования вещ