и - соответствует неисчерпаемости материи - объекта познания. Конечная точность отражения означает конечную применимость к описанию реальности структур, построенных в отражении, но не хуже этого. При возникновении в нормальном отражении некоторого объекта эта приближенность не означает, что "там", скажем, может ничего не быть или может не быть ничего, в каком-либо устойчивом отношении соответствующего объекту, возникшему в отражении. Приближенность означает, что там существует нечто, не больше чем на некоторую неточность (определяемую в данном процессе "измерения") отличающееся от обобщенного эталона - данного объекта. Так что с некоторым приближением можно говорить, что объект существует сам по себе.
     Такие определенные и вполне конечные понятия, как биоценоз и тенденции его поведения строго существуют, конечно, только в отражении. Однако, будучи объективно обусловленной реакцией субъекта на действительные обстоятельства, включая, помимо субъективного (помимо, так сказать, наблюдательной сетки, накладываемой на наблюдаемое) также и объективное, они с необходимостью говорят нечто верное и об объективном, действительном состоянии дел во внешней по отношению к субъекту природе. Они, конечно, говорят не все и не совсем так, что и как "там" есть, но кое-что говорят, и говорят тем больше и точнее, чем яснее выявлены, поняты и учтены обстоятельства (детали механизма) их формирования.
     Систематических успехов можно добиваться только тогда, когда используемые в деятельности представления о природе в определенной мере соответствуют этой природе. Конечно, оттенок позитивизма здесь присутствует, но он допускается, и даже обязательно, диалектическим материализмом, так как и диалектический материализм, и даже самый примитивный позитивизм апеллируют к опыту, правда, понимаемому с разной широтой. В этом отношении диалектический материализм отличается от позитивизма требованием большей совместной согласованности различных теорий и представлений и опорой на максимально широкий опыт, на всю человеческую практику, откуда, собственно, и проистекает требование согласованности теорий. В противном случае - эклектический позитивизм, в пределе приводящий к бессвязному набору обрывочных рецептов ad hoc, бесполезных уже в следующий момент. Хотя позитивизм справедливо отвергает застывшие конструкции и высосанные из пальца построения и появился как реакция на них, он все же страдает излишним конформизмом и способен продать глубокую истину за минутный успех. Следуя его рецептам, можно всерьез (насколько он вообще это позволяет) приписать истинность религиозным представлениям, поскольку религиозная вера (т.е. суеверие) способна утешать некоторых страждущих.
     Итак, говорить, что вещь существует сама по себе во внешней реальности, можно - приближенно. Это будет настолько же верно, насколько вещь как отражение реальности в деятельности верно отражает эту реальность. На физических моделях объектов и структур разных уровней при неизбежном предположении об исходном, первичном уровне это отчетливо видно. Не следует только забывать, что сравнение производится в терминах деятельности: верно или неверно представление о мире в виде набора таких-то взаимодействующих объектов, - получает проверку и смысл в деятельности, практике - всецело и только через нее.
     В такой ситуации важнейшим моментом является проблематичная возможность и допустимость пользоваться "вещами", полученными как отражение реальности в некоторой конкретной деятельности, при несколько другой деятельности, а в действительности - в любой следующий момент после того, в который получено это конкретное используемое описание реальности. Бесспорно, что без удовлетворительности приближенного результата это было бы невозможно, хотя, конечно, одна только характерная (не бесконечная) нечувствительность не может гарантировать успеха во всех делах. Одной из задач науки и является исследование того, как оптимально "набрасывать" измерительную сетку, чтобы "значения функции" на ней полнее и достовернее представляли бы некоторые важные свойства самой "функции", и чтобы не выявленные сеткой области преподносили нам поменьше неприятных сюрпризов. Нельзя абстрактно, формально показать и доказать, что это вообще или хотя бы иногда возможно. И только практика показывает, что это, по крайней мере иногда и до поры, до времени, случается.
     Понятие биоценоза отражает состояние изучаемой реальности с соответствующей стороны. "Разрушение биоценоза" также говорит нечто (обычно неприятное для нас) об изменениях в этой реальности. А происходит ли это разрушение и существует ли сам по себе, такой четкий и исчерпывающий реальность, биоценоз в действительности - можно говорить, а можно и не говорить. Но, право, какая разница, как мы назовем происходящее. Важно лишь, что мы кое-что знаем о том, что там происходит, и, вместе с этим, знаем, что оно там происходит самостоятельно, а не потому, что мы это происходящее так или иначе отразили в своих представлениях. Все якобы материалистические сомнения относительно несуществования вещей самих по себе и мнения о субъективистской дефектности "деятельностного" подхода проистекают из ошибочного представления об обязательности при этом полного произвола субъекта, из понимания относительности к деятельности формы вещей как приписывания реальности наших мнений и пожеланий. Но вещь как отражение результатов определенной реальной деятельности с конкретным материалом - не мнение. Мнение в данном случае - это то, что мы думаем о вещи, уже имея ее, после ее формирования, ее оценка с точки зрения возможностей получения от нее некоторого желаемого результата, соотнесение с некоторым эталоном. Нравится она нам или не нравится - это уже другой вопрос. Длительность периода Пуанкаре не может быть уменьшена лишь желанием, поэтому при обычных наблюдениях будет обнаруживаться нормальная необратимость. Бывает, конечно, и очень часто, что реальность является в мозгу деформированной необоснованным мнением. Критерий практики, вырабатывающий и требование согласованности представлений, в конечном счете должен показать иллюзорность соответствующих надежд. Так что в деятельностном подходе не может считаться серьезным основанием существования "высшего" объекта даже, к примеру, желание некоторых поддержать им свою (а чаще чужую) нравственность.
      Замечание к определению живого. Согласно проведенному рассмотрению между, скажем, деревьями и какими-нибудь камнями нет никакой резкой грани, нет существенного, принципиального различия. Речь у нас идет не о том, какими считать деревья - живыми или не живыми, - а о том, есть ли у них самих признак, четко относящий их к особому классу самостоятельно отделенных от всего другого объектов. Конечно, нельзя строго говорить, что камень, как и любой другой объект, сам никак, ни в какой степени не выделен из среды. Он относительно выделен (приближенно говоря, большей, чем у среды связностью), что и позволяет деятельности с конечной точностью и конечными требованиями строить на этой реальности "камень" как вполне отдельный объект. Но, тем не менее, четкой границы, самостоятельно сформированной, у него нет. То же самое - у дерева.
     Во что выливается неопределенность формы "для себя" у референта "дерева"? Во-первых, в то, что он четко не выделяется из среды, нигде не имеет определенных границ, не имеет отдельного самостоятельного существования как приобщенного к особой, специфически обобщающей сущности. Следовательно, во-вторых, в невозможность определить безотносительно к стороннему наблюдателю такие понятия, которые обычно используются для определения живого, как, например, понятие размножения. Во всяком случае ясно, что потомство не совпадает абсолютно точно с предками, тогда без некоторого обобщения, огрубления, отсутствующего без наличия ощущения, нельзя говорить о воспроизведении.
     
§ 7. Объективизм как источник агностицизма и субъективизма
     
     Ясно, каким образом объективистская позиция порождает ошибочные обвинения деятельностного подхода в субъективизме и релятивизме. Но кроме этого она может приводить и к агностицизму и даже, как это на первый взгляд ни странно, способствовать переходу к субъективизму, к которому, правда, давно уже никто всерьез не относится.
     Не совсем точный, приблизительный закон, т.е. всякий закон, - есть некоторое не абсолютно исчерпывающее и потому не вполне достоверное, но имеющее своим источником и отражающее также и объективное, руководство в деятельности. Что говорит это "пособие" о том, что существует на самом деле, о самой внешней реальности? Тут имеются две связанные между собой проблемы, вызванные "интерференцией" объективного и субъективного: 1) невозможность непосредственного, самостоятельного (независимого от посредника, в полнейшей объективности которого не только можно, но и нужно сомневаться) сравнения утверждений закона с реальным состоянием вещей, поскольку сопоставляемые структуры существуют в разных сферах, и 2) проблема критерия адекватности одного другому в случае, когда одно не есть точная копия другого (что только и возможно при несовпадении сфер существования сравниваемых структур). Обе проблемы разрешаются диалектическим пониманием критерия практики и взаимоотношения абсолютной и относительной истины.
     "Деятельностную" позицию иногда уличают следующим хитрым вопросом, нехитро следующим из метафизических представлений о мире: хорошо, пусть деятельность субъекта с чем-то внешним приводит к таким-то результатам - но что же все-таки само это внешнее в действительности? В "Материализме и эмпириокритицизме" (/70/, стр. 270) цитируется Абель Рей, задававшийся подобным вопросом, и резюмируется недоумение Рея: "Наука может дать лишь практические рецепты, а не действительное знание". То есть как делать - мы знаем, а что происходит на самом деле - особь статья. В обзоре Ю.К.Мельвиля /40/ комментируется позиция, аналогичная позиции Рея: "Утверждение же, что наука учит нас лишь тому, как действовать в физическом мире, чтобы достигать своих целей, но ничего не сообщает, не дает никаких знаний о том, что в действительности существует и происходит в мире, есть не более как софизм ?" Основанием софизма является (молчаливое) понимание под "свойствами" таких качеств, которые могут существовать и безотносительно к возможности какого-то проявления их во взаимодействиях - вот уж поистине сами по себе. Почему вызывает смех оставшаяся улыбка исчезнувшего чеширского кота - понятно. Однако надо признать, что и противоположный предельный случай кота, который не черный и никакой другой, не улыбается, не ловит мышей, не поет песен и вообще никаким образом в принципе не может ни на что подействовать и тем самым обнаружить себя, - также должен вызывать смех. Собственные свойства объекта, если понимать их не метафизически, - это попросту иносказание его возможных воздействий на то или иное окружение. И существование свойств, которые ни при каких обстоятельствах не могут проявляться, не могут нигде ничего изменять, следует отнести к области мистики. Абсолютный невидимка не существует и сам по себе.
     Итак, "вещь в себе" нельзя понимать ни в каком другом смысле, кроме как возможность некоторым образом проявляться в каких-то внешних эффектах и взаимодействиях. Если же мы знаем эти эффекты и условия их возникновения, то знаем и эту вещь в себе. Знание об объекте означает знание его поведения, знание его реакций на воздействия, при всех условиях или лишь при некоторых, как при полностью определенных, так и определенных хотя бы в какой-то степени. Характер объекта может выражаться только во взаимодействиях с другим. Если же мы их знаем, то знаем и объект.
     В свою очередь знания о взаимодействиях объекта с окружением наиболее полно могут быть проверены в максимально широкой практике - не только в опытах по какому-то конкретному поводу, но и во всей другой деятельности (ср. с ролями диалектической и формальной логик). Лишь в метафизически конечном мире с конечной его глубиной, со строго определенными самостоятельно выделенными объектами конечной сложности, не зависящими от неисчерпаемого окружения, были бы возможны опыт или набор опытов, способных полностью и окончательно раскрыть объект. В противном случае, т.е. в действительности, наиболее объективным является критерий самой широкой общественно-исторической практики, важнейшая часть которой - производственная деятельность. Как говорил еще Энгельс в связи с фабрикацией ализарина (/76/), в практике и выявляется действительность знания.
     Анализ результатов деятельности дает о "внешнем" не все, но кое-что дает; в знании есть вклад от изучаемого "внешнего". Для нас нет иного пути для проверки знаний, кроме как в практической деятельности. Но, с другой стороны, то, что в принципе не может проявиться в результатах деятельности, так же не существует, как и внутренние свойства объекта, не могущие проявиться вовне. Успешность деятельности в самом широком смысле (в отличие от прагматизма и позитивизма) должна означать относительную истинность знания. В конечном счете практика, и только она, может указать на несоответствие каких-то представлений реальности. Поэтому работоспособность "рецептов" как раз и означает соответствие знаний действительности. Всякий другой способ проверки истинности - пустая фантазия, вырастающая в первую очередь на зыбкой почве объективистских представлений о мире. Именно представления - не обязательно ясные - об отдельных, четких "вещах в себе" приводят к попыткам их точного и внедеятельностного сопоставления с "вещами для нас", к требованию непосредственного сравнения их абсолютных сущностей, что, понятно, невозможно, в результате чего может наступить агностическое уныние.
     Агностицизм утверждает непознаваемость вещей. Действительно, точное, исчерпывающее познание реальности или какой-либо ее части невозможно. И рассматриваемые "рецепты" не могут стопроцентно гарантировать даже всего лишь конечных рамок ожидаемых результатов, так как условия получения как рецептов, так и их применения не могут быть полно и точно проконтролированы. Но все-таки разве некоторая предсказуемость результатов, подтвержденная жизнью, не означает наличия объективного знания предмета, большего, чем полное отсутствие знания? Конечно, формально и это можно утверждать и снова, до бесконечности, в духе Фейерабенда, требовать дополнительных, чисто объективных, "бесспорных" доказательств. Однако это означало бы полное отбрасывание жизненного опыта в вопросах обучения, что может быть оправдано только представлением, что события жизни не имеют никакого отношения к материальной сфере.
     Разумеется, в практике мы можем ошибаться, но надо стараться делать поменьше ошибок и желательно - небольших, и как раз присутствие в знании объективного содержания обеспечивает объективные предпосылки возможных успехов на этом пути.
     Позиция диалектического материализма в вопросе об отражении и возможности познания, содержащаяся в утверждении об относительной истинности знания: о наличии объективного содержания в этой относительной истине и одновременно о неисчерпывании ею абсолютной истины, о незеркальности отражения, - верно отражает реальное состояние дел и тем самым вооружает методологию действенными средствами. Идеалистические искажения в этом вопросе возникают на почве преувеличения роли одной из сторон процесса познания. Но надо прямо сказать, что хотя результирующие искажения могут касаться разных сторон и выливаться в разные формы, все же чаще - по крайней мере наукообразные - недиалектические идеалистические построения своим основанием, началом рассуждения имеют метафизические объективистские положения в вопросах отражения и познания, как бы очевидные и взаимоприемлемые (из числа "очевидных" стоит кстати упомянуть и не достойное называться даже метафизическим тривиальное смешивание объективности и объективизма). В дальнейшем на различных этапах идеалистами показывается, что программа познания, основанная как на исходном на объективизме, несостоятельна (что действительно всегда можно показать), чем и оправдывается идеалистический итог: или субъективизм, или агностицизм.
     Последовательно проводимый объективизм должен быть отвергнут из-за несоответствия реальной практике. Тогда если он полагается присущим материализму, то отвергается материализм, результат - субъективный идеализм. Если он полагается необходимым для познания объективного, то отвергается познаваемость - агностицизм. Те же, кто отвергает роль наблюдателя в "оформлении" "законов природы" и в то же время придерживается материализма и считает мир и неисчерпаемым, и познаваемым - не абсолютно, а относительно, - просто непоследовательно проводят объективистскую линию, принципы объективизма, неверно состыковывая различные, взаимоисключающие положения, ввиду чего их теоретическая позиция ущербна и в соответствующих случаях может заводить конкретные исследования в тупик, как это, например, произошло с проблемами обоснования статистической физики.
     Как отмечалось выше, Беркли опровергал материализм, приписав ему как естественное и необходимое (и сам он ничего другого при материализме не видел) объективистское представление о вещах, представление об обязательном их отдельном самостоятельном существовании.
     Исторически, и это вполне понятно, у нас субъективистские искажения считались более опасными, чем объективистские. Кроме того, критика объективизма была недостаточно широкой и глубокой просто в силу сложности и неразработанности вопроса, так как, по-видимому, для успешного, конструктивного и убедительного его анализа требуется объединение философских и конкретнонаучных исследований, что всегда создает проблемы. Ситуация тем более осложняется, что среди ученых-естественников довольно широко распространены неосознаваемые вульгарно-материалистические деформации - при нередко вполне искреннем мнении, что все это соответствует диалектическому материализму. По всему по этому при обычных декларациях о несостоятельности объективизма отсутствие объективизма зачастую воспринимается как присутствие субъективизма - с итогом: "это противоречит диамату" или, проще (у естественников), материализму.
     Таким образом, излишне перестраховываться и корректировать субъективизм объективизмом нельзя, они "оба хуже". 
     
     
     
     
§ 8. Об определении системы
     
     Известны трудности с определением системы (обзор определений можно найти в книге В.Н.Садовского /77/). Явно трудность заключается в том, что не могут понять и найти, что делает систему целой (набор элементов - единым целым), как и что выделяет именно такие-то элементы из всех наличных или как и что объединяет имеющиеся элементы в другую "вещь", придает набору новую сущность. О западных авторах говорить не приходится. Но и наши "системщики" в основном страдают принципиальным недостатком в методологии: они стараются вывести эту новую сущность из самого материала, из субстрата системы, из ее элементов (говорят - и из взаимодействия ее элементов, - но взаимодействие по сути тоже элемент) - так сказать, форма вещи есть дело самой вещи. Из изложенного выше явно следует, что этот прием не проходит, как не проходят редукционизм и объективизм, и понятно, как тут быть.
     Почему это вдруг полстолетия назад так резко возник бум интереса к вопросу о системах? Что именно обнаружилось? Да несводимость объекта к элементам его материала. Только наткнулись на эту несводимость в конкретных естественнонаучных исследованиях, когда материал исследований в связи с гигантским их расширением и развитием стал явно сопротивляться и это стало невозможно игнорировать - а до того в естествознании всегда была тенденция обходиться обычным объективизмом, что не слишком мешало в более простых задачах и допускалось обычными неточностями в практике и естественном языке.
     Перейдем к определению. Что существенное содержится в понятии "система" и что интуитивно (и безрезультатно) ищется в различных определениях системы? Ясно, что это нечто новое по сравнению с элементами, некое целое, не сводящееся к характеристикам субстрата и выступающее по отноше